Б. Другие признаки беспокойства 3 страница

Любовь к объекту и идентификация в пубертатном перио­де. Рассмотрим теперь, насколько аскетизм и интеллектуали­зация, характерные для пубертатного периода, соответствуют нашей схеме классификации защитных процессов в зависимо­сти от тревоги и опасности. Сразу видно, что аскетизм и ин­теллектуализация попадают в третий тип защиты. Опасность, угрожающая Я, заключается в том, что оно может быть затоп­лено инстинктами; более всего оно опасается количества ин­стинктов. Мы полагаем, что эта тревога возникает в ходе раз­вития индивида очень рано. Хронологически она принадлежит к тому периоду, в котором Я постепенно отделяется от недиф­ференцированного Оно. Защитные меры, к которым его застав­ляет прибегать страх перед силой инстинктов, направлены на поддержание этой дифференциации между Я и Оно и на обес­печение стабильности вновь установившейся организации Я.

Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 301

Задача, которую ставит перед собой аскетизм, заключается в том, чтобы удерживать Оно в определенных границах, попро­сту налагая запреты; цель интеллектуализации — теснее свя­зать инстинктивные процессы с мыслительным содержанием и тем самым сделать их доступными для сознания и подвержен­ными контролю.

Когда при внезапном возрастании либидо индивид отступа­ет на этот примитивный уровень страха перед силой инстинк­тов, покой инстинктивных процессов и процессов Я должен быть потревожен. Ниже я опишу две из наиболее важных осо­бенностей пубертатного периода и покажу их связь с этим про­цессом регрессии Я.

Наиболее примечательные явления в жизни подростков в ко­нечном счете связаны с их отношениями с объектом. Здесь осо­бенно заметен конфликт между двумя противоположными тен­денциями. Мы уже видели, что вытеснение, вызванное общей враждебностью по отношению к инстинктам, обычно выбирает для своих первых атак фантазии предпубертатного периода на тему инцеста. Подозрительность и аскетизм Я исходно направ­лены против фиксации субъекта на всех объектах любви его детства. Результатом этого, с одной стороны, является стремле­ние молодого человека к изоляции; начиная с этого времени он живет с членами своей семьи как с чужими людьми. Но врож­денная враждебность Я по отношению к инстинктам направле­на не только на его отношение к внешним объектам любвп; она направлена также и на его отношения со сверх-Я. В той мере, в какой сверх-Я в этом периоде все еще насыщено исходящим от отношений с родителями либидо, оно само рассматривается как подозрительный инцестный объект и становится жертвой последствий аскетизма. Я отчуждается также и от сверх-Я. Для молодых людей это частичное вытеснение сверх-Я, отчужден­ность от части его содержания является одной из величайших неприятностей подросткового периода. Основным следствием разрыва отношений между Яи сверх-Я становится возрастание опасности, грозящей со стороны инстинктов. Индивид стано­вится асоциальным. До возникновения этого нарушения тре­вога сознания и чувство вины, возникающие вследствие от­ношения Я к сверх-Я, были наиболее сильными союзниками

302 Раздел V. Детская психопатология

Я в его борьбе против инстинктов. В начале пубертатного пери­ода часто заметны преходящие попытки осуществить сверхнасы-щеиность всех содержании сверх-Я. Возможно, этим объясня­ется так i тзываемый идеализм подростков. Возникает следующая ситуация: аскетизм, сам являющийся следствием возрастания опасности со стороны инстинктов, ведет к разрыву связи со сверх-Я и тем самым делает неэффективными защитные меры, осуществляемые тревогой сверх-Я. В результате этого Я еще сильнее отбрасывается на уровень чистой инстинктивной тре­воги и характерных для этого уровня примитивных защитных механизмов.

Самоизоляция и разрыв с объектами любви, однако, не яв­ляются единственными тенденциями, возникающими в отно­шении подростков к объектам. Разнообразные новые привя­занности занимают место вытесненных фиксаций на детских объектах любви. Иногда индивиды привязываются к молодым людям своего возраста, и в этом случае связь приобретает фор­му страстной дружбы или влюбленности; иногда они привязы­ваются к старшим, которых признают лидерами и которые явно являются замещением покинутых родительских объектов. Эти отношения любви страстны и исключительны, но кратковре-менны. Людей выбирают как объекты и покидают безотноси­тельно к их чувствам, а на их место выбирают новых. Покину­тые объекты быстро и прочно забываются, но форма привя­занности к ним сохраняется в мельчайших деталях и обычно воспроизводится в отношении к новому объекту с точностью, похожей на навязчивость.

Помимо этой поразительной верности объекту любви име­ется еще одна особенность отношений с объектом в подростко­вом возрасте. Подросток стремится не столько обладать объек­том в обычном физическом смысле слова, сколько максималь­но уподобиться человеку, который в данный момент занимает в его прнвязанпостях центральное место.

Непостоянство молодежи общеизвестно. Почерк, речь, при­ческу, одежду и самые разные привычки она меняет намного легче, чем в любой другой период жизни. Часто одного взгляда на подростка достаточно, чтобы сказать, кто его старший друг, которым он восхищается. Но способность к изменению идет

Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 303

еще дальше. Со сменой одного образца на другой меняются жизненная философия, религиозные и политические взгляды, и, сколь бы часто они ни менялись, подростки всегда в равной мере твердо и страстно убеждены в правоте столь легко при­нятых ими взглядов. В этом отношении они напоминают тип пациентов, описанный Хелен Дойч в клинической работе по психологии взрослых как пограничный между неврозом и пси­хозом. Она называет их людьми типа «как если бы» (<<a!s o6>> Typus), потому что в каждом новом отношении с объектом они живут так, как если бы они действительно проживали свою соб­ственную жизнь и выражали свои собственные чувства, мнения и взгляды.

У девочки, которую я анализировала, механизм, лежащий в основе этих процессов трансформации, был особенно ясен. Несколько раз за один лишь год она переходила от одной друж­бы к другой, от девочек к мальчикам и от мальчиков к пожилой женщине. В каждом случае она не просто становилась безраз­личной к покинутому объекту любви, но испытывала к нему выраженную и сильную неприязнь, граничащую с презрением, и чувствовала, что любая случайная или неизбежная встреча с ним почти невыносима. После большой аналитической работы мы обнаружили, что эти чувства по отношению к бывшим дру­зьям вовсе не были ее собственными. Каждый раз, когда девоч­ка меняла объект любви, она считала себя обязанной подстраи­вать свое поведение и взгляды под поведение и взгляды своего нового друга, во всем связанном с ее внутренней и внешней жизнью. Она начинала переживать не свои собственные эмо­ции, а эмоции своего нынешнего друга. Неприязнь к людям, которых она раньше любила, в действительности не была ее собственной. При помощи процесса эмпатии она разделяла чувства своего нового друга. Таким образом, она выражала рев­ность, которую, как она воображала, он чувствовал ко всем, кого она раньше любила, или его (а не ее собственное) презрение к возможным соперникам.

Психологическая ситуация в подобных фазах пубертата может быть описана очень просто. Эта страстная и мимолетная фиксация любви вообще не является отношением к объекту в том смысле, в котором мы используем этот термин, говоря

304 Раздел V. Детская психопатология

о взрослых. Это — идентификация самого примитивного типа, такая, с какой мы встречаемся при исследовании развития в раннем детстве, еще до существования всякой объектной люб­ви. Таким образом, непостоянство в пубертатном периоде озна­чает не внутренние изменения в любви или убеждениях инди­вида, а скорее утрату личности вследствие изменений в иденти­фикации.

Процесс, выявленный при анализе поведения пятнадцати­летней девочки, возможно, прольет некоторый свет на ту роль, которую играет эта склонность к идентификации. Моя паци­ентка была очень красивой, очаровательной девочкой и все­гда играла заметную роль в своем окружении, но, несмотря на это, ее терзала неистовая ревность к сестре, которая была еще ребенком. В пубертатном периоде пациентка утратила все свои прежние интересы и была охвачена единственным желанием -^ вызывать любовь и восхищение мальчиков и мужчин, бывших ее друзьями. Она безумно влюбилась — на расстоянии — в маль­чика, который был намного старше ее и которого она иногда встречала на вечеринках и на танцах. В это время она написала мне ппсьмо, в котором выражала сомнения и тревоги в связи со своей влюбленностью.

«Пожалуйста, скажите мне, — написала она, —как мне вести себя, когда я встречаю его. Быть ли мне серьезной или веселой? Как я ему больше понравлюсь — если покажу, что умна, или если прикинусь глупой? Что Вы мне посоветуете — говорить все время о нем или говорить и о себе тоже?..» Когда пациент­ка в следующий раз встретилась со мной, я устно ответила на ее вопросы. Я сказала, что, по-видимому, нет необходимости планировать свое поведение заранее. Разве она не сможет в нужный момент быть самой собой и вести себя в соответствии с тем, что она чувствует? Она ответила, что такой способ никог­да не сработает, и произнесла длинную речь на тему о необхо­димости приспосабливаться к предпочтениям и желаниям дру­гих людей. Она сказала, что только так можно быть уверенной в том, что тебя полюбят, и, несмотря на то что этот мальчик любил ее, она просто не могла вести себя естественно.

Вскоре после этого пациентка описала фантазию, в которой нарисовала что-то вроде конца света. «Что будет, — спросила

Инстинктивная тревога в пубертатном периоде 305

она, — если все умрут?» Она прошлась по всем своим друзьям и отношениям и наконец вообразила, что осталась одна на всей Земле. Ее голос, выразительность интонаций и детали описа­ния говорили о том, что эта фантазия была выполнением ее желания. Она рассказывала с наслаждением, и фантазия не вызывала у нее никакого беспокойства.

Однако я напомнила девочке о ее страстном желании быть любимой. Днем раньше одной лишь мысли о том, что один из друзей не любит ее, что она теряет его любовь, было достаточ­но, чтобы погрузить ее в отчаяние. Но кто же будет любить ее, если она будет единственной уцелевшей из всего рода челове­ческого? Она спокойно отбросила мое напоминание о ее давеш­них печалях. «В этом случае я буду любить себя сама», — ска­зала она, словно освободившись наконец от всех своих тревог, и испустила глубокий вздох облегчения.

Это маленькое, сделанное на одной пациентке аналитичес­кое наблюдение указывает, как мне кажется, на нечто весьма характерное для некоторых связей с объектом в пубертатном периоде. Разрыв старых отношений, враждебность к инстинк­там и аскетизм — все это отвлекает либидо от внешнего мира. Подростку грозит опасность сместить свое объектное либидо с окружающих людей на себя. Так же как он регрессировал в сво­ем Я, он может регрессировать и в своей либидозной жизни от объектной любви к нарциссизму. Он избегает этой опасности судорожными усилиями, направленными на установление ново­го контакта с внешними объектами, даже если это может быть сделано только через его нарциссизм, т. е. при помощи ряда идентификаций. В соответствии с таким представлением эмо­циональные связи с объектом в подростковом возрасте пред­ставляют собой стремление к выздоровлению — и в этом отно­шении подростки также напоминают психотических больных в тот момент, когда их состояние в очередной раз начинает ме­няться к худшему.

При описании пубертатного периода я столько раз сравни­вала его характеристики с серьезным заболеванием, что (хотя это исследование и не претендует на полноту) мне, видимо, следует сказать несколько слов о нормальности и анормально­сти происходящих в этот период процессов.

306 Раздел V. Детская психопатология

Мы видели, что основой сравнения пубертатного перио, началом обострения психического заболевания является ф(мен, приписываемый нами количественным изменениям тексиса. В обоих случаях повышенный либидозный катек Оно прибавляется к инстинктивной опасности, эаставля удваивать свои усилия для защиты любым возможным спс бом. В психоанализе всегда понимали, что в человеческой я ни из-за этих количественных процессов каждый период i растаиия либидо может стать началом невротического или г хотического заболевания.

Кроме того, пубертат и обострение психоза напомин;

друг друга возникновением примитивных защитных уста вок, которые мы связываем со страхом Я перед, силой инсти тов — тревогой, которая отбрасывает назад больше, чем лю объективная тревога или тревога сознания.

Впечатление о нормальности или анормальности npoi сов, происходящих в пубертате у каждого отдельного инди да, будет, по-видимому, зависеть от доминирования какой-будь из перечисленных мною тенденций или нескольким них. Аскетический подросток выглядит для нас нормальньга тех пор, пока его интеллектуальные функции свободны иуд есть ряд здоровых связей с объектами. Это же относится подросткам, интеллектуализирующим инстинктивные npoi сы, к подросткам идеалистического типа и к тем, кто безул жно мчится от одной пламенной дружбы к другой. Но если кетическая установка упорно поддерживается, если проц интеллектуализации преобладает во всей психической жи;

и если отношения к другим людям основаны исключительно сменяющихся идентификациях, учителю или аналитику бу трудно определить из наблюдения, в какой мере это след рассматривать как переходную фазу нормального развит а в какой —уже как патологическую.

| Некоторые типы и этапы социальной дезадаптсщии 307

^Некоторые типы и этапы социальной дезадаптации'

^Социальная дезадаптация, обусловленная Прежними нарушениями объектной любви

,;Август Айхорн во введении к книге «Своенравная юность» I (1925) подчеркивает патогенное значение нарушений развития |эго и суперэго для социальной дезадаптации. Внутренние и ^внешние факторы, препятствующие нормальному развитию (разнообразных эго-функций, воздействуют на процесс «пер-;вичной адаптации к реальности», который Айхорн рассматри­вает как необходимую основу и предпосылку социального раз-[вития. С другой стороны, внешние и внутренние факторы, на-фушающие эмоциональное развитие ребенка и не допускающие '•формирования привязанности к постоянному объекту (роди­телям или заменяющим их лицам), препятствуют, как показы­вает Айхорн,-второму этапу социального развития, а именно — адаптации к культурным традициям общества, членом которо-Jro предстоит стать ребенку. Там, где отсутствуют нормальные ^эмоциональные связи, у ребенка нет достаточно сильного сти­мула соответствовать образцам окружающего его взрослого мира. Ему не удается усвоить те идентификации, которые долж­ны были бы стать ядром сильного и эффективного суперэго, противостоящего инстинктам и руководящего его поведением (в соответствии с общественными правилами и стандартами. i Co времени первых наблюдений, приведших к этим экспе­риментальным объяснениям асоциального поведения, многие ^исследователи и авторы с разных концов света подтвердили и (углубили предположения Айхорна. Ранняя изоляция, потеря любви или доверия к родителям, их продолжительное отсут­ствие или смерть, частая смена опекунов, жизнь в детских учреж­дениях, не обеспечивающих условий для развития личных при­вязанностей, — все это, в соответствии с открытиями Айхорна,

' Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. II. М., 1999. С. 244-259.

308 Раздел V. Детская психопатология

было выделено как наиболее часто встречающиеся при иссле­довании детей с асоциальным и делинквентным поведением факторы. Среди этих данных особое признание получили фак­ты, связанные со взаимоотношениями матери и младенца. Пер­вый год жизни — критический период, когда должен произойти наиважнейший переход от первичного нарциссизма к объект­ной любви, произойти постепенно, маленькими шагами. Посто­янно повторяющийся опыт удовлетворения первых телесных потребностей помогает лнбидозному интересу ребенка пере­ключиться с исключительной концентрации на том, что проис­ходит в его собственном теле, и направиться во внешний мир, к тем людям (мать или заменяющие ее лица), которые обеспе­чивают удовлетворение его потребностей. В тех случаях, когда мать либо часто отсутствует, либо невнимательна, либо эмоцио­нально нестабильна и амбивалентна и поэтому не может слу­жить постоянным источником удовлетворения, а также в тех случаях, когда уход за младенцем недостаточен, безличен или осуществляется разными людьми, трансформация нарцисси-ческого либидо в объектное происходит неадекватно. На всю дальнейшую жизнь сохраняется сильная тенденция к возвра­щению либидо от внешнего объекта любви к самому себе, как только внешний мяр не оправдывает каких-либо надежд. Тело и его потребности остаются более важными, что проявляется в усиленном акценте на аутоэротических удовольствиях (раска­чивании, сосании, мастурбации и т. д.). Ослабленное развитие либидо, проистекающее из такой ранней депривации, ведет в дальнейшем к неадекватным фиксациям у ребенка деструктив­ных побуждений'. В норме, деструктивные импульсы объеди­няются с проявлениями объектной любви на прегенитальном уровне инфантильного сексуального развития и таким образом придают силу и энергию преЭдиповой привязанности к мате­ри и проявлениям Эдинова комплекса. Если в любовной жиз­ни ребенка существует дефицит, деструктивные побуждения оказываются изолированными и проявляются более независи­мо, различными способами, от чрезмерно выраженной агрессив-

См. работу «Связь агрессии и эмоционального развития. Норма и патология» («Aggression in Relation to Emotional Development: Normal and Pathological»).

Некоторые типы и этопы социальной дезадаптации 309

ности до бессмысленной разрушительности. Последние явля­ются наиболее частыми источниками делинквентного и крими­нального поведения.

Существует, таким образом, большое разнообразие видов социальной дезадаптации, базирующихся на очень ранних на­рушениях развития объектной любви и являющихся результа­том ослабленных функций эго и суперэго. Дезадаптации тако­го рода обычно проявляются в начале латентного периода, то есть в то время, когда поведение все в большей степени стано­вится зависимым от внутренних связей между различными частями психики ребенка и когда его агрессивные действия начинают выходить непосредственно за семейный круг и обра­щаться к более широкому окружению.

Другие типы социальной дезадаптации

Построенное на этом образце теоретическое и практическое изу­чение проблем поведения, проводимое в последние годы, от­влекло внимание от других важных форм социальной дезадап­тации, имеющих иное происхождение, хотя и возникающих примерно в то же время (первая половина латентного перио­да) и проявляющихся в аналогичных симптомах. Эти иные на­рушения социального функционирования, являющиеся пред­метом данной статьи, базируются не на ранних задержках раз­вития объектной любви, но на конфликтах, принадлежащих нормальной области детской эмоциональной привязанности, особенно проявлениям Эдипова комплекса, являясь их след­ствиями и искажениями. Они происходят не из слабости фун­кций эго и идентификаций, но в дальнейшем могут повредить целостности эго. Эти типы социальной дезадаптации ближе по своему содержанию к невротическим, нежели чем к обычным аномалиям. Но, с другой стороны, они не могут быть поставле­ны в один ряд с неврозами: в отличие от невротических симп­томов их проявления не представляют собой образования, пред­назначенные поддерживать баланс сил между ид и эго. Скорее это вмешательство более или менее не искаженных либидоз-ных и агрессивных составляющих в сферу взаимодействия индивида с его реальным окружением. Наилучшим подходом

310 Раздел V. Детская психопатология

к пониманию разнообразия этих типов социальной дезадапта-ции будет рассмотрение возникающих в процессе развития ре­бенка несовершенств и неудач (в социальной деятельности. — прим. перев.), как нормальных переходных моментов.

Период нормальной социальной дезадаптации

Обычно Miii не применяем термин «асоциальный» к эмоцио­нальным проблемам, которые возникают между маленьким ре-1 бенком и его окружением, даже если они состоят из беспоря­дочного и разрушительного поведения, сильно беспокоящего семью, — первое социальное сообщество, которому принадле­жит ребенок. О ребенке нельзя сказать, «социально» или же «асоциально» он реагирует, прежде чем он обретет определен­ную способность объективно воспринимать и понимать окру­жающий его мир. В то время, когда его чувство реальности (Ferenczi, 1913) находится в процессе развития, его восприятие внешнего мира естественно и неизбежно будет спутанным и искаженным. Ребенок проходит через стадии идентификации элементов окружающего мира с собой и своим телом, проециро­вания нежелательных внутренних побуждений во внешний мир, фазу, когда его восприятие и мышление зависят от его желаний, а не от объективной реальности. Пока идентификации и проек­ции, магическое всемогущество и принятие желаемого за дей­ствительное доминируют в его мышлении, он может восприни­мать окружающий мир лишь субъективно, а не объективно. Та­ким образом, ребенок реагирует не на актуальную реальность, а скорее на то, что он полагает существующим в окружающем его мире. Его последовательное нежелание принимать ограничения, отказываться или откладывать исполнение желаемого, его пере-или недооценка своих сил (чувство величия или неполноценно­сти) — все это составляет присущую ребенку социальную дез-адаптац] но, постепенно, с разв! ithcm чувства реальности, уступаю­щую все возрастающей социальной приспособленности.

Если эти инфантильные модели психического функцио­нирования (пережитки первичных процессов?) сохраняются дольше обычного, связанное с ними поведение классифициру­ется как асоциальное.

Некоторые типы и этапы социальной дезодаптации 311

Один из таких случаев, а именно, искажение реальности вследствие проецирования внутренних побуждений индивида на внешний мир и как результат, враждебное, агрессивное или тревожное поведение по отношению к внешнему миру, был изучен и детально описан Мелани Кляйн (Melanie Klein) и ее последователями.

Перенос семейной ситуации как источник социальной дезадаптации

Временная социальная дезадаптация возникает далее из при­сущей ребенку тенденции смещать либидозное и агрессивное отношение с эмоционально значимых людей, к которым они возникли, на менее значимых и даже посторонних людей. Впол­не нормально для ребенка второго или третьего года жизни рассматривать весь мир, с которым он соприкасается, как рас­ширение своей семьи. Первоначально в своем воображении маленькие дети наделяют всех взрослых качествами, которы­ми обладают их родители, и ожидают от них той же заботы, которую они получают дома. С увеличением контактов ребен­ка с людьми вне семьи образуется постоянное перетекание эмо­ций с напряженных преЭдиповых и Эдиповых отношений (с близкими родственниками) на отношения ребенка к относи­тельно посторонним (людям). С точки зрения семьи, особенно маленькой, это снижает напряжения, которые иначе могут стать невыносимыми. С точки зрения окружающих, смещение эмо­ций (перенос) порождает нереалистичное отношение ребенка к окружающим, оказывающееся препятствием в его адаптации. В норме, ребенок, опираясь на опыт, учится различать взрос­лых, относящихся к нему позитивно или безразлично, и пони­мание этого постепенно снижает склонность к неразборчиво­му переносу эмоций. Вместо простого смещения чувств и кон­фликтов, вызывающих у окружающих протест и разногласия, ребенок становится способным устанавливать различные кон­такты. Он перестает видеть в других подобие своих родителей, но оценивает людей по их индивидуальным достоинствам и извлекает пользу из этого расширения своей эмоциональной жизни.

312 Раздел V. Детская психопатология

Этот шаг развития из семейного круга в более широкое об­щество не происходит, если преЭдиповы и Эдиповы отноше­ния слишком интенсивны и остаются неразрешенными. В та­ких случаях окружающая среда становится — в течение всего латентного периода, а иногда и далее — расширением поля бит­вы семейных конфликтов.

В этой сложной задаче выхода за пределы семейных взаи­моотношений ребенок получает разнообразную, часто недостаю­щую помощь от взрослых, ответственных за его воспитание.

Многие родители, особенно из среднего класса, имеют при­вычку обучать своего маленького ребенка тому, что взрослые, сколь бы посторонними они ни были, это «дяди» и «тети». Они сами с трудом принимают то, что ребенок, который так дорог для них, всего лишь терпим другими и часто воспринимается как помеха. В этих случаях родители и ребенок движимы оди­наковым стремлением рассматривать окружающий мир как расширенную семью.

Старорежимные детские сады и ясли были построены на этом же принципе простого расширения семейного круга. Наи­высшей похвалой воспитательнице было сказать, что она пре­успела в создании теплой семейной атмосферы в группе и хо­рошо справляется с материнской ролью. В некоторых странах воспитательницу официально представляли детям как «тетю» (Kjndergarten-Tante). Недостатки системы, предлагавшей сме­щать семейные реакции в новое окружение, были бы более оче­видными, если бы не формальные методы дисциплины и про­ведения запя! ий, распространенные в то время, которые подав­ляли спонтанные эмоциональные проявления ребенка и тем затушевывали ситуацию.

Современные детские сады устроены совершенно иначе. Взрослый ведет себя как учитель и намеренно воздерживается от принятия на себя родительской роли. Ограничивается телес­ный контакт с учащимися, избегается излишняя помощь ре­бенку в его телесном функционировании. Ребенка не берут на руки, не ласкают, не сажают на колени и т. д. Если раньше от­ношения строились только па доброте и привязанности, сейчас ребенку предлагаются интересные и увлекательные занятия иных, более тонких, косвенных (сублимированных) типов.

Некоторые типы и этапы социальной дезадаптации 313

Когда детский сад организован таким образом, поведение детей в нем заметно отличается от их поведения дома. Они реагиру­ют по-новому в ответ на новую атмосферу и новый подход к их способностям. Воспитатель занимает в жизни ребенка отдель­ное место, не становясь заменителем матери для разрешения неудовлетворенных эмоциональных проблем, но представляя как бы идеальную фигуру, отстраненную от инстинктивной жизни, с сублимированными интересами и требованиями ко­торой ребенок может отождествлять себя*.

Начальная школа в этом отношении развивалась в прямо противоположном направлении. Школы конвенционального типа обычно обращали так мало внимания на эмоциональную жизнь и конфликты ребенка, что внезапный переход из семей­ной атмосферы в абсолютно новую и более безличную группо­вую жизнь, особенно в школах-интернатах, становился шоком для ребенка и затруднял и замедлял внутреннюю адаптацию к окружающему. Там не было ни выхода, ни возможности для переноса чувств любовной привязанности к взрослому. Такая обстановка включала в себя риск обращения либидо, прежде участвовавшего в отношениях с родителями, внутрь, где оно могло чрезмерно усиливать аутоэротическую активность, либо жестоко обрушиваться на сверстников. Современные прогрес­сивные школы пытаются исправить эти ошибки, но, кажется, заходят слишком далеко в противоположном направлении. Вместо того чтобы заставлять ребенка приспосабливаться к окружению, они ставят задачу подгонки гибкого окружения к нуждам конкретного ребенка, так, чтобы обеспечить возможно

' Работа во время войны с бездомными детьми (Hampstead Nurseries, 1940— 1945) предоставила экспериментальное доказательство этого утверждения. В работе «Дети без семей» (Infants without Families, A. Freud and Burlingham, 1943) авторы пишут: «Крайне интересно наблюдать различие повеления де­тей в их интимных взаимоотношениях с их приемными родителями, с одной стороны, и с воспитателем группы — с другой. Мы в этой связи часто вспо­минали различия в поведении детей, живущих в семьях, которое они демон­стрируют в детском саду. Часто они очень хорошо и приемлемо ведут себя в группе, но очень сложно — дома. Это не связано с тем — как, кажется, думают многие воспитатели, — что матери не знают, как справиться с ребенком, а спе­циалист знает. Это происходит из-за разного эмоционального отклика на мать и учителя соответственно».

314 Раздел V. Детская психопатология

более широкое пространство для проявления способностей уче­ника. Во многих случаях дети используют это пространство не для развития своего потенциала, но для смещения и переноса любви, ненависти, ревности, тревоги, конфликтов, оставшихся от нерешенных семейных взаимоотношений. Там, где это про­исходит, результатом становится плохая адаптация к действи­тельности. Ребенок в итоге не может использовать те возмож­ности, которые предлагает ему современная школа. Его развитие идет по кругу вместо движения вперед и вырождается в серию повторений его прежнего эмоционального опыта.

Дата добавления: 2015-06-04