Психологический диагноз 1 страница

Низкая

Рис. 2.3. Шкала Хартмана

ревалидизации. Также требуется повторное обоснование надежности компьютер­ного варианта методики, ее рестандартизации на соответствующих выборках. Приведем некоторые примеры.

' Изучение влияния компьютеризации исследования на валидность психодиаг­ностических методик показало, что происходит изменение их содержательной валидности. Так, при работе с компьютерной версией теста Равена было обнару­жено, что испытуемые дают значимо более низкие показатели, нежели в обычных условиях обследования. Самого пристального внимания заслуживает сравнитель­но недавно обнаруженный и еще не до конца изученный феномен, суть которого в том, что при компьютерном предъявлении опросника (ММРГ) заметно усилива­ется тенденция давать неопределенные ответы. Стабильность результатов, явля­ющаяся характеристикой надежности диагностической методики, в случае изме­нения формы предъявления теста существенно снижается, превышая этот пока­затель при традиционном тестировании.

Обобщенный анализ психологических последствий компьютеризации психо­диагностики позволил выявить существенные изменения структурных компонен­тов деятельности (ее мотивов, целей и операций) по сравнению с традиционными формами (Тихомиров и Гурьева, 1989; и др.). В упомянутом исследовании авто­рами разработаны критерии дифференцированной оценки психологических по­следствий, показан их противоречивый характер по отношению к основному кри­терию — значимости последствий для повышения продуктивности деятельности. Последствия подразделяются на реальные и потенциальные, позитивные и нега­тивные, управляемые и неуправляемые (в этом исследовании изучались: мотива­ция, целеобразование и операционный состав компьютеризованной психодиагно­стической деятельности). Были выделены детерминанты (социальный заказ, раз­витие научного знания, специфика составления алгоритмов и программирования деятельности, техническое обеспечение работы компьютеров, организация дея­тельности, личностные особенности психодиагностов и обследуемых), которые регулируют соотношение позитивных и негативных последствий компьютериза­ции психодиагностической деятельности. При этом изменение детерминант вы­ступает как принцип управления последствиями компьютеризации.

Появление и распространение доступных систем психологического тестирова­ния на основе персональных компьютеров, как это ни парадоксально на первый

2.5. Тест как основной ин струмент психодиагностики 119

взгляд, отнюдь не способствует преодолению сложившегося в психодиагностике известного разрыва между теорией и практикой. Напротив, теоретические пробле­мы психодиагностики, в первую очередь связанные с пониманием природы инди­видуально-психологических различий, как бы загоняются внутрь, тормозится разработка интенсивных исследовательских процедур, которая подменяется экс­тенсивным развитием известных формализованных методик.

Эффект автоматизации интерпретации полученных в психодиагностическом обследовании данных двоякий. С одной стороны, это существенно облегчает ра­боту психологов-практиков, с другой — «навязанные» алгоритмы интерпретаций при их слепом воспроизведении на различных выборках испытуемых способству­ют появлению составленных с помощью компьютера псевдозаключений. Заметим, что за рубежом в последнее время, особенно среди высококвалифицированных профессионалов, ориентированных на индивидуальную диагностику, все более отчетливо проявляется тенденция неприятия чужих алгоритмов интерпретации тестовых результатов.

Интерпретационные алгоритмы некоторых популярных тестов выдают пользователю заключения, состоящие из общих, стереотипных утверждений, без труда принимаемых большинством людей как истинные, что сближает их с горос­копом и астрологическими календарями. Сказанное в первую очередь относится к психодиагностическим методикам, претендующим на «глобальный» диагноз личности. Сошлемся лишь на одно из многих зарубежных исследований. Экспер­ты-психиатры оценивали по 100-балльной шкале точность компьютеризованно­го тестирования больных с различными диагнозами по методике Роршаха и со­ставленного с помощью компьютера псевдозаключения. Точность реальных ком­пьютерных заключений составила в среднем 65,42 балла, а псевдозаключений — 60,42 балла. Таким образом, компьютеризированная система тестирования по Роршаху обладает только 5 %(!) различительной способностью.

К сожалению, бывает и так, что профессиональные инструменты психоди­агностов, совершенно незащищенные от неконтролируемого распространения, попадают в руки горе-энтузиастов или просто предприимчивых людей. Сегодня существуют широкие возможности несанкционированного распространения и применения тестов. В первую очередь этому способствует отсутствие (или их от­кровенная декларативность в случае наличия) документов, регламентирующих профессиональные и этические аспекты деятельности разработчиков и пользова­телей психологических тестов. Такое положение дел приводит к тому, что валид-ность известных и достаточно эффективных диагностических методик резко сни­жается, они фактически выводятся из профессионального оборота. В то же время выпавшая из поля зрения профессионалов практика компьютерной «аутодиагно-стики» приводит пользователя не только к заблуждениям, но зачастую наносит значительный ущерб его психике.

В странах СНГ компьютерная психодиагностика на нынешнем уровне ее раз­вития выполняет функцию экстенсивного воспроизводства диагностических ме­тодик при почти полном отсутствии профессионально-этического контроля за ^этим процессом. Определенные успехи адаптивного тестирования за рубежом относятся в основном к диагностике специальных способностей, тогда как диаг-

ностика личностных особенностей в режиме диалога между компьютером и обсле­дуемым остается проблематичной. Необходимость внедрения современной ин­формационной технологии в науки о человеке очевидна, однако эта «технизация» должна сочетаться с углубленным психологическим анализом последствий ком­пьютеризации психодиагностической деятельности. В этом направлении пока сделаны первые шаги. В то же время есть все основания полагать, что синтез со­временного психологического знания и еще далеко не реализованных возможно­стей новейших информационных технологий позволит успешно решать многие вопросы теории и практики психологической диагностики.

2.5.3. Об «объективных» тестах личности

В области психологической диагностики личности давно обсуждается вопрос о разработке так называемых объективных тестов¹. Разработчики объективных те­стов стремятся получить с их помощью «чистое» знание о личности, иначе гово­ря, те данные о личности, которые, с одной стороны, не фальсифицированы самим испытуемым, а с другой стороны — избежали влияния экспериментатора, напри­мер его теоретических предпочтений. Классическим определением объективного теста является то, которое уже довольно давно предложил Кеттелл: «Объектив­ный тест — это тест, цель которого скрыта от испытуемого (а поэтому результаты не могут быть фальсифицированы) и данные, полученные с его помощью, могут быть оценены независимо от лица, проводящего тестирование и интерпретацию» (Cattell, 1957). Стремление получить объективное знание о личности с помощью создания соответствующих тестов имеет свое теоретическое обоснование и свя­зано с так называемыми естественно-научными теориями личности

Естественно-научные (а поэтому признаваемые объективными) теории лично­сти достаточно хорошо известны в психологии, так же как имена их создателей и сторонников. Общим для представителей этого направления является то, что «объ­ективный критерий», позволяющий описывать личность, всегда обнаруживается за пределами психологической науки. И это вполне естественно, поскольку психо­логия с позиций представителей естественно-научного знания к «нормальным на­укам» не относится и, как например полагает Айзенк (Eysenck, 1993), не находит признания у «настоящих» ученых, которые отказываются воспринимать ее откры­тия в качестве заслуживающих внимание. Преобладающее большинство психо­логических теорий личности, с точки зрения таких «объективистов», лишено вся­кого смысла, в них не предлагаются критерии истинности тех или иных утверж­дений, они не согласуются друг с другом. Анализируя современное состояние психологии личности, тот же Айзенк к недопустимым и непроверяемым теориям относит те, которые были разработаны Фрейдом, Адлером, Юнгом, Бинсвангером, Хорни, Салливеном, Фроммом, Эриксоном и Маслоу. Как видим, список «псевдо­теорий» достаточно велик и, вероятно, может быть без труда продолжен. Основ­ной недостаток этих теорий, по мнению Айзенка, заключается в том, что они не со­ответствуют современной модели естественной науки. Он считает, что исключи-

¹ Не следует смешивать «объективные» тесты, о которых пойдет речь в этом разделе, с тестами, в ко­торых реализуется объективный подход к диагностике.

щельно естественные науки могут быть отнесены к нормальным наукам, посколь­ку они дают возможность получения объективных, проверяемых результатов.

Стремление многих психологов подражать естественным наукам появилось еще на ранних этапах развития экспериментальной психологии. Конец XIX и на­чало XX в. характеризовались бурным развитием естественных наук, и становле­ние экспериментальной психологии происходит во многом благодаря проникно­вению в психологию естественно-научного принципа измерения. Эксперименталь­ная психология во всем стремится следовать за теми областями знания, в которых были очевидны заметные успехи. Это области знания, оперирующие четкими ко­личественными показателями, полученными благодаря объективным методам ис­следования, результаты которых кажутся независимыми от исследователя.

В психологии личности можно найти немало теорий, которые испытали влия­ние естественных наук. Однако наиболее явно влияние со стороны физиологии. Физиологические исследования не только полагались (а многими исследователя­ми полагаются и сегодня!) образцом научности для психологии. Дело доходит до того, что «в психологии термин "объективное описание" употребляется в качестве синонима "физиологическое описание", а "психологическое" — в качестве сино­нима "субъективное"» (В. П. Зинченко, М. К. Мамардашвили, 1977).

Физиология рассматривалась и рассматривается в качестве науки, которая призвана объяснять психологические явления. Можно привести огромное коли­чество примеров, показывающих, как психологи для объяснения изучаемых ими явлений использовали понятийный аппарат физиологии. Порой это доходило до абсурда. Например, в бывшем СССР долгое время существовала традиция, в со­ответствии с которой любой соискатель ученой степени в области психологии был обязан в своем исследовании раскрыть связь изучаемой проблемы с основными положениями учения о высшей нервной деятельности. При этом предполагалось, что установление связи между психологическим феноменом и физиологически­ми переменными устраняет субъективизм, свойственный психологическим дан­ным. Действительно, порой физиологическое объяснение выглядит более четким и убедительным, чем психологическое и, что очень важно, является более простым и доступным для понимания. Следует заметить, что при объяснении психологи­ческих феноменов в терминах, например, учения о высшей психической деятель­ности реализовалась своеобразная «экономия психологического мышления». Не было необходимости думать о психологических механизмах, причинах и следстви­ях того или иного феномена. Физиология предлагала готовые ответы-шаблоны, их нужно было только подобрать применительно к полученным результатам. Это также в немалой степени способствовало «укоренению» естественно-научного объяснения психологических явлений. С одной стороны, не требовалось значи­тельных усилий для построения собственной системы объяснений, с другой — Достигалась столь желанная объективность, или, скажем точнее, иллюзия объек­тивности. Немаловажно и то, что при обнаружении физиологической основы пси­хологического явления реализовался материалистический принцип познания. Наконец, свою роль в стремлении подражать естественным наукам играет миро­воззрение, миропонимание исследователя. Мировоззрение многих из тех психо­логов, которые пытаются избавиться от субъективного (а для них это синоним

недостоверного) в психологии личности, формировалось под влиянием образова­ния, полученного этими учеными в области естественных наук.

В психологии не было и не может быть единственно правильной теории лич­ности, и понятно, что естественно-научная теория не устраняет автоматически другие теории, как ошибочно считает Айзенк. Каждая теория личности имеет осо­бый взгляд на природу человека. Согласно этому взгляду определяется методо­логия и процедуры исследования. Необъективируемые и не поддающиеся экспе­риментальному анализу положения в той или иной теории не могут быть причи­ной того, чтобы объявить эту теорию несостоятельной. Современная психология все еще не вышла за рамки интуиции в понимании многих психических явлений. Достаточно убедительное доказательство этого суждения — эффективность, на­пример, фрейдовской и адлерианской психотерапий, базирующихся на теориях, которые призывают «устранить» с появлением естественно-научной парадигмы. Развитие идей гуманистической психологии, своего рода антипод естественно­научной парадигмы, также подтверждение того, что прогресс достигается за счет «внутренних ресурсов». Нельзя не признать значительное воздействие гумани­стической мысли на развитие психотерапии, системы психологического консуль­тирования. Гуманистические теории личности существенно расширили предмет­ную сферу психологической науки. Пожалуй, все теории личности или их боль­шинство имеют достаточно возможностей для того, чтобы достичь внутренней валидности и развить собственные инструменты оценки. Естественно, что каждая теория дает ограниченное знание о личности и закрыта от данных другой теории. Задача будущего — не устранение той или иной теории, а построение единой ме­татеории, интегрирующей валидные данные из всех существующих теорий.

Споры между представителями естественно-научной парадигмы в психологии личности и сторонниками других методологических подходов продолжаются до­статочно давно. Они хорошо известны, и нет необходимости анализировать их более подробно. Упомянем только, что в разное время эти дискуссии принимали различные формы (экспериментальная парадигма против феноменологической, номотетический подход против идиографического, клинический диагноз против статистического и т. п.). Общим для всех дискуссий было одно. Спор шел о том, как в конечном счете изучать личность. Как подобное любому физическому (био­логическому) явлению или как уникальное явление. В дискуссиях на эту тему, периодически возникающих в психологии, сталкиваются в основном крайние точ­ки зрения. Причем нередко не замечается то, что в реальности психологической оценки личности (и на этом мы остановимся ниже) нет оппозиции между разны­ми способами ее познания.

При разработке большинства методик психологической диагностики их созда­тели стремились опираться на теорию измерения, принятую в естествознании. Получается так, что именно стремление к объективности, точности (по образцу естественных наук) привело к созданию многих известных и валидных методик. Это неоспоримо. Однако последующее стремление некоторых психологов создать «более объективные тесты», достичь максимально возможной объективности в измерении приводит к тому, что утрачивается психологический смысл исследова­ния личности. Погоня за постоянно ускользающей объективностью нередко при-

2.5. Тест как основной инструмент психодиагностики 1 23

водит к забвению того, что измерение осуществляется не в физике, а в области человеческого поведения. Хорошо иллюстрируют сказанное те объективные тес­ты, в которых пытаются по физиологическим индикаторам сделать выводы о пси­хологических особенностях личности. При создании таких «объективных» тес­тов все больше затруднений приходится испытывать при ответе на вопрос: что измеряется тестом?

Воплощение в жизнь одного из постулатов позитивизма, в соответствии с ко­торым естественные науки дают методологический стандарт, определяющий сте­пень развития и совершенства всех других наук, оказалось достаточно плодотвор­ным для становления и развития экспериментальной психологии. В то же время позитивистская исследовательская традиция принесла те методологические уста­новки, которые неприемлемы для изучения человеческой психики. Речь прежде всего идет о требовании устранения всего субъективного из научного знания. Этот императив требует от исследователя невозможного. Особенности познающего субъекта всегда будут проявляться в процессе познания и его результате. Некото­рые виды знания существуют только в субъективной форме, и это в первую оче­редь характерно для психологии. Нет необходимости доказывать то, что требова­ния позитивистской методологии не только обедняют психологию, но и в ряде случаев абсурдны. Подчеркнем, что использование «объективных» методов не обеспечивает объективности даже в тех науках, которые называют точными.

В связи со сказанным представляет интерес точка зрения А. Джеральда (Gerald, 1989), который полагает, что различные физические теории можно интерпретиро­вать как своеобразные проективные техники. Он утверждает, что понятия кванто­вой механики отвечают всем характеристикам, присущим этим методикам. Теории квантовой механики, предложенные различными учеными, отражают личностные особенности их авторов. Из этого следует вывод: то, что мы привычно называем физикой, — конечный материальный продукт аффективных и когнитивных про­цессов, зарождающихся в недрах субъективности человека, а физики-теоретики, стремящиеся доказать объективность своих теоретических построений, невольно отрицают субъективную реальность, из которой эти построения возникают.

Результаты любых исследований обретают смысл исключительно в рамках концептуальных установок ученого. На каждом этапе работы ученого его лично­стные особенности, интересы, принадлежность к определенной научной школе и т. д. будут влиять на конечный результат. Ни один эксперимент не может служить критерием достоверности знания. Более того, дедуктивная структура знания, слу­жащая образцом в естественных науках, эффективна лишь для изучения иерар­хически организованных объектов. В психологии изучаемые явления существуют в системе взаимных влияний, например аттитюды влияют на поведение, а пове­дение влияет на аттитюды (Юревич, 1992). Это ставит вопрос о целесообразно­сти использования в психологии дедуктивной структуры знания, предполагающей однонаправленную систему детерминации. Из сказанного следует, что парадигма физикализма, которой руководствуются при разработке объективных тестов лич­ности, приводит к результату, прямо противоположному ожидаемому — субъек­тивизму в интерпретации полученных данных. Действительно, результаты мно­гих объективных тестов либо с трудом поддаются психологической интерпрета-

ции, либо эта интерпретация произвольна. Сказанное не означает, что сегодня необходимо отказаться от использования объективных тестов. Необходимо лишь расстаться с иллюзией их объективности и допустить возможность существова­ния в психологии (находящейся в особом положении по отношению к другим нау­кам!) интуиции и здравого смысла исследователя, а также научности не только верифицируемого, подтвержденного эмпирическим опытом знания.

2.5.4. Адаптация зарубежных тестов

Становление психодиагностики в бывшем СССР (1970-е гг.) начиналось букваль­но на пустом месте. За исключением немногочисленных, так называемых «каче­ственных» методик диагностики умственного развития, не было тестов, в которых остро нуждалась возрождающаяся в здравоохранении, образовании и промышлен­ности психологическая практика. Поэтому вполне естественно внимание психо­логов к многочисленным зарубежным тестам, которые переводят на русский язык и начинают активно использовать в разнообразных исследованиях. При этом, чаще всего но незнанию, игнорировалось то, что перевод теста, каким бы профес­сиональным он ни был, — только начало достаточно длительного и трудоемкого процесса адаптации методики. В это время появляется множество переводов од­них и тех же тестов, выполненных, как правило, безымянными авторами, но тем не менее используемых психологами-практиками. Тестовый голод был настоль­ко силен, что в дело шли почти все материалы, появляющееся первоначально в самиздате, а позднее в многочисленных коммерческих изданиях, объединявших эти якобы адаптированные методики в сборники «лучших тестов». Понадобилось без малого десять лет, для того чтобы сформировалась элементарная психометри­ческая культура пользователей тестов. Тем не менее еще рано говорить о том, что в деле адаптации психологических тестов у нас наведен порядок.

Как хорошо известно, информация по тесту, предлагаемому для решения опре­деленных диагностических задач, должна как минимум состоять из:

♦ детального описания содержания измерительного инструмента;

♦ сведений о процедуре проведения и обработки полученных результатов;

♦ описания норм;

♦ данных о надежности;

♦ данных о валидности.

Редко какой зарубежный тест, используемый в СНГ, причем достаточно ши­роко, соответствует всем этим требованиям. Преобладающее большинство из при­меняемых у нас зарубежных тестов не может быть рекомендовано многочислен­ным психологам-пользователям, а значение получаемых с их помощью данных, как правило, не выходит за пределы тех конкретных научных исследований, в ко­торых они были использованы, да и то с известными оговорками.

Наименее сложны в адаптации проективные методики, стимулы которых не подлежат каким-либо изменениям. Это же можно сказать и о других невербаль­ных тестах. С наибольшими сложностями сталкиваемся при адаптации широко распространенных в отечественной психодиагностике личностных опросников. Процесс их адаптации нередко ограничивают следующими этапами:

2.5. Тест как основной инструмент психодиагностики 1 25

1) подготовка предварительного варианта перевода с оригинала на второй
язык;

2) экспертная содержательная оценка предварительного перевода с привлече­
нием лингвистов и профессиональных психологов, владеющих языком ори­
гинала;

3) проверка эквивалентности экспериментального перевода шкалы и ориги­
нала;

4) установление новой шкалы и сбор соответствующих норм на отечественной
выборке (Ю. Л. Ханин, 1977).

Остановимся на этой весьма распространенной схеме адаптации личностных опросников более подробно. Закономерно, что большое внимание при адаптации уделяется переводу с языка оригинала на язык пользователя. Здесь сталкиваемся со значительными трудностями, которые не всегда успешно преодолены в исполь­зуемых на практике переводах опросников. Одна из причин этого — стоящая за каждым опросником психометрическая проработка оригинала, заставляющая считать его неприкосновенным.

Д. Кэмпбелл, различая два вида перевода — симметричный и асимметричный¹, отмечает обычное для перевода стандартизированных опросников желание сохра­нить верность оригиналу, а в итоге «на свет появляется неуклюжая, экзотическая версия теста». Это происходит потому, что «образный, метафорический перевод, при котором идиомы языка, на котором осуществляется перевод, заменяют собой аналогичные идиомы оригинала, не допускался из боязни нарушить взаимоодно­значную идентичность вопросов» (Campbell, 1980, р. 307). Каждому специалисту, работающему в области психологической диагностики, неоднократно приходи­лось сталкиваться с такими «экзотическими» опросниками, с помощью которых могут быть получены данные скорее о степени понимания испытуемым сложных грамматических конструкций, нежели об особенностях его личности.

Лингвистический аспект адаптации личностных опросников означает приспо­собление лексики и грамматики к возрастной и образовательной структуре насе­ления, для которого эта методика предназначена, учет коннотативного значения языковых единиц и категорий. Показателен пример из опыта работы словацких психологов. Вопрос «Часто ли вы жаждете возбуждения?» в чешском и словац­ком языках имеет выраженное дополнительное эротическое значение по сравне­нию с языком оригинала (английским), в котором речь скорее идет об общей ак-" тивности (Септу, 1983).

По нашим данным, в ряде вариантов переводов ММР/на русский язык некото­рые утверждения не были понятны весьма значительному числу обследуемых, имеющих среднее образование. Своеобразным рекордсменом оказалось утверж­дение «Я люблю флиртовать». Подобные примеры, разумеется, нетрудно продол­жить. Многие из таким образом «адаптированных» опросников оказываются ра­ботающими лишь в условиях лабораторной «субкультуры».

¹ Симметричным называется тот перевод, в котором сохраняются как смысл, так и привычность, раз­говорность; асимметричный — сохранение верности одному из языков, обычно языку оригинала.

Необходимо также помнить, что перевод любого опросника — это не только сложная лингвистическая задача. В личностных опросниках всегда отражены осо­бенности культуры того общества, в котором они создавались. Нормам и ценно­стям одного общества трудно, а порой и невозможно найти эквиваленты в другой культуре.

Преодолев лингвистические и социокультурные препятствия, в итоге получа­ем новый опросник. Поэтому этапу сбора соответствующих норм на отечественной выборке должна предшествовать психометрическая адаптация опросника, вклю­чающая следующие процедуры: 1) анализ внутренней согласованности вопросов (утверждений), из которых составлена шкала, что обязательно по отношению к факторным шкалам; 2) проверка устойчивости к перетестированию; 3) анализ корреляций с релевантным критерием. Следует также отметить и специфичный для многошкальных опросников этап — проверка воспроизводимости структуры взаимоотношений между шкалами. Только после выполнения этих требований можно переходить к рестандартизации норм.

Как видно из сказанного, завершенная адаптация многих личностных опрос­ников по своему объему не уступает разработке оригинальной методики. Из это­го следует вывод: еще до начала адаптации зарубежного теста мы должны быть уверены в том, что именно данный тест необходим и восполняет определенные пробелы в диагностическом инструментарии. Поэтому адаптации теста должно предшествовать изучение его теоретических оснований. Мы уверены, что во мно­гих случаях на смену адаптации зарубежных тестов должна прийти разработка оригинальных методик.

Практика использования разнообразных психодиагностических тестов (методик) для изучения личности неразрывно связана с понятием «психологический диаг­ноз». Понятие «диагноз» (распознавание) широко используется в разных обла­стях науки и техники, ибо задача распознавания, определения существа и особен­ностей тех или иных явлений не считается прерогативой медицины. В литературе находим немало определений понятия «психологический диагноз». Медицинское понимание диагноза, прочно связывающее его с болезнью, отклонением от нор­мы, отразилось и на определении этого понятия в психологической науке. В та­ком осмыслении психологический диагноз — это всегда выявление скрытой при­чины обнаружившегося неблагополучия. «Диагноз, где бы он ни ставился — в медицине, в технике, в управлении, в прикладной психологии, — это всегда по­иск, выявление скрытой причины обнаружившегося неблагополучия, чаще всего в условиях множественности причинно-следственных связей» (В. И. Войтко, Ю. 3. Гильбух, 1976). Также и некоторыми зарубежными психологами термин «диагноз» в психологии предлагалось применять исключительно для «называ­ния» каких-либо расстройств, нарушений (Rosenzweig, 1949; и др.).

Подобные взгляды приводят к неправомерному сужению области психологи­ческого диагноза, из него выпадает все то, что связано с выявлением и учетом индивидуально-психологических различий в норме. Из психологической диагно-

стики произвольно вырывается наиболее обширная, исторически сложившаяся область исследований. Областью психологического диагноза являются индиви­дуально-психологические различия как в норме, так и при патологии.

Одной из наиболее разработанных теоретических схем психологического ди­агноза и сегодня остается предложенная известным польским психологом Яну-шем Рейковским (Reykowski, 1966), который выделяет четыре основных направ­ления в работе психодиагноста.

1. Осуществление диагноза деятельности, поведения, т. е. описание, анализ и
характеристика особенностей поведения обследуемого.

2. Осуществление диагноза процессов регуляции деятельности или изучение
психических процессов, благодаря которым осуществляется деятельность.

Дата добавления: 2015-06-04