Тестирование в образовании 6 страница

В психиатрии ограниченность нозологического (синдромологического) диагноза особенно отчетливо осознается в связи с задачами реабилитации психически больных. В связи с этим разрабатывается теория функционального диагноза. Этот диагноз складывается из трех частей: клинической, психологической и социальной (M. M. Кабанов, 1978; и др.). Функциональный диагноз дает врачу не только "название" болезни, но и позволяет ответить на вопросы о том, у кого (какой личности) и в какой среде (социальная микросреда) возникает болезнь.

В психологическом диагнозе, в отличие от медицинского, мы сталкиваемся с необходимостью выяснения в каждом отдельном случае того, почему данные проявления обнаруживаются в поведении обследуемого, каковы их причины и следствия.

Можно представить себе, что по мере обогащения психологического знания элемент выяснения в психологическом диагнозе, во всяком случае в текущей практической работе, не будет иметь столь существенного значения. Сегодня же ситуация специалиста в области психодиагностики отчасти сравнима с той, в которой оказывается путешественник, очутившийся в незнакомой местности. Он может

более или менее точно описать то место, где находится, но не имеет представления о том, какова местность в целом (Reykowski, 1966).

Психологический диагноз не ограничивается констатацией¹, а необходимо включает предвидение и выработку рекомендаций, вытекающих из анализа всей совокупности данных, полученных в ходе обследования в соответствии с его задачами. Таким образом:

психологический диагноз - конечный результат деятельности психолога, направленной на описание и выяснение сущности индивидуально-психологических особенностей личности с целью оценки их актуального состояния, прогноза дальнейшего развития и разработки рекомендаций, определяемых целью исследования.

Порой не всегда достигаемая в психологическом диагнозе однозначность, определенность, а также ошибки считаются следствием несовершенства психодиагностических методик. Следует согласиться с А. Левицким (Lewiski, 1969) в том, что этот источник ошибок не играет определяющей роли, ибо практически ни одна из диагностических методик не применяется изолированно, без привлечения других. В качестве источников неточностей, ошибок в диагнозе этим автором усматриваются: недостаточность времени, отпущенного на обследование, отсутствие надежных источников информации об испытуемом и низкий уровень наших знаний о законах, управляющих нарушениями поведения.

Более полный разбор причин диагностических ошибок находим у 3. Плевицкой (Plewiska, 1980), выделившей их две основные группы. Это ошибки, связанные со сбором данных и их переработкой. К первой группе ошибок относятся:

• ошибки наблюдения (например, "слепота" на важные для диагноза черты, проявления личности; наблюдение черт в искаженной качественно или количественно форме);
• ошибки регистрации (например, эмоциональная окрашенность записей в протоколе, свидетельствующая скорее об отношении психолога к обследуемому, нежели об особенностях его поведения; случаи, когда абстрактная оценка выдается за предметную, различия в понимании одних и тех же терминов разными людьми);
• ошибки инструментальные возникают вследствие неумения пользоваться аппаратурой и другой измерительной техникой как в техническом, так и в интерпретационном аспекте.

Основные ошибки в переработке, интерпретации данных:

• эффект "первого впечатления" - ошибка, основанная на переоценке диагностического значения первичной информации;
• ошибка атрибуции - приписывание обследуемому черт, которых у него нет, или рассмотрение нестабильных черт в качестве стабильных;
• ошибка ложной причины;

• познавательный радикализм - тенденция к переоценке значения рабочих гипотез и нежелание искать лучшие решения;
• познавательный консерватизм - предельно осторожная формулировка гипотез.

Вряд ли будет иметь значение дальнейшее перечисление или классификация возможных ошибок в психодиагностической работе. Эти ошибки могут возникнуть в любом акте познания. Психодиагностическую специфичность они приобретают при соотнесении с используемыми в каждом конкретном случае методиками, тестами, теоретическими предпочтениями исследователя.

Известно, что психологи, пользующиеся в своей работе тестом Векслера для оценки уровня интеллектуального развития детей (WISC-R), нередко совершают ошибки, ставящие под сомнение точность и надежность получаемой информации. Обнаружено, что наибольшее число ошибок совершалось при обработке данных, полученных по субтестам, предназначенным для оценки словарного запаса, понятливости и способности к составлению объектов. Американские психологи также выявили ошибки, наиболее типичные для студентов, обучающихся работе с тестом для измерения интеллекта взрослых (WAIS-R) и субтесты (или вопросы), коррелирующие с наибольшим числом ошибок. В целом оказалось, что студенты в среднем допускают 8,8 % ошибок на протокол. Исправление этих ошибок привело к изменению 81 % показателей!

Создание своего рода каталогов наиболее распространенных, типичных ошибок, возникающих при проведении и интерпретации отдельных психодиагностических методик (групп методик) - актуальная задача, имеющая важное практическое значение.

¹ Разумеется, в некоторых случаях обнаружение определенного признака, например констатация какого-либо неблагополучия, - необходимое и достаточное условие психологического диагноза, однако в своем развернутом виде психологический диагноз включает в себя последующие действия, обеспечивающие его практическую ценность.

2.7. О диагностике черт личности
и "измеренной индивидуальности"

Одно из важнейших понятий психодиагностики - понятие психического свойства. Психические свойства - это относительно стабильные образования, и их принято отличать от нестабильных, динамичных во времени состояний. Нередко высказывается мнение о том, что, приступая к измерению психологических свойств (черт) личности, необходимо убедительно доказать сам факт их существования. На сегодняшний день предложено множество терминов для обозначения этих черт (например, "тревожность", "интроверсия", "радикализм" и др.). Однако возникает вопрос о том, насколько в этих терминах отражаются реалии поведения всех людей. Различные ответы на этот вопрос образуют номотетический и 148 идиографический ¹ подходы.

Номотетический подход предполагает существование некоторых общих законов, справедливых для всех явлений данной области исследований. Применительно

к личности утверждается реальность общих черт. Так, когда у обследуемого наблюдается, например, тревожность, считается возможной разработка некоторой общей меры этой личностной черты, которая позволит распределить всех людей по степени ее выраженности. При этом обычно соглашаются с тем, что если у двух обследуемых оказываются идентичные показатели по той или иной шкале (тесту), то следует считать их обладающими одинаковыми психологическими чертами.

Сторонники идиографического подхода настаивают на уникальности, неповторимости психической организации отдельной личности, избегая любых "объективных" (количественных) методик ее исследования. Но невозможно вести научное исследование личности, предполагая, что каждое ее проявление своеобразно, лишено общего. Противопоставленность номотетического и идиографического подходов в зарубежной психологии личности - следствие игнорирования диалектических связей, существующих между единичным, особенным и всеобщим.

Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (частичка, или сторона, или сущность) отдельного. Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое отдельное неполно входит в общее и т. д. и т. д.¹

В последние годы среди западных психологов растет неудовлетворенность противопоставлением номотетического и идиографического подходов в изучении личности, отмечается искусственность такого противопоставления. При этом указывается, что в истории психодиагностики имеются примеры плодотворной интеграции этих подходов (осуществленное Олпортом изучение ценностей и личных документов и др.). Предполагается, что интеграция номотетического и идиографического подходов может быть осуществлена в так называемой "диалогической модели" (Hubert, 1988; и др.) взаимодействия психолога и обследуемого. В этой модели психолог выступает как "эксперт общего уровня", а обследуемый как "эксперт личностных смыслов и значений".

Известная уязвимость номотетического подхода заключается в том, что мы можем без труда привести множество примеров, доказывающих ситуативную специфичность в проявлении любой психологической черты. Обнаружив интровертированность индивидуума, нельзя сделать вывод о том, что эта черта будет постоянной, вне зависимости от определенных условий. Человек может быть в некоторых ситуациях и отношениях интровертом, в других - экстравертом. Получается, что на основании того, как действовал индивидуум в определенной ситуации, нельзя достаточно точно прогнозировать его поведение в другой ситуации.

Ситуационная специфичность особенно отчетливо обнаруживает себя в некогнитивных свойствах личности. "Более высокая по сравнению с некогнитивными межситуационная согласованность и стабильность во времени когнитивных функций отчасти объясняется большей стандартизованностью реакций индивида в интеллектуальной области по сравнению с областью личностных свойств" (А. Анастази, 1982, кн. 2, с. 149).

Такая неустойчивость личностных черт порождает скептицизм по отношению к методикам, их измеряющим. Вероятно, в наиболее резкой форме отсутствие

постоянства, устойчивости психологических черт личности подчеркивалось В. Мишелем (Mischel, 1968, р. 13-36). Его критика во многом справедлива, ибо нет оснований полагать жесткость, неизменность личностных особенностей, взятых безотносительно к социальной среде. В то же время если признать, что у людей отсутствуют относительно устойчивые черты, проявляющиеся в их поведении, то понятие индивидуальности становится бессмысленным.

Переосмысление представлений о стабильности черт личности, начавшееся за рубежом в 1960-е гг., заставляет исследователей обратиться к тому, что находится за ее пределами - объективному социальному и физическому окружению. Весьма длительный период своего развития психодиагностика была ориентирована на поиск внутренних, субъективных детерминант поведения. Социальная среда, как справедливо (хотя и несколько гиперболизируя) пишет А. В. Петровский (1981), имплицитно представлялась неизменной, аморфной, бессодержательной.

Исследования, обращенные к анализу среды, в которой осуществляется поведение, в известной степени формируют мнение о том, что измерение индивидуально-психологических различий может быть вполне и с большим успехом для познания личности заменено изучением различий между социальными ситуациями, в которых осуществляется поведение. При этом указывают на сравнительно невысокую валидность многих личностных методик (Mischel, 1968; и др.). Однако и сегодня мы не располагаем убедительными данными о том, что ситуационными различиями можно объяснить основную долю вариативности поведения. Напротив, результаты, полученные с помощью дисперсионного анализа, говорят о том, что доля ситуационных факторов в поведении менее значительна, нежели личностных, и составляет 10,2 % (Хекхаузен, 1986). Тогда, может быть, изменения в поведении объяснимы взаимодействием личности и ситуации?

Интересна в этом плане эволюция взглядов В. Мишеля, которая отражает основные моменты становления системного подхода к личности в зарубежной психологии: от разочарования в значении индивидуальных различий и в связи с этим гиперболизации роли ситуативных факторов к анализу взаимодействия субъективных (личностных) и объективных (ситуационных) детерминант поведения. Сегодня, как и в своих ранних работах, Мишель не отступает от утверждения о том, что информация об окружающей среде имеет большее значение для прогноза поведения, нежели измерение с помощью тестов, над которыми он призывает подняться во имя счастливого будущего исследований личности¹: "Традиционно исследования личности, ориентированные на теорию черт, ставили своей задачей определение индивидуальных различий в реакциях на "одинаковую" ситуацию, обычно в форме стандартизованных тестовых вопросов. Но некоторые наиболее явные различия между людьми можно успешно выявить не путем изучения их реакций на одну и ту же ситуацию, а анализируя отбор ими ситуаций, условия (стимулы), создаваемые для проявления себя. В реальных жизненных условиях психологические "стимулы", воздействующие на людей, ничего общего не имеют

с заданиями личностных опросников, инструкциями эксперимента, неодушевленными предметами, а исходят от людей и их взаимоотношений" (Mischel, 1977, р. 248).

Но, как бы ни было велико для оценки личности значение ситуационной информации, приходится признать и не последнюю роль индивидуальных различий, ибо "если человеческое поведение детерминировано множеством взаимодействующих переменных, исходящих из двух сфер, индивида и окружающей его среды, - тогда тот, кто сосредоточит свое внимание на одной из них, неизбежно придет в своих заключениях и обобщениях к ограниченным выводам" (Там же, р. 246).

С этим можно только согласиться, хотя автор этих строк и оговаривается, что важнейшее значение данные об индивидуальных различиях приобретают лишь в случаях минимума или отсутствия ситуационной информации, а также тогда, когда ситуационные переменные слабо воздействуют на индивидуума. Будущее личностных измерений В. Мишель усматривает в установлении индивидуальных различий на предпочитаемые ситуации, создании на этой основе профилей ситуаций, выступающих с высокой и низкой частотой, и соответствующих им профилей поведенческих проявлений.

Итак, причины того или иного поведения зачастую обусловлены не свойствами личности и не особенностями ситуации, а их взаимодействием. Уже упомянутые выше данные, полученные при использовании дисперсионного анализа, подтверждают то, что взаимодействием между личностью и ситуацией может быть объяснена большая доля изменчивости поведения, нежели свойствами субъекта и объекта, взятыми отдельно.

Однако статистическое понятие взаимодействия, в силу рассмотрения как личности, так и ситуации в качестве изолированных и неизменных целостностей, не раскрывает психологической сущности этого процесса. Взаимодействие "личность - ситуация" выходит за пределы статистического понятия взаимодействия в дисперсионном анализе и должно быть понято как процесс взаимовлияния (Хекхаузен, 1986).

В советской психологии в анализе связей, существующих между личностными свойствами и социумом, допускалась возможность преобразования этих свойств. Усматривалось в этом доказательство положения об относительной устойчивости личностных черт, противостоящего "как бескрайнему релятивизму социальных ролей, так и представлению об устойчивости личности как своего рода интеграла составляющих ее ригидных качеств" (Петровский, 1981, с. 63). А. В. Петровский предполагает, что феномены индивидуальной психологии "существенно преобразуются в условиях совместной предметной деятельности и общения, характерных для данного уровня развития группы, в которую включена личность" (Там же, с. 62). Проверка этой гипотезы осуществляется "применительно к внушаемости как свойству личности и во всем ей противоположному явлению - коллективистическому самоопределению как феномену межличностных отношений в группе" (Там же, с. 62). Реализуется следующая экспериментальная процедура. В реально существующих группах около трети обследуемых обнаруживали тенденцию к внушаемости в незначимой ситуации независимо от уровня развития группы (от диффузной до коллектива). Затем прослеживалось, как будут

вести себя эти испытуемые в условиях эксперимента на обнаружение феномена коллективистического самоопределения в группах разного уровня развития. Лица, входящие в группу высшего уровня развития (коллектив), о которых при использовании незначительных воздействий был сделан вывод об их внушаемости, обнаруживали коллективистическое самоопределение, отстаивали коллективные ценности, т. е. не поддавались внушению. Из этого делается вывод, что такое индивидуально-психологическое качество, как внушаемость, обнаруживает себя преобразованным.

Мы считаем это заключение необоснованным. Конформные реакции обследуемых в незначимой социальной ситуации - основание явно недостаточное для заключения о наличии у них внушаемости как свойства личности. Ведь эксперимент на конформность как раз и характеризуется известной обезличенностью - в нем, как правило, не затрагивается личностно значимое. На деле происходит преобразование не личностных качеств, а экспериментально фиксируемых феноменов, порожденных межличностными отношениями. Внушаемость как свойство личности не может превратиться в коллективистическое самоопределение. Это произойдет с внушаемостью, вызванной к жизни определенными условиями взаимодействия людей в группе. Внушаемость как свойство личности, наряду с другими ее свойствами, будет определять индивидуальные формы (своеобразие) проявления отмеченных феноменов межличностных отношений. Таким образом, гипотеза о преобразовании индивидуально-психологических свойств личности в феномены межличностных отношений не подтвердилась, да и не могла подтвердиться.

Любые качества личности существуют постольку, поскольку они проявляются в ее активности, взаимодействии с социальным окружением и в этом смысле являются феноменами социально-психологическими. Но они в то же время и явления индивидуально-психологические. Нет необходимости, да и невозможно отделить свойства личности от источника их происхождения. Структура личности одновременно является и индивидуально-психологической и социально-психологической. Социальная среда скорее не преобразует уже сформированные (не без ее участия!) качества личности, а определяет многообразие их поведенческих реализаций. В этом ключ к пониманию относительной устойчивости свойств личности, на измерение и оценку которых ориентирована психодиагностика. Психические черты (свойства) должны быть поняты как обобщенные диспозиции, гибкая готовность действовать определенным образом. Они внутренне взаимодействуют друг с другом и ситуацией, не предопределяя отдельных поступков, но обнаруживая относительно устойчивый общий тип поведения, внутреннюю диспозиционную последовательность. Отказ от диагностики свойств, качества лишает психологию средств описания и понимания личности, превращает ее в некую теоретическую абстракцию.

Обсуждение проблем диагностики личности требует от автора указания на то, что он понимает под личностью, ибо содержание, вкладываемое в это понятие, далеко не однозначно. Для нас личность выступает в двух ипостасях: в качестве категории психологической науки и как объект психологического исследования.

Личность в статусе психологической категории в отечественной науке чаще всего понимается, вслед за А. Н. Леонтьевым, как системное и поэтому "сверхчувственное"

качество, приобретаемое индивидом в общественных по своей природе отношениях. При этом методологическое значение приобретает разделение понятий "личность" и "индивид" (Асмолов и др., 1980; и др.). Психологи, стремящиеся понять личность как сверхчувственное качество (читай - чисто социальный продукт), связывают понятие индивида, его свойства с предпосылками формирования и функционирования личности. Индивид выступает как некое природное существо, обладающее теми или иными врожденными свойствами.

В эмпирическом психологическом исследовании личность предстает в единстве социального и природного. Индивидное и личностное не обособлено, их противопоставление утрачивает свое значение, ибо исследуется не научная категория, а реальность. "Противопоставление человека, индивида и личности не должно быть чрезмерным: онтологически за ними стоит один и тот же объект. Иванов, Петров, Сидоров - это и индивиды и конкретные личности" (Додонов, 1985, с. 37). Известная отторгнутость понятий "личность" и "индивид", будучи осознаваемой в последнее время и в области теории, заставляет искать пути вхождения индивидных качеств в жизнь личности (Асмолов, 1986; и др.). К сожалению, многие бесплодные "методологические" споры о "личностном и индивидном" были вызваны тем, что теория и практика исследований личности в отечественной психологии, вплоть до последнего времени, существовали сами по себе, не пересекаясь и, по сути, не влияя друг на друга.

Личность, изучаемая психологом, предстает перед ним как индивидуальность. Это определяет и основную задачу психологии - раскрытие личности как индивидуальности. Как очень точно заметил Б. Ф. Ломов (Ломов, 1984), личность - это преимущественно проблема общественных наук, имеющая, конечно, и психологические аспекты, а проблема индивидуальности в первую очередь проблема психологии.

Психодиагностика имеет свою специфику в изучении индивидуальности. Это самостоятельное направление исследований обладает развитым понятийным аппаратом и многочисленными методиками, в итоге использования которых возникает особая форма описания личности - измеренная (оцененная) индивидуальность. Что можно ожидать в результате выделения и применения конструкта "измеренная индивидуальность"?

Следует исходить из того факта, что разные средства познания с неизбежностью приводят к различным описаниям одного и того же объекта и, далее, в ходе развития этих средств - к формированию относительно независимых предметов познания. Целью психодиагностики является описание индивидуально-психологических особенностей, свойств личности в интересах теории и практики. Отсюда следует, что она имеет свой предмет познания и собственные процедуры, в качестве которых выступают психодиагностические методики. Наиболее значительная группа последних - это методики, направленные на измерение (оценку) индивидуально-психологических особенностей. Поэтому предмет познания в границах психодиагностики может быть условно разделен на измеряемые и лежащие вне сферы измерения индивидуально-психологические феномены. Примером неизмеряемого психодиагностического конструкта (не диагностируемого, но

обнаруживаемого соответствующими процедурами анализа) является эдипов комплекс, а измеряемого - достаточно длинный и известный перечень свойств (черт) личности.

Экспериментальные исследования личности порождают знания, используемые прежде всего в рамках теоретического познания. При этом за теоретическим познанием признается право на собственный концептуальный аппарат, а само познание может происходить и во внеэкспериментальной форме (самостоятельное развитие концептуального аппарата, мысленный эксперимент и т. п.). В психодиагностике происходит подобное (хотя и без должного методологического обоснования и анализа) развитие собственного концептуального аппарата, как говорилось выше, по двум направлениям: измеряемой и неизмеряемой индивидуальности. В этих двух направлениях сформировались системы понятий, конструктов, отражающих собственные предметы и средства их познания. С признанием этого факта возникает задача развития концептуального аппарата психологии измеренной индивидуальности, осмысления его межпредметных связей и, прежде всего, с теоретическим описанием личности.

Прежде всего мы считаем необходимым преодолеть сложившееся в психологической науке механическое смешение диагностических исследований с имеющимися представлениями о личности. Например, необходимо отделить создание и развитие проективной техники диагностики личности от попыток интерпретации получаемых данных с различных теоретических позиций. Так, независимо от интерпретаций, в проективных техниках существует проблема изучения особенностей стимульного материала, например степени его структурированности. Эту степень можно измерить (в некоторых случаях) "физическими" методами, например калориметрией, а можно пойти путем исследования разнообразия ответов испытуемых. Каждая из этих возможностей имеет свои основания степени точности: в физическом приборе - это его устройство и шкала, а во втором случае она будет зависеть от таких параметров, как выборка, ситуация тестирования и др. Ни тот ни другой путь изучения структурированности стимульного материала не зависят от исходных концепций проективного подхода как теоретического конструкта.

Возникает парадокс теоретического и психодиагностического описания одной и той же реальности, суть которого заключается в гносеологическом различии между "теоретической" и "измеренной" личностью, отличающейся в свою очередь от личности реальной. Поэтому неудивительно, что попытки отождествления "теоретической" и "измеренной" личности в конечном счете малопродуктивны и носят искусственный характер.

Три уровня описания измеренной индивидуальности - это психодиагностический метод, диагностические подходы и конкретные методики, о чем речь шла выше. Между ними существуют отношения субординации. Каждый более высокий "слой" как бы обобщает более низкие, в свою очередь конкретизирующие более высокие. Требование трехмерного уровневого изучения предмета, т. е. предмета, представленного в трех ипостасях (во-первых, самого по себе, во-вторых, как элемента более широкой системы и, в-третьих, взятого в соотношении с его микромасштабным анализом), реализуется в рассмотрении психодиагностического метода, во-первых, самого по себе, во-вторых, как элемента системы исследовательских

методов психологии и, в-третьих, взятого в соотношении с психодиагностическими подходами, т. е. данными микромасштабного анализа.

В соответствии с предложенной схемой психодиагностический метод предстает в виде иерархии выше- и нижележащих по отношению к психодиагностическому подходу уровней, знание о которых входит в знание о нем самом. При этом формируется системное представление о психодиагностическом методе. Конкретные измерительные психодиагностические методики выступают в качестве основы для диагностического подхода, а диагностический подход - для психодиагностического метода. Однако влияние вышестоящих уровней на нижестоящие не односторонне - существует и обратное влияние: конкретных методик на диагностические подходы, а диагностических подходов - на психодиагностический метод в целом; это влияние "сверху вниз" и "снизу вверх". Таким образом, можно говорить о "лестнице оснований" (В. П. Кузьмин, 1986). Итак, подсистемами психодиагностического метода являются три диагностических подхода, которые в качестве своих элементов включают конкретные психодиагностические методики. Представленная система психодиагностического метода, как уже было отмечено, одновременно выполняет и классификационную функцию.

Теория измеренной индивидуальности занимает промежуточное положение между глобальными психологическими теориями, по сути, теоретическими моделями (психоанализ, теория деятельности и пр.) и рабочими "микротеориями", конкретизируемыми применительно к задачам исследования. Тем самым теория измеренной индивидуальности заполняет определенный теоретический вакуум в системе психологического познания. При этом между теориями разного уровня существуют взаимовлияния: на формирование и развитие каждой из теорий накладывают отпечаток как выше, так и нижерасполагающиеся теории.

Теория измеренной индивидуальности относится к теориям среднего уровня¹, которые могут быть определены как своеобразные мосты между эмпирическим материалом и общей теорией. Эта теория имеет собственную область применения, не совпадающую с областями применения других психологических теорий. Теоретические модели и конституируемую теорию можно "примирить" как теорию высшего и более низкого (т. е. среднего) уровня соответственно. Теоретические модели представляют собой (что мы полагаем существенным) опосредствованное знание, тогда как теория измеренной индивидуальности "вырастает" из непосредственно наблюдаемых результатов психодиагностического исследования.

Термин введен американским социологом Р. Мертоном (Merton, 1947) в ходе полемики с Т. Парсонсом, сторонником создания "всеохватывающей" теории.

Теории среднего уровня играют роль посредников между малыми рабочими гипотезами и широкими теоретическими спекуляциями. Главная цель построения этих теорий - обеспечение гибкой связи между эмпирическим и теоретическим уровнями исследований.

¹ В отечественной литературе для обозначения этого подхода употребляется термин идеографический (от греч. idea - идея, образ и grapho - пишу; см., напр., предисловие Ю. М. Забродина и В. И. Похилько к книге Ф. Франселла и Д. Баннистер, 1987). Мы считаем наиболее точно отражающим сущность данного подхода термин идиографический (от греч. idios - своеобразный, особый и grapho - пишу).

¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч. 5-е изд. - Т. 29. - С. 318.

¹ Заслуживает внимание предложение Мишеля о том, что при проведении исследований необходимо отказаться от обычно принятого представления об испытуемом как объекте. Пассивная роль, отводимая испытуемому, лишает исследователя важной информации. Испытуемого, считает он, необходимо превратить в активного помощника исследователя, эксперта самого себя.

Дата добавления: 2015-06-04