Перенос и отношения между людьми

Установки Я-ОНО и Я-ТЫ

В предшествующих главах мы рассмотрели разные аспекты таких явлений, как перенос и контрперенос. Это особые формы проекций, возникающих во время аналитической сессии. Принимая во внимание, что проецирование — естественный процесс, который так или иначе присущ любым человеческим отношениям, зададимся вопросом: а что же такое истинные человеческие отношения?

Я хочу предложить вниманию читателя несколько возможных ответов на этот вопрос, основанных на идеях Мартина Бубера и нашедших отражение в книге «Я и Ты» (1922). Взгляды Бубера в сжатой форме приведены в книге Ж. Маккуэйри «Религиозные мысли двадцатого века»:

«В мироощущении человека существуют две главные установки, которые отражаются в двух основных словосочетаниях: "Я-Оно" и "Я-Ты". Причем "Я" не имеет смысла вне отношения с "Оно" или "Ты". Более того, "Я", которое нам слышится в этих двух базовых сочетаниях, всякий раз оказывается разным. Основное слово "Я-Ты" может быть сказано всем существом. Основное слово "Я-Оно" никогда не может быть сказано всем существом»52 (J. MacQuarrie, Twentieth-Century Religious Thought, p. 196.).

Многие мысли и идеи Бубера относительно этих двух основных установок меня не слишком убеждают, так как он прежде всего был философом, а не психологом. Действительно, Бубер не признавал глубинную психологию. Однако его концептуальные установки Я-Оно и Я-Ты очень подходят психологу, анализирующему межличностные отношения.

Установка Я-Оно может означать, что внешний мир и все окружающие люди воспринимаются человеком как объекты. Разумеется, это восприятие может происходить на многих уровнях. Люди могут быть предметом моих размышлений и моей критики, но вместе с тем я могу их рассматривать и как объекты, удовлетворяющие мои потребности или вызывающие у меня страх, а это значит, что человек сознательно или чаще бессознательно использует окружающих его людей. Например, президент крупной компании может использовать своих служащих как объекты, обеспечивающие финансовое процветание его фирмы и смотреть на людей исключительно с точки зрения их соответствия своей цели. Однако бывают ситуации, когда отношения Я-Оно оказываются взаимовыгодными. С одной стороны, я могу поддерживать отношения с влиятельным человеком, потому что они способствуют моей карьере; с другой стороны, влиятельные люди любят окружать себя теми, кто может оценить их по достоинству, так как такое окружение придает им ощущение силы. Что за король, у которого нет подданных? Вместе с тем очень хорошо известно об одиночестве короля, окруженного сонмом приближенных. Именно о таком одиночестве и потребности в том, что составляет суть Я-Ты отношений, идет речь в монологе короля Филиппа II Испанского в «Дон-Карлосе» Шиллера. Установка Я-Оно не дает возможности прикоснуться к чему-то очень важному, «тому, что никогда не может быть сказано всей сущностью», а значит стать основой для полноценных и всеобъемлющих отношений.

Не будет сильным преувеличением сказать, что установка Я-Оно часто играет ту или иную роль в близких отношениях, хотя эта роль заметна далеко не всегда. Например, молодому человеку может быть очень важно, чтобы его подруга была красивой и привлекательной. Это означает, что в данном случае отношение Я-Оно оказывается приоритетным, ибо мужчина может бессознательно использовать красоту находящейся с ним женщины для повышения своей самооценки. Он ощущает потребность в том, чтобы им восхищались и завидовали его успеху у женщин и, в частности, тому, что он может добиться расположения такой красивой женщины. Она составляет предмет его гордости, поэтому молодой человек обязательно должен ею обладать. Мне вспоминается одна молодая женщина, которая была объективно очень красива и, как ни странно, именно поэтому сильно страдала, полагая, что мужчин привлекает только ее красота, а не ее личность. Это вызывало у нее серьезное психологическое расстройство и серьезные сложности в личных отношениях с окружающими, а иногда ее даже начинали преследовать фантазии, в которых она становилась жертвой несчастного случая, теряла свою красоту и становилась чуть ли не уродливой. Каждый из нас может вспомнить множество примеров, когда мать бессознательно использует своего ребенка как объект для выражения своих эмоций, кипящих в ней после очередной ссоры с мужем. Сколько раз мы сталкиваемся с ситуацией, когда сын становится объектом нереализованных отцовских амбиций?

Установка Я-Ты предполагает отношение именно к той истинной сущности другого, которая отличает его от остальных, в том числе и от самого Я. Это означает, что Я во всей своей целостности относится к Ты во всей его целостности. У меня может быть сознательная установка, в соответствии с которой я допускаю, что другой человек имеет право на свою жизнь, и потом)' считаю, что не отношусь к нему как к объекту для достижения своих целей и удовлетворения собственных потребностей. Но как мне узнать, что это не происходит бессознательно? Тогда мне следует иметь очень трезвое и объективное представление о своем психологическом пространстве, о размерах своих потребностей и фантазий, а также обладать хорошо сформированной ценностной системой. Если же такое ясное представление отсутствует, все содержание психики проецируется на другого, автоматически превращая его в объект, составляющий часть меня самого. Чтобы относиться к истинной сущности Тебя, я должен знать, кем являюсь Я. А это, как правило, происходит в процессе определения различий между Я и Ты. На психологическом языке это означает отказ от проекций и установление различий между тем, что принадлежит мне, а что — другому человеку.

Бубер понимает установку Я-Ты совершенно по-иному. Именно это отношение в мироощущении ребенка и архаичного человека он считал первичным, а вторичной — установку Я-Оно. Видимо, он не отличал мистическую сопричастность от зрелого отношения к истинной сущности другого. Но, как известно, есть огромная разница между бессознательным и осознанным отношением. Но вместе с тем между этими переживаниями существует определенная связь. Эрих Нойманн называет отношение между матерью и младенцем в возрасте до года первичной связью53(Neumann, The Child.). Реакция младенца на мать оказывается всеобъемлющей, и в этом смысле она соответствует буберовской установке Я-Ты. Но наряду с этим мать оказывается для ребенка объектом, причем именно тем, который ему больше всего нужен. Но в это время ребенок еще не Я. В представлении ребенка установки Я-Ты и Я-Оно неразличимы, и эта первичная связь является базовым ощущением, которое служит источником всех отношений, существующих на протяжении жизни. Для Бубера отношение Я-Ты присутствует здесь-и-теперь, оно сиюминутно: безотносительно к тому, будет ли оно бессознательной сопричастностью или осознанной установкой по отношению к истинной сущности присутствующего здесь другого человека. Установка Я-Оно подразумевает выбор в качестве объекта кого-то или чего-то, чтобы о нем думать, бессознательно или осознанно его использовать.

На мой взгляд, эти две базовые установки Бубера имеют очень большое сходство с сущностями, которое в психологии называются Эрос и Логос. Эрос — чувственная связь, соединяющая нас с другими, с природой и с нашим внутренним миром. Логос — наша способность отделить себя от окружающего мира, превратив его в объект, чтобы объективно его рассматривать и о нем размышлять. Любые полные и достаточно зрелые человеческие отношения предполагают существование обоих принципов: сопричастности и знания. Под знанием имеется в виду способность видеть различие между отношениями, составляющими общий фон, и отношением Я-Ты. Без такого знания можно говорить о слиянии или об идентичности, но только не об отношениях между отдельно взятым Я и отдельно взятым Ты.

Аналитический психолог Розмэри Гордон называла перенос «основой анализа». Она также использовала буберовскую парадигму двух разных отношений Я-Ты и Я-Оно, полагая, что в процессе аналитической работы над переносом установка Я-Оно постепенно смещается в сторону установки Я-Ты. Она пишет: «Установка... Я-Оно соответствует отношениям, возникающим при переносе, тогда как установка Я-Ты связана с содержанием всех аналитических сессий или, иными словами, предполагает отношение не к объекту, а к другому целостному субъекту»54(Rosemary Gordon, "Transference as a Fulcrum of Analysis", p. 116.). Несколько позже мы остановимся на этом утверждении Гордон как психологически достоверном, но Гордон по-иному трактует теорию Бубера, чем сам автор.

Говоря об отношениях, которые мы называем переносом, вряд ли можно утверждать существование Ты как другого целостного субъекта. В этом случае другая личность считается объектом для удовлетворения моих потребностей, желаний, фантазий и страхов. Другой не рассматривается как реально существующая личность, а выступает в качестве экрана для проекций содержания моей психики. Другая личность ощущается исключительно как часть меня самого, а вовсе не как полноправное Ты. Именно это обстоятельство является главной причиной появления в отношениях между людьми многочисленных затруднений и недоразумений. Близкие отношения могут быть удовлетворительными для обеих сторон только при условии их взаимности. Я бы сказал, что любой близкий человек или друг обязательно является объектом для удовлетворения потребностей человека; иначе просто не появляется ощущения близости. Однако между «давать» и «брать» должен обязательно существовать некий баланс, предполагающий реальное существование другого в качестве целостного субъекта. Стремление к удовлетворению внутренних потребностей, существующее при переносе, вызывает искажения, угрожающие существованию и целостности другого человека.

Давайте рассмотрим пример, иллюстрирующий, как перенос проявляется вне аналитической ситуации. Представим семью: муж, жена и трое детей. Однажды вечером дети перестают слушаться родителей: капризничают, отказываются ужинать и т.п. Мать ругается, кричит, но безрезультатно. Тогда наступает очередь отца. Тот рассуждает недолго: если отказываются есть — значит, не голодные, а раз так, марш из-за стола и немедленно спать. Дети послушно выполняют его волю. Спустя какое-то время он замечает, как жена тайком приносит ужин в детскую спальню. Мягко говоря, он выходит из себя. Потом начинается ссора.

Анализ этой ситуации позволяет выявить все взаимные проекции, которые существуют в этой семье, или, говоря иначе, отношения переноса. Когда речь заходит о детях и их воспитании, родители почти всегда начинают ссориться, поэтому описанный вечерний эпизод, можно отнести к разряду типичных. Жена выросла в семье, находившейся под влиянием очень строгого и авторитарного отца. Ее мать, которая тоже его боялась, тайно потакала детям, нарушающим отцовскую волю и установленные им правила. И теперь, когда ее муж в отношениях с детьми выбирает жесткую линию, он для нее бессознательно превращается в ее собственного отца, и тогда она старается тайком от него помочь детям, как раньше поступала ее мать. Но почему же так сердится муж, видя, какой доброй и мягкой матерью оказывается его жена? Дело в том, что его собственная мать тоже кое-что делала тайком от его отца. В той маленькой деревеньке, где он вырос, она часто ходила в бакалейную лавку и тратила денег больше, чем имела, и потому постоянно покупала продукты в долг. И теперь мужу вспомнилось, как страдала его самооценка, когда сын бакалейщика, учившийся с ним в одном классе, над ним издевался, говоря, что его мать никогда не вылезет из долгов. Он и сам очень скрупулезно относится к деньгам; например, всегда платит за анализ определенную, оговоренную заранее сумму с точностью до цента. Поэтому любой поступок, совершенный украдкой и против его воли, у него сразу ассоциируется с угрозой собственной самооценке; жена превращается в его мать, тайно подрывающую чувство мужского достоинства. Он считает, что после этого поступка жены лети перестанут относиться к нему с должным уважением.

На этом примере хорошо видно, как оба родителя проявляют в семье типы поведения, усвоенные ими с детства. Это характерно для семей, в которых они выросли; так они переносят друг на друга родительские образы. Поэтому они не могут перейти к взрослому отношению Я-Ты и прийти к общему мнению относительно того, как воспитывать детей. Для нее он — авторитарный отец; она для него — беззаботная и безответственная мать. Чтобы прийти к отношению Я-Ты, каждый из них должен получить инсайт, во-первых, относительно своего бессознательного стиля поведения, а во-вторых, относительно характерных особенностей психологии своего партнера. Пока это содержание будет оставаться бессознательным, каждый из них будет искаженно представлять другого.

Отделение и объективность

Осознание в значительной степени означает отделение — отделение тех качеств, которыми обладаю я, от тех, которые принадлежат моему партнеру. Для этого я должен осознать свои внутренние мотивы, т.е. свое внутреннее ощущение динамики отношений — наряду с потребностью моего партнера в том, чтобы стать частью Оно, а значит, в какой-то степени стать объектом для рефлексии. Тогда я должен прийти к более объективному представлению о содержании этих отношений. В таком случае установка Я-Ты включает установку Я-Оно. Субъектность моего партнера в соответствии с ее воздействием на меня и тем, насколько она существует и проявляется независимо от меня, тоже должна стать объектом моего осознания. Человеческой целостности присущи и Эрос, и Логос, а значит, они присущи и установке Я-Ты, которая, согласно Буберу, может относиться только к целостному бытию.

Именно поэтому я склоняюсь к тому, чтобы говорить о наличии переноса всякий раз, когда другой человек бессознательно воспринимается через отношение Я-Оно, но ни в коем случае не через отношение Я-Ты. Перенос в основном является бессознательным. Если же кто-то сознательно использует другого для удовлетворения собственных потребностей и полностью отдает себе в этом отчет, то в моем понимании такое отношение не является переносом. Такая установка является в нашем понимании реальной. Каждый из нас в той или иной мере служит общественным интересам. Нам нужны рабочие, чтобы стоить нам дома, врачи, чтобы лечить нас, учителя, чтобы учить наших детей, и т.д.

Например, человек выбирает аналитика и платит ему деньги, надеясь на улучшение своего состояния. Таким образом, на аналитика возлагается функция человека, поддерживающего хорошее самочувствие пациента. В этом смысле первой установкой в анализе является сознательная установка Я-Оно, и она совсем не обязательно связана с отношениями переноса. Вполне естественно, что при наличии тех или иных невротических затруднений человек прибегает к помощи аналитика. Или, скажем, пациенты становятся для аналитика объектами исследований, и тогда он вступает с ними в отношения, не принимая во внимание их субъектную целостность. Эта установка Я-Оно может быть сознательной и не иметь никакого отношения к контрпереносу. Но, как нам хорошо известно, даже на явно сознательные установки влияют бессознательные мотивации. За установкой, предполагающей использование пациентов в качестве объектов для исследования, может скрываться бессознательная потребность держать людей под контролем, страх проявить свои чувства, вызванный травматическими эмоциональными переживаниями в прошлом, а следовательно, бессознательное сопротивление при формировании эмоциональных отношений. В таком случае общение с пациентами может считаться опасным, и тогда их • осознанное» исследование фактически превращается в бессознательную защитную реакцию.

В связи с тем, что каждый из нас находится под влиянием как сознательных, так и бессознательных мотиваций, я полагаю, что перенос существует в любых близких отношениях между людьми в том смысле, что мы бессознательно воспринимаем другого человека как объект для удовлетворения своих потребностей. Отношения между людьми сами по себе являются базовой потребностью, для удовлетворения которой необходим объект. Нам необходимы другие люди для удовлетворения самих себя. Они нам нужны даже для личностного роста и индивидуационного процесса. Нам нужны отношения с окружающими, чтобы констеллировать свои комплексы и осознавать их. Поступать иначе —значит избегать реальной жизни. По меткому выражению Юнга «нельзя участвовать в процессе индивидуации, находясь на Эвересте, где вы будете абсолютно уверены в том, что вас никто не побеспокоит. Индивидуация всегда связана с отношениями между людьми» 55(Jung. The Visions Seminars, p. 506.).

Но явление, которое мы, по сути, называем переносом, как правило, в той или иной мере привносит частичное искажение в наше восприятие субъектной целостности другого человека и влияет на наше мнение о нем. Перенос возникает из нашей бессознательной потребности видеть данного человека в определенной роли. В таком случае, например, я буду отождествлять свою возлюбленную с бессознательной фантазией, которую на нее проецирую; она может стать моим судьей, моей любимой мамой, моей ненавистной тенью, моей доброй феей и даже всесильной богиней. И тогда, при наличии переноса, мое поведение должно соответствовать спроецированной фантазии.

Вспомним женщину с негативным материнским комплексом, о которой упоминалось выше. Ее отношение к матери в основном было фрустрирующим: мать садистски пресекала все базовые жизненные потребности дочери. Основная фантазия дочери об отсутствии права на жизнь была ядром невроза, причиняющего ей нестерпимые, мучительные страдания. Но эта же фантазия, заставляющая чувствовать себя отвергнутой, давала ей ощущение некоторого мазохистского удовольствия, которое, по мнению одного из пациентов Юнга, осознавшего это состояние, можно было назвать «счастливым островком невроза»56 (Ju»g, "The Psychology of the Transference", CW 16, par. 374.). Именно это обстоятельство заставляло ее бессознательно искать среди окружающих ее людей преследующую и довлеющую мать.

Эта женщина фантазировала, что ее никто не любит, никто не принимает всерьез, все ее презирают. Она не могла долго работать на одном месте, так как вскоре после устройства на работу у нее появлялось ощущение, что она пришлась не ко двору, что другие сотрудники убеждены в ее неспособности справиться с работой и что, конечно же, ее следует уволить. Из-за таких фантазий она вынужденно провоцировала окружающих людей на отвержение, чтобы получить объективное доказательство своей никчемности. Разумеется, в процессе анализа она стала исполнять ту же роль, провоцируя мое отвержение. Но здесь появилась возможность интерпретировать ее поведение, сопоставив его с ее поведением в детстве в отношениях с матерью. Она не могла никого адекватно воспринимать и тем более вступать в какие-то более или менее реальные отношения. Каждый человек становился объектом ее страхов и ее невротической потребности в отвержении.

Мне вспоминается другой мой пациент — мужчина, который жил надеждой на встречу с женщиной, способной воскресить его к жизни и помочь ему забыть обо всех превратностях жизни. В конечном счете он действительно женился. Первые несколько месяцев все шло более или менее гладко. Он больше не чувствовал себя одиноким, его сексуальные желания были удовлетворены, а жена окружила его просто материнской заботой, исполняя чуть ли не каждое его желание. Она даже разговаривала с ним на политические темы. Но вскоре начались жалобы: он считал, что ей явно не хватает интеллекта, ибо она лишь повторяет то, о чем раньше от него услышала. Она перестала его вдохновлять, поэтому в нем угасло творческое начало. Она превратилась в ребенка и стала полностью от него зависеть и т.д. Он рассуждал о том, что ему нужна женщина, которая могла бы его вдохновлять, быть равна ему по интеллекту и при этом независимой. Разумеется, по его мнению, ее независимость означала независимость или зависимость от его собственных потребностей.

Он все более и более критически стал относиться к жене; его замечания и упреки становились все более колкими и обидными. Жена стала его бояться; постепенно появились эмоциональное отчуждение, скованность и сексуальная фригидность. Его придирки и колкости казались ей несправедливыми, но она ему все прощала, объясняя его поведение сложностью его характера и наличием артистического темперамента, а жизнь артиста, как известно, нельзя назвать простой. А для него брак все больше превращался в тюрьму: «Теперь я прикован к человеку, который просто не может мне дать то, что требуется. Это мешает мне искать равную мне женщину, которую я буду по-настоящему любить и с которой буду по-настоящему счастлив». Он был озабочен лишь тем, что хочет получить от жены; до него с трудом доходило, что жена, видимо, тоже могла что-то от него хотеть.

Нетрудно видеть, что этот мужчина переносил на жену роль возрождающей матери-анимы, которая, несомненно, должна открыть ему дорогу в рай. По существу, анима связывает эго-идентичность с внутренним миром мужчины. Не приходится сомневаться в том, что, к его разочарованию, бедная жена просто была не в состоянии отвечать таким запросам.

В обоих случаях не соответствующая реальности проекция-перенос низводит другую личность до уровня Оно, тем самым исключая любую возможность для появления Я-Ты-отношений. Эти отношения подразумевают, что другой человек полностью принимается в расчет во всей его сложности и уникальности. Но даже здесь, полностью принимая другого «во всей его сложности и уникальности», мы часто можем наблюдать скрытый перенос. Есть категория людей, которые, видимо, живут лишь для того, чтобы приносить пользу другим, выполняя функцию объектов, необходимых для удовлетворения потребностей окружающих. Мы могли бы сказать, что у них есть некая потребность в том, чтобы отвечать воображаемым или реальным требованиям других или удовлетворять их запросы, поэтому они сами вступают в отношения в качестве Оно. Они следуют христианской заповеди «Полюби ближнего своего как самого себя». Однако эта заповедь вовсе не говорит о том, что своего ближнего следует любить больше, чем самого себя. Для таких людей суть проблемы часто заключается именно в этом. Они не чувствуют, что имеют право любить самих себя. Их право на жизнь и весь смысл их жизни заключается в том, чтобы приносить пользу окружающим. Такая установка приводит к тому, что ими начинают пользоваться, ибо рано или поздно обязательно найдется человек, который постарается извлечь из отношений с ними максимальную пользу для себя.

Мне вспоминается пациентка с идеалистическими представлениями о дружеских отношениях, которая считала, что настоящая дружба возможна, только если человек вкладывает в нее самого себя полностью, без остатка. Но когда мы стали анализировать ее жизнь, выяснилось, что многие ее приятели извлекали и до сих пор продолжают извлекать для себя выгоду из дружеских отношений с ней. В чем бы они ни нуждались: в эмоциональной поддержке или в материнском внимании и заботе, в сексуальном объекте, в няньке для детей или в деньгах — она всегда была готова им услужить. Она чувствовала, что лучше всех остальных понимает их потребности и чувствует, как для них важно, чтобы все получалось именно так, как задумано. Подобные отношения она строила со всеми друзьями любого пола, так как, по ее мнению, дружба могла быть только такой.

В детстве ее постоянно использовала мать. «Сделай то, сделай это, я терпеть не могу заниматься этим, у меня просто голова раскалывается»,— так обращалась она к своей дочери. После школы девочка торопилась домой, чтобы помогать по дому матери. Если она собиралась пойти поиграть во дворе или, когда стала старше, хотела что-то почитать у себя в комнате, мать всегда отвлекала ее от этих занятий своими просьбами о помощи. Делать что-то для себя, то, что хотелось ей, фактически было запрещено. Мать любила ее при условии, что она должна была делать все только для нее. Если дочь собиралась сделать что-то нужное для себя, она сразу ощущала угрозу потери материнской любви. Теперь легко можно убедиться в том, что она должна была перенести отношение к требовательной матери на своих друзей, испытывая такое бессознательное чувство: они будут меня любить, только если я буду делать все, что они от меня хотят.

По-моему, теперь можно лучше себе представить, что на любые человеческие отношения в той или иной мере влияет перенос, или бессознательные проекции. Как сказали бы экзистенциалисты, наши отношения должны соответствовать нашей собственной картине «мироздания». Чем больше мы себя осознаем, тем больше отличаем себя от другого. Тем не менее у нас должна быть общая длина волны, на которую мы можем настроиться. Мне значительно сложнее говорить о полноценном отношении Я-Ты, чем о его искажении, вызванном переносом. Человек — чрезвычайно сложное создание, а еще сложнее его отношения с другими людьми, так как эти отношения включают, по крайней мере, двух человек. С одной стороны, чтобы достичь единения с другим и растворения в нем, человеку необходимо постоянное общение. С другой стороны, у него существует прямо противоположная потребность: в отделении, сохранении своих границ, в свободе и независимости. Эти потребности имеют внутреннее противоречие. В отношениях между людьми взаимное удовлетворение приводит к неземному блаженству, но противоречие интересов — это кромешный ад. Такие фрустрации свойственны любым близким отношениям, и о психологической зрелости личности можно говорить, только если человек может терпеливо выдерживать эти фрустрации.

Попытка оставаться самим собой в отношениях с партнером, как и быть честным по отношению к самому себе рискованна и противоречива. Человеческие отношения неизбежно включают страдание. Страдания могут быть очень полезны, если помогают человеку раскрыть внутреннее содержание его психики, спроецированное на другого. Такие открытия нас обогащают, раскрывая внутренние ресурсы, необходимые, чтобы отказаться от необоснованного ожидания от партнера удовлетворения наших желаний. Тогда мы признаем за ним полное право на независимое существование и вместе с тем можем защитить свою целостность от необоснованных притязаний других. Два человека позволяют друг другу жить своей жизнью и вместе с тем чувствуют, что имеют много общего, что они друг другу необходимы, понимают друг друга, желают друг другу успеха и т.д.; именно так, по моему мнению, можно описать зрелые отношения Я-Ты. Они действительно очень редко встречаются, ибо согласие каждого партнера на индивидуальную свободу другого противоречит их стремлению к слиянию и единению.

Как правило, реальные отношения между людьми включают совокупность установок Я-Ты и Я-Оно. Если в самые важные жизненные моменты человек действительно принимает в расчет реальность Ты, это уже можно считать весьма важным достижением. Например, допустим, что один человек почему-то ненавидит другого. Эта ненависть может быть вызвана тем, что этот другой препятствует удовлетворению его какой-то важной и насущной потребности. Так, сильная страсть к другому человеку может превратиться в жгучую ненависть. Или человек может ненавидеть своего соперника, так как само его существование оказывается препятствием к достижению желаемого объекта: добиться любви женщины или даже уважать самого себя. Таким образом этот другой становится его «врагом», объектом, на который направляется агрессия, зависть и ненависть. Он воспринимается как плохое Оно, и его существование несет на себе отпечаток всевозможных фантазий, порожденных Тенью. Иногда этот враг не чинит человеку никаких препятствий и не стоит у него на пути, а просто отличается от него: он может быть чернокожим, итальянцем или евреем, и этого порой бывает достаточно для появления агрессии. Или он может просто жить другой жизнью, иметь другую веру: например, быть легкомысленным экстравертом и потому констеллировать явные теневые проекции. Кто бы ни оказался этим врагом, он никогда не воспринимается как цельная личность, а низводится до носителя тех реальных или воображаемых качеств, которые делают его объектом ненависти.

Если теперь я сделаю паузу и постараюсь взвешенно отнестись к нему, если я подумаю о нем как об ином человеческом создании со своими мотивами, потребностями и недостатками, то вполне вероятно, что я получу очень ценный результат. Может случиться так, что я осознаю собственные бессознательные мотивации и пойму, почему так стремлюсь превратить этого человека в объект для вымещения своей агрессии. Иногда такие размышления приводят к весьма болезненным инсайтам, связанным с моей Тенью, и к ясному представлению о том, что относится к нему, а что — ко мне. После этого тот человек может остаться причиной моего беспокойства, но я буду относиться к нему более объективно и более взвешенно. К тому же, если я стану воспринимать его как отдельную и независимую личность, а не как объект, существующий лишь для того, чтобы мне навредить, он будет иметь гораздо меньше власти над моими эмоциями.

Хорошо известно, какую страшную роль в массовой психологии играет образ врага. Очень часто он необходим для объединения; в таком случае людей связывает только ненависть к общему врагу. Это так хорошо известно, что вряд ли стоит приводить какие-то примеры. Для группы людей образ врага всегда низводит объективную реальность до отношения с Оно. Все, что делают люди, принадлежащие к этой группе, должно быть искажено так, чтобы соответствовать фантазии, предполагающей наличие врага, иначе агрессия лишится своего накала и даже превратится в свою противоположность. Во время Первой Мировой войны было долгое затяжное противостояние между немцами и французами; по обе стороны линии фронта солдаты месяцами лежали в траншеях и могли разглядывать друг друга. Немецкие солдаты видели, что французы, как и они сами, по уши сыты этой войной. То же самое видели французские солдаты. Каждая сторона могла наблюдать, как страдает противник. Вскоре они стали обмениваться сигаретами, приветствовать друг друга и пришли к мнению, что для них война уже закончилась. Как только старшие офицеры это заметили, эти части моментально сняли с передовой. Их место заняли свежие солдаты, у которых образ врага был еще достаточно сильным и еще не успел стереться — и война продолжалась.

Эмпатическое отношение к реальному бытию других людей или других групп подрывает корни ненависти и агрессии. Именно поэтому Бубер отмечал, что его идея отношения Я-Ты является исключительно важной для общества в целом.

Дата добавления: 2015-06-04