Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

XXXVIII 6 страница




Ариана рассмеялась.

– Вы боитесь летать, да?

– Не то чтобы боюсь, скорее… опасаюсь. – На лице его промелькнула улыбка. – Видите ли, всю жизнь меня донимает мама, панически боящаяся поездок, и видно, мне это передалось. Или я унаследовал у нее этот ген.

Иранка осмотрела его, задержав взгляд на рюкзаке, перекинутом через плечо, и убедилась, что за ним не следует носильщик с чемоданами.

– У вас нет багажа?

– Нет. Я путешествую налегке.

– Хорошо. Тогда пойдемте.

Они вышли из здания аэровокзала, и женщина направилась к концу длинной очереди, стоявшей на тротуаре у проезжей части. Впереди, где начиналась очередь, Томаш увидел оранжевого цвета автомобили, в которые садились пассажиры.

– Мы поедем на такси?

– Да.

– У вас нет машины?

– Профессор, мы с вами в Иране, – сказала она с улыбкой. – Женщина за рулем здесь смотрится слишком экзотично.

Они сели на заднее сиденье ветхого «пайкана», и Ариана, подавшись вперед, сказала водителю:

– Lotfan, man о bebarin be hotel Simorgh.

– Bale.

Из сказанного Томаш понял только слово «отель».

– Как называется гостиница?

– «Симорг», самая лучшая наша гостиница, – пояснила Ариана.

Таксист обернулся назад к пассажирам:

– Darbast mikhayin?

– Bale, – ответила ему женщина.

Томаша заинтересовал вопрос водителя.

– Что он хотел от нас?

– Он спросил, Желаем ли мы ехать в такси одни.

– Как это?

– У нас принято подбирать по дороге других пассажиров. И если мы хотим ехать в машине одни, без попутчиков, таксисту надо компенсировать разницу, доплатить за упущенную выгоду, то есть за пассажиров, которых он мог бы подсадить.

– А‑а‑а. И что вы ему ответили?

– Я ответила «да».

Ариана откинула покрывало, и глазам португальца предстали совершенные черты ослепительно прекрасного лица. Память его, понял он в тот миг, была бессильна воссоздать портрет этой женщины во всей ее экзотической красоте – с чувственными устами, медовыми очами, бархатно‑нежной белой кожей. Чувствуя, что выглядит дураком, профессор заставил себя отвернуться к окну.

Перед ним были запруженные автомобилями улицы Тегерана. Нагромождение зданий уходило за горизонт. Взора город не радовал. Бестолково‑беспорядочный и серый, он казался бетонной чащобой, над которой зависла маслянистая, грязно‑бурая масса. Вдалеке, возвышаясь надо всем этим, парили, словно озаренные солнцем облака, очертания белоснежной гряды, которая привлекла внимание Томаша.

– Это Полярная звезда Тегерана, – объяснила Ариана, будто отвечая на его немой вопрос и забавляясь удивлением. – Так мы называем горы Эльбурса. – Она тоже посмотрела в сторону видневшейся вдали горной цепи. – Они простираются к северу от города и всегда, даже летом сверкают своими снежными шапками. Если теряемся в незнакомом районе, мы обычно ищем над крышами домов эти заснеженные пики и, найдя их, можем сориентироваться.

– Но их так плохо видно…

– Это из‑за смога. Загрязнение здесь просто ужасающее, видите? Хуже, чем в Каире. Хотя горы Эльбурса довольно высокие и находятся в относительной близости, порой их бывает почти не видно.

– То, что они высокие, не вызывает сомнения.

– Высочайшая их вершина – потухший вулкан Демавенд, вон он, правее, – показала Ариана. – Более пяти тысяч метров и…

– Берегитесь! – крикнул шофер.

Внезапно вынырнув как раз откуда‑то справа, им навстречу стремительно летела белая легковушка. Столкновения, казалось, было не миновать, но таксист резко вывернул влево, с трудом увернувшись от бешено сигналившего автомобиля.

– Что такое? – обеспокоенно спросила Ариана.

Португалец с облегчением вздохнул.

– Еще немного, и мы бы попали в аварию.

Иранка улыбнулась.

– Это у нас в порядке вещей. Правда, иностранцев, даже привыкших к хаотичному движению в городах Ближнего Востока, здесь ужас берет. И правда, ездят у нас так, что кажется, вот‑вот попрощаешься с жизнью. Но, как правило, ничего страшного не происходит.

Томаш кинул недоверчивый взгляд на плотный транспортный поток, в котором они двигались.

– Вы полагаете? – В его вопросе звучал изрядный скептицизм.

– Не полагаю. Я знаю. – Она сделала рукой успокаивающий жест. – Расслабьтесь и не переживайте.

Однако следовать ее совету было не так‑то просто, и весь остаток пути португалец беспокойно следил за чудовищным трафиком. За двадцать минут наблюдения он понял: при перестроении и повороте мигалками тут пользоваться не принято; перед совершением любого маневра мало кто удосуживается даже посмотреть в зеркало заднего вида, а ремнями безопасности пристегиваются вообще считанные единицы. Скорость при этом у всех участников движения была изрядная. Езду постоянно сопровождали надрывное гудение клаксонов, скрежет тормозов и визг покрышек по асфальту, которые сливались в какофонию звуков. Кульминации дорожное безумие достигло на Фазл ол‑Лахнури, когда ехавший впереди автомобиль, резко свернув с магистрали, влетел под запрещающий знак, проехал несколько сотен метров по встречке, увертываясь от летевших на него машин, и в конце концов зарулил на какую‑то козью тропу.

Однако, как и сказала Ариана, до гостиницы они добрались в целости и сохранности. «Симорг» и вправду оказался роскошным отелем. Иранка помогла Томашу зарегистрироваться и проводила до лифта.

– Отдохните немного, – посоветовала она, прощаясь. – А в шесть часов я за вами заеду, и мы где‑нибудь поужинаем.

Войдя в просторный, со вкусом обставленный номер, Томаш бросил рюкзак на пол, подошел к окну и принялся рассматривать Тегеран. Доминантой иранской столицы были безликие современные высотки и элегантные минареты среди ничем не примечательных малоэтажных строений. Вдали, словно задремавший исполин – защитник города, простирались горы Эльбруса; снега на вершинах блестели и переливались подобно гигантскому колье из драгоценных камней, выложенному на монументальной витрине.

Португалец присел на кровать и стал изучать рекламный буклет, в котором перечислялись эксклюзивные услуги «Симорга». Среди главных предложений клиентам фигурировали гидромассажные ванны, фитнес‑зал и бассейн с посменным расписанием – для мужчин и женщин отдельно. Томаш нагнулся и открыл дверцу минибара. Там стояли бутылки с минеральной водой и прохладительными напитками, включая «кока‑колу». Но что его по‑настоящему обрадовало, так это вид запотевшей, покрытой каплями ледяной воды банки пива марки «Delster». Он быстро открыл банку, хлебнул и от неожиданности чуть не выплюнул на пол жидкость, по вкусу напоминавшую яблочный нектар. И, как и следовало ожидать, не содержащую в себе ни грамма алкоголя.

В это мгновение зазвонил телефон.

– Алло! – сняв трубку, произнес Томаш.

– Добрый день! – сказал мужской голос. – Профессор Томаш Норонья?

– Да.

– Как вам нравится в Иране?

– Что?

– Как вам нравится в Иране?

– А, – дошло до Томаша. – Ну… я собираюсь здесь много чего купить.

– Very well, – в голосе невидимого собеседника, услышавшего условную фразу, чувствовалось удовлетворение. – Мы увидимся с вами завтра?

– Если смогу.

– У меня есть для вас отличные ковры.

– Да‑да, понимаю.

– И по хорошей цене.

– Добро.

– Я буду вас ждать.

Раздался «клик», и связь прервалась.

Еще какое‑то время Томаш продолжал держать телефонную трубку в руке и, глядя на нее, восстанавливал в памяти только что состоявшийся разговор. Незнакомец говорил по‑английски с сильным местным акцентом. «Несомненно, он иранец. И это разумно, – размышлял историк, слегка покачивая головой. – Да, это разумно, что резидент ЦРУ в Тегеране – иранец».

 

Выйдя из лифта в холл гостиницы, Томаш сразу увидел Ариану, которая ждала его, сидя на диване. На столике перед ней, рядом с большой вазой стояла чашка с травяным чаем. Иранка была в другом хиджабе, в просторных, струящихся вокруг ее длинных ног шальварах и шелковой накидке, скрадывавшей округлые линии тела.

На этот раз по улицам Тегерана они ехали не на такси. Машину вел молчаливый, коротко стриженный мужчина в кепке. По пути Ариана рассказывала, что проспект Валиаср, на котором располагалась гостиница Томаша, протянулся в длину на двадцать километров. Эта артерия начиналась на юге города, где ютится беднота, проходила через зажиточные северные районы и заканчивалась практически у Эльбурса. Валиаср, по ее словам, представлял собой ось, вокруг которой вращался современный Тегеран, – средоточие модных кафе, роскошных ресторанов и зданий дипломатических представительств.

Некоторое время они ехали по городу, пока не достигли первых отрогов гор. Оказавшись на горной дороге, машина въехала в ландшафтный парк, осененный кронами высоких деревьев. Позади вздымалась крутая стена Эльбурса, впереди расстилался как на ладони сотворенный из бетона человеческий муравейник Тегерана, подсвечиваемый справа ярко‑оранжевым предзакатным солнцем.

Они вышли из машины, и Ариана повела Томаша к строению с широченными окнами и открытой верандой. Это был турецкий ресторан. Им предложили столик у окна, с прекрасным видом на Тегеран. Иранка заказала вегетарианское блюдо «мирза‑гасеми», а гостю предложила взять «броке», что Томаш и сделал, ибо и сам хотел отведать это кушанье из рубленого мяса с картофелем и овощами.

– Вам не мешает это покрывало на голове? – поинтересовался португалец, пока они ждали, когда им принесут еду.

– Хиджаб?

– Да. Он вам не мешает?

– Нет, это дело привычки.

– Но для человека, который учился в Париже и привык к западным нравам, это, должно быть, не так просто…

Лицо Арианы приобрело вопросительное выражение.

– Откуда вам известно, что я училась в Париже?

От сознания непростительного прокола глаза Томаша наполнились ужасом. Ведь эту информацию сообщил ему Дон Снайдер, а значит, демонстрировать свою осведомленность ему, конечно, не следовало.

– Уф… откуда же… – бормотал он, лихорадочно соображая, как выпутаться из затруднительного положения. – Наверно… ну да, точно! Мне рассказали об этом в посольстве… Уф‑ф‑ф… в вашем посольстве в Лиссабоне.

– Вот как? – удивилась иранка. – Наши дипломаты, как я погляжу, несдержаны на язык…

Португалец через силу улыбнулся.

– Они… они очень милые. Знаете, я упомянул вас в беседе, и они мне о вас рассказали.

Ариана вздохнула.

– Да, я действительно училась в Париже.

– Почему же вы вернулись?

– Там у меня дела пошли наперекосяк. Я вышла замуж, но семейная жизнь не заладилась, а после развода мне было невыносимо одиноко. С другой стороны, все мои родные здесь. Вы представить не можете, как трудно мне далось это решение. Я уже совсем привыкла к европейской жизни, но тоска по семье оказались сильнее, и я вернулась. В стране как раз набирали силу реформаторы, шел процесс либерализации. Да будет вам известно, что именно мы, женщины, главным образом – молодые, привели в президентское кресло Хатами. – Она напрягла память. – Это было, постойте‑ка… ну да, в девяносто седьмом, через два года после моего возвращения. Поначалу все шло хорошо. Во всеуслышание зазвучали первые голоса в защиту прав женщин, некоторые женщины вошли в меджлис, наш парламент. Благодаря сторонникам реформ незамужние девушки завоевали право получать образование за рубежом, а установленный законом минимальный возраст девочек для вступления в брак повысили с девяти до тринадцати лет. Я уехала работать в Исфахан, на родину. – По лицу ее пробежала тень. – Однако на выборах 2004 года контроль над меджлисом вернули консерваторы, и… не знаю, сегодня… короче, поживем – увидим… А меня вот перевели из Исфахана сюда, в Министерство науки.

– А чем вы занимались в Исфахане?

– Работала на электростанции. В общем, не важно.

– Ваш муж, наверное, был недоволен тем, что вас перевели.

– Я больше не вышла замуж.

– Ну, тогда близкий друг.

– Близкого друга у меня тоже нет. – Бровь у нее вопросительно изогнулась. – Однако не наводите ли вы мосты?

Португалец засмеялся.

– Ну что вы, нет конечно. – И поколебавшись, сознался: – То есть… вообще‑то… да.

– Что «да»?

– «Да», навожу. Хочу знать, свободны ли вы.

Ариана залилась краской.

– Профессор, мы в Иране. Есть некоторые формы поведения, которые… которые здесь не…

– Не называйте меня профессором, я сразу чувствую себя старым. Зовите меня просто Томаш.

– Я должна соблюдать приличия. Я не могу так запанибратски к вам обращаться. Вообще‑то, по всем правилам, я должна называть вас «ага профессор», «господин профессор».

– Предлагаю следующее: когда мы одни, обращайтесь ко мне по имени, а если рядом кто‑нибудь есть, величайте «агой профессором». Договорились?

Ариана покачала головой.

– Нет. Я должна придерживаться правил.

Историк развел руками.

– Как вам будет угодно, – сдался он. – Ответьте тем не менее на один вопрос. Как иранцы воспринимают такую женщину, как вы – очень красивую, с западным образованием и манерами, разведенную и живущую сама по себе?

– Ну, сама по себе я живу только здесь, в Тегеране. В Исфахане я жила в доме своей семьи. Знаете, у нас принято жить всем вместе. Братья и сестры, бабушки и дедушки, внучата, – все под одной крышей. Дети, даже когда женятся, продолжают жить с родителями.

– М‑да, – протянул Томаш. – Однако вы так и не ответили на мой вопрос. Как соотечественники относятся к вашему образу жизни?

Иранка глубоко вздохнула.

– Не очень хорошо, как и следовало ожидать. – Она задумалась. – У женщин здесь немного прав. Когда в 1979 году произошла исламская революция, все резко изменилось. Хиджаб стал обязательным, брачный возраст для девочек установили в девять лет, женщинам запретили появляться на людях в сопровождении мужчины, не являющегося близким родственником, а также путешествовать без разрешения супруга или отца. За прелюбодеяние женщин стали карать побиением камнями до смерти, а прелюбодеянием стали считаться даже случаи изнасилования. Было возрождено наказание плетьми, в том числе за неправильное ношение хиджаба.

– Черт возьми! – воскликнул Томаш. – Женщинам здесь несладко!

– Да уж. Я в то время жила в Париже, поэтому не видела непосредственно все эти постыдные вещи. Но издалека следила за событиями, понимаете? Мои родные и двоюродные сестры держали меня в курсе. И поверьте, я бы не вернулась в девяносто пятом, если б считала, что здесь все будет по‑прежнему. В ту пору, повторяю, входили в силу реформаторы, появились признаки либерализации… и я рискнула.

– Но вы же мусульманка?

– Разумеется.

– И вас не шокирует отношение ислама к женщине?

– Пророк Мухаммед говорил, что у мужчин и у женщин права и обязанности разные. – Иранка подняла палец. – Обратите внимание, пророк не сказал, что у какого‑то одного пола больше прав, чем у другого, он сказал лишь о том, что они разные. И именно то, каким образом истолковывается изречение Мухаммеда, лежит в основе всех этих проблем.

– Вы полагаете, что Всевышнего на самом деле беспокоит, носят ли женщины покрывало на голове, могут ли выходить замуж в девять, тринадцать или восемнадцать лет и вступают ли во внебрачные отношения? Вы считаете, это Его заботит?

– Да нет же, конечно нет! Но то, что я считаю, не имеет никакого значения. Так устроено это общество, и не в моих силах что‑либо изменить, – в задумчивости заметила Ариана. – Ведь ислам – это синоним гостеприимства, великодушия, уважения к старшим, почитания семейных и общинных ценностей. Здесь женщина самореализуется как супруга и мать, у нее своя определенная роль, и все ясно. – Она пожала плечами. – Но если кому‑то хочется чего‑то большего… тогда… наступает разочарование…

Оба помолчали.

– Вы раскаиваетесь?

– В чем?

– Что вернулись.

– Я люблю свою землю. Здесь моя семья. Вы обратили внимание, какие у нас замечательные люди? Там, за границей, о нас сложилось представление, будто все мы – банда оголтелых фанатиков, которые только и делают, что жгут американские флаги, скандируют антизападные лозунги и палят в воздух из «Калашниковых». На самом деле это далеко не так. – Ее губы тронула улыбка. – Мы даже пьем «кока‑колу».

– Я заметил. Но вы не ответили на мой вопрос.

– На какой?

– Вы сами знаете. Не сожалеете ли вы, что вернулись в Иран?

Иранка глубоко вздохнула.

– Не знаю, – наконец вымолвила она. – Я в состоянии поиска.

– Поиска чего?

– Не знаю. – И вновь она пожала плечами. – Думаю… Я ищу смысл.

– Смысл?

– Да. Смысл, чтобы наполнить им свою жизнь. Я чувствую себя потерянной, остановившейся на пол‑пути между Парижем и Исфаханом, на ничейной земле, в неведомом отечестве, не Франции, и не Иране, не в Европе и не в Азии, а одновременно и там и там. Я не нашла еще своего места.

Темнокожий официант‑турок с едва уловимыми монголоидными чертами появился в тот миг у их столика, неся на подносе ужин. Перед Арианой он поставил «мирза‑гасеми», перед Томашем – «броке», затем наполнил их бокалы напитком «аб‑португал», то есть апельсиновым соком. Его они выбрали в честь родины гостя: в конце концов, не всякая страна на языке фарси звучит как название сочного фрукта! За окном уже царила темнота, вдали в ней мерцало уходящее за горизонт море огней. Ночной Тегеран, переливающийся и искрящийся светом, напоминал огромную рождественскую елку.

– Томаш, – негромко сказала Ариана, наслаждаясь соком, – мне нравится с вами разговаривать.

Португалец улыбнулся.

– Спасибо, Ариана. Спасибо, что вы назвали меня Томашем.

 

 

Здание – массивный бетонный блок за высокой глухой стеной, обвитой поверху колючей проволокой, напоминало монстра, притаившегося в пышной листве акаций на одной из неприметных улочек Тегерана. Водитель опустил стекло и сказал что‑то вооруженному охраннику. Тот, наклонившись к окну машины, быстро осмотрел салон, лица сидевших на заднем сиденьи Арианы и Томаша и вернулся в будку. Шлагбаум поднялся, и машина, въехав во двор, остановилась под сенью раскидистого кустарника.

– Вы здесь работаете? – спросил Томаш, обозревая серое здание.

– Да, – ответила иранка. – Это – Министерство науки, исследований и технологий.

Первым делом приезжему требовалось зарегистрироваться и получить карточку, обеспечивавшую допуск в министерство сроком на один месяц. Процесс этот оказался затяжным. Занимавшиеся оформлением клерки все время мило улыбались и с церемонной любезностью, порой доходившей до абсурда, выказывали Томашу свое уважение и симпатию, что, впрочем, не помешало им заставить португальца заполнить множество анкет и формуляров.

Сразу после получения удостоверения Томаша отвели на третий этаж и представили директору департамента специальных проектов – низкорослому сухонькому человеку с маленькими темными глазами и острой седеющей бородкой.

– С агой Мозаффаром Джалили, – знакомя их, сообщила Ариана, – мы сотрудничаем в этом… ну, в общем… проекте.

– Sob bekheir, – поздоровался иранец, расплывшись в улыбке.

– Добрый день, – ответил Томаш. – Вы координируете проект?

Джалили сделал неопределенный жест рукой.

– Формально да. – Он бросил взгляд на Ариану. – Но в практическом плане всеми работами руководит ханум Пакраван. Она обладает для этого… так сказать… необходимой квалификацией, а я ограничиваюсь тем, что обеспечиваю ей тыловую поддержку. Господин министр, как вам, должно быть, известно, рассматривает данный проект как имеющий большую научную ценность. В связи с этим он распорядился, чтобы работы осуществлялись без каких бы то ни было проволочек и велись под началом ханум Пакраван.

Португалец посмотрел поочередно на Ариану и Джалили.

– Отлично. В таком случае – за дело, да?

– Вы уже хотите приступить? – удивилась Ариана. – Не желаете сначала выпить чая?

– Нет‑нет, – потирая руки, ответил Томаш. – Я позавтракал в гостинице. И уже настроился на работу. Мне не терпится увидеть рукопись собственными глазами.

– Очень хорошо, – согласилась иранка. – Пойдемте.

Втроем они поднялись этажом выше и вошли в просторный конференц‑зал с большим столом посередине и шестью стульями вокруг него. Все стены помещения занимали шкафы с папками, и общий вид чуть оживляли только два вазона с растениями. Томаш и Джалили сели за стол, продолжая чинно беседовать о чем‑то незначительном. Ариана тем временем отлучилась. Проследив за ней вполглаза, португалец успел заметить, что она вошла в дверь соседнего кабинета. Пробыв там пару минут, женщина вернулась в зал с коробкой в руках, которую поставила на стол.

– Вот она, – объявила Ариана.

Томаш взглядом изучил коробку – из прочного картона, на вид потертая от длительного пользования, с завязанными бантиком фиолетовыми шнурками.

– Можно мне посмотреть?

– Конечно, – заверила она и, разобравшись с завязками, открыла коробку, вынула из нее тонкую стопочку пожелтевших листков и положила перед Томашем. – Вот эта рукопись.

Историк ощутил особый запах старой бумаги. На первой странице – листке в клеточку, ксерокопию которого он уже видел в Каире, стояло заглавие и ниже – четверостишие, напечатанные на старинной пишущей машинке.

Подо всем этим – написанное от руки неровными буквами «А. Эйнштейн».

– Гм‑м, – промычал под нос историк. – Что это за стих?

Ариана пожала плечами.

– Не знаю.

– А пытались выяснить?

– Пытались. Мы консультировались на филологическом факультете Тегеранского университета, беседовали с ведущими преподавателями английской литературы, в том числе специалистами по поэзии, но никто не смог определить.

Томаш медленно перелистывал страницы, сосредоточенно всматриваясь в написанные черными чернилами рукописные строки, перемежавшиеся уравнениями. Всего страниц было двадцать две, каждая аккуратно пронумерована в правом верхнем углу. И на всех – написанные одним и тем же почерком текст и уравнения. Закончив просмотр, Томаш подравнял листы в стопку и, обращаясь к Ариане, спросил:

– Это все?

– Да.

– Где та часть, которую требуется расшифровать?

– На последней странице.

Португалец вынул из рукописи последний лист и с любопытством изучил его. Он был написан по‑немецки все той же рукой, но завершался загадочными словами.

– Согласно результатам почерковедческой экспертизы, это вроде как «!уа» и «ovqo», – сказала Ариана, не дожидаясь вопроса.

– Ну да, – пробормотал Томаш, – похоже… Но что вас привело к мысли, что за этим кроются зашифрованные на португальском языке слова?

– Почерк. Это писал не Эйнштейн. Взгляните.

Ариана провела пальцем по строкам, написанным по‑немецки и по‑английски, предлагая сравнить их.

– Действительно, – согласился Томаш. – Похоже, другая рука. Но я не вижу здесь никакого намека на то, что она принадлежит португальцу.

– К работе над документом Эйнштейн привлекал португальского физика, который стажировался в Институте перспективных исследований. Мы уже сопоставили эту строчку с его почерком и получили положительное заключение. Загадочную фразу, без всякого сомнения, написал португалец.

Томаш взглянул на иранку. Было очевидно, что речь идет о профессоре Аугушту Сизе, но готова ли она говорить откровенно о бесследно исчезнувшем ученом?

– Почему бы вам не попробовать связаться с этим португальцем? – с непроницаемым выражением лица предложил историк. – Если тогда он был молод, то сейчас должен быть еще жив.

Ариана явно смутилась.

– Этот португалец… он… как бы это сказать… вне доступа, – слегка запинаясь, сказала она.

«О, – подумал Томаш, – да ты что‑то скрываешь!»

– Как это – вне доступа?

На помощь Ариане, нетерпеливо махнув рукой, поспешил Джалили.

– Профессор, это не важно. Нам необходимо понять, что здесь написано, – он глазами указал на лист, – а этого вашего соотечественника мы пока не можем найти. Как считаете, вам удастся расшифровать эту головоломку?

Томаш в раздумье всмотрелся в листок.

– Мне потребуется перевод всего текста, – наконец высказал он свое условие.

– Полный перевод рукописи?

– Да, всей рукописи.

– Это невозможно! – констатировал Джалили.

– Извините?

– Я не могу предоставить вам перевод текста. Это исключено.

– Почему?

– Потому что доступ к рукописи ограничен! – разгорячился иранец, собираясь убрать документ обратно в коробку. – Вам ее показали лишь для того, чтобы вы имели представление, как она выглядит.

– Но как я разгадаю шифр, если не буду знать, о чем шла речь в предыдущем тексте? Ведь очень может быть, что текст на немецком содержит в себе ключ к разгадке головоломки.

– Сожалею, но таковы полученные нами указания, – стоял на своем Джалили. Он быстро скопировал загадочные слова на чистый лист бумаги и протянул листок Томашу. – Вот ваш рабочий материал.

– Не знаю, удастся ли мне при подобной постановке вопроса выполнить задачу.

– Удастся. – У Джалили приподнялась бровь. – У вас просто нет другого выхода. По распоряжению господина министра вам будет позволено покинуть территорию Ирана только после завершения работы по расшифровке.

– Что?!

– Сожалею, но таковы указания. Исламская республика щедро платит вам за услугу и к тому же предоставила возможность увидеть собственными глазами имеющий большую ценность конфиденциальный документ. Вы, разумеется, понимаете, что у конфиденциальности своя цена. Если вы уедете из Ирана, не выполнив работу, возникает угроза, что впоследствии указанный фрагмент может быть расшифрован за границей, а мы, обладатели подлинника, останемся в неведении относительно содержания шифровки. – Напряжение на лице Джалили немного ослабло; стараясь сгладить внезапно возникшую напряженность, он попытался улыбнуться. – В любом случае я не вижу причин, которые бы помешали вам успешно выполнить задачу. Каждый останется при своем: у нас будет полный перевод, а вы заработаете денег.

Португалец обменялся взглядом с Арианой, которая ответила ему беспомощным жестом.

– Хорошо, – покорился судьбе Томаш. – Но поскольку я уж буду заниматься этим, не лучше ли мне сделать работу целиком, а?

– Не понимаю, о чем вы.

Томаш указал на рукопись, уже уложенную в картонную коробку.

– О первой странице. Не будете ли вы любезны скопировать мне и ее?

– Скопировать первую страницу?

– Да. Она ведь вроде бы не таит в себе никакой ужасной тайны?

– Нет, на ней только название рукописи, стих и подпись Эйнштейна.

– Тогда скопируйте мне это.

– Но зачем?

– Затем, что это четверостишие – еще одна головоломка.

 

Остаток утра прошел в безуспешных попытках с ходу решить задачу. Томаш принял за рабочую гипотезу, что последняя страница рукописи содержит сообщение на португальском языке, и предположил, что слова «see sign», предваряющие криптограмму, являются отсылкой, дают нить к ее прочтению, но нащупать эту нить не смог. Что же касается стиха, написанного как будто на английском, то и здесь все усилия понять смысл разбивались о глухую стену.

В обед Томаш и Ариана пошли в ближайший ресторан, где заказали себе по максус‑кебабу из баранины.

– Я хочу извиниться за поведение аги Джалили, – сказала Ариана после того, как официант принес еду. – Иранцы обычно очень вежливы и обходительны, но работа с рукописью Эйнштейна имеет первостепенное значение, ей присвоена высшая категория конфиденциальности, а потому мы не можем рисковать. Ваше пребывание в Иране, пока вы заняты расшифровкой, является вопросом национальной безопасности.

– Я не против задержаться здесь на некоторое время, – смакуя кебаб, ответил Томаш. – При условии, что все это время вы будете рядом.

Ариана едва заметно улыбнулась.

– Надеюсь, этим вы хотели сказать только то, что нуждаетесь в научном содействии с моей стороны.

– Ну да, естественно, – решительно поддержал португалец. – Я только этого от вас и ожидаю. – Лицо его приобрело невинное выражение. – Только научного содействия, коллега, и ничего более.

Иранка склонила голову.

– Томаш, прошу вас, – взмолилась она, – не забывайте, тут не Запад! Это особая страна, и люди здесь не могут позволять себе некоторые вольности. Вы ведь не захотите поставить меня в неудобное положение?

Португалец жестом выразил свое согласие.

– Будьте спокойны, я не совершу ничего такого, что бы вас скомпрометировало. После обеда я прогуляюсь по городу, – после некоторой паузы сообщил он.

– Хотите, я вас отвезу?

– Нет, не стоит. Если вас будут все время видеть со мной, это может породить всякие кривотолки.

– Да, вы правы, – согласилась Ариана. – Я найду вам провожатого.

– Не нужен мне провожатый.

– Но как же вы будете ориентироваться?

– Провожатый мне не нужен, – настойчиво повторил Томаш.

– Хорошо, но… поскольку мы отвечаем за вашу безопасность, кто‑то из нас обязан вас постоянно сопровождать… – Она на миг замолчала, затем, опустив голову, наклонилась к собеседнику и быстрым шепотом произнесла: – Я не могу вот так просто отпустить вас одного, разве не понятно? Если вы уйдете куда‑то, и я никого не предупрежу, у меня будут неприятности. – Появившиеся в голосе Арианы нотки мольбы звучали почти обольстительно. – Пожалуйста, согласитесь на провожатого. Если вы вдруг потеряетесь, это будет уже его проблема, а я к этому останусь непричастна. Ну же! – Ее ищущие понимания медовые глаза как будто стали еще больше. – Вы согласны?




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 348; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.126 сек.