История всемирной литературы 44 страница. Совершенно уже в ином тоне написана поэма «вадига-хатана» («война Вадигов»; Вадига — родовое имя царя)

Совершенно уже в ином тоне написана поэма «Вадига-хатана» («Война Вадигов»; Вадига — родовое имя царя), сочиненная в период между 1815 и 1817 гг., после захвата англичанами Кандийского царства. Викрамараджасинхе инкриминируются многочисленные грехи, неправедность, неумелое правление, обернувшееся для подданных лишениями и горестями. Отнюдь не в лестном контексте упоминается южноиндийское происхождение его рода. Все симпатии автора поэмы, аристократа Кависундары из Вялигалы, на стороне возможного претендента на кандийский трон, одного из сингальских вождей,

660

Иллюстрация:

Национальная борьба

Резьба по дереву из храма Эмбякке. XIX в.

Эхелеполы. Ему приписывается и участие в свержении Викрамараджасинхи с его трона. С Эхелеполой связывались последние, исторически уже абсолютно обреченные надежды сингалов на освобождение от ига колонизаторов под эгидой местной царской власти. Конфликт между ними находит художественное выражение и в ряде других произведений того же времени (около 1816 г.), таких, как «Эхелепола-хатана» («История Эхелеполы») и «Перали-хатана» («История порочных деяний»). Викрамараджасинха рисуется в них как узурпатор, деспот, сластолюбец и злодей. Двор его живет одними интригами, в царстве его — хаос, подданные страдают от грабителей и жестокого голода. В этих поэмах ярко отражена ситуация трагической безысходности, пережитой в ту пору сингальским обществом.

Историческая тематика занимает немалое место в литературном творчестве сингалов первой половины XIX в., в прозе и в поэзии. В 1820—1821 гг. закончена (доведена до царствования Викрамараджасинхи) «Сулураджавалия» («Малая царская родословная»), начатая еще в прошлом веке, в правление Киртишрираджасинхи, учеником Вяливиты Сарананкары. Примерно одна седьмая часть этого произведения посвящена времени правления последнего сингальского царя. Чувство разочарования и скорби за поруганную честь родины снова явно преобладает у автора над здравой оценкой событий: вся вина за поражение возлагается на одного несчастного правителя, его упрекают в отходе от добродетели и совершении самых серьезных преступлений, вплоть до «уничтожения» буддийского учения и разорения страны.

В поэме Кирамы Дхаммананды «Сиябасмалдама» («Цветочная гирлянда сингальского языка», 1820) рассматривается история легендарного предка сингалов — царевича Виджаи, его появление на Ланке, говорится о миссии Махинды (III в. до н. э.), проповедника буддизма на острове. К 1834 г. была написана (настоятелем одного из старейших монастырей Асгири, монахом Ятанвала-махатхерой) книга «Нарендрачаритавалоканапрадипикава», буквально «Светильник обозрения житий великих мужей». Состоявшая из 88 частей, она, по словам автора, должна была стать «не слишком краткой и не слишком подробной историей сингальских царей». Источниками, откуда он черпал сведения, были «Махаванса» и «Сулураджавалия». Описана и история последнего царя, деятельность англичан в покоренной стране, подавление ими сопротивления мятежных министров и организация государственных судов. Автор, вне сомнения, вынужден демонстрировать лояльность к британским правителям, он старательно описывает их деяния по благоустройству столицы бывшего Кандийского царства и различных провинций, радостно отмечает, что буддийские обряды и ритуалы продолжают совершаться в соответствии с древними обычаями (заметим, что запрет на некоторые из них — еще впереди).

К разряду исторических можно отнести и несколько поэтических версий важной реликвии сингальских буддистов — так называемого Зуба Будды: в 1815 г. на эту тему была написана поэма «Датхаготрапрадипая» («Зеркало истории Священного Зуба») Вялигалой Кависундарой, а в 1845 г. — «Даладасирита» («Ритуалы Священного Зуба») Каханандой Наваратной.

Создавалось также подобие «сборников», обычно поэтических, посвященных различным примечательным событиям сингальской истории. Создание новых текстов буддийского религиозного содержания также рассматривается как патриотическое деяние. Трудность восприятия старинных буддийских текстов даже на сингальском языке, не говоря о пали, уже ранее вызвала к жизни жанр поэтических проповедей, так называемых кави-бана-пот. В начале XIX в. очень популярными становятся сборники наставлений, часто в виде афористических стихов. В них обычны ссылки на различные джатаки. Иногда такие сборники составляются в форме вопросов и ответов, иногда — советов младшим со стороны старших. Своими поэтическими

661

сочинениями в этом роде прославился Михирипянне Дхаммаратана (1768—1851), проповедник буддийского вероучения и буддийской морали. Свои поучения он нередко излагал в виде шутливых афоризмов белым стихом. Его описания страданий грешников в аду своей выразительностью напоминают народные лубочные картины на ту же тему. Подражал ему в своем творчестве и его ученик Коггала Дхамматилака (наиболее известно его сочинение «Грех глупости»), много черпавший в своих сюжетах и изобразительных средствах из фольклорных источников.

Создается ряд произведений в традиционных жанрах. В частности, шедевром жанра поэм-посланий (сандешая) в этот период является «Диясявулсандешая» («Послание Черного лебедя»), сочиненная в 1813 г. поэтом Таларамбе Ятинду. Этот автор, как и знаменитый Барана (XVIII в.), адресуется к богу Махасене с просьбой излечить его от тяжелого недуга. Он выступает приверженцем царя Викрамараджасинхи, которого называет солнцем в небе Ланки, славой равным славе царя богов Сакры, защитником буддизма. Поэма отличается поэтической изощренностью, обилием так называемых «шабдаланкар»: при описании природы, например, автору приемами аллитерации удается передать даже голоса птиц, лесных зверей и плеск воды.

Поэма монаха Девамитты из Киталагамы «Кираласандешая» («Послание чибиса», 1815), более традиционна по форме, и, подобно «Вадигахатане» Кависундары, является апологией Эхелеполы. К 1833 г. относится создание астрономом Шилпадхипати поэмы «Нарисатсандешая» («Послание семи женщин»), интересной как конкретными описаниями необычного пути посланцев (от деревни Натхагане провинции Курунягала в Дамбуллу), так и своеобразием формы: содержание ее излагается сначала стихами, а потом ритмической прозой.

Поэтическая виртуозность — характерная черта творчества многих авторов рассматриваемого периода. Этим, например, прославился уже упомянутый нами Михирипянне Дхаммаратана: один из его стихов, содержащих славословье в честь Будды, так организован в своей звуковой форме, что может быть понят (или пересказан и переведен) в семи вариантах. В иных строфах строки у него читаются одинаково и слева направо, и справа налево.

В это время становится популярным жанр стихотворных писем, изящные образцы которого дают Гаджаман Нона (Донна Изабелла Перумал), поэтесса, ставшая известной еще в конце прошлого века, а также Михирипянне Дхаммаратана.

В начале XIX в. в литературном творчестве сингалов сохраняются и традиционные научные жанры: сочиняются трактаты о любви и любовной науке («Ратиратналанкарая» — «Украшение [из] сокровищ страсти», 1811), о народной медицине («Йогаратнамалава» — «Гирлянда сокровищ йоги», 1816), о науке домостроения и т. п.

Насущной потребностью сингальской литературы первой половины XIX в. становится ее обновление. Эту потребность остро ощущали многие, и поэтому в разных жанрах делаются попытки найти средства к обновлению, пока, однако, не радикальные, но в пределах традиционных форм и норм. Одни предлагают использовать юмор при изложении классических сюжетов джатак; другие пытаются ввести описание реалий и примет своего времени в произведения традиционной формы, как, например, Сумана-тхера из Вялихитиявы, автор поэмы «Миюрасандешая» («Послание павлина»), он описывает обычаи мавров (ланкийских мусульман), вводит сцены с участием белокожих женщин, видимо, жен британских чиновников. Склонность к конкретному описанию реального события проявляет и Самарасекара Дисанаяка, автор поэмы «Гангароханаварнанава» («Описание праздника на реке», 1807), посвятивший ее изображению религиозного действа на реке Нилвалаганге в Матаре, во время которого, в частности, воспроизводились события из легендарной биографии Будды.

Еще один путь обновления: обращение к новым литературным и фольклорным источникам, в данный период чаще всего — к тамильским. Так, на рубеже веков Ранасгалле-тхера включил в состав своей длиннейшей дидактической поэмы «Локопакарая» («Служение миру») переводы строф из «Тируккурала», тамильского памятника IV—V вв.; влияние последнего сказалось и на самом размере поэмы «Служение миру» — белом стихе ги. На основе оригинального тамильского фольклорного материала Сабе-видане создает примерно в то же время поэму «Синнамутту-катхава» («Рассказ о Синнамутту»).

В эти годы начинаются дискуссии по поводу литературного творчества; однако они касаются преимущественно поэтических размеров, отдельных приемов. Такая дискуссия, запечатленная, в частности, в одном из широко известных писем Михирипянне Дхаммаратаны, велась по поводу одной из строк «Описания праздника на реке» Самарескары Дисанаяки.

Симптоматично, что в это время, которое можно назвать временем ожидания перемен и обновления, появляются авторы из среды прежде далекой от литературного творчества. Так, ко

662

времени заката Кандийского царства с религиозной буддийской поэмой «Тунсараная» («Три великих защиты») выступает сочинитель, принадлежащий к касте кузнецов из деревни Тамбугала. Это произведение отличается, по мнению знатоков национальной литературы, заметной простотой и искренностью чувства. В целом же литературное творчество у сингалов в первой половине XIX в. не отмечено интенсивностью. Судьба литераторов, особенно светских, складывалась драматически. Лишенные традиционной опеки (царя и знати), они не имели средств к существованию и бедствовали. Сохранился горестный поэтический памятник той поры: стихотворные письма-петиции великой Гаджаман Ноны, адресованные английским правителям (печальный оборот старой традиции), в которых она пишет о своей бедности и голодающих детях, просит о помощи.

Литераторам, как и сингальскому обществу в целом, еще предстояло усвоить многие горькие истины наступающих перемен и найти свой новый путь, который в конечном счете стал путем борьбы за сохранение самобытности и вместе с тем за радикальное обновление.

662

НЕПАЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

После того как в середине XVIII в. из раздробленных феодальных княжеств было создано централизованное непальское государство, в историко-культурном развитии страны наступает новый этап. Первые правители объединенной страны, в частности ставший в 1804 г. премьер-министром Бхимсен Тхапа, прилагали все усилия, чтобы укрепить молодое государство, сохранить его независимость, на которую стала посягать могущественная Ост-Индская компания.

Главным событием начала века, определившим политическую и духовную атмосферу в стране, явилась англо-непальская война. Непал, хотя и потерпел в ней поражение, сохранил статус самостоятельного государства. Тем не менее нанесенный удар был весьма ощутим для непальцев. Поэтому военное поражение, как это нередко бывает в истории, явилось стимулом к пробуждению и росту национального самосознания. В литературной сфере этот процесс сказался прежде всего в попытках утвердить величие непальского народа, прославляя его мужество и воинские доблести. Другой стороной этого процесса явилось стремление доказать, что непали, объявленный первым правителем Притхвинараяном Шахом государственным языком, может быть языком не только деловой письменности, но и литературы, в частности поэзии.

Характерно, что с концом XVIII в., «золотого века» — эпохи расцвета средневековой неварской культуры Маллов, в литературе кончается и «золотой век» драматургии. Создаваемая по классическим канонам драма отразила тем не менее начавшийся процесс демократизации литературы, проявившийся в постепенной замене мифологических сюжетов историческими, во введении принципиально нового собирательного действующего лица, народа (а точнее крестьян — кисанхару), жалующегося справедливому правителю на обидчиков и т. п. Все это сопровождалось и некоторыми изменениями жанрово-стилистической структуры драмы.

В XIX в. подобные процессы в значительно большей степени проявляются в поэзии, ставшей доминирующим родом литературы этого периода. Ведущим поэтическим жанром на несколько десятилетий опять становятся традиционные гимны стути, которые, однако, существенно отличаются от поэтических гимнов эпохи Маллов. Прежде всего стути XIX в. прямо связаны с исторической реальностью. В них четко обозначена смена предмета величания, а следовательно, и самого предмета поэзии, знаменующая поворот от традиционного высокого к сугубо земному. Хотя функциональная нагрузка гимна внешне остается прежней — он славит, величает, однако существо его принципиально меняется: от панегирика божеству или сильному мира сего великому радже он становится песней славы, непоколебимости и мужества народа, который, будучи даже побежденным, сумел устрашить врага своей храбростью. Изменения содержательного плана вносят свои коррективы и в традиционную структуру стути. Эти процессы наглядно прослеживаются на примере произведений одного из самых значительных поэтов — Ядунатха (род. в 1811).

Гимны Ядунатха, которого глубоко волновала судьба страны, проблема ее единства и независимости, это гимны непальскому воинству. В частности, в стути, посвященном Бхимсену Тхапе, в первой части даже не упоминается имя этого национального героя Непала. Зато

663

любой город непальской долины, иными словами, весь край родной вызывает определенную поэтическую ассоциацию автора с отважными непальскими воинами. Не только Бхимсену Тхапе, но и своим испытавшим горечь поражения соотечественникам адресует Ядунатх строки, которые должны были утвердить их в мысли о неустрашимости и героизме гуркхов. Чтобы подчеркнуть достоверность этой мысли, поэт вводит в стих (что было совсем неожиданно для этого жанра) имя реально существующего лица — первого английского резидента в Непале.

Стараясь убедить в том, что каждая строка его стихов — правда, Ядунатх стремится быть предельно достоверным и в деталях. Читатель получает полную информацию об обмундировании непальской армии (султаны на касках черные, солдатская униформа — серая, а брюки тоже черные). Столь же скрупулезно и последовательно описаны и действия англичан.

Изменение адресата — собственно, поэт обращается скорее ко всем своим соотечественникам, чем к конкретному лицу — повлекло за собой существенные формальные изменения: отпал обязательный зачин, где перечислялись достоинства объекта поклонения, заключительные строки, в которых автор уничижал себя, чтобы еще контрастнее оттенить величие того, кому написан гимн. Исчезает и ряд суперлативных эпитетов, обрамляющих в традиционном стути имя прославленного божества или монарха. Зато появляется устойчивый стрежневой эпитет храбрые, отважные, который переходит из двустишия в двустишие, определяя также часто повторяющееся слово воины. Традиционный ряд пышных восхвалений здесь заменяет вещно-предметный ряд бытовых деталей или элементов, на которые как бы специально расчленено единое действие.

Второй, не менее известный гимн Ядунатха, посвященный Раджендре Бахадуру Шаху — последнему представителю династии Шахов, реально управлявшему страной, интересен тем, что в нем получает дальнейшее развитие тенденция обращаться к радже как к избавителю от социальных зол, носителем которых выступают обычно его чиновники, а в данном случае реально существовавшее лицо, по имени Кулананда: «Был кусок земли, и тот унесла разбушевавшаяся река. // Поэтому на душу легла печаль. // От ростовщиков, когда они требовали свое, терял рассудок. // В поисках спасения обратился к Вам. // Вы мне пожаловали в аренду землю в Саптари. // Но вместо прибыли от нее были одни убытки. // Чиновник Кулананда отобрал даже прошлогодний урожай. // Теперь в доме совсем пусто, ни зернышка».

Так крайне нетрадиционно выглядит этот гимн. Подобные жалобы на свою участь — еще одно убедительное доказательство того, что в рамках первоначально панегирического жанра появляется чисто человеческое земное звучание, которое меняет и характер и функциональное назначение стути.

В XIX в. известные изменения происходят и в традиционных переводах — переработках сюжетов, заимствованных из индийских эпических поэм и пуран. Прежде всего эти переводы осуществлялись на непали. Правда, в непальском языке было еще большое число заимствований из майтхили и браджа, тем не менее сам факт обращения к непали был очень важен, т. к. знаменовал начало поэтической традиции на новой, несанскритской языковой основе. Существенной была и ясно прослеживающаяся тенденция оценивать того или иного бога или святого с точки зрения его озабоченности людскими судьбами и бедами. В частности, очень характерна в плане подчеркивания человечности божества обработка известной по «Бхагавата-пуране» и «Махабхарате» истории жизни Кришны, сделанная в начала XIX в. Басантой (годы творчества 1806—1855). В отличие от своего современника Бидьяраньякесари, который в своей «Песне бракосочетания» («Югалгит»), продолжая традиции процветавшей в «золотом веке» эротической поэзии, детально описывает любовные игры бога Кришны, Басанта в своем «Жизнеописании Кришны» («Кришначаритра») рисует самое человечное божество. Его Кришна, принимая облик простого пастуха, не только живет среди простых людей, но и берет на себя бремя их забот. Басанта рассказывает фактически всю историю жизни Кришны. Но подробнее всего раскрыта, так сказать, человеческая линия поведения героя, которая особенно ярко проявляется у Кришны-мальчишки, своенравного, озорного, но по-детски обаятельного. А его борьба с посланцами демона Кансы, в которой он выходит победителем благодаря своей божественной силе, описывается только вскользь. Посланцы Кансы, посягающие на жизнь Кришны, у Басанты держат в страхе народ, и поэтому победа над ними знаменует всеобщее освобождение от злых сил.

Известный эпизод похищения Кришной райских цветов из сада бога Индры привлечен Басантой для того, чтобы рассказать, как заботится Кришна о простых людях, среди которых он живет. Решив наказать юного бога за озорство, Индра наслал на селение Гокулу громовую тучу и страшный ливень. Но Кришна поднял гору над водой и спас людей. Могущественный Индра оказался посрамленным, и он просит Кришну о покровительстве. Индра терпит поражение,

664

как явно следует из подтекста, не потому, что не способен на те же чудеса, что и Кришна, а потому, что, совершая их, он проявляет полное безразличие к людям. Оказывается посрамленным Кришной и главный бог Брахма. Но автор хотел поведать не только о человечности и доброте Кришны. Он надеялся, что, «услышав этот рассказ, все познают, что такое добро» и поймут, как им надо вести себя в жизни.

В XIX в. усиливается интерес к доступным непальцам памятникам древнеиндийской и мусульманской художественной культуры. В этот период на непали с санскрита переводятся «Приключения десяти принцев», «Сказки попугая», «25 рассказов веталы», с урду — произведения общемусульманской поэтической традиции: «Роза Бакавали», «Хатим Таи», фрагменты из «Тысячи и одной ночи», в частности «Лампа Аладина». Весьма знаменательно, что в этот период переводится в основном проза. Более того, начинают появляться прозаические переложения известных мифологических сюжетов, бытовавших ранее в Непале в стихотворной форме. Так, появляется «Рассказ о Матсьендранатхе» («Матсьендранатх катха») Патанджали. Правда, это была очень своеобразная рифмованная проза, тем не менее она свидетельствовала, что началась разработка норм и прозаического литературного непали.

Любопытно, что это произведение также отразило общую тенденцию подчеркнуть причастность той или иной мифологической личности к земным делам: не случайно Патанджали вновь воскрешает учителей-натхов, имена которых ассоциировались у непальцев с идеей равенства людей перед богом, что нередко понималось как равенство всех живущих на земле. Основным сюжетным стержнем «Рассказа о Матсьендранатхе» становится известная по непальской «Сваямбхупуране» история о том, как змеи-наги покинули Непал и тем обрекли страну на засуху. Матсьендранатх, полный сострадания к людям, делает все, чтобы вернуть змей и спасти от голода жителей непальской долины. Закономерны поэтому и заключительные строки этого произведения: «Некоторые называют Матсьендранатха Буддой, // Знатоки-шиваиты называют его солнцем, // Но он — учитель, он пришел в мир, чтобы заботиться о народе. // И поэтому эти два понятия в нем объединились».

В XIX в. наряду со светской поэзией интенсивно развивается поэзия религиозная, которую как и в предшествующие столетия, представляют поэты-санты, объединенные в религиозную секту джосмани. Наиболее талантливым среди них был Гьяндилдас (1821—1883). Он известен как автор многочисленных молитвенных песнопений («Бхаджан») и стихотворной проповеди «Удайлахари». В этих произведениях отразились не только идеи религиозного реформаторства, в частности отрицание кастовой дискриминации, идолопоклонства, жертвоприношений и других религиозных обрядов, но и социальная позиция Гьяндилдаса, открыто выступавшего в защиту неимущих и обездоленных. Поэтому-то в его священных песнях наряду с текстами, прославляющими учение джосмани в духе традиции сантов, встречаются и такие, например, конкретно-земные, ясно социально обозначенные двустишия: «Торжествует закон имущих, страдает народ, // Зачем же быть справедливым судье-взяточнику?» или: «Трудится от зари до зари крестьянин, // Но в награду ни еды, ни одежды, только преждевременная смерть».

Очень характерно, что Гьяндилдас, которого нередко называют «народным вождем Восточного Непала» пересматривает многие традиции своих предшественников, поэтов-сантов. Он отказывается, в частности, от эзотерического садхукари (языка святых), лексика которого представляла своеобразную смесь слов из авадхи, браджа и старого непальского языка, и создает все свои произведения только на понятном широкому кругу слушателей современном ему непали. Кроме того, свои песнопения он сочиняет, используя мелодику самых распространенных народных песен джхьяуре и тунгна. В соответствии с основной задачей — прямой проповеди своих идей — Гьяндилдас предпочитал облекать их в предельно доступную форму. Тем не менее и в бхаджанах, и в «Удайлахари» встречаются строки, насыщенные сложной ассоциативной образностью. Так, наряду с самыми ясными, уложенными в привычный ритм джхьяуре строками, которые были адресованы простому люду: «Не быть без терпения йогу, // Не быть без воды рыбе, // Не быть без перьев птице, // Так же не быть, пусть поймут это люди, избавлению без учителя...» — мы встречаем то же прославление света учения джосмани в следующем, значительно более усложненном двустишии: «Защищаясь щитом религии, натягивая тетиву слов, // Стрелой искусства поднимаю уровень познания».

Причем в подобных строках значительно увеличивается и количество санскритизмов. Таким образом, надо полагать, что Гьяндилдас был достаточно хорошо знаком с классической поэзией и отступал от традиции сознательно, стараясь донести свои мысли до всех слушателей.

Творчество этого талантливого поэта явилось важной вехой в развитии непальской литературы, т. к. впервые продемонстрировало ярко

665

выраженное социальное мировосприятие автора. Кроме того, и это очень существенно, Гьяндилдасу принадлежит немалая заслуга в выработке норм поэтического языка, в качестве которого он решительно избрал, вопреки всем традициям, родной непали.

665

ЛИТЕРАТУРА ИНДОНЕЗИЙСКОГО АРХИПЕЛАГА И МАЛАККИ

Великая французская революция и наполеоновские войны не прошли бесследно для Нусантары, где на свой лад отразилось англо-французское соперничество тех времен. С 1808 по 1811 гг. Ява стала ареной бурной деятельности нового генерал-губернатора Нидерландской Ост-Индии, «железного маршала» Германа Виллема Дандельса, действовавшего здесь так же круто, как действовал в Европе его патрон — Наполеон I. За пять лет английского междуцарствия лейтенант-губернатор английской Ост-Индской Компании на Яве Стэмфорд Рэффлз вторгся со своими войсками в столицу султана Джокьякарты, покончил с суверенитетом султанатов Бантам и Черибон, а также решительно пресек попытки султанов Палембанга занять независимую позицию. Когда в немалой степени обескровленная Голландия утвердилась, наконец, в своих владениях и принялась наводить там свой порядок, на Центральной Яве вспыхнуло восстание принца Дипонегоро — последняя попытка наиболее решительных представителей яванской аристократии сбросить иностранное иго. Ценою немалых усилий в результате пятилетней Яванской войны голландцам удается, однако, взять верх над повстанцами и укрепить свои позиции, превратив большую часть яванских крестьян в своих оброчников. Более того — за голландскими солдатами остается решающее слово в затяжной гражданской войне (1803—1845) на Западной Суматре, а в 1846, 1849 гг. голландцы посылают военные экспедиции на остров Бали, стремясь распространить свою фактическую власть и на эти территории. Осторожнее действуют в это время англичане, все-таки постоянно вмешивающиеся в дела Малайских султанатов и закрепившие за собой ряд опорных пунктов вдоль Малаккского пролива, объединяющихся в 1826 г. в президентство Стрейтс Сетлментс — краеугольный камень будущей Британской Малайи.

В эту неспокойную эпоху в Нусантаре сохраняются, однако, относительно мирные уголки, где продолжается освященная традициями литературная деятельность, такова, например, Суракарта — небольшое центральнояванское государство. Уже со второй половины XVIII в. литераторы Суракарты, игнорируя унизительное настоящее, обращают взоры в полузабытое прошлое: создают новояванские переложения классических поэм на кави, пытаются донести до своих современников мудрость средневековых мистико-философских трактатов, стараются привить яванскому дворянству мудрость, стойкость, бесстрашие, достойные известных им по популярным театральным представлениям и по литературе героев древности — Рамы, Арджуны, Гатоткочо... Замкнувшаяся в собственных традициях, стремящаяся остаться неизменной и неизбежно меняющаяся, литература эта именуется нередко литературой «яванского ренессанса».

Индонезийский литературовед Пурбочероко выделил в «яванском ренессансе» два периода: период возрождения классики и период создания новых произведений. Ко второму периоду следует отнести Йосодипуро Младшего (ум. в 1842 г.), который занимался реставрацией обветшалых в языковом отношении литературных памятников. Сменив своего отца в должности придворного поэта (пуджангго далем), Йосодипуро Младший, по всей вероятности, выступил в роли соавтора (или скорее редактора) отцовской переработки «Бхаратаюдхи» («Бротоюдо»), а в 1818 г. и сам предпринимает переделку поэмы средневекового яванского поэта мпу Тантулара «Арджуна-виджайя», назвав свое произведение «Китаб Арджуно-сасро». Несколько позже появляется почти одноименная «Китаб Арджуно-сасро бау» кьяи Синду Састро, восходящая к яванской театральной традиции, так и все более многочисленные в XIX в. «театральные повести» и пьесы, представляющие собой литературные варианты тех, которые разыгрывались в яванском театре. Яванский кукольный театр, приобретающий в XIX в. известную нам форму, в свою очередь, охотно инсценирует новояванские переработки старых поэм на кави и популяризирует культуру «яванского ренессанса» далеко за пределами Суракарты. Использующие отдельные мотивы «Махабхараты» и «Рамаяны», театр и эпическая поэзия «яванского ренессанса» способствуют канонизации тех мифологических представлений, с которыми мы сталкиваемся на Яве.

Писатели Суракарты не ограничиваются обращением к традициям доисламской культуры Явы.

666

Для яванского литератора XIX в. индуяванская и мусульманская традиции — два аспекта вечного и неизменного космического и социального порядка. Неудивительно поэтому то, что наряду с созданной в древнеяванских традициях «Китаб Арджуно-сасро» из-под пера Йосодипуро Младшего выходят «Менак Амир Хамза» и «Китаб Амбийо» («Книга о пророках») — произведения мусульманского толка. Те же две линии менее отчетливо прослеживаются в многочисленных мистико-спекулятивных и дидактических сочинениях писателей Суракарты. Некоторые из произведений этой группы восходят к средневековым памятникам. Так, известная в нескольких редакциях суракартская «Китаб Панити-Састро» является переработкой древнеяванской «Нитисастры» а стихотворный «Таджусалатин» — не что иное, как версификация малайского средневекового зерцала «Таджу-с-салатин», приписываемая тому же Йосодипуро Младшему. Огромной популярностью пользовалось на Яве в XIX в. предназначенное для правителей поэтическое зерцало «Буланг Рех», принадлежащее меценату и поэту, впоследствии государю Суракарты Паку Бувоно IV (1820—1823), а также другая его поэма «Буланг эстри», посвященная долгу и обязанностям женщин.

Энциклопедические тенденции, присущие литературе «яванского ренессанса», отчетливо сказываются в «Серат Чентини». Эта огромная поэма содержит разнообразные сведения о яванской топографии, искусстве, музыке, магии, гаданиях, эротике, но более всего о богословии и мистицизме. Она создавалась в начале XIX в. целым коллективом авторов (Йосодипуро Младший, Ронггосутрисно, Састродипуро и др.) под руководством будущего Паку Бувоно IV. В основе своей «Серат Чентини» представляет собой историю сеха (шейха) Амонг Рого, сына низвергнутого правителя Гири — влиятельного некогда княжества Восточной Явы. Потеряв почти всю свою родню при разгроме княжества войсками Матарама и Сурабайи, Амонг Рого превращается в типичного для средневековой Явы странствующего мистика, а затем оказывается казнен по обвинению в ереси султаном Матарама, которому он мечтал отомстить за смерть своих близких. Эзотерические премудрости, составляющие суть книги, излагаются в ней в форме диалогов, как это было принято в сулуках, яванских мистико-спекулятивных поэмах, с которыми генетически связан «Серат Чентини».

Дата добавления: 2015-06-04