Гл. 2 На стапеле 4 страница

- Плохо сварено. Развалятся железки... – Изрекает какой-то деятель, но не получив ответа, он лезет под яхту и начинает оценивать работу.

- Иди ты к...! А то я тебе такое ОТК покажу, что вспомнишь мать родную, - рычу я в ответ, и глухое раздражение вырывается наружу. - Какого черта ты здесь лазишь? Я тебя просил? Давай, давай, иди своей дорогой.

Уже полгода без выходных и праздников. Живу по кем-то выдуманному принципу: отдых заключается в перемене рода деятельности. И кто придумал эту формулу? Наверное, сильный, здоровый и нестарый человек, может быть и врач, который считает, что после сидячей работы человек должен двигаться, а не лежать. А может быть, это выдумал человек с юмором.

Особенно тяжело, когда что-то не получается или какой-нибудь разгильдяй подложит пакость или что-нибудь в этом роде. Вот тогда приходит страшная усталость и отчаяние.

- Как быть? Что делать? Как расколоть лед отчуждения, чтобы меня поняли и помогли по-настоящему, с открытой душой и всем, что необходимо. И материально, и работой, и теплотой человеческих слов.

Тяжело жутко. Иногда думаю, а вдруг я взялся не за то, что мне по силам? Вдруг я не сумею пробить броню равнодушия и скептического отношения. Не хватит у меня сил и денег. Тогда единственное, что спасает от хандры, от серой тоски и ненужных моряку переживаний, это голос моей “раковины”. Она зовет, тревожит, будит своим шумом океана и не дает забываться.

- Куда ты отступаешь? Во имя чего тогда будешь жить, если похоронишь свою мечту, которая фактически стала целью твоей жизни. Жизнь должна быть вызовом, иначе в ней испариться соль. И она права. Поэтому, чем больше невзгод и трудностей, тем сильнее “шумят в ней океанские штормы”, не давая мне покоя.

Вечер. Солнце опустилось за забор из изящных переплетений стальных конструкций моста. В воде отразились мягкие, темно оранжевые блики вечернего неба. От реки повеяло сырым, прохладным воздухом. Но домой идти рано, поэтому часто захожу к своим хорошим знакомым, с которыми жил на севере. Хозяин семейства тоже служил в ВМФ, но он был политработником. Я, правда, редко кого из них уважал.

На мой звонок открывает Ксения Ивановна и после обязательной, я бы сказал чопорной процедуры приветствия, говорит:

- Здравствуйте, проходите, пожалуйста, милости просим, - все это с доброжелательной улыбкой на лице. Боже мой, до чего она вежливая, тактичная, но и в тоже время строгая. Наверное, такой и должна быть идеальная жена.

- Николай! К тебе Александр Моисеевич, - кричит она в комнату.

- А может быть к вам, - Подначиваю я ее. - Что он опять спит? Разбудим.

- Что вы, еще рано. Вот вам тапочки, проходите.

- И я тоже сегодня рано закончил работу. Сварщик ушел, а я решил зайти к Вам. У вас таким уютом веет, что поневоле тянет зайти. Какая Вы молодец...

В этой квартире идеальная чистота и порядок, созданные усилиями и волей хозяйки. Не найдешь нигде ни пылинки, а уж тряпки здесь не забрасываются в темные углы, подальше от глаз посетителей.

Снимаю обувь и иду в комнату, где на диване в любое время дня и вечером, лежит и дремлет Николай Кузьмич. Он все время жалуется на плохое здоровье. Но, по-моему, это только предлог, чтобы ничего не делать. Когда я смотрю на этого упитанного человека, мне становится жаль Ксению Ивановну, которая работает в поликлинике весь день, а потом несет на своих плечах и все заботы по дому. И никто ее не жалеет, ни лентяй-муж, ни великовозрастный сыночек.

- Здорово, - хлопаю его по плечу и, не обращая внимания на его недовольное, заспанное лицо нападаю на него:

- Ты почему не приходишь помогать? Все равно ведь валяешься, а так бы потрудился, все какая-нибудь польза была и от маленьких усилий кровь забегала бы, помолодел бы.

- Устал. Работы много. Вот сегодня суббота, прибирались, оправдывается он.

- Не ври. Можно подумать, что он что-то делал, - вмешивается в наш диалог его супруга.

Ни на йоту не прореагировав на ее реплику, он спрашивает меня.

- Ну, как дела? Что-нибудь сделал сегодня? - говорит как настоящий замполит, как будто и не увольнялся с корабля.

- Как, как! Все так же. Ну, что ты вот спрашиваешь? Ты же не помогаешь, - в сердцах бросаю ему. - Взял бы пришел. Ну, хоть что-нибудь помог бы. Ведь иногда нужно просто поддержать деталь, без всяких усилий.

- Ну, что-то ты сегодня все же делал? Работал? - говорит он, не обращая внимания на мою реплику.

- Да, работал! Что же мне еще делать? Но много ли сделаешь, если один?

Довольно часто, выслушав мой рассказ о предполагаемом плавании, многие говорят о том, как я выдержу одиночество? Это же страшно. Целый год один в океане. А вот сейчас, разве я не один? Да, верно, приходят ко мне десятки, сотни людей, но они меня не понимают. Мои слова, чаяния, мечты, не находят у них отклика. Я для них странный, непонятный, страшно чудной человек!

Как-то, в Москве, поднимаясь по экскаватору и смотря на десятки, сотни мелькающих лиц я подумал о том, как страшно одиночество среди сотен людей! Людей, с которыми общаешься, с которыми живешь, видишь ежедневно, а иногда и говоришь, но не находишь отзвука в их очерствелой душе.

Нет. Самое страшное одиночество - это, когда вокруг тебя люди, много людей, но они тебя просто не понимают.

В плавании я буду физически один, но со мною будут тысячи, которые будут знать меня. Знать, где я, и в душе будут со мной, потому что мне будет архитрудно, и они будут понимать это. Все это мелькает в мыслях, как своего рода болезнь. Но стоит ли об этом говорить?

В комнате жарко, душно. Привык я быть сутками, месяцами на чистом воздухе. Снимаю пиджак, прохожу и сажусь в кресло. Устал.

- Так ты ее никогда не построишь, - рассуждает Кузьмич.

- Пошел ты к черту со своими прогнозами! Что ты еще можешь сказать? Не сделаю, не построю. Зачем ты это говоришь? Ты думаешь, у меня сердце не обливается кровью оттого, что так трудно. Что кругом вы все за каменной стеной равнодушия.

- Ну, ну. Что ты разошелся. Скажи, что тебе нужно?

- Все! И люди, и материалы, и просто дружеское участие, чтобы можно было снять кошмарное напряжение души.

- Сходи к директору химкомбината. Если он захочет, он может все сделать.

- Пройденный этап. Что он может сделать нового? Людей для меня, он сказал, не даст. С дефицитными материалами тоже беда. Сетка - фондовый материал. Не будет он заботиться обо мне. У него своих забот предостаточно.

- Вообще-то это правильно. Подумай сам, как он будет тебе помогать, если ты частник.

- Вот, так вот. Сначала советуешь идти к нему, а через минуту говоришь, зачем он будет помогать мне. Где же последовательность? Сейчас ты просто находишь оправдание своему бездушию и черствости. Частник! Ишь, какая удобная позиция. А когда я пойду в плавание и буду где-нибудь у берегов Африки или Новой Зеландии, тогда я тоже буду частником? Нет, извини. Тогда вы все завопите, что помогали мне, и ты первый будешь кричать: “ Я помогал ему!”, хотя больше помощи мне было от твоей супруги: она понимала, что я прихожу усталый и голодный и всегда старалась скрасить мое состояние. Накормит вкусным ужином, который я давно дома не пробовал. - Говорю это ему, ничуть не стесняясь, уж больно много раз я старался пробить его броню равнодушия, но безуспешно.

- Сходи в партком. Расскажи обо всем, - советует Николай, серым, равнодушным голосом.

- Старая песня - давать советы. Все уже и со всеми переговорено. Ты вот сравни их с собой. Ты-то давно меня знаешь по службе на Северном флоте, знаешь о моей мечте, сколько раз мы переговорили об этом. А что ты сделал для меня? Даже если не в физическом смысле. Ты, лично хотя бы с кем-нибудь поговорил? Кому-нибудь попытался рассказать о красоте моих мечтаний, о том, что это нужно всей нашей стране!

- Николай! - Слышим мы голос Ксении Ивановны. - Зови Александра Моисеевича ужинать.

Знаком с ними давным-давно. Долго жил у них на квартире, когда приехал в Воскресенск после демобилизации и не знал куда деться. Отношения самые простые, дружеские. Ксения Ивановна обладает исключительным тактом, всегда внимательна, заботлива. Но, несмотря на всю мою откровенность, и проявление с ее стороны заботы обо мне, она всегда обращается ко мне по имени - отчеству, как на светском приеме. От ужина я не отказываюсь, меньше забот дома, да и у нее, как всегда, все вкуснее.

Смотрим передачу, этот калейдоскоп всякой всячины, отнимающий у человечества уйму драгоценного времени, которое они могли бы употребить на что-то полезное. Но это как зараза, эпидемия для всего человечества и неизвестно, когда найдут лекарство от этого вируса.

Конец передачи, собираюсь домой. Благодарю Ксению Ивановну за прием и прошу извинить за вторжение.

- Николай, - кричит его жена. - Вставай. Да проснись ты, иди, проводи Александра Моисеевича.

Так частенько, читая газету или за просмотром телепередач, он засыпает, очевидно, репетируя свой ночной сон. Вот жизнь. Никаких забот. Вот только не пойму, хорошо ли это? Не знаю, но я ему не завидую.

- Приходи помогать, - дразню его. - Завтра воскресенье, работать дома грех, а я заплачу, так что можно будет сообразить...

- Сколько, - парирует он. Видно еще помнит, что значить “сообразить”

- Два рубля, как всем неквалифицированным рабочим.

- Мало, не пойдет. У меня же высшее...

- Высшее у тебя по философии, а на яхте оно не имеет никакого практического значения. Там нужен труд. Ты хоть помнишь, что такое труд. Нет? Спроси у жены.

- Виталька придет

- А ты что будешь делать? Опять дрыхнуть? Смотри, проспишь. Уйду в плавание, а ты и не увидишь. - Действительно, так и получилось. Он так и прозевал, точнее, проспал и не пришел меня провожать.

- А я на спуск яхты приду.

- Ничего не выйдет. Я тебя не приглашу. Ты не заслужил.

Темно. Медленно иду домой и невольно думаю о тех, других первопроходцах. Было ли им так тяжело? Как они преодолели эту рутину? Из всех героев моей мечты, одолевших трудную профессию морских робинзонов, часто вспоминаю о тех, о ком читал книги или рассказы об их плавании. Стараюсь найти такие книги, чтобы они были под руками, и можно было в любое время взять их с полки и погрузится в грезы, Чтобы хоть в мечтах видеть, бороться и искать.

“Удивительно были красивы заходы солнца в тропиках. Едва заходит солнце, как полнеба на западе окрашивается в розовый цвет, а потом все насыщается и насыщается красным цветом. Облака, освещенные последними солнечными лучами, пылают в небе. Такие закаты предвещают свежий ветер на следующий день. И я был уверен, что завтра будет прекрасный солнечный день с пассатами, которые несут “Ненго” со скоростью в три-четыре узла. Летучих рыбок было изобилие. Не раз “Ненго” проплывала мимо колонии молодых летучек размером около трех сантиметров и удивительно похожих на бабочек. Они выскакивали из воды, спасаясь от хищных рыб и дельфинов. А сверху за ними следили птицы и, прежде чем они попадали в воду, на лету хватали и проглатывали их”.

Мне нравился Бернард Муатусье. Тяжело ему все досталось. И постройка яхты и сборы в плавание, и одиночество там, в безбрежных далях океана один на один со своим незаурядным умом. И все-то он делал не в угоду бизнеса, не ради денег и славы, а просто он хотел испытать самого себя. Уже совершив кругосветный, он ушел от шумихи, славы, которые ожидали его в Европе, на свою первую Родину, остров Таити. И хотя он был против соревнований и рекордов, он все же установил рекорд дальности одиночного плавания, 53 тысячи миль! Такого еще не было.

А Джон Колдуэл!

Это человек из мира грез и романтики. Когда читаешь его ”Отчаянное путешествие”, то просто не верится в реальность происходящего, и с удивлением узнаешь, что все это, как ни фантастично, правда!

Это тоже была моя подготовка к плаванию. Такими воспоминаниями я создавал в себе жажду путешествий, жажду познания нового для меня мира.

Часто страдаю от неуважения к правилам техники безопасности. Это форменное безобразие. То падаю с лесов, так как они у меня хлипкие, сделанные из подсобного материала, то порву брюки. А купить новые - жалко денег, так как отниму-то я их у своей яхты. То нахватаю ссадин. Все это напоминание о правилах написанных человеком под давлением неумолимых физических законов природы. И все это от бедности нашей. Нет хороших досок. Плохих и то не хватает, поэтому леса выстроены “кое-как” и ненадежные. Достал один щиток и то для сварщика, а себе даже очки темные не могу купить, экономлю на копейках.

Второй раз страшная боль в глазах, как будто их засыпало песком. По опыту знаю, что опять предстоит бессонная ночь и страшные боли. Но что поделаешь, в поликлинику идти поздно. Как-то, отговаривая меня от плавания, кто-то говорил, что я могу заболеть.

- Здесь ты бежишь к врачам, а что там будешь делать, если заболеешь? Там же никого не будет.

- Буду лечиться сам. К тому же, там не от кого будет заразиться, а от простуды я вылечусь сам. Я уже с этой целью научился делать уколы.

Вот и сейчас, чтобы предупредить мучения и как-то смягчить боли, принимаю три таблетки: анальгин, пирамидон и димедрол. Первое как притупляющее боли, второе - от болей в голове и третье - снотворное. Потом кладу в марлю использованный при заварке чай и накладываю на глаза. Сразу стало приятно. Ложусь в постель и под действием лекарств и усталости быстро засыпаю. Все же под утро просыпаюсь от небольшой боли в глазах, непроизвольно тру их руками, ругаю себя за то, что не уберегся (говорят, это помогает) и с удовлетворением отмечаю, что лекарство помогло: не так больно, и скоро утро.

Когда производится прихватка конструкций, нужно прижимать стрингер к шпангоуту или наоборот. При этом приходится использовать рычаги, трубы, но все равно все делается в непосредственной близости от точки, где производится электросварка. За день нахватаешься стольких “ зайцев”, что обжигаешь глаза, кожу лица, шеи. В жаркие дни, когда-то и дело расстегивается рубашка, обжигается кожа груди до такой степени, что она припухает.

Плохо.

- Что это вы зачастили к нам с глазами? - встречает меня врач.

- Что поделаешь, плохо работаю, вот и нахватался “зайцев” от сварки, - виновато улыбаюсь ей.

- Надо узнать на вашем производстве, почему там нарушается техника безопасности, - грозится она.

Привычным, профессиональным движением она кладет руку мне на лоб, откидывает голову назад и, приподняв попеременно одно, затем второе веко, закапывает капли в глаза.

- Берегите глаза. Поверьте мне, они вам еще пригодятся. Что вы маленький? Не учить же вас тому, что такое хорошо, что такое плохо. Сейчас выпишу вам больничный лист, - она говорит с укором как с неразумным ребенком.

- Не нужно. На работе я сам хозяин, сам работник. Кого ругать, так это самого себя. - Я встаю и, моргая веками, смотрю на эту добрую, милую женщину, которая и ругаться не умеет. Чтобы она сказала, если бы увидела, как мы работаем? Поругала бы, конечно. Но, нужно серьезно поберечься, ибо, как я буду производить обсервацию? Так не только звезду, но и солнце не сумею посадить на горизонт.

Вечерами в будни работаю мало, хотя на стапеле бываю практически ежедневно. Иногда прихожу просто посидеть, ни о чем, не думая, хотя Горький говорил, что человек не думать не может. Сварщик - днем на заводе, вечером ему нужно отдохнуть, да и дела на огороде, так что в будни он не может у меня работать. А что делать одному? Бороться со стихией? Пожалуй. И здесь она заставляет меня бороться и даже в некоторой степени рисковать.

В такие вечера, я из рабочего превращаюсь в конструктора. Что-то есть увлекательное в постройке морского судна. Обычно расчеты, проектные и рабочие чертежи, деталировки, выполняются конструкторским бюро, где много опытных специалистов конструкторов и чертежников. Если даже КБ начинает проект новой яхты, то за ней десятки прототипов.

А я начинал с нуля. Дважды я ездил в Ленинград на судоверфь ВЦСПС, смотрел, как строится яхта, беседовал с сотрудниками КБ. Но, ни разу не признался им, что я хочу построить океанскую яхту, чтобы пойти в кругосветное плавание. Не знаю, почему, но у них не получалась крепкая морская яхта. Мне было стыдно говорить, так как они, в лучшей случае, приняли бы меня за несерьезного человека. Но, будь КБ здесь, я бы на определенном этапе поехал к ним и попросил консультации. Здесь, в Воскресенске, я был в полном смысле один, да и конструкция моей яхты ничего общего с Л6- не имела.

После долгих раздумий, я решил сделать набор из металла, корпус из фанеры, обшитой в диагональ, 4 слоя внахлестку, крест-накрест. И сверху покрыть 4-5 слоями стеклоткани на эпоксидной смоле. Я долго шел к этому решению и, в конце концов, взвесив все за и против, решил, что сумею справиться. При этом мне нужен будет минимум помощников, так как я сумею работать сам, лично. Корпус будет легче металлического и будут лучшие бытовые условия. Но я представлял, что работы будет непочатый край.

В пятницу вечером я обычно занимался подготовкой рабочего места, материалов, приспособлений, чтобы к приходу сварщика, все было готово, и мы могли бы без промедления начать работать. Я дорожил каждой его минутой, ибо его работа, это реальный вклад в дело. Не будет же он сидеть и, ждать.

Я подбирал материалы, когда ко мне зашел капитан - механик химкомбината. Мне нравился Михалыч, мы всегда могли по-дружески поговорить. Он относился ко мне с уважением и всегда был готов помочь, поддержать. Разговор шел о плаваниях, о морских происшествиях, о судах и, конечно, о яхте. Он просто относится к конструкции судов. Сейчас в век металла, судно должно быть металлическим и никаких гвоздей! Это его кредо. Все технологии давно разработаны, и выдумывать ничего не надо. Бытовые условия, сырость - чепуха это, нет ее на кораблях, это только в трюме. То, что на яхте практически нет трюма, его как-то озадачивало, но он находил выход. Несмотря на разные взгляды на судостроение, наши отношения были дружескими. Жил он не богато. Был у него один сын, проказник, за которым уже не усмотришь. Он старался быть с ним строгим, но на того уже это не действовало. Дома у него было убого, чувствовался недостаток. Он был нетребователен, так как, наверное, давно уже смирился со всем на свете.

- Сделай ее из железа, - часто говорил он. - Надежно, быстро и просто. Обшей трехмиллиметровой листовой сталью, и никаких забот.

- А может быть заботы будут? - Спорить с ним не хочется, нет настроения и потом об этом мы не раз говорили, и я заранее знаю все его аргументы. Он не строитель и кое-что не видит.

- Веками строят из железа. Все другие материалы, несмотря на шум в печати и рекламу, все равно не заменят железо.

- Ты меня достал, Михалыч. Ну, хорошо, вот тебе первый вопрос. Где взять железо? Ведь я частник, на каком основании мне продаст его завод, ведь это фондовый материал.

- Сходи к директору, ему дать полторы тонны железа ничего не стоит. Он тебе отпустит.

- Хорошо, допустим это так. Но давай рассмотрим обшивку с другой стороны. Шпангоуты круглые, узкие, от удара волн корпус станет как гармошка. Так? Значит нужно усиливать шпангоуты?

- А что ты теряешь? Возьми и навари полосовое железо на шпангоуты.

- Ишь, как у тебя просто. Ты лучше посчитай. Длина шпангоутов 150 метров, нужно приварить с двух сторон, а это почти триста метров сварного шва. Но - это полбеды. Главное еще в том, что в местах, где корпус имеет кривизну, особенно в корме, листы нужно выгибать в двух плоскостях и приваривать углом. Следовательно, их нужно вырезать по лекалу. Где ты такого грамотного, опытного сварщика найдешь?

- Ты сейчас наговоришь столько страстей, что ничего тебе и не скажешь. Возьми, в конце концов, отвези ее в цех и пусть ее там сварят.

- Господи, да кому она там нужна? Но, обожди, я еще не кончил. Самое страшное в том, что при сварке корпуса происходит деформация металла от местных перегревов, поэтому нужны очень опытные корабельные сварщики, которые специально подготовлены для корпусных работ.

- А ты поговори с нашими конструкторами, - с завидным убеждением говорит он, уверенный в силе металла.

- Нет, вижу тебя не переубедить.

- Тебя тоже.

- Тогда поговорим на другую тему. Лучше помечтаем о том, как пойдем вниз по реке Москве, Оке и выйдем в Волгу. Давно я не был на Волге.

- Нет, давай наоборот, пойдем вверх по Москве реке, через канал и там попадем в Волгу. Здесь ближе, и я тебя проведу.

- Но против течения идти трудно, медленнее, да и сколько шлюзов на канале!

- Зато короче. Потом представляешь, сфотографируем твою яхту на фоне Кремля, под всеми парусами. Уникальный снимок.

- Ты наговоришь. Знаешь, это похоже на конфетку, которую обещают детям, когда что-нибудь от них хотят. Вообще-то заманчиво, но без двигателя это расстояние не пройти, тем более против течения.

- Да ты не бойся, я проведу. Этот путь я проходил сотни раз.

- Хватит мечтать, а то я растаю. Мне нужно готовиться к завтрашнему дню. Завтра придет сварщик.

- А ты, что не знаешь? Электричества нет. Опять экскаватор порвал провода. Прямо посередине прогона, между столбами, которые стоят по обе стороны котлована.

- Почему же не протянули линию? Михалыч, да ты меня без ножа режешь. Что же теперь делать?

- Ничего не получится. Я уже просил ЖКО, но они отказались. Эту работу пусть, мол, делает электроцех. Оставили все до понедельника, а сегодня все равно никто ничего делать не будет.

- Почему? Здесь работы всего на час.

- Так уж конец рабочего дня.

- Ну, ты как хочешь, а я теряю не просто два рабочих дня, а целую неделю. Ко мне приходит сварщик только в выходные дни.

- Займись другим делом или отдохни.

- Отдыхать там будем. Пойду я сейчас в котельную ЖКО к электрикам, может за бутылку сделают. Я помогу, а вдвоем здесь нечего делать.

По осенней распутице, прыгая через ямы и обходя лужи, идем вдвоем с монтером на линию. Кажется, я его уговорил. Рассказываю ему о своих бедах, о том, как трудно работать и ко всему еще мне не везет. Удивительно то, что, порвав линию, экскаваторщик бросил все, ушел и ему хоть бы что. Ну, никакой ответственности.

Вместе осматриваем место происшествия. У столба, что недалеко от сторожки, все четыре провода сорваны, одни больше, другие меньше. Концы лежат в вырытом котловане. Там вода, мокрота, вязкая глина, грязь. Второй столб на противоположной стороне, примерно в восьмидесяти метрах. Нужно где-то доставать метров сто проводов, чтобы нарастить концы.

- Сколько заплатите? - Нарушил молчание мой коллега. В прошлом я тоже был монтером и начинал карьеру электрика с лазания по столбам.

- Пять рублей, - отвечаю я монтеру, готовый сразу же увеличить эту цифру, так как электропитание для меня сейчас все.

- Деньги сразу? - уточняет он.

- Да, как только включим питание.

- Ждите меня у сторожки. Я пойду за проводами, когтями и поясом.

Прошел час, второй, третий. Серый сумрак осеннего вечера окутал уставшую природу. В домах зажглись огни, а кругом ни души. Ожидание стало бессмысленным и я, перебрав в уме все возможности в условиях нашего города, решился пойти в Мособлэнерго, что было всего в двух километрах от моего стапеля. Может быть, там мне помогут.

Вечер, а может быть правильнее сказать - ночь. Уже совсем темно. У большой настенной схемы коммутации электроэнергии города сидит диспетчер и отвечает на редкие звонки. Перед ним несколько телефонов и большая чашка с традиционным для дежурств чаем. Рядом в комнате двое работников играют в какую-то игру. Тихо. Буднично, и ничьи страсти не могут вызвать каких-либо эмоций.

- Я не могу направить к вам своих ребят, - возражает мне диспетчер. - Попробуйте договориться с ними сами, но это только после смены с дежурства, завтра утром. Естественно, работа за ваш счет.

Диспетчер “сидит” на дежурстве уже более половины суток, устал и не склонен к разговорам. Оставляю его в одиночестве и иду, в ожидании монтеров с линии, побродить по небольшому хозяйству электросети. Раскрытые двери. В мастерских много света, разбросанные детали, материалы, мусор. Чего-либо, интересующего меня, нет, да и вряд ли чем-либо мог бы поживиться здесь даже старьевщик. Разве только Плюшкин? Тишина. Но, море света. Наверное, чтобы не было страшно.

Вот и аварийная машина. На ходу, выслушав меня, один из монтеров согласился после смены, примерно в девять утра, зайти ко мне и протянуть линию, предупредив меня, чтобы все было честно.

Мы расстались. На всякий случай, наученный горьким опытом, я позвонил своим знакомым и попросил на завтра достать мне когти и монтерский ремень. Как-то спокойнее оттого, что есть орудия производства. Это гарантия того, что я все равно добьюсь своего. Одиннадцать вечера. Медленно иду домой и стараюсь проанализировать и понять, почему так много “терновых “ кустов на моем пути. Где и в чем я ошибаюсь, где неправильно веду себя? В чем мои ошибки?

Казалось бы, человек задумал большое и красивое, увлекательное дело, в какой-то мере рискованное, но в чем-то, для нашей деревни, диковинное, необычное, романтичное. Так почему, кроме праздного любопытства, ничего не делается. Почему нет помощи, участия. Не понимаю.

Многие меня слушают, говорят комплименты:

- Интересный вы человек...

- Как вы могли взяться за такое дело добровольно, ведь это и трудно и рискованно?

- Как вы не боитесь идти вокруг света, один!

А сколько посетителей стапеля удивляла настойчивость в преодолении трудностей, хотя, понимали ли они эти трудности. Могли ли они их представить?

- Трудно, наверное, тебе. Как ты можешь?

- Невероятно, чтобы в таких условиях можно было бы построить океанскую крейсерскую яхту....

- Вам кто-нибудь помогает? Кто? Никто? Не может быть!

Я отвечаю всем, что мне очень трудно, что мне страшно, оттого, что я не смогу в этой мрачной сфере равнодушия построить яхту. Да, мне трудно и с материалами и с помощниками и при отсутствии добрых советов. А сколько обещали помочь. А потом просто забывали или разводили руками как несостоятельные люди. Но я уверен, что все эти трудности зачтутся мне, моими друзьями и будут моим капиталом, когда я буду добиваться разрешения на плавание. В конце концов, каждый человек получает за то, что он сделал. А пока безрадостные мысли о трудностях первопроходцев сопровождают меня домой. С ними засыпаю.

Утро выдалось пасмурное и ветряное. У сторожей холодно, отапливая свое помещение электрогрелками, они тоже страдают от халатности экскаваторщика и не оперативности электрика. Напрасны ожидания. Мой “монтер” не придет. Я сижу и думаю, что делать. Хотя на этот вопрос очень многие и писатели, и политические деятели отвечали, и не однажды. Но я должен на него отвечать лично. Что же делать? Попробовать самому? Стар стал и боязно стало делать то, что в молодости делал в охотку, ради собственного развлечения и удовольствия.

Долго примеряю пояс, надеваю когти и тщательно их креплю. С тревогой осматриваю прогнивший, не внушающий доверия столб. Эх, была, не была. Обнимаю столб двумя руками и, обхватив его когтями, пружинистыми движениями, проверяю, крепко ли они вцепились. Столб качается, то ли от моих движений, то ли от порывистого ветра, но не трещит. Медленно поднимаюсь вверх, раскачиваясь вместе со столбом в такт порывам ветра. Подтянув ремень и закрепив покрепче когти, начинаю работать, но вообще-то чувствую себя скверно. Внутри где-то спрятался подленький страх, боязнь оттого, что этот прогнивший столб упадет и придавит меня. И если даже не убьет, то покалечит меня так, что я не смогу пойти в плавание. Тогда зачем эти мучения? А в то же время, стыдно, и я ругаю себя: - Как-то я буду залазить на мачту, которая в два раза выше и будет качаться с гораздо большей амплитудой под порывами ветра и ударов волн. А там наверняка это может случиться, если хотя бы заест фал. Кто его освободит? И там никого не будет. Трус я, хотя в этом и не хочется признаваться. Тяну потихоньку провода и креплю на изоляторах. Сильное натяжение делать нельзя, так как столб наклоняется...

Фортуна улыбнулась мне и опять в воскресенье мы работаем, а Сергеич кричит свое “давай, давай!”. На душе приятно, просто хорошо от этой маленькой победы над собой, что сумел пробиться через эти неприятности. Все-таки еще один маленький шаг вперед, к цели.

- Знаешь, Ляксандр, твоя яхта уже сниться мне по ночам, - заявляет Сергеич.

- Что ты говоришь? Ну и какая же она? Красивая? - дразню его.

- Кроме шуток. Я не знаю, какие они бывают в натуре, но мне кажется, что очень красивая. С белыми парусами.

- У меня появилась какая-то внутренняя убежденность, что яхта будет плавать! Увидишь! Мы еще с тобой отметим это событие и будем с улыбками и смехом вспоминать наши мотырства.

- Жалко мне тебя. Как ты много работаешь и все один. Ты думаешь, я из-за денег с тобой работаю? Нет, я как-то не могу сидеть дома, когда подумаю о том, каково тебе здесь.

- Спасибо тебе за все, Сергеич! - хотя трудно передать словами благодарность этому честному, доброму, отзывчивому человеку. Кто сейчас будет работать. Холодно, сыро, ветер. Брр...

- Надо согреться. Раньше хозяин в конце работы всегда магарыч ставил.

- Сегодня я не против. Холодно, да и поработали мы с тобой на славу. Для профилактики надо бы, но вот нечем у меня закусывать.

- Пойдем ко мне. Хозяйка мне соберет что-нибудь. Чай ты не разборчив. Капуста, картошка, а может быть, и грибочки найдутся. - В предвкушении предстоящего пиршества после работы на открытом воздухе, на этой промозглой осенней погоде, он повеселел, и мы травили о предстоящих баталиях за столом, в ожидании переправы, через реку. Он мог бы не описывать мне, что такое натуральные продукты. После их приготовления в нашей столовой, когда они не только теряют свой вид, но и приобретают не весьма приятный запах, меня не нужно уговаривать.

Дата добавления: 2015-06-04