А.Н.Леонтьев 20 страница

субъективный образ внешнего мира есть продукт деятельности субъекта в

этом мире. Но деятельность эта не может быть понята иначе, как реализую-

щая жизнь телесного субъекта, которая прежде всего является процессом

практическим. Конечно, было бы серьезной ошибкой рассматривать в психо-

логии всякую перцептивную деятельность индивида как протекающую непос-

редственно в форме практической деятельности или прямо происходящей из

нее. Процессы активного зрительного или слухового восприятия отделяются

от непосредственной практики, так что и человеческий глаз и человеческое

ухо становятся, по выражению Маркса, органами-теоретиками46. Единственно

осязание поддерживает прямые практические контакты индивида с внешним

вещественно-предметным миром. Это- чрезвычайно важное с точки зрения

рассматриваемой проблемы обстоятельство, но и оно не исчерпывает ее пол-

ностью. Дело в том, что основу познавательных процессов составляет не

индивидуальная практика субъекта, а "совокупность человеческой практи-

ки". Поэтому не только мышление, но и восприятие человека в огромной

степени превосходят своим богатством относительную бедность его личного

опыта.

Правильная постановка в психологии вопроса о роли практики как основы

и критерия истинности требует исследовать, как именно входит практика в

перцептивную деятельность человека. Нужно сказать, что психология уже

накопила множество конкретно-научных данных, которые вплотную подводят к

решению этого вопроса.

Как уже говорилось, психологические исследования делают для нас все

более очевидным, что решающая роль в процессах восприятия принадлежит их

эфферентным звеньям. В некоторых случаях, а именно, когда эти звенья

имеют свое выражение в моторике или микромоторике, они выступают доста-

точно отчетливо; в других случаях они являются "упрятанными", выражающи-

мися в динамике текущих внутренних состояний реципирующей системы. Но

они всегда существуют. Их функция является "уподобительной" не только в

более узком значении47, но и в значении более широком. Последнее охваты-

вает также функцию включения в процесс порождения образа совокупного

опыта предметной деятельности человека. Дело в том, что такое включение

не может осуществится в результате простого повторения сочетаний сенсор-

ных элементов и актуализации временных связей между ними. Ведь речь идет

не об ассоциативном воспроизведении недостающих элементов сенсорных

комплексов, а об адекватности возникающих субъективных образов общим

свойствам реального мира, в котором живет, действует человек. Иначе го-

воря, речь идет о подчиненности процесса порождения образа принципу

правдоподобия.

Для иллюстрации этого принципа обратимся опять-таки к хорошо и давно

известным психологическим фактам - к эффектам "псевдоспокического" зри-

тельного восприятия, изучением которых мы сейчас вновь занялись. Как из-

вестно, псевдоскопический эффект состоит в том, что при рассматривании

объектов через бинокль, составленный из двух призм Дове, происходит за-

кономерное искажение восприятия: более близкие точки объектов кажутся

более отдаленными и наоборот. В результате, например, вогнутая гипсовая

маска лица видится при определенном освещении как выпуклое, рельефное

его изображение, а рельефное изображение лица видится, наоборот, как

маска. Но главный интерес опытов с псевдоскопом заключается в том, что

видимый псевдоскопический образ возникает только в том случае, если он

правдоподобен (гипсовая маска лица столь же "правдоподобна" с точки зре-

ния реальности, как и его гипсовое выпуклое скульптурное изображение),

или в случае, если тем или иным способом удается заблокировать включение

видимого псевдоскопического образа в сложившуюся у человека картину ре-

ального мира.

Известно, что если заменить голову человека, сделанную из гипса, го-

ловой реального человека, то псевдоскопический эффект вообще не возника-

ет. Особенно демонстративным являются опыты, в которых испытуемому, воо-

руженному псевдоскопом, демонстрируется одновременно в одном и том же

зрительном поле два объекта - и реальная голова и ее выпуклое гипсовое

изображение; тогда голова человека видится как обычно, а гипс восприни-

мается псевдоскопически, т.е. как вогнутая маска. Такие явления наблюда-

ются, однако, лишь при правдоподобности псевдоскопического образа. Дру-

гая особенность псевдоскопического эффекта состоит в том, что для того,

чтобы он возник, лучше демонстрировать объект на абстрактном, непредмет-

ном фоне, т.е. вне системы конкретно-предметных связей. Наконец, тот же

принцип правдоподобия выражается в совершенно поразительном эффекте по-

явления таких "прибавок" к видимому псевдоскопическому образу, которые

делают его существование объективно возможным. Так, помещая перед неко-

торой поверхностью экран с отверстиями, через которые можно видеть части

этой поверхности, мы должны получить при псевдоскопическом восприятии

такую картину: части поверхности, которая расположена позади экрана, ви-

димые через его отверстия, должны восприниматься испытуемым как находя-

щиеся ближе к нему, чем экран, т.е. как бы свободно висеть перед экра-

ном. В действительности же дело обстоит иначе. При благоприятных услови-

ях испытуемый видит - как это и должно быть при псевдоскопическом восп-

риятии - части поверхности, расположенные за экраном, впереди экрана;

они, однако, не "висят" в воздухе (что неправдоподобно), а воспринимают-

ся как некие объемные физические тела, выступающие через отверстие экра-

на. В видимом образе возникает прибавка в виде боковых поверхностей, об-

разующих границы этих физических тел. И, наконец, последнее: как показа-

ли систематические опыты, процессы возникновения псевдоскопического об-

раза, а равно и устранения его псевдоскопичности хотя происходят одномо-

ментно, но отнюдь не автоматически, не сами собой. Они являются ре-

зультатом перцептивных операций, осуществляемых субъектом. Последнее до-

казывается тем фактом, что испытуемые могут научиться управлять обоими

этими процессами.

Смысл опытов с псевдоскопом заключается, конечно, вовсе не в том,

что, создавая с помощью специальной оптики искажение проекции демонстри-

руемых объектов на сетчатках глаз, можно при определенных условиях полу-

чить ложный субъективный зрительный образ. Их действительный смысл сос-

тоит (как и сходных с ними, классических "хронических" опытов Страттона,

И.Колера и других) в открываемой ими возможности исследовать процесс та-

кого преобразования информации, поступающей на сенсорный "вход", которое

подчиняется общим свойствам, связям, закономерностям реальной действи-

тельности. Это - другое, более полное выражение предметности субъектив-

ного образа, которая выступает теперь не только в его изначальной отне-

сенности к отражаемому объекту, но и в отнесенности его к предметному

миру в целом.

Само собой разумеется, что у человека уже должна сложиться картина

этого мира. Она складывается, однако, не только на непосредственно

чувственном уровне, но и на высших познавательных уровнях - в результате

овладения индивидом опытом общественной практики, отраженным в языковой

форме, в системе значений. Иначе говоря, "оператором" восприятия являют-

ся не просто накопленные прежде ассоциации ощущений и не апперцепция в

кантианском смысле, а общественная практика.

Прежняя, метафизически мыслящая психология неизменно двигалась при

анализе восприятия в плоскости двоякой абстракции: абстракции человека

от общества и абстракции воспринимаемого объекта от его связей с пред-

метной действительностью. Субъективный чувственный образ и его объект

выступали для нее как две противостоящие друг другу вещи. Но психический

образ не есть вещь. Вопреки физикалистским представлениям, он не сущест-

вует в веществе мозга в форме вещи, как не существует и никакого "наблю-

дателя" этой вещи, которым может быть только душа, только духовное "я".

Правда состоит в том, что действительный и действующий человек при помо-

щи своего мозга и его органов воспринимает внешние объекты; их явление

ему и есть их чувственный образ. Подчеркнем еще раз: явление объектов, а

не вызываемых ими физиологических состояний.

В восприятии постоянно происходит активный процесс "вычерпывания" из

реально действительности ее свойств, отношений и т.д., их фиксация в

кратковременных или длительных состояниях реципирующих систем и воспро-

изведение этих свойств в актах формирования новых образов, в актах фор-

мирования новых образов, в актах узнавания и припоминания объектов.

Здесь мы снова должны прервать изложение описанием психологического

факта, иллюстрирующего только что сказанное. Всем известно, что такое

отгадывание загадочных картинок. Нужно найти на картинке замаскированное

в ней изображение предмета, указанного в загадке (например, "где охот-

ник" и т.п.). Тривиальное объяснение процесса восприятия (узнавания) на

картинке искомого предмета заключается в том, что оно происходит в ре-

зультате последовательных сличений зрительного образа данного предмета,

имеющегося у субъекта, с отдельными комплексами элементов картинки; сов-

падение этого образа с одним из комплексов картинки и приводит к ее "от-

гадыванию". Иначе говоря, это объяснение исходит из представления о двух

сравниваемых между собой вещах: образа в голове субъекта и его изображе-

ния на картинке. Что же касается трудностей, которые при этом возникают,

то они относятся за счет недостаточной выделенности и полноты изображе-

ния искомого объекта на картинке, что и требует многократных "примерива-

ний" к ней образа. Психологическая неправдоподобность такого объяснения

подсказала автору идею простейшего эксперимента, состоящего в том, что

никакого указания на предмет, замаскированный в картинке, испытуемому не

давалось. Испытуемому говорилось: "перед вами обычные загадочные картин-

ки для детей: постарайтесь найти тот предмет, который скрыто изображен в

каждой из них". В этих условиях процесс вообще не мог идти по схеме сли-

чения возникшего у испытуемого образа предмета с его изображением, со-

держащимся в элементах картинки. Тем не менее загадочные картинки испы-

туемыми разгадывались. Они "вычерпывали" изображение предмета из картин-

ки, и у них актуализировался образ этого знакомого им предмета.

Мы подошли теперь к новому аспекту проблемы чувственного образа - к

проблеме представления. В психологии представлением обычно называют

обобщенный образ, который "записан" в памяти. Старое, субстанциональное

понимание образа как некоей вещи приводило к субстанциональному же пони-

манию и представления. Это - обобщение, возникающее в результате накла-

дывания друг на друга - на манер гальтоновской фотографии - чувственных

отпечатков, к которым ассоциативно присоединено словонаименование. Хотя

в пределах такого понимания допускалась возможность трансформации предс-

тавлений, они все же мыслились как некие "готовые" образования, хранящи-

еся на складах нашей памяти. Легко увидеть, что такое понимание предс-

тавлений хорошо согласуется с формально-логическим учением о конкретных

понятиях, но находится в вопиющем противоречии с диалектико-материалис-

тическим пониманием обобщений.

Наши чувственный обобщенные образы, как и понятия, содержат в себе

движение и, стало быть, противоречия; они отражают объект в его многооб-

разных связях и опосредствованиях. Это значит, что никакое чувственное

знание не является застывшим отпечатком. Хотя оно и хранится в голове

человека, но не как "готовая" ведь, а лишь виртуально - в виде сформиро-

вавшихся физиологических мозговых констелляций, которые способны реали-

зовать субъективный образ объекта, открывающегося человеку то в одной,

то в другой системе объективных связей. Представление об объекте включа-

ет в себя не только сходное в объектах, но и разные как бы грани его, в

том числе и не "накладывающиеся" друг на друга, не находящиеся в отноше-

ниях структурного или функционального подобия.

Диалектичны не только понятия, но и наши чувственные представления;

поэтому они и способны выполнять функцию, которая не сводится к роли

фиксированных эталонов-моделей, соотносящихся с воздействиями, получае-

мыми рецепторами от единичных объектов. Как психический образ они су-

ществуют неотделимо от деятельности субъекта, которую они насыщают бо-

гатством, аккумулированным в них, делают ее живой и творческой. * * * *

*Проблема чувственных образов и представлений возникла перед психоло-

гией с первых же шагов ее развития. Вопрос о природе наших ощущений и

восприятий не мог быть обойден ни одним психологическим направлением, из

какой бы философской основы оно ни исходило. Не удивительно поэтому, что

проблеме этой было посвящено огромное число работ - теоретических и экс-

периментальных. Их число продолжает быстро возрастать и в наши дни. В

результате ряд отдельных вопросов оказался разработанным чрезвычайно де-

тально и был собран почти необозримый фактический материал. Несмотря на

это, современная психология все еще далека от возможности создать це-

лостную, не эклектическую концепцию восприятия, охватывающую различные

его уровни и механизмы. Особенно это относится к уровню сознательного

восприятия.

Новые в этом отношении перспективы открывает внесение в психологию

категории психического отражения, научная продуктивность которой сейчас

уже не требует доказательств. Категория эта, однако, не может быть взята

вне ее внутренней связи с другими основными марксистскими категориями.

Поэтому внесение категории отражения в научную психологию необходимо

требует перестройки всего категориального ее строя. Ближайшие проблемы,

которые встают на этом пути, суть проблемы деятельности, проблема психо-

логии сознания, психологии личности. Их теоретическому анализу и посвя-

щено дальнейшее изложение.

Глава III

ПРОБЛЕМА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПСИХОЛОГИИ

1. ДВА ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ - ДВЕ СХЕМЫ АНАЛИЗА

Последние годы в советской психологии происходило ускоренное развитие

отдельных ее ветвей и прикладных исследований. В то же время теоретичес-

ким проблемам общей психологии уделялось гораздо меньше внимания. Вместе

с тем советская психология, формируясь на марксистско-ленинской фило-

софской основе, выдвинула принципиально новый подход к психике и впервые

внесла в психологию ряд важнейших категорий, которые нуждаются в

дальнейшей разработке.

Среди этих категорий важнейшее значение имеет категория деятельности.

Вспомним знаменитые тезисы К.Маркса о Фейербахе, в которых говорится,

что главный недостаток прежнего метафизического материализма состоял в

том, что он рассматривал чувственность только в форме созерцания, а не

как человеческую деятельность, практику; что деятельная сторона, в про-

тивоположность материализму, развивалась идеализмом, который, однако,

понимал ее абстрактно, а не как действительную чувственную деятельность

человека48.

Именно так обстояло дело и во всей домарксистской психологии. Впро-

чем, и в современной психологии, которая развивается вне марксизма, си-

туация остается прежней.

Деятельность и в ней интерпретируется либо в рамках идеалистических

концепций, либо в естественнонаучных, материалистических по своей общей

тенденции направлениях - как ответ на внешние воздействия пассивного

субъекта, обусловленный его врожденной организацией и научением. Но

именно это и раскалывает психологию на естественнонаучную и психологию

как науку о духе, на психологию бихевиоральную и "менталистскую". Возни-

кающие в связи с этим в психологии кризисные явления сохраняются и сей-

час; они только "ушли в глубину", стали выражаться в менее явных формах.

Характерное для наших дней интенсивное развитие междисциплинарных

исследований, связывающих психологию с нейрофизиологией, с кибернетикой

и логико-математическими дисциплинами, с социологией и историей культу-

ры, - само по себе еще не может привести к решению фундаментальных мето-

дологических проблем психологической науки. Оставляя их нерешенными, оно

лишь усиливает тенденцию к опасному физиологическому, кибернетическому,

логическому или социологическому редукционизму, угрожающему психологии

утратой своего предмета, своей специфики. Не является свидетельством те-

оретического прогресса и то обстоятельство, что столкновение различных

психологических направлений потеряло сейчас свою прежнюю остроту: во-

инствующий бихевиоризм уступил место компромиссному необихевиоризму

(или, как говорят некоторые авторы, "субъективному бихевиоризму"), геш-

тальтизм - неогештальтизму, фрейдизм - неофрейдизму и культурной антро-

пологии. Хотя термин "эклектический" приобрел у американский авторов

значение чуть ли не высшей похвалы, эклектические позиции никогда еще не

приводили к успеху. Научный синтез разнородных комплексов, добытых пси-

хологических фактов и обобщений, разумеется, не может быть достигнуть

путем их простого соединения с помощью общего переплета. Он требует

дальнейшей разработки концептуального строя психологии, поиска новых на-

учных теорий, способных стянуть разошедшиеся швы здания психологической

науки.

При всем многообразии направлений, о которых идет речь, общее между

ними, с методологической точки зрения, состоит в том, что они исходят из

двучленной схемы анализа: воздействие на рецепирующие системы субъекта

-> возникающее ответные - объективные и субъективные - явления, вызывае-

мые данным воздействием.

Схема эта с классической ясностью выступила уже в психофизике и физи-

ологической психологии прошлого столетия. Главная задача, которая стави-

лась в то время, заключалась в том, чтобы изучить зависимость элементов

сознания от параметров вызывающих их раздражителей. Позже, в бихевиориз-

ме, т.е. применительно к изучению поведения, эта двучленная схема нашла

свое прямое выражение в знаменитой формуле S->R.

Неудовлетворительность этой схемы заключается в том, что она исключа-

ет из поля зрения исследования тот содержательный процесс, в котором

осуществляются реальные связи субъекта с предметным миром, его предмет-

ную деятельность (нем. Tatigkeit - в отличие от Aktivaitat). Такая

абстракция от деятельности субъекта оправдана лишь в узких границах ла-

бораторного эксперимента, имеющего своей целью выявить элементарные пси-

хофизиологические механизмы. Достаточно, однако, выйти за эти узкие гра-

ницы, как тотчас обнаруживается ее несостоятельность. Это и вынуждало

прежних исследователей допускать при объяснении психологических фактов

вмешательство особых сил, таких, как активация апперцепция, внутренняя

интенция и т.п., т.е. все же апеллировать к деятельности субъекта, но

только в ее мистифицированной идеализмом форме.

принципиальные трудности, создаваемые в психологии двучленной схемой

анализа и тем "постулатом непосредственности"49, который скрывается за

ней, породили настойчивые попытки преодолеть ее. Одна из линий, по кото-

рой шли эти попытки, нашла свое выражение в подчеркивании того факта,

что эффекты внешних воздействий зависят от их преломления субъектом, от

тех психологических "промежуточных переменных" (Толмен и другие), кото-

рые характеризуют его внутреннее состояние. В свое время С.Л.Рубинштейн

выразил это в формуле, гласящей, что "внешние причины действуют через

внутренние условия"50. Конечно, формула эта является бесспорной. Если,

однако, под внутренними условиями подразумеваются текущие состояния

субъекта, подвергающегося воздействию, то она не вносит в схему S->R ни-

чего принципиально нового. Ведь даже неживые объекты при изменении своих

состояний по-разному обнаруживают себя во взаимодействии с другими

объектами. На влажном, размягченном грунте следы будут отчетливо отпеча-

тываться, а на сухой, слежавшейся почве - нет. Тем яснее проявляется это

у животных и человека: голодное животное будет реагировать на пищевой

раздражитель иначе, чем сытое, а у человека, интересующегося футболом,

сообщение о результатах матча вызовет совсем другую реакцию, чем у чело-

века, к футболу вполне равнодушного.

Введение понятия промежуточных переменных несомненно обогащает анализ

поведения, но оно вовсе не снимает упомянутого постулата непосредствен-

ности. Дело в том, что хотя переменные, о которых идет речь, и являются

промежуточными, но только в смысле внутренних состояний самого субъекта.

Сказанное относится и к "мотивирующим факторам" - потребностям и влече-

ниям. Разработка роли этих факторов шла, как известно, в очень разных

направлениях - и в бихевиоризме, и в школе К.Левина, и особенно в глу-

бинной психологии. При всех, однако, различиях между собой этих направ-

лений и различиях в понимании самой мотивации и ее роли неизменным оста-

валось главное: противопоставленность мотивации объективным условиям де-

ятельности, внешнему миру.

Особе следует выделить попытки решить проблему, идущие со стороны так

называемой культурологии. Признанный основоположник этого направления

Л.Уайт51 развивал идею "культурной детерминации" явлений в обществе и в

поведении индивидов. Возникновение человека и человеческого общества

приводит к тому, что прежде прямые, натуральные связи организма со сре-

дой становятся опосредствованными культурой, развивающейся на базе мате-

риального производства52. При этом культура выступает для индивидов в

форме значений, передаваемых речевыми знаками-символами. Исходя из это-

го, Л.Уайт предлагает трехчленную формулу поведения человека: организм

человека Х культурные стимулы -> поведение. Формула эта совпадает иллю-

зию преодоления постулата непосредственности и вытекающей из него схемы

S->R. Однако введение в эту схему в качестве посредствующего звена

культуры, коммуницируемой знаковыми системами, неизбежно замыкает психо-

логическое исследование в круг явлений сознания - общественного и инди-

видуального. Происходит простая подстановка: место мира предметов теперь

занимает мир выработанных обществом знаков, значений. Таким образом, мы

снова стоим перед двучленной схемой S->R, но только стимул интерпретиру-

ется в ней как "культурный стимул". Это и выражает дальнейшая формула

Уайта, посредством которой он поясняет различие в детерминации психичес-

кий реакций (minding) животных и человека. Он записывает эту формулу

так:

Vm = f(Vb) - у животных,

Vm = f(Vc) - у человека, где V - переменные, m - психика, b - телес-

ное состояние (body), с - культура.

В отличие от социологических концепций в психологии, идущих от Дюрк-

гейма, которые так или иначе сохраняют идею первичности взаимодействия

человека с предметным миром, современная американская культурология зна-

ет лишь воздействие на человека "экстрасоматических объектов", которые

образуют континиум, развивающийся по своим собственным "супра-психологи-

ческим" и "супра-социологическим" законам (что и делает необходимой осо-

бую науку - культурологию). С этой, культурологической, точки зрения че-

ловеческие индивиды являются лишь "каталическими агентами" и "средой вы-

ражения" культурного процесса53. Не более того.

Совсем другая линия, по которой шло усложнения анализа, вытекающего

из постулата непосредственности, была порождена открытием регулирования

поведения посредством обратных связей отчетливо сформулированным уже

Н.Н.Ланге54.

Уже первые исследования построения сложно-двигательных процессов у

человека, среди которых нужно особенно назвать работы Н. А.Бернштейна55,

показавшие роль рефлекторного кольца с обратными связями, дали возмож-

ность по-новому понять механизм широкого круга явлений.

За это время, которое отделяет нас от первых работ, выполненных еще в

тридцатые годы, теория управления и информации приобрела общенаучное

значение, охватывая процессы как в живых системах, так и неживых.

Любопытно, что разработанные за эти годы понятия кибернетики позже

были восприняты большинством психологов как совершенно новые. Произошло

как бы их второе рождение в психологии - обстоятельство, создавшее у не-

которых энтузиастов кибернетического подхода впечатление, что найдены

наконец новые методологические основы всеобъемлющей психологической тео-

рии. Очень скоро, однако, обнаружилось, что кибернетический подход в

психологии также имеет свои границы, перейти которые можно только ценой

подмены научной кибернетики некоей "кибернетической мифологией"; подлин-

но же психологические реальности, такие, как психический образ, созна-

ние, мотивация и целеобразование, фактически оказались утраченными. В

этом смысле произошло даже известное отступление от ранних работ, в ко-

торых развивался принцип активности и представление об уровнях регулиро-

вания, среди которых особо выделялся уровень предметных действий и выс-

шие познавательные уровни.

Понятия современной теоретической кибернетики образуют очень важную

плоскость абстракции, позволяющую описывать особенности структуры и дви-

жения широчайшего класса процессов, которые с помощью прежнего понятий-

ного аппарата не могли быть описаны. Вместе с тем исследования, идущие в

этой новой плоскости абстракции, несмотря на их бесспорную продуктив-

ность, сами по себе не способны дать решение фундаментальных методологи-

ческих проблем той или иной специальной области знаний. Поэтому нет ни-

чего парадоксального в том, что и в психологии введение понятий об уп-

равлении, информационных процессах и о саморегулирующихся системах еще

не отменяет упомянутого постулата непосредственности.

Вывод состоит в том, что, по-видимому, никакое усложнение исходной

схемы, вытекающей из этого постулата, так сказать, "изнутри" не в состо-

янии устранить те методологические трудности, которые она создает в пси-

хологии. Чтобы снять их, нужно заменить двучленную схему анализа принци-

пиально другой схемой, а этого нельзя сделать, не отказавшись от посту-

лата непосредственности.

Главный тезис, обоснованию которого посвящается дальнейшее изложение,

заключается в том, что реальный путь преодоления этого, по выражению

Д.К.Узнадзе, "рокового" для психологии постулата открывается введением в

психологию категории предметной деятельности.

Выдвигая это положение, нужно сразу же уточнить его: речь идет именно

о деятельности, а не о поведении и не о тех нервных физиологических про-

цессах, которые реализуют деятельность. Дело в том, что вычленяемые ана-

лизом "единицы" и язык, с помощью которых описываются поведенческие, це-

ребральные или логические процессы, с одной стороны, и предметная дея-

тельность - с другой, не совпадают между собой.

Итак, в психологии сложилась следующая альтернатива: либо сохранить в

качестве основной двучленную схему: воздействие объекта -> изменение те-

кущих состояний субъекта (или, что принципиально то же самое, схему

S->R), либо исходить из трехчленной схемы, включающей среднее звено

("средний термин") - деятельность субъекта и соответственно ее условия,

цели и средства, - звено, которое опосредствует связи между ними.

С точки зрения проблемы детерминации психики эта альтернатива может

Дата добавления: 2015-06-04