Добросовестные ученые 4 страница

Священники могли свободно дискутировать о природе Троицы, о соотношении человеческой и божественной природы Христа, о месте в Троице Христа и Святого Духа, о спасении и свободе воли. Эти споры выявили величайших мыслителей и послужили развитию христианской мысли. Но когда дело касалось политических вопросов, власть не спрашивала церковь, что делать, поступая по своему разумению.

Древний Израиль или Ватикан есть разновидность модельного ряда государств. Они отличны от традиционных вариантов — высшие политики носят там жреческое одеяние. Но не форма одежды определяет тип структуры, а принцип формирования власти и система ценностей.

Если церковь сосредоточена на политических вопросах, это государственная структура, как бы она ни называлась. Если церковь в зависимом положении, это министерская структура, как бы она ни называлась. Принцип структуры определяет принцип комплектации власти, что в итоге определяет характер и коридор направления усилий.

Расколовшись, церковь не может объединиться по причинам внутреннего характера. Члены внутрицерковных группировок не заинтересованы в полноценном объединении: у кого-то исчезнет власть, поменяется статус и прочее. Исключения подтверждают правила. Чем больше становится самостоятельных государств, тем больше становится церквей.

По той же причине правители не заинтересованы в полноценном союзе. Если союз и случается, каждый думает не о благе союза, а об извлечении блага для себя. Каждый стремится к усилению себя за счет других. Союз никого не усиливает, но всех ослабляет. Это правило очень хорошо заметно на примере современного Евросоюза.

Объединение церквей-министерств невозможно не из-за догматических расхождений, при желании они легко преодолимы. Причина в личном нежелании политиков, под властью которых иерархи находятся, плюс глубокое нежелание самих иерархов. И в этом есть смысл.

В современных условиях попытки объединения православных с коптами или католиками приведут к еще большему обмирщению христианства. Экуменизм образует систему «корзинки». «Вам скажут: “верьте, во что хотите”. А сами положат вас в корзинку и понесут, куда им надо» (Паисий Афонский).

* * *

В VI веке рождается ислам. VIII—X века называют эпохой Великих Завоеваний. К XI веку ислам становится мировой силой. Люди, исповедующие эту религию, понимают ислам в мессианском назначении — удержать мир от крайности: «Мы сделали вас общиной, придерживающейся середины» (Коран 2:143).

К XV веку восточная и западная церкви намертво прикованы к мировой политике и экономике — к государству. Оказавшись перед угрозой вторжения мусульман, Византия ищет помощи. Рим соглашается помочь, если восточная церковь подпишет унию на условиях Рима. Православные иерархи подписывают Флорентийскую унию. Папа не притворно, как принято считать, а по-настоящему старается выполнить свое обещание. Бог не дает реализоваться политическим планам. Иначе череду событий, не позволивших сбыться папским планам, не объяснишь. Обстоятельства сложились так, что военной помощи Византия не получила.

Папа и западные правители не хотели обмануть Византию и восточных патриархов, как сейчас это представляют церковные историки. Папа имел веские причины помочь Византии. Через объединение церкви он намеревался создать единое церковное государство, что означало его огромное усиление. Папа видел в этом шанс вернуть утраченные после авиньонского пленения позиции и снова оказаться хозяином Европы.

Европе по политическим соображениям сильная Османская империя под боком была невыгодна. Она не собиралась сидеть и смотреть, как султан захватит Византию. Но случилось так, как случилось. Бог оставил Византию один на один с Османской империей и не позволил Европе и папе вмешаться в ситуацию.

Для Рима ситуация выглядела однозначно: крестовый поход. Папа рассылает правителям буллу, предписывающую пролить кровь свою и своих подданных за Христа. Каждого христианина папа обязывает выделить десятую часть доходов на крестовый поход.

Причин, по которым не состоялся поход, несколько. Во-первых, западные христиане не проявили должной расторопности, что имеет свои обоснования. С момента Великого Раскола папы внушали католикам: греки злостные схизматики. Рим обвинял византийцев в неискренности и не возражал, когда четвертый крестовый поход, состоявшийся примерно через 100 лет после Великого Раскола церкви, изменил направление удара.

Формально целью похода был Египет, оплот ислама. Далее планировалось освободить Иерусалим и Гроб Господень. Но вместо этого крестоносцы захватили Византийскую империю, ограбили Константинополь до нитки и вернулись домой. До сих пор в храмах Европы лежат в запустении мощи святых, захваченные во время этого похода.

Подобное не могло случиться без причины. Католики считали православных еретиками. Многие западные епископы считали византийцев христианами лишь по имени. Крестоносцы полагали своим долгом убивать еретиков-византийцев, считая это не грехом, а христианским долгом.

Немалую роль сыграло обращение папы Инно­кентия III, инициатора крестового похода, к византийскому императору. Прекрасно понимая тяжелое положение Византии, он предлагал заодно обсудить вопрос воссоединения церкви. Император увидел в таком предложении опасность, справедливо полагая, что все закончится подкупом ключевых иерархов, о стойкости которых к золоту не питал иллюзий. Ослабевший к тому времени император прекрасно понимал: все приведет к тому, что папа получит власть над восточной церковью и в итоге над Византией.

Отказ Византии участвовать в совместном походе создал соответствующие настроения в рядах крестоносцев. Атмосферу подогревали личные интересы. Рыцари видели в Византии не только еретика, которого нужно наказать, но и богатую беззащитную жертву. Германский король, родственник свергнутого византийского императора, имел виды на престол Византии. Все это в совокупности привело к тому, что вместо покорения Египта и освобождения Гроба Господня была ограблена Византия.

Западные христиане XV века не понимали, почему их просят отдавать деньги и жизнь ради спасения лукавых византийских раскольников. На это накладывалась информационная пропаганда, инициированная турецким султаном. За основу была взята история об ужасах греческого нападения на Трою. Турок называли тевкрами (троянцами), что позволяло воспринимать их наследниками троянцев. Разгром Византии турками представлялся западному миру возмездием за Трою.

В XV веке Османская империя перенесла столицу в Византию, и византийской империи не стало. Кажется, огромная катастрофа. Но в долгосрочной перспективе ровно наоборот. Турки, в отличие от Рима, не претендовали на духовный приоритет. Султан не рассматривал церковь идеологическим ресурсом, видя в ней налогооблагаемую базу.

Фараон, правитель древнего Египта, не видел смысла освобождать рабов по экономическим причинам. Византийский император не видел причин предоставлять церкви свободу по политическим соображениям. Исламский султан Мухаммед, преследуя политические и экономические цели, захватил Византию в середине XV века, чем освободил церковь из тысячелетнего плена Государства. Правители стремились к сиюминутным целям, но их руками решались задачи другого уровня. Так в свое время языческий царь Кир освободил Израиль из вавилонского пленения.

Мусульмане физическим усилием вынули восточную церковь из политического и экономического потока, лишили ее светской власти. Возникла долгожданная духовная независимость. Если представить обе части церкви в виде двух кусков мяса, то восточную часть мусульмане положили в морозильник, тогда как западная оставалась на солнце. Разные температуры объясняют разные скорости разложения.

Командующий византийским флотом Лука Нотар выразил смысл произошедшего: «лучше видеть в Константинополе турецкую чалму, чем папскую тиару». Христианству лучше быть законсервированной Истиной, чем превратиться в иудео-языческую версию христианства.

Получается, в XV веке ислам освободил церковь от государственного плена. Не было бы мусульман, вопрос времени — когда Рим подчинил бы слабеющую Византию. Все министерства автоматически перешли бы под власть Рима, в том числе «министерство» по делам христианства. Естественно, избегая ненужных волнений, с соблюдением правил приличия. Но мы сейчас говорим не о технике, а о сути. По сути тогда это был единственный выход. Ислам приготовил ситуацию, когда церковь не только была защищена от разлагающих ее процессов, но и готовилась для вселенской роли.

Сегодня многие организации называют себя церковью, но по факту одни превратились в хозяйствующие субъекты, другие — в музеи, третьи — в дома благотворительности. Их нельзя рассматривать оком христианства. «Если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Мф. 6, 23).

Как Египет пленил евреев, так Византия пленила христианство. Как Кир освободил Израиль от вавилонского пленения, так ислам освободил восточную церковь от власти Государства, остановив ее разложение. Волей- неволей ислам стал консервантом восточной церкви.

Часть пятая

НОВОЕ ВРЕМЯ

(модерн)

Двадцатый век... еще бездомней,

Еще страшнее жизни мгла

(Еще чернее и огромней

Тень Люциферова крыла).

А. Блок

Глава 1

Протестантизм

Ислам, на время освободив восточную церковь от Государства, исключил ее тем самым из мировых политических и экономических процессов. На планетарной арене остается церковь-государство. Она активно занимается политикой, воюет и торгует. Род занятий определяет качество людей, которых система поднимает наверх. Формально руководство католической церкви — монахи. Фактически — политики и дельцы в рясах. Этот факт в первую очередь подтверждается образом жизни католических епископов. Своим поведением они демонстрируют языческое мировоззрение.

Чем больше Рим преуспевает в земных делах, тем больше вольностей позволяет себе церковная бюрократия. Церковная организация костенеет и выхолащивается в религиозном смысле. У нее появляются не только политические и экономические, но и идеологические противники. Простые христиане видят роскошную развратную жизнь иерархов и не могут не понимать ее несоответствия христианским заповедям.

Внутри католической системы растет напряжение. Какое-то время Рим подавляет недовольство. В XVI веке пружина разжимается. От церкви-государства отделяется община немецких христиан. Буквально следом, в том же XVI веке, Англия, Швейцария, Франция и другие страны Европы превращают католические епархии в национальные церкви.

Первая волна раскольников рождает вторую. Появляются квакеры, баптисты, методисты, анабаптисты, пресвитериане, адвентисты и прочие общины, именующие себя церквями. Процесс идет с небывалой скоростью. Сегодня известны сотни таких общин. Созданы они или политиками, чтобы иметь карманное министерство, или христианами, не желающими зависеть от политиков и чиновников в рясах.

В 1517 году немецкий монах Мартин Лютер вывесил на дворцовой церкви в Виттенберге 95 тезисов, резко выступив против индульгенций и претензий папы прощать любые грехи всем без исключения, в том числе и умершим (естественно, небескорыстно). Религиозная деятельность Рима объявлялась противоречащей христианству. Лютер приглашал богословов к обсуждению своих тезисов.

Прежде чем продолжить рассуждать о протестантизме, отметим главное: протестантизм создан честными людьми, искавшими правды. Основатель его был человеком, способным действовать, не страшась предполагавшегося за такую деятельность костра.

Папа вызвал Лютера в Рим, где его непременно бы сожгли. Бунтаря спасло вмешательство немецких князей. Чем мог закончиться визит к папе, Лютер понимал лучше всех. Несмотря на маячившую перспективу смерти, он открыто говорил то, о чем шептались на кухнях. «Вера — это согласие воли с совестью» (Л. Толстой). Судя по поведению Лютера, его совесть пребывала в полном согласии с волей и верой. Это были не поза и жест, а поразительная смелость честного человека. Сейчас боятся сказать что-то, противоречащее официальным установкам церкви, хотя за это уже не сжигают. Во времена Лютера сжигали. И он нашел в себе смелость говорить.

Лютер сначала действовал, а потом получил поддержку, а не наоборот. Когда его вызвал церковный суд, он сказал собравшимся: «Пока я не опровергнут свидетельствами Писания или ясными доводами, ибо я не верю ни папе, ни соборам; известно, что они часто заблуждались и противоречили сами себе, меня осиливают приведенные мною слова Писания. А поскольку моя совесть в плену у Слов Бога, я ни от чего не могу и не хочу отрекаться, потому что опасно и невозможно идти против совести. На том стою. Я не могу иначе. Да поможет мне Бог. Аминь».

После этого собрания Лютера должны были казнить, но князья укрывают его, призывая умерить темп и пыл. Несмотря на предупреждение, Лютер продолжает открытый протест и чудом остается жив. Вокруг деятельности Лютера разгорается большой скандал, в него вовлекается множество самых разных сил. В результате столкновения религиозных, политических, экономических, государственных и личных интересов рождается протестантизм.

Искренние намерения первооснователей протестантизма приведут к катастрофическим последствиям. Только логики, честности и смелости недостаточно, чтобы сделать правильные выводы. Лютер не осмысливал всю ситуацию, он видел ее малую часть, что извратило благие намерения.

Строго говоря, протестантизм не совсем религия. Это больше философия, признающая некоторые христианские догмы. Не совсем понятно, по какому принципу одним догмам отдавался приоритет перед другими. Основателем новой веры был не Бог и не пророк, а обычный честный человек, свидетельствующий, что откровения он не получал. «Я не посылал пророков сих, а они сами побежали; Я не говорил им, а они пророчествовали» (Иер. 23, 21). Все вопросы и затруднения Лютер решал через логику и здравый смысл.

На слух это кажется правильно, но в реальности логика хороша для земных дел. Для области метафизики одной логики, хоть и со здравым смыслом, маловато. Тут нужно нечто большее. Любую структуру, духовную, государственную или экономическую, можно создать на фундаменте, для мира кажущемся безумием. На рациональном мышлении и человеческом понимании нельзя построить тысячелетнюю конструкцию.

В итоге протестантизм породил капитал, создав условия для рождения демократии и гуманизма. Это породило научное безбожие и технический прогресс. На планете рождается общество нового типа, потребитель­ское. Его суть не в том, что люди потребляют (люди всегда потребляют) а в том, что потребление становится высшей целью и смыслом жизни. Люди начинают жить не ради Бога и Царства Небесного, а ради потребления.

Не прошло и трех веков, как протестантизм вырождается в светское философское учение. Отцы-основатели протестантизма оперируют рационализмом и приходят к идее предопределения. По их мысли, все в мире предопределено, даже судьба не родившихся младенцев. Все это отдает язычеством, в частности, учением о карме (невозможности противостоять своей судьбе).

Протестантизм превосходят результаты язычества. Если язычники оставляют человеку свободу в рамках коридора судьбы, протестанты со своим предопределением отказывают даже понятию свободы. Согласно их учению, у человека столько же свободы, сколько у шестеренки часового механизма.

Логика протестантов достаточно проста. Бог всемогущ и всезнающ, поэтому Ему известно все о будущих поступках. Получалось, жизнь человека — что-то вроде заранее снятого фильма, прокручиваемого на экране. У глав­ного героя нет ни единого шанса поступить иначе, чем зафиксировано на пленке. Все предопределено. Если принять это за истину, отсюда следуют широкие практические выводы. Их развитие гарантированно ведет систему к хаосу. Получается, можно делать все, ни о чем не думая, потому что нельзя сделать того, что не зафиксировано на пленке.

Такой строгий, пошаговый, последовательный логический протестантизм грозит оставить общество без ориентиров. Если все предопределено, о каких ориентирах можно говорить? Предопределение устраняет само понятие свободы, заводя ситуацию в тупик. Чтобы выйти из тупика, нужен универсальный ориентир. Протестантские мыслители ищут, на что человек мог бы ориентироваться в текущей жизни.

Возникает вопрос: что можно понимать знаком особого благоволения Бога? Перебирая всевозможные варианты, они приходят к выводу: раз ключом ко всем земным благам являются деньги, значит, Бог награждает этим ключом тех, к кому благоволит. Деньги обретают метафизический смысл. Кто обладает деньгами, тому, согласно этой логике, Бог благоволит. Богатство и богоизбранность становятся синонимами. Не имеет значения, каким образом обретены деньги. Сам факт обладания ими является показателем богоизбранности.

Деньги начинают пониматься мостиком, ведущим к спасению души. Средство становится целью и объектом поклонения (как у язычников). Теперь их нужно не тратить, а преумножать. Чем больше денег, тем больше на тебе божьего благословения. Молитва, религиозные обряды и традиция, подвижничество и прочее, считавшиеся христианской добродетелью, отходят на второй план. На первый план выдвигается золото. Если ради золота нужно быть честным, скромным, трудолюбивым, люди становятся такими.

Если кто читал книгу или смотрел фильм «Унесенные ветром», тот помнит, как главная героиня Скарлетт клянется перед небом стать богатой, даже если ей придется для этого обманывать и предавать. Это квинтэссенция протестантской морали.

Различие протестантизма и христианства не во внешних признаках. Разница в цели. Ради чего вы честны и трудолюбивы: ради золота или ради Христа? Не само действие, а цель, ради которой оно совершается, определяет его ценность. Христос говорит о земных ценно­стях не только как о бессмысленности, но как о помехе, мешающей человеку войти в Небесное Царство. Если человек верит Христу, он не может просить Бога дать ему то, что затруднит обретение высшей ценности христианства. Если человек молится Богу только о земных целях, это языческая мотивация.

Христиане отличались от язычников характером просьб. Язычники молят своих богов о земных благах, для них это главное. У христиан принципиально иная шкала ценностей. Все просьбы ко Христу в первую очередь не о земном, а о неземном. (Ищите Царства Небесного, остальное приложится).

Макарий Великий просит Бога: «возстави падшую мою душу, осквернившуюся в безмерных согрешениях и отыми от мене весь помысл лукавый видимого сего жития». Иоанн Златоуст молится: «Господи, не лиши меня небесных Твоих благ. Господи, избави меня вечных мук».

Христиане просят в первую очередь о совершении воли Божьей, о прощении грехов, о хлебе насущном в рамках потребностей. В единственной молитве, данной непосредственно Богом, говорится: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого» (Лк. 11, 2).

Христос проповедовал отказ от земных благ (от соблазнов). Невозможно представить христиан в роли просителей соблазнов: денег, карьеры, машины, квартиры и так далее. Если христианин просит Бога о даровании соблазнов, фактически он просит, чтобы соблазны пришли через Бога. Но как можно молить Бога о таком, если Христос говорит: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7). Через Бога соблазны прийти не могут. Если кто получает по своей молитве соблазны, возникает вопрос: от Бога ли они?

Согласно христианскому мировоззрению, высшей ценностью является душа. Для язычников таковой являются земные блага. Язычник молится о земных благах. Многие христиане молятся о тех же благах. Возникает вопрос: если мировоззрение у христиан и язычников разное, цели тоже разные. Как может получиться, что молятся они об одном?

Протестанты молят Бога о даровании денег, понимая их ключом от рая. Новое понимание денег рождает известный протестантский аскетизм: скромность в личной жизни, высокую нравственность и прочее. Христиане отказываются от земных радостей, чтобы иметь больше Бога. Протестанты отказываются от земных радостей, чтобы иметь больше денег. Каждый любит объект поклонения без меры.

Люди работают с утра до ночи, хорошо и честно, экономят каждую копейку, чтобы скопить как можно больше денег, посредством которых спасти душу. Внешне протестантский образ жизни вызывает уважение, но если смотреть в суть предмета, если понимать, ради чего это делается, отношение меняется.

Да, конечно, поведение протестантов более уважаемое, чем поведение «обезьян в костюмах», по сути дикарей. Но если дикари не ведают что творят, в случае с протестантами мы имеем классическую дорогу в ад, выложенную благими намерениями. Они пытаются пройти в рай не дорогой, указанной Христом, а обходным путем. Их учение весьма логично, но оно никуда не ведет. В нем нет Истины, нет Христа. В итоге стараниями протестантов на планете рождается новое существо — капитал.

Глава 2

Трансформация

Судя по поведению, капитал относится к разновидности небиологической формы жизни. Никакая мертвая сущность не способна защищаться и размножаться. Неживое пассивно по отношению к внешним условиям. Капитал живое существо, и потому реагирует. Это что-то типа церкви, только иной, антихристианской природы. Вокруг капитала, как в прежние времена вокруг религий, формируется сила. Пройдет совсем немного времени, и сила приобретет мировое значение.

Капитал демонстрирует способность расчищать себе место под солнцем. Он не просто создает материальные ценности, эти ценности способны к умножению себя за счет себя.

Первым делом капитал снимает ограничения с ростовщичества. В Израиле запрещалось давать деньги в рост единоплеменникам, но разрешалось язычникам: «иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост» (Втор. 23, 20). Церковь запрещает давать в рост всем — и брату, и чужому. Протестантский капитализм разрешает давать в рост и брату, и свату, и тем более, чужому, и вообще кому сможешь. Появляется понятие «банкир-христианин», давать деньги в рост перестает считаться грехом. Возникает новый тип экономики, основанной на банковском проценте.

Родившаяся система начинает отвоевывать жизненное пространство. Главным препятствием на этом пути является религия. Протестантизм вместе с капиталом рождают науку нового времени, из которой вытекает идея земного рая. Начинается смещение от теории сотворенного мира к теории вечного мира. Последовательность теорий позволяет отследить становление нового общества. Сначала мир отходит от христианских догм. Далее — вообще от религиозных. В итоге приходит к мировоззрению обезьяны, для которой весь мир сводится к видимой глазу области.

Первое допущение закладывает маленькую трещинку в христианское мировоззрение. Появляется теория: Бог сотворил мир, что-то у Него получилось не так, как Он хотел, и Бог бросил мир на произвол судьбы, как горшечник выбрасывает кривой горшок.

В этой гипотезе нет логики и, тем более, откровения свыше. Эту теорию сочинили как оправдание, почему мир несовершенный, для чего в нем так много страданий, зачем зло зачастую побеждает добро и отчего Бог не вмешивается, чтобы восстановить справедливость. Этой гипотезы было достаточно, чтобы начался опасный процесс. Если Бог оставил землю, значит, Его заповеди можно не соблюдать. Если мы выброшены, как неудачная поделка, человек должен взять судьбу в свои руки (явная параллель и отголосок древнеримского мировоззрения: не боги, а люди должны управлять планетой).

Вторым шагом отступления от Истины становится понимание Бога не как Творца, а как жителя уже существовавшей вселенной. Бог из Абсолюта низводится до части. Теперь это некий дух, живущий в мире, не им сотворенном. Получаются две сущности: Бог и Мир (фактически вселенная выступает в роли второго Бога — такая же бесконечная, вечная и непостижимая).

Следующим шагом отступления становится лишение Бога личностных качеств. Теперь Бог определяется не как свободная волящая и разумная Личность, а как разновидность высшей энергии, одухотворяющей и упорядочивающей материю и низшую энергию. Невооруженным глазом виден откат к одному из вариантов языческого понимания природы.

Ученые того времени, заявляющие себя христианами и не отрицающие Бога, по факту были самыми страшными врагами христианства и Бога. Да, на словах они признавали Бога, но какого? Что в их понимании было богом, если рассуждения на эту тему пропитаны антихристианством?

На философские тенденции накладываются естественнонаучные открытия, которые еще не могут быть правильно осмыслены. Возникает ажиотаж, в открытиях видят доказательство непричастности Бога к творению мира. Мир предлагается понимать огромным часовым механизмом. Дискуссии разворачиваются вокруг вопроса: какой запас хода у этого механизма — ограниченный или нескончаемый? И если ограниченный, что будет после окончания — новое преобразование или тотальный конец? Такая логика закономерно приводит к полному отрицанию понятия Бога. К этому времени поспевает Дарвин с теорией эволюции. Это предопределяет дальнейшую безбожную физиономию и направление нового мира. Прогрессивная общественность делает вывод: Бога-Творца нет.

Дальнейшие споры ведутся вокруг вопроса: во вселенной нет никакой сверхсущности или все же есть какой-то мировой или абсолютный дух, одухотворяющий материю? Одни придерживаются примитивного материализма, согласно которому во вселенной нет ничего, кроме материи (или кроме энергии, которая суть иное состояние материи). Другие считают, во вселенной есть абсолютный мировой дух (информационное поле, хранилище идей, творческая энергия и прочее, но только не Личность). Если это и имеет к появлению нашего мира какое-то отношение, то исключительно несознательное, как мороз к созданию льда из воды.

Все по умолчанию сходятся в одном: во вселенной нет свободной и разумной Личности. Такое единодушие среди ученого сообщества нового времени понятно. Стоит признать в абсолютном духе разумную и свободную личность, — получается Бог. Сразу возникает масса неудобных вопросов, уводящих в область метафизики. Если есть Бог, есть Его влияние на людей. Если Солнце влияет, Бог должен влиять тем более. Если все так, открывается иное понимание смысла жизни. Человек должен в первую очередь искать гармонию с вечным Богом, а не со своим бренным телом.

Рациональному уму было удобнее осознавать вселенную мертвым космосом, где нет никаких авторитетов. Есть только бесконечная и вечная природа, случайно создавшая человека. При таком мировоззрении захватывала воображение мысль о покорении природы и постановке ее на службу человеку.

Новое время характерно такими мечтаниями, когда казалось, еще немного, и мир будет лежать у ног человека. Под покровом иллюзий шла реинкарнация обезьяньего мировоззрения. Устранение из мира сверхсущности устраняло из жизни общества высшие ценности.

Мировоззрение, отрицающее цель за рамками жизни, сводило понимание жизни к двум стремлениям — прожить как можно дольше и как можно приятнее. Появляются формулировки типа «война всех против всех», «человек человеку волк», «ты умри сегодня, я завтра», «бери от жизни все» и прочей обывательской «мудрости», выросшей из нового понимания мира.

Традиционный мир не развалился мгновенно, но получил пробоину. Если бы новые установки мгновенно пропитали все общество сверху донизу, мир сразу бы рухнул. Но он сохранялся благодаря мировоззренческим установкам, которые дало тысячелетнее исповедание религии, предписывающей человеку нерациональное поведение, основанное на ключевых качествах: любовь, честь, долг, совесть и прочее.

Смена мировоззрения идет крайне медленно, из поколения в поколение. Подсознательные установки, формировавшиеся тысячелетиями, не исчезают сразу. Они тают постепенно, как айсберг в теплых водах. Люди искреннее забывали: величие человека не в объеме потребления, а в объеме дерзновения. Самое больше дерзновение — стремление к вечной жизни.

В новых условиях костяк общества, состоящий из этих установок, оказался как в кислоте, постепенно разъедающей его изнутри. Маленькие косточки скоро вовсе растворились, крупные становились тоньше и гнулись. Тело на таком остове теряло форму и оплывало. Система в ключевых узлах подтачивалась, несущие балки истончались, но никто ничего не замечал, а если и замечал, то не понимал.

Человечество, очутившись в безбожном море, уподобилось одухотворенной кукле, плоть которой из соли. Она хотела узнать, что такое море. Ей сказали — это можно сделать, войдя в него. Она вошла и познала море, полностью в нем растворившись.

* * *

Техническое совершенствование мира люди восприняли как подтверждение культивируемой мысли: человечество идет к счастью. Если какой чудак и указывал на признаки надвигающейся глобальной катастрофы, его слова воспринимались занудством и кликушеством. Обывателям казалось: все нормально, общество развивается, жить становится лучше и веселее.

Мы не против технических открытий. Эти открытия предопределены человеческой природой, стремлением жить лучше. Мы против направления, возникающего из совокупности хаотичных энергий этих открытий, над которыми нет всеохватывающей силы, нет контроля.

В XVI веке возникает мировоззренческий фундамент, на котором строится потребительское общество. Это стало возможно с утратой высшего смысла в жизни. Общество вслед за элитой потянулось за сиюминутным.

Дата добавления: 2015-06-04