Это “шкатулка”, которая исполняет любое желание». 2 страница

– …Она нас убила? Касуми? Но зачем? Для чего?

– Она это делала, чтобы «отменять» других! Изначально ничто в «Комнате отмены» не имеет значения. Так что даже если ты кого-то убьешь, все вернется обратно. Но, похоже, Моги-сан может «отменять» других, если убивает их собственными руками. Думаю, она это делает, потому что тогда она может всем сердцем желать никогда больше не встречать этого человека.

Харуаки кивает с серьезным видом. Я уже объяснял ему, что такое «отмена». Что «отмененного» никто никогда уже не помнит.

– Наша Касуми, хех… просто невероятна. Но… ну, неудивительно, думаю, что даже Касуми стала такой, пережив почти 30000 повторов. Логично.

– Ты правда так считаешь? – спрашиваю я.

– Мм? Я имею в виду, это, конечно, трудно вообразить, но кто угодно сдвинется, застряв в таком болоте, верно?

– Конечно. Но знаешь что? Даже если ты свихнешься, ты все равно не будешь убивать. Эта мысль в норме просто не возникает!

– Ты думаешь? А не слишком ли ты зациклен на собственной точке зрения?

Возможно. Но я не верю. В смысле – убийство стало хорошим средством «отмены», потому что она чувствовала вину. Не могу поверить, что такой человек может самостоятельно подумать о столь бесчеловечном злодеянии.

– …Ты 3000 раз признавался Марии и несколько сотен раз попадал под грузовик вместо нее, да?

– Похоже на то. Только сейчас я это все не помню.

– Мда. Но в конечном итоге твои действия все-таки причинили ей боль, правда?

– А… ну не нарочно же.

На лице Харуаки появляется горькая улыбка.

– Ей было так больно из-за того, что любое послание, даже самое абсурдное, набирает вес, если его повторять много раз. Например: ты можешь сколько угодно считать себя красавцем, но если кто-то тысячу раз скажет тебе, что ты урод, ты потеряешь уверенность. Даже если этот кто-то просто шутит.

– Мда, наверно, так.

– Поэтому Мария просто не могла не обратить на тебя внимании, когда ты 3000 раз ей признался. И это ведь Мария. Поверь мне, ей было не все равно, когда ты объявил, что она твой враг.

«Если ты сделаешь Кадзуки Хосино своим врагом, против тебя встанет бессмертный. Я!»

Я снова вспоминаю эти его слова.

– …О? Я лично направил Аю-тян?

Я слегка улыбаюсь и пропускаю его шутку мимо ушей.

– Так вот. Что если был кто-то, кто тысячу раз предложил Моги-сан совершить убийство? Не могло ли это заставить Моги-сан поверить, что другого способа нет? В конце концов, она ведь ни на кого не могла положиться, она уже почти свихнулась.

Харуаки кивает.

– Согласен, ей было бы тяжко. И это реально возможно. Ведь тот, кто с ней говорил, находился бы тоже в цикле. Его действия, его мнения не менялись бы. Вполне естественно, что он бы говорил одно и то же снова и снова. Если он один раз что-то сказал, скорей всего, сказал бы это и несколько тысяч раз.

– Все правильно говоришь. Но это была бы еще не проблема. Это скорее несчастный случай, согласен? Но смотри…

Наконец я отвожу взгляд от мрачного неба.

– … Что если этот кто-то специально выбирал слова и действия, чтобы загнать ее в угол?

И – перевожу взгляд на Харуаки.

Харуаки даже под моим пристальным взглядом не выказывает признаков беспокойства.

– Мм? Но это же невозможно, да?

Его лицо по-прежнему самое всегдашнее.

– Возможно! К примеру, это было бы возможно для нас с Марией, если бы мы захотели. Короче, это возможно, если рядом с Моги-сан был кто-то, кто притворялся, что ничего не помнит!

Харуаки слушает молча, не пытаясь возражать.

– Способность сохранять память – суперсила… так я всегда думал. В конце концов, естественно думать, что чем больше информации, тем лучше, верно? Только это не так. Постоянно сохранять память – значит еще и постоянно быть под ударом тех, кто ее не сохраняет и тех, кто притворяется, что не сохраняет. Те, кто без памяти, сидят в укрытии. И могут спокойно атаковать оттуда нас, кто стоит на линии огня.

Я тоже испытал на себе такую атаку, когда девушка, которую я люблю, отвечала на мое признание словами «пожалуйста, подожди до завтра». Она, правда, не была в укрытии.

– Что если был кто-то, кто нарочно атаковал Моги-сан из своего укрытия? Кто-то, кто знал ее боль, кто сделал все, чтобы она не нашла выхода, кто приготовил для нее ответ «убийство». Если так…

– Если так, можно сказать, что этот тип управлял Касуми и был соучастником убийств, – спокойным тоном заканчивает фразу Харуаки.

Он не пытается возражать.

– Но не факт, что Моги-сан была единственной целью.

– …Да?

– Я имею в виду, она была не единственной, кто стоял на линии огня. Мы с Марией тоже. Все зависит от целей этого человека, но, возможно, нами с Марией он тоже пытался управлять. Нет… мы, возможно, уже более или менее под его контролем.

«…Не хочешь попробовать меня убить?»

Я вспоминаю кем-то когда-то произнесенные слова.

И правда, я ведь не единожды их слышал. Он говорил их мне черт знает сколько раз. Эти слова застряли у меня в голове, словно какое-то проклятье.

И это еще не все. Мне показывали трупы.

Марии признавались в любви, и ей приходилось смотреть, как другой жертвует собой ради нее.

Это все важная информация, которую я наскреб в своей обрывочной памяти. Может, были и более мелкие ловушки, которые я пропустил.

Он постоянно атаковал из укрытия, ничем не рискуя. Даже если результат выходил не тот, которого он ожидал, атаку можно было повторять неограниченное число раз.

– Если предположить, что наши действия в той или иной степени управлялись этим человеком…

Я сглотнул

–... то нашу нынешнюю ситуацию он наверняка тоже спланировал.

Харуаки молчит. Его лицо скрыто под зонтом, так что я не вижу его выражения.

Молчание все тянется. Звук дождя кажется странно громким. Раздается тихий голос. Сперва я не понимаю, что это, но когда напряг слух, до меня дошло – это подавляемый смех.

Харуаки сдвигает зонт и показывает лицо.

Он весело смеется, глядя на меня.

– Эмм, Хосии. Что это еще за шутка или, может, супергипотеза? Во-первых, это просто невозможно. Управлять другими не так-то легко, правда? История забавная, да. Но, честно говоря, я даже не знаю, смеяться или нет, у тебя такое серьезное лицо… погоди-ка, я же уже смеялся, ну очень это было смешно.

– Мда, думаю, я слишком окольно все это говорил.

– …Окольно? И вообще, я просто не понимаю, что этому типу нужно. Но что бы это ни было, наверняка есть более простой путь.

Харуаки по-прежнему говорит беззаботным голосом.

– Угу. Я тоже не знаю его мотивов. Поэтому я хочу спросить тебя.

– …Спросить меня?

Когда я это произнесу, пути назад уже не будет.

– Харуаки…

Но я давно уже отбросил всякое намерение отступать.

– … Зачем ты нас загнал в эту ловушку?

Нет ответа.

Его лицо вновь скрыто за зонтом.

Он ничего не говорит. Наверно, он и не собирается что-либо говорить.

– Я уже не помню, что именно было, но мы подружились вскоре после того, как я поступил в школу. И благодаря тебе я смог подружиться с Коконе и с Дайей. Думаю, если бы не ты, моя школьная жизнь была бы малость скучнее. Все благодаря тебе.

Раз он молчит, значит, говорить за него должен я.

– Мы подружились меньше года назад, но…

– Стало быть, ты хочешь сказать, что не можешь судить, могу ли я что-то подобное сделать?

Я качаю головой. Правда, Харуаки меня, скорей всего, не видит.

– Я много чего о тебе не знаю. Но кое-что я знаю абсолютно точно. По крайней мере, одно я могу сказать наверняка.

И я заявляю.

– Харуаки Усуй ни за что так не поступил бы, не стал бы загонять нас в ловушку.

Наконец-то я вижу его лицо.

Харуаки смотрит на меня, распахнув глаза.

– Так что…

Наконец я это произношу.

– Так что… кто ты такой?

«О? Да ты скрытничаешь! Подозрительно! Неужели я попал в яблочко?! Блин, я ревную! Касуми стала такая красивая!»

Такие легкомысленные слова Харуаки произнес.

Но я кое-что заметил.

У «Комнаты отмены» есть свои правила. Окружающие не замечают изменений Моги-сан. Они ничего не замечают, даже когда на ее месте появляется «Ая Отонаси». Поэтому – как? Ну как?

…Как он мог сказать, что Касуми стала красивая?

И не только это подозрительно.

Харуаки был «отменен».

Даже я про него забыл. Но мне удалось снова его вспомнить.

«Я вспомнил, потому что он мой близкий друг». Так я рассуждал. Но все же: почему я смог его вспомнить, когда не вспомнил больше никого из «отмененных»?

Это всего лишь предположение, но, думаю, я не забыл его окончательно, потому что в Харуаки вселился кто-то еще.

И то, и другое не тянет на доказательства. Нет, оба аргументы дырявы, как решето.

Но это все уже не имеет значения.

Потому что я вспомнил.

Потому что я вспомнил что-то, что не должен был вспомнить.

«У тебя есть желание?»

Слова кого-то, кто может становиться кем угодно, но и никем тоже может становиться.

– Говори, что тебе нужно!

И я называю его имя.

Я называю имя того, кто раздает «шкатулки», того, кого я не помнил все это время.

Его имя –

– …«0».

И как только я произношу имя…

– Хе-хе…

…Харуаки исчезает с лица Харуаки.

Не то чтобы у него форма головы изменилась. Просто в улыбке на этом лице больше нет Харуаки. Остается фальшивка, которая маскировалась под Харуаки.

Образ, который все это время нас преследовал, наконец проясняется.

…«0».

– Черт побери. Знаешь, это имя никто не должен был знать, кроме нынешнего «владельца». Странно.

– Ты был неосторожен в словах.

– Неосторожен?

«0» хихикнул, он откровенно забавляется происходящим.

– Я вовсе не был неосторожен. Мне вообще не нужно быть осторожным. Это ты аномален, если смог узнать меня по таким намекам!

– Ты так думаешь?

– Ну скажи тогда: вот ты видишь, как кто-то ведет себя не совсем обычно; ты что, сразу думаешь «Это кто-то другой. Кто-то в него вселился»?

Должен признать, он прав. Как бы подозрительно человек себя ни вел, это совершенно не повод считать его кем-то иным.

– И тем не менее, ты меня отыскал. Это значит, что ты знал обо мне как о возможной причине всех этих случаев. Хотя помнить о самом моем существовании не должен был никто.

– Если я не должен был, почему же вспомнил?

– Кто знает? Загадка. Может, на тебя повлияла Ая Отонаси? Хотя вообще-то всего лишь из-за того, что тебя кто-то обучал, ты все равно не должен был меня заметить.

«0» говорит дружелюбным тоном. Но сейчас мне на подобные вещи наплевать.

– …Ааа, ты хочешь знать мои намерения? Отлично! Мне нечего скрывать. Я – всего лишь хотел понаблюдать за тобой с близкого расстояния.

Услышав эти слова, я вновь почувствовал.

Аах – опять.

То же самое неприятное чувство, как тогда, в первый раз, когда я его встретил. Снова оно же.

Что это? Напомните-ка мне, что это за чувство?

– …Не понимаю! Почему для этого тебе понадобилось загонять в угол Моги-сан?

– Зачем я так поступил с «владельцем»? Я же уже сказал – я хотел понаблюдать за тобой. Впрочем, пожалуй, попробую объяснить проще.

«0» начинает говорить веселым голосом.

– Я хотел посмотреть, как ты реагируешь на чью-то еще «шкатулку». Когда исполнилось искаженное «желание» Касуми Моги вернуть прошлое, я, не подумавши, обрадовался. Я был рад, потому что мог наблюдать за тобой, оказавшимся в этой «шкатулке», довольно долго. …Но вскоре я понял, что это была ошибка. Потому что я, разумеется, хочу наблюдать за тобой в самых разных ситуациях. Но в «шкатулке», которую вы, люди, называете «Комнатой отмены», я не могу этого делать. Все всё время ведут себя одинаково, ты, разумеется, не исключение. Как бы ни сохраняли память Касуми Моги и Ая Отонаси, это совершенно неинтересно, если самый главный, ты, ее теряешь.

Я обхватываю себя руками, пытаясь защититься от этого неприятного чувства.

– Поэтому я решил вмешаться. Я превратился в Харуаки Усуя – он играл важную роль, с его места я мог легко влиять на вас троих. В общем, я позволил себе создать подходящие условия, пользуясь Харуаки Усуем, Аей Отонаси и Касуми Моги, плюс я ввел в систему сохранение тобой памяти. И благодаря этому я мог за тобой наблюдать просто великолепно!

– Так неужели ты подбил Моги-сан убить меня, потому что ты хотел?..

– Да, я хотел посмотреть, как ты отреагируешь на смертельный удар со стороны девушки, которую любишь.

…И вот ради этого Моги-сан пришлось столько страдать.

– А, кстати, по этой же причине я возбудил в тебе эту любовь, конечно же.

– Какого…

Мои чувства были вызваны искусственно?..

– О? А я-то был уверен, что ты заметил. А, понятно. Значит, ты не хотел замечать. Хе-хе… вот ради таких моментов и стоит находиться рядом с тобой. Сказать по правде, мне вовсе не нужно было самому быть в «шкатулке», чтобы за тобой наблюдать. Но тогда я мог бы проглядеть вот такие случаи, как этот. Смотреть снаружи «шкатулки» очень неудобно, да, примерно как заглядывать в окуляр суперэффективного телескопа, но с огромного расстояния. Видеть можно. Но фокусироваться неудобно. Примерно такое ощущение и здесь. Так что, хоть это и побочный эффект, но то, что я мог смотреть на тебя с такой близости глазами Харуаки Усуя, оказалось очень удачно!

Наконец-то я понял, что это за неприятное чувство, которое я все время испытываю.

Да. Это – ужас.

Не то чтобы я до сих пор не испытывал ужаса. Но это чувство ужаса слишком отличается от обычной формы, потому-то я и не смог распознать его сразу.

– Ну ладно, Кадзуки Хосино-кун. Что ты теперь собираешься делать?

Я стою без слов.

Осознав испытываемый мной ужас, я не в силах раскрыть рот.

– Ты думал, все образуется, если только все узнают, что «я» внутри Харуаки Усуя? Разумеется, сейчас я выгляжу как человек. А поскольку я еще и убийца, ты можешь просто сдать меня полиции и сказать, что дело сделано. Но это ведь не так, верно? Твоя цель ведь – вернуть себе повседневную жизнь, верно? Одни разговоры ничего не решат!

Он опасен. Опаснее всего, с чем я встречался в жизни.

– Кроме того, есть причина, почему я не скрываю больше необходимого свое превращение в Харуаки Усуя. Да, «шкатулка» сейчас у меня, потому что я забрал ее у «владельца». Я могу показать ее тебе, прямо сейчас. Но нет нужды. Равно как нет нужды отдавать ее тебе всего лишь потому, что ты меня вспомнил. И заставить меня отдать ее ты тоже бессилен.

Я ему интересен. Но только как подопытный. Не больше, не меньше. И, конечно, я совершено без понятия, как иметь дело с человеком, который обращается со мной так.

Поэтому…

– …Бессилен, ну конечно.

…Я никогда бы не стал говорить таким неуважительным тоном.

– Кадзуки в одиночку бессилен, да.

«0», однако, смотрит на меня, пытаясь понять, откуда идет голос.

Он угадал. Голос доносится из моей сумки.

Сигналит машина. Ревя двигателем, к нам приближается грузовик. «0» переводит взгляд на него и чуть хмурится. Летящий в нашу сторону грузовик выглядит ужасающе знакомым.

А за рулем сидит – Мария.

– Я скучала по тебе, «0»!

Голос доносится из мобильника в моей сумке, который был включен все время, что мы разговаривали.

Грузовик несется прямо на нас. Мы стоим неподвижно. Визг тормозов. Из-за дождя тормоза работают хуже, чем должны. Грузовик все ближе и ближе. Но «0» не отступает. И поэтому я тоже не отступаю. Я инстинктивно закрываю глаза.

Визг тормозов смолкает.

Я открываю глаза. Грузовик застыл перед самым моим носом – буквально.

– И чего ты хотела добиться этим блефом?

«0», слабо улыбаясь, обращает вопрос к фигуре на водительском сиденье.

– Просто небольшое приветствие. Как удачно, что тебя не переехало вместо Касуми, а?

Голос доносится и спереди, и из моей сумки. Выбравшись из грузовика, Мария наконец снимает блютус-гарнитуру и обрывает звонок.

«0» не отводит глаз от Марии, стоящей перед нами без зонта.

– Стало быть, ты слушала весь наш разговор. Значит, вы двое не волновались об этой стратегии изначально. Жаль – хотелось бы мне посмотреть, как Кадзуки будет удручен ее результатом.

– Я всерьез рассматривала эту стратегию, когда ты ее предложил. Но, судя по всему, Кадзуки тебя вычислил, сегодня ночью он меня просветил.

В общем-то, я не собирался рассказывать ей именно ночью. Я просто не знал, когда ей рассказать, что я обнаружил.

Однако именно я выбрал время для разговора с Харуаки, после того как скооперировался с ним.

– Но в итоге это оказался правильный выбор. Потому что если бы я была рядом с ним, ты продолжал бы изображать дурачка.

– И ты угнала грузовик только для того, чтобы притвориться, что тебя тут нет? Ну, спасибо за усердие. Только зачем бы мне изображать дурачка, когда ты здесь? Может, ты и «шкатулка», но это не значит, что ты что-то можешь.

– Так ты что, не знал? Похоже, мои усилия пропали даром. Что ж, давай я спрошу: ты знаешь про мое «Ущербное блаженство», верно?

– Да, я о нем знаю. И я знаю, что с его помощью ты не можешь причинить мне вреда.

Мария рассмеялась.

– Хе-хе, тебе никогда не понять нас, людей. Может, ты поймешь, если я сформулирую это так: «Я все подготовила для того, чтобы стереть тебя».

«0» на эти ее слова лишь криво ухмыляется.

– Ты можешь только запихивать других в эту твою «шкатулку», разве нет? И как ты собираешься это сделать?

– Похоже, ты до сих пор не знаешь, почему я была так сосредоточена на Кадзуки.

Внезапно она произносит мое имя. «0» оглядывается на меня. Взгляд у него добрый, но все равно он меня пугает. Примерно таким вот взглядом человек смотрит на кусок свинины, раздумывая, как ее приготовить.

– …Вот оно что.

«0» улыбается.

– Наконец-то ты понял. У Кадзуки талант обращаться со «шкатулками». Он, наверно, даже мое «Ущербное блаженство» сможет подчинить. А пожелает он наверняка, чтобы его повседневная жизнь шла своим чередом. Его повседневная жизнь, без всего, что ей угрожает. Без «шкатулок». Без тебя.

Мария выкладывает все это, сверля «0» сердитым взглядом.

«0» эти слова не ошарашили, не удивили, не позабавили. Он лишь печально опускает взгляд.

– Понятно. Значит, ты совсем не изменилась, – отвечает он.

Это он говорит той, кто превосходит нас всех, хоть и выдержала 27755 временных петель.

– Если так случится, такая мелкая «шкатулка», как ты, тоже разрушится.

Мария отвечает, глазом не моргнувши.

– Я знаю.

– Да я уж понял.

«0», однако, по-прежнему смотрит печально. Его, похоже, совершенно не тревожит то, что его могут стереть.

– Ты по-прежнему не можешь жить ради себя самой? Ты можешь делать что-то только ради других? Мне искренне жаль тебя, что ты проживаешь такую никчемную жизнь!

– Твоя жалость даже вместо червяка на рыбалке не сгодится.

– Сперва мне было интересно это твое довольно редкое качество, но оно пустое. Человек, у которого нет собственных желаний, ничем не отличается от машины. С равным успехом я мог бы наблюдать за пылесосом. Ты для меня – самое скучное создание, какое только может быть!

Мария слушает «0», скрипя зубами от злости. Неудивительно. Вместо того, чтобы обращаться с ней как с противником, враг ее жалеет.

– Ладно. Я не хочу, чтобы меня стерли, поэтому предлагаю сделку. Я отдам вам «шкатулку». Взамен я хочу, чтобы вы меня не трогали. Что вы думаете?

– …Пфф, довольно нахальные условия, если учесть, что ты можешь оказаться стерт.

– Тебе бы благодарить меня, что я вообще ответил на твое весьма сомнительное требование. Не факт, что Кадзуки Хосино согласится воспользоваться твоей «шкатулкой». И я даже пытаться представить себе не хочу, насколько низки шансы, что я исчезну, если он ей воспользуется. Я иду на это совершенно необязательное примирение исключительно чтобы выразить уважение Кадзуки-куну, который меня отыскал.

– Примирение? Ты всего лишь отдашь нам старую клетку, в которой ты держал Кадзуки. Ты можешь мастерить новые клетки сколько тебе заблагорассудится, так ведь? Тебе ведь эта «шкатулка» уже надоела, и ты все равно собирался скоро заменить ее на другую, так?

– Не буду комментировать твое воображение.

– Пфф… Кадзуки, тебя это устраивает?

Мария спрашивает мое мнение. Я киваю. Меня устраивает – главное, что мы разберемся с «Комнатой отмены».

– Кадзуки Хосино-кун. Можно я дам тебе совет?

Ну и вопросики задает «0».

– Ты из тех, кто не хочет перемен. Но большинство «владельцев» желают прямо противоположного, когда к ним в руки попадает «шкатулка». Одни хотят что-то приобрести. Другие хотят кем-то стать. Третьи хотят от чего-то избавиться. Все они хотят воплотить в жизнь подобные желания. Следовательно, ты совершенно не вписываешься.

Я хмурю брови – никак не пойму, к чему он ведет.

– Кадзуки Хосино-кун. Ты не думаешь, что ты ненормален? – спрашивает он.

– …Я нормальный.

Услышав мой ответ, он улыбается.

– Понятно. Но, боюсь, ты все же ненормален! Однако ты можешь не беспокоиться, если тебе это не нравится. Оставаться ненормальным ты сможешь очень недолго. Рано или поздно людей вроде тебя либо выталкивают из общества, либо они адаптируются и теряют свою ненормальность. Не беспокойся! Ты из последних, не сомневаюсь в этом.

Все это он произносит, не прекращая улыбаться.

– И именно поэтому – ты действительно несчастен.

У него ну очень довольный вид.

– Вот что я имею в виду: ты теперь знаешь, что такие лазейки существуют. Всякий раз, когда ты столкнешься с чем-то плохим, ты будешь думать: «Если бы только у меня была “шкатулка”…» Как бы ты ни старался забыть, к сожалению, «шкатулки» существуют. «Шкатулки», исполняющие любое желание, существуют. Ты никогда не забудешь о том, что есть такой выход. И рано или поздно обязательно придет время, когда тебе понадобится «шкатулка»!

Он по-прежнему улыбается.

Ааа, понятно…

Я отказался от «шкатулки». Но это было бесполезно. «0» уже связал меня своим проклятием.

– Когда тебе понадобится «шкатулка», ты, возможно, уже утратишь свою ненормальность. Если так, ты не сможешь больше подчинить себе «шкатулку». А это будет для меня уже не так интересно. Поэтому я собираюсь и дальше понемногу вмешиваться в жизнь твою и окружающих – чтобы заинтересовать тебя «шкатулками».

Что же я мог сделать, чтобы избежать этого проклятия?

…Скорей всего, избежать его было невозможно.

Я… нет, мы проиграли в тот момент, когда впервые повстречали «0».

– Естественно, я дам тебе «шкатулку», даже если ты утратишь свою ненормальность. Я не против – если только ты позволишь мне слушать твой звук.

– …Звук?

– Да, я люблю все звуки, которые вы, люди, издаете, но один из них я люблю больше всего. Если можно, я хотел бы, чтобы ты позволял мне слушать этот звук. …Мм? Что это за звук, спрашиваешь? Мои вкусы совершенно ординарны, так что, думаю, ты уже знаешь. Это…

Улыбнувшись, он произносит:

– …скрежет сердец.

С этими словами «0», выглядящий точь-в-точь как Харуаки Усуй, исчезает.

На землю там, где он только что стоял, падает маленькая шкатулка. Когда я протягиваю к ней руку, она начинает разбухать.

И тотчас весь окружающий пейзаж начинает складываться. Я вижу стены этого мира. Белые обои начинают рассыпаться в пыль. Сладость, прилипшая к моей коже, исчезает, оставляя после себя тупое ощущение дискомфорта. Мой вестибулярный аппарат сходит с ума, все начинает кружиться. Звук разрушения. Звук разрушения. Звук чьего-то разрушения. Все заполнено отчаянием. Несомненным отчаянием.

Фальшивые декорации стерты, мы стоим в темной камере. Маленькая-маленькая камера, меня бы стошнило, если бы я хоть полдня здесь провел.

Это, похоже – внутренность «шкатулки».

И в этой подобной тюрьме комнатушке, скорчившись, сидит она. Сидит, прижавшись лбом к коленям и обхватив ноги руками.

Девушка, которую я любил.

– …Моги… сан.

Услышав мой голос, она медленно поднимает лицо.

– Ах…

Ее глаза, только что казавшиеся почти мертвыми, начинают слабо сиять.

– Не верю! Не может все вдруг так хорошо пойти!

Слезы текут по ее щекам.

Сначала мне это кажется очень странным, но тут же я понимаю, почему.

– …Ты правда пришел меня спасти.

Понимаю.

Ты вновь можешь плакать.

– Моги-сан, прости меня. Но я собираюсь уничтожить «Комнату отмены».

– …Ага.

Моги-сан кивает, вся в слезах.

– Я собираюсь дать тебе умереть в аварии.

– …Ага.

Она утирает слезы.

– Ты можешь разрушить «шкатулку». И ты можешь прекратить мою жизнь. Но, пожалуйста, погоди чуть-чуть. Я хочу тебе кое-что сказать.

С этими словами Моги-сан принимается рыться у себя в сумке. Найдя что-то, она достает это и прячет за спиной.

Мария хмурится, глядя на ее действия.

– Моги… только не надо снова…

Не обращая внимания на Марию, Моги-сан подходит ко мне, держа руки за спиной.

– …Стой, Моги! Прекрати уже…

– Это не то, что ты думаешь, Мария, – укоряю я ее. Я не вижу, что прячет Моги-сан. Но уже знаю, что это.

Мария в ответ на мои слова смотрит скептически и обходит Моги-сан. Увидев, что у Моги-сан в руках, она от изумления лишь криво улыбается.

– Кадзу-кун, как ты думаешь, есть чувства, которые не меняются? – спрашивает Моги-сан.

Я знаю ответ. Только ей этот ответ не понравится.

Поэтому мне нелегко его выговорить.

Думаю, мой ответ был бы другим, не доведись мне пережить «Комнату отмены». Но я ее пережил. Я испытал на себе этот мир, похожий на вечность. Поэтому я не могу думать иначе. Неизменные чувства –

– …Таких не бывает, мне кажется.

Моги-сан стоически слушает мой ответ.

Затем она улыбается.

– Да, я тоже так считаю.

Не подумавши, я заглядываю ей в глаза. Она словно ждала этого; по-прежнему с улыбкой на лице продолжает:

– Мои чувства к тебе все время менялись. Ты перестал быть для меня дорог. Ты начал меня раздражать. Я ненавидела тебя, я считала тебя занозой. Один раз я даже собиралась убить тебя. Но знаешь? Это все значит, что я полагалась на тебя все это время. Потому что я всегда верила, что ты спасешь меня отсюда. Всегда, всегда… Я просто не могла тебя игнорировать. Я знаю, это худшее, самое эгоистичное чувство, какое только может быть. Но знаешь? Я ничего не могла поделать. Хотя и знала, что я эгоистка. Я знаю, как называется это чувство. Даже если ты не веришь в неизменные чувства, пожалуйста, поверь в одно это. Все то время, что я провела в «Комнате отмены»…

Моги-сан обнимает меня, очень скованно.

И дает мне то, что прятала за спиной.

Ее губы дрожат возле самого моего уха.

– …я любила тебя, Кадзу-кун.

Ее губы приближаются к моим. Но когда они вот-вот уже должны соприкоснуться, она замирает. Постояв так чуть-чуть, она мирно отодвигается, так и не поцеловав меня.

Я хотел было спросить, почему она остановилась, но решил, что не стоит.

Из-за того, что она мне передала.

– А…

В руках у меня – причина, почему она ничего не могла сделать.

Я все понял и закусил губу.

Это не совсем то, чего я ожидал.

Это умайбо.

Это-то я ждал. Но только это не мое любимое, со вкусом кукурузного супа. Оно со вкусом Тэрияки-бургера. Такое я люблю меньше всего. Более того…

…это то самое, которым Моги-сан угостила меня изначально.

Почему Моги-сан обняла меня так скованно? Почему не поцеловала?

Это не было признание той Касуми Моги, которая уже признавалась мне бессчетное число раз, которая уже целовалась со мной, которая уже пережила «Комнату отмены».

Это было первое признание Касуми Моги, когда по ней еще не проехалась «Комната отмены», когда она могла звать меня только «Хосино-кун».

«Я хочу заново прожить второе марта».

Величайшее сожаление, которое она испытала в тот день.

И вот сейчас она все исправила.

Значит – мне надо ответить так, словно сейчас настоящее 2 марта?..

Я смотрю на Моги-сан.

Моги-сан мягко улыбается. Она ждет с этой мягкой улыбкой на губах, зная уже, что я отвечу.

– Это…

Это слишком жестоко!

Я не хочу такое произносить.

В смысле, я же любил Моги-сан. Даже если эти чувства мне внушил «0», сами они не были фальшивыми.

Почему же у меня нет выбора, кроме как произнести слова, которые причинят ей боль?

Ааа, ну конечно.

Я «отменил» эту «шкатулку». Я отверг желание Моги-сан. Я собираюсь дать ей погибнуть в аварии. Я не имею права говорить ей добрые слова.

Я раскрываю рот.

И все же выговорить это довольно трудно. Я колеблюсь, открываю и закрываю рот; потом вдруг ощущаю на языке какую-то соленую жидкость и вздрагиваю.

Не могу придумать, какие еще слова можно ей сказать.

– Пожалуйста, подожди до завтра.

Моги-сан печально опускает глаза.

Конечно, от этих слов ей больно. И все же – ее лицо меняется почти мгновенно. Она говорит мне:

Дата добавления: 2015-06-04