Формальные проблемы 5 страница

32 СМ. ГЛ. X

³³ Отто Амман, Loc. cit. P. 209: «Таким образом, понятно, что сельский класс имеет большое значение для государства и общества. Сельский класс должен, в итоге, поставлять материал, требующийся для рекру-'.'' тирования во все другие классы, которые не в состоянии поддержи­вать себя самостоятельно». Однако надо добавить, что в Англии и в Америке современная промышленность также создала рабочие клас­сы, способные формировать элиты, такие как рабочая элита трейд-юнионов.

34 Renan. L'eglise chret. P. 96: «Все исправлялись... Облегчение участи страдающих стало предметом всеобщей заботы. Жестокую римскую аристократию сменяла аристократия провинций с ее честными людь­ми, радеющими об общем благе. Сила и высокомерие уходили из античного мира: люди становились лучше, мягче, терпимее, гуман­нее. Как это всегда бывает, социалистические идеи опирались и на такие широкие гуманистические течения и настроения, которые под­готавливали почву для прихода социалистических идей...»

Taine L'ancien regime. P. 242: «В конце XVIII века среди высшего и даже йреднего класса присутствовал страх перед кровопролитием: мягкость нравов и идиллическая мечтательность притупляли готов­ность к борьбе. Магистраты повсеместно забыли о том, что поддер­жание порядка в обществе есть несравнимо большее благо, чем жизнь горстки злоумышленников и безумцев, и что первоочередная задача правительства и жандармерии состоит в охране порядка с ис­пользованием силы».

Le Bon. Psych, du social. P. 384: «Противники новых варваров только и думают о том, как бы им договориться с врагами и продлить свое существование рядом уступок, которые вызывают только презрение у противоположной стороны и провоцируют ее на атаку».

Не случайно эти три цитаты говорят примерно об одном.

³⁵ Sir Henry Summer Maine. Etudes sur 1'hist. Des inst. Prim., trad. Fr. P. 337. Мэйн утверждает, что, начиная с первых исследователей про­грессивного развития юриспруденции «считалось, что может иметь­ся право, хорошее само по себе, осуществление которого сталкивает­ся с многочисленными опасностями, право тех, кто протестует на народном собрании, громким голосом требует правосудия от короля, осаждая городские ворота». Рассуждая о старинном праве исландцев, от отмечает (Р. 51), что «отсутствие каких-либо санкций часто оказы­вается одной из главных трудностей, с которыми сталкивалось муд­рое бретонское право». Также и R. von Ihering показывает, что в исто­рии римского права была «эпоха, когда потерпевшая сторона сама реализовала собственное право». Мэйн в работе «Etudes sur Гапс. Droit et la cout. Prim.», trad. fr. P. 521 отмечает: «Уважение к предпи­саниям [судебной палаты. —В. П.] настолько сильно вошло в жизнь... что суды редко нуждаются в том, чтобы прибегать к физическому принуждению, чтобы заставить подчиниться... Безусловно, сила все­гда стоит на службе у права, но ее держат в резерве, так сказать по­тенциально, что позволяет ей быть вне поля зрения».

³⁶ Comment se resoudra la question sociale. Paris, 1896.

³⁷ Впрочем, довольно смутные представления о том, что сельские классы создают элиты, содержатся отчасти в общественном мнении, выражен­ном Катоном. Catone. De re rustica: «At ex agricolis et viri fortissimi et milites strenuissimi gignuntur, maximeque puis que stuus stabilis simusque consequitur, minimeque invidiosus: minimeque male cogitantes sunt, qui in eo studio occupati sunt». Относительно Афин Франкотт (Francotte. H. L'industrie darts la Grece ancienne. II. P. 327) справедливо отмечает: «Город вбирая в себя из сельского населения те соки, которые омолаживали его, и потребова­лось немало времени для того, чтобы эти соки были им полностью поглощены.

З8 Согласно Лапужу (De Lapouge. Les selections sociales. P. 87), это объяс­няется тем, что уже не оставалось евгеников, людей из высшей расы. Нам недостает фактов, чтобы принять или отвергнуть такое мнение.

39 Diz. Daremb. Saglio. s.v. Gens. P. 1514.

40 Niebuhr. Hist. Rom. trad. Fr., II. P. 153: «B 253 г. до н. э. они [меньшие люди. — В. П.} вновь захватывают вторую по значимости позицию (консульские места. — В. 77), однако им теперь уже доверяли не боль­ше, чем они сами доверяли общине, когда объединялись с прежними угнетателями: им уже неоднократно не удавалось вновь получить места, на которые они претендовали». И далее (Р. 209): «Мы уверены, что не ошибаемся, когда утверждаем, что полному порабощению общин в 269 г. препятствовало то, что значительная часть олигархии, видя, что ее люди не прошли в консулат, вступала в союз с общинами». Итак, это как раз и есть В, объединяющиеся с С. Но как только они добились того, к чему стремились, так сразу обратились против С; Р. 211: «Все приводит к мысли о том, что большие люди наконец осознали последствия раскола, возникшего между патрициями, и было достигнуто при­мирение, которому уже ничто не препятствовало; с этого момента именно меньшие люди стали проявлять наибольшую неприязнь по от­ношению к общине». То, что Нибур называет «общиной», на самом деле было не чем иным, как новой элитой, формировавшейся из B и С. Свидетельства таких историков, как Нибур, Моммзен, Дюрюи и др., говорят в пользу нашей теории и ценны тем, что эти специалисты, не ' зная нашей теории и даже исходя из совершенно противоположных концепций, не стали руководствоваться при объяснении событий пред­взятыми идеями и искать аргументы в их пользу, но вынуждены были подчиниться железной логике фактов.

41 Тит Ливии, III, 65: «Quiescenti plebi ab junioribus patram injuriae fieri coeptae». He следует переводить «junioribus patrum» как «юные пат­риции». Речь идет о меньших людях.

42 Бело пишет (Belot. E. Hist, des chevaliers rom. Paris, 1873. II, 8): «Bo Франции еще не привыкли смотреть на борьбу, которую вели плебеи сначала против патрициата, затем — нобилитета, как на борьбу между двумя аристократиями, почти в равной степени заносчивыми и могу­щественными. Трудно представить, однако, что она могла оказаться другой».

43 Mommsen. Hist. Rom., trad. fr. II. P. 3-4.

44 Niebhur. Hist. Rom. I. P.550. Он рассуждает об ирландцах и сравнива­ет их с римлянами.

45 Niebhur. Ibid. P.551.

46 Mommsen. Hist. Rom. II, P.16.

47 Mommsen. Op. cit. II. P. 35. Термины: «угнетаемые» и «угнетатели» здесь излишни. Речь идет только о новой элите, которая приходит к власти. Количество сенаторов-плебеев стабильно постоянно увеличи­валось. Старая аристократия исчезала, и ее место занимала новая аристократия. Согласно Виллемсу (Willems. Le senat de la republique romaine, в 179 г. до н. э. из 314 сенаторов 98 были патрициями, а 216— плебеями. Как утверждает Нибур (III. Р. 280), «Сулла не мог вновь ввести в действие конституцию, существовавшую до принятия законов Лициния, поскольку семьи патрициев в значительной части угасли, а плебеи стремились извлекать выгоду из его системы».

48 Duruy. Hist, des Rom. I. P. 223.

⁴⁹ Mommsen. Hist. Rom. II. P. 67.

⁵⁰ Ibid. P. 69.

⁵¹ Ibid. P. 83.

⁵² Val. Max., VIII, 6, 3. Нибур здесь неподражаем. Он начинает с выра­жения негодования (III. Р. 1-2) в адрес клеветников Гая Лициния Сто­лона, но потом (Р. 47), словно забыв, что он утверждал, после приве­дения цитаты из приговора по делу Лициния Столона, заявляет: «Это печальный пример силы алчности, которой бывают охвачены порой и те, кому выпала честь ограждать от ее влияния сограждан; если хотите, данный пример доказывает, что благие дела не всегда совер­шаются чистыми руками».

⁵³ Mommsen. Op. cit. P. 83. И далее (Р. 85): «Уже в лоне только что заво­еванного гражданского равенства проявились первые элементы но­вой аристократической и новой демократической партии». Таким об­разом, Моммзен, не осознавая того, описывает феномен элит, которые сменяют друг друга.

Вольноотпущенники, безусловно, представляли собой элиту рабов. Достаточно малая часть вольноотпущенников была обязана своей свободой порочным действиям; большинство обрело ее благодаря своему характеру, уму, активности, своим способностям к разным работам. С моральной точки зрения это была, однако, элита низкого уровня.

⁵⁵ Duruy. Hist, des Rom. I. P. 287.

⁵⁶ Имел место умный отбор. Люди, получившие в муниципиях публич­ные должности, становились римскими гражданами. Caio, I, 96: «Ei qui honorem aliquam aut magistratum gerunt, civitatem romanam consecuntur.» Cic., Philipp. Tertia, VI, 15: «Videte, quam despiciamur omnes, qui sumus e municipiis, id est, omnes plane: quotus enim quistic non est?» (Те, кто занимает почетную или руководящую должность, обретают тем самым римское гражданство — Прим. ред.).

Duruy. Hist, des Ron! V. P. 529: «Таким образом, под действием фаталь­ного закона, связанного с распространением римской цивилизации вок­руг Италии, и в результате ее общего расцвета в каждой провинции на-, ступал момент, когда ее люди, сформированные в процессе деятельности _м в муниципальном управлении, а также ее жители, разбогатевшие благо­даря коммерческой деятельности, оказывались, естественно, востребо­ванными со стороны государства для его различных служб. Во II в. эта новая знать заполняла римский Сенат, проникала в армию, занимала преторские должности, пробивалась повсюду в высшее управление».

Эти факты верны, но в их интерпретации много риторики и метафи­зики, что, к сожалению, до сих пор нравится историкам. «Фатальный закон, связанный с распространением римской цивилизации» слиш­ком напоминает ту самую «природу, которая не терпит пустоты», упо­минаемой древними физиками. Чем отличаются «фатальные законы» от нефатальных? Это ничего не объясняет. Это всё одни слова. Занятия в муниципальном управлении не только «формировали» членов новой элиты, также как торговля позволяла не только им разбогатеть. Это были средства осуществления отбора, механизмы выбора лучших и отвержения худших. Термины «лучшие» и «худшие» ис­пользуются, разумеется, только по отношению к тем функциям, кото­рые должны были выполнять такие люди. Тит Ливий (IX, 46), рассуждая о цензуре Аппия, отмечает: «Qui senaturn primus libertinorum filiis lectis inquinaverat; et postquam cam lectionem nemo ratam habuit <...> humilibus per omnes tribus divisis, Forum et Campum corrupit». (—Прим. ред.).

59 Cic. Pro Q. Rose. Сотое., XIV, 42: «Quern tu si ex censu spectras: eques romanus est; si ex vita: homo clarissimus est». (Если принять во внимание его ценз, это — римский всадник, а если его жизнь — славней­ший муж — Прим. ред.)

60 Arrius Menander. Dig. XLIX, 16,4, 19. «Sed mutato statu militae recessum a capitis poena est, quia plerumque voluntario milite numeri supplendur». (...Но теперь, с изменением состава армии, отказались от применения смертной казни, потому что ряды армии большею частью пополняют­ся добровольцами. (Дигесты Юстиниана. М.: Наука, 1984. С. 430-431. Пер. И. И. Яковкина.) — Прим. ред.)

61 Mommsen. Hist. Rom. V. P. 120: «На мой взгляд, Марий, введя регуляр­
ную вербовку в армию внутри страны, с военной точки зрения спас
государство, также как несколько веков спустя Стилихон и Арбагаст,
прибегая к вербовке за границей, продлили его существование на
некоторое время».

62 Duruy. Hist, des Rom. VI. P. 361-362.

⁶³ Аристотель. Политика. IV, 10, 10.

64 Cod. Theod., XII, 19, 1.

65 NNv. Major., VII, § 7.

66 Hist, de 1'eselav. III. P. 220.

67 См. ГЛ. III. ^;

⁶⁸ Etude hist, sur les corpor ches le Romaine, II. P. 263.

⁶⁹ Те, кого сегодня во Франции именуют интеллектуалами, даже при­близительно не могут представить себе, кем в Средние века были слу­жители церкви. Однако если мы сравним любого представителя той элиты с остальной частью населения, то они, возможно, окажутся выше многих «интеллектуалов» наших дней.

⁷⁰ Fustel de Coulanges. L'invasion germanique. P. 67.

⁷¹ Из низших классов как раз и рождаются новые элиты.

⁷² Конкуренция — это единственное известное средство, обеспечиваю­щее эффективный отбор.

73 Guizot. Hist, de la civil, en Europe. P. 139-140. Данному автору остава­лось только обобщить эти представления, и он пришел бы тогда к теории элит. В сходных случаях перейти к раскрытию истины не по­зволяет именно то, что исследователь вместо рассмотрения только фактов и исключительно во взаимосвязи с другими фактами прини­мается рассматривать их с моральной стороны или с практической точки зрения. Здесь Гизо размышляет главным образом о достоинствах и недостатках, которые, по-видимому, имела в прошлом цер­ковь и о возможной применимости к нашему времени этих оценок. Поскольку его внимание поглощено указанными идеями, от него ус­кользают чисто объективные отношения между фактами. Этим он напоминает земледельца, различающего «хорошие» и «плохие» травы, которому совершенно неинтересна их классификация в ботанике.

74 Правоведы, врачи, алхимики, а позднее и литераторы находили у коро­лей и князей защиту от церкви. От власти Римской католической церк­ви можно было освободиться только благодаря поддержке со стороны военной элиты, которая разделилась и не оказалась полностью верной, Риму. Только мечам герцогов и князей Реформация была обязана сво­им успехом в Германии; если бы у нее не нашлось такой поддержки, то с ней было бы покончено так же, как и с ересью альбигойцев.

75 Иоганн Янсен в качестве эпиграфа к пятому тому своего труда «Гер­мания и Реформация» привел цитату из La Huguerye: «Религия теперь служит только маской в делах нашего времени».

Guizot. Hist, de la civil en Europe. P. 171: «Рассмотрите период истории с V по XVI в.: именно теология тогда правит человеческим духом и властвует над ним». Следовало бы сказать, что проявления этого духа были облечены в теологическую форму. «Любые мнения несут на себе печать теологии: философские, политические, исторические вопросы всегда рассматриваются тогда под теологическим углом зрения». Даже любовные темы трактовались в форме слегка теологической. Замечательная сатира на эту тенденцию дана в новеллах Боккаччо, и осо­бенно в речах священника Фра Тимотео в «Мандрагоре» Макиавелли.

76 Guizot. Hist, de la civil, en France. I. P. 118.

77 Ад. Песнь XVI:

Ты предалась беспутству и гордыне
.. Пришельцев и наживу обласкав,

Флоренция, тоскующая ныне.

В Рае, песнь XVI, Данте пишет о приходе Hoвой элиты:
Из флорентийцев, что живут богато,

Иной бы в Симифонти поспешил,

Где дед его ходил с сумой когда-то...
И об упадке старой:

Ты, слыша, как иной пресекся род,

Мудреной в этом не найдешь загадки,

Раз города, и те кончина ждет.

(Перевод М. Лозинского. См.: Данте Алигъери. Новая жизнь. Боже­ственная комедя / Пер. с их. // БВЛ. Сер. первая. Т. 28. М.: Художе­ственная литература, 1967. — Прим. перев.)

(Следует сказать о том, что перевод М. Лозинского приведенных в дан­ной книге фрагментов при всех художественных достоинствах не был точен. В строфах 73-75 Песни XVI Ада «La gente nuova» — дословно это «новые люди», а не «пришельцы»; слово «dismisura» лучше было бы перевести как «неумеренность» или, в крайнем случае, как «бес­предел», а не как «беспутство». Парето выбрал именно эти фрагменты, поскольку они передают отношение Данте к приходу к власти во Фло­ренции новой олигархической элиты. — Прим. перев.)

Другие примеры приводит Сальвемини (Salvemini. Magnati e populanti in Firenze. P. 24). Виллари рассказывает о дворянах, которых нужда за­ставила заняться сельским трудом. Графы Тинтиннано продали свой родовой замок в Салимбене и с конца XIII в. жили подаянием.

Сальвемини достаточно хорошо описал борьбу между различными элитами, но не распознал общие тенденции. В его работе можно встре­тить немало интересных сведений, но он глубоко заблуждается, пола­гая, что итальянские коммуны не обладали экономической свободой и не могли быть обязаны ей своим процветанием. Самые процветающие итальянские республики — Венецианская и Флорентийская — не толь­ко выпускали наиболее ценившуюся в то время монету и практически не чинили препятствий для получения любых денежных ссуд, но и, чего никто не станет отрицать, вели очень широкую торговлю со мно­гими странами. Это доказывает то, что там не вводилось действенных ограничительных мер в отношении внешней торговли. Мерой реаль­ной свободы внешней торговли выступает ее общий уровень. Целью протекционистской, или запретительной, системы, как раз и оказыва­ется сокращение такой торговли. Эта система тем действеннее, чем лучше при ней удается добиться названной цели.

В гл. XV будут показаны другие ошибки подобного же рода, возника­ющие из-за стремления к упрощенному рассмотрению вещей и из-за подмены качественных связей количественными».

⁷⁸ Эти многочисленные и хорошо известные факты отмечаются во всех странах. Luchaire. A. Hist, des inst. monarch, de la France. II. P. 161: «Сле­дует остерегаться того, чтобы разделять непомерное восхищение неко­торых историков по поводу мнимой либеральности и демократичности движения, породившего коммуны. Эти общества торговцев, поначалу самые заурядные мелкие баронства, вскоре почти повсеместно стали превращаться в наследственные касты, овладевавшие всеми муниципальными функциями и подвергавшие тирании подвластное им населе­ние (состоявшее обычно из гильдий ремесленников). На них перебрасывали все налоги, что влекло за собой сильную ненависть к коммунам и порождало восстания, которые в XIV в. привели к более или менее сильной трансформации коммун в демократическом направлении. Независи­мые муниципалитеты XII в., как правило, уже управлялись малочислен­ными и ревнивыми аристократиями, готовыми отобрать у народа ту свободу, которую он отстоял в борьбе с феодальными сеньорами».

То, что Люшер называет «трансформацией в демократическом на­правлении», было просто приходом новой элиты.

79 Не следует делать при этом слишком широкие обобщения. Однако вполне возможно, что подобный конец ожидает якобинскую охлократию, которая теперь начинает вырождаться.

80 Этот автор (II, р. 608, trad. Fr.) цитирует одну песню, появившуюся после крестьянского восстания:

Нам говорили: вы станете богатыми,

Вы будете счастливы, поверьте!
Нам сулили сотни радостей;
И так нас обманули!

Стали ли мы богатыми?

О нет, помилуй Боже нас!

То немногое, что мы нажили,

Мы потеряли,
И теперь мы бедные!

Быть может, люди споют что-нибудь в том же роде после социальной
революции, которая готовится в настоящее время.

De Goncourt. Hist de la soc. frans. pendant le Directoire. P. 394: «Так по иронии судьбы, превзойдя самые смелые фантазии провидца, сбы­лись пророчества Дюмурье (Dumoriez), считавшего, что „новая арис­тократия постепенно заменит прежнюю, монархическую"... что од­нажды какой-нибудь мелкий адвокат, овладев искусством обходить закон, сможет накопить пятнадцать, а то и восемнадцать миллионов; что республиканец и отец четырех детей преподнесет к свадьбе доче­ри подарки на восемьсот тысяч ливров и что еще какой-нибудь рес­публиканец, выходя из состава правящего кабинета, прихватит для своих обедов фарфоровый сервиз стоимостью в двенадцать тысяч ливров...» Эти чувствительные гуманисты научились пользоваться всеми благами жизни.

Буонарроти (Buonarroti. F. Conspiration pour 1'egalite dite de Babeuf) сильно переживает в связи с игом, которое ввела новая якобинская элита по отношению к народу. Р. 48: «Когда революционное прави­тельство перешло в руки эгоистов, оно стало настоящим социальным бедствием. Их действия... деморализовали всех; они снова привели к появлению роскоши, к падению нравов и к грабежам; стало разбазари­ваться общественное достояние... В тот период усилия господствую­щей партии явно стали смещаться в сторону сохранения неравенства и утверждения аристократии». Р. 66: «После схватки, произошедшей 13 вандемьера*, те, кого вела к победе любовь к равенству, требовали от лидеров этого дня выполнить данное обещание — восстановить пра­ва народа. Все было тщетно».

Если бы друзья Буонарроти пришли к власти, то другие сказали бы в их адрес то, что Буонарроти говорит о тех, кто в то время правил, примерно то же, что Жюль Гед** говорит сегодня о социалистах, во­шедших в 1900 г. в правительство.

⁸¹ Для того чтобы дать все подобные примеры, потребовалось бы выпу­стить большую книгу. Вот еще один из самых последних: Kropotkine P. La conquete du pain. Paris, 1894. P. 65***: «Если будущая революция будет действительно революцией социальной, она будет отличаться от преды­дущих движений не только по своим целям, но и по своим приемам... Всякий народ смело боролся ради свержения старого порядка и проли­вал свою драгоценную кровь; но затем, употребив на это все силы, вновь уходил в тень. Тогда образовывалось правительство из людей более или менее честных, как в 1793 году. Или организовать труд, как в 1848-м, или организовать свободную коммуну, как в 1871-м».

* 13 вальдемара четвертого года республики (по календарю Французской революции) — это день 5 октября 1795 г. —дата вооруженного выступления сан­кюлотов против уже термидорианского Конвента. Наряду с заговором Бабефа оно оказалось одной из последних попыток групп якобинцев, сохранившихся после репрессий, вернуть власть революционным комитетам. — Прим. перев.

** Гед Жюль (1845-1922) — один из основателей и руководителей Французской рабочей партии, член Второго Интернационала, был знаком с К. Марксом. Вместе с П. Лафаргом руководил изданием рабочей газеты «Эгалите». После раскола Рабочей партии (1882) вместе с другими центристами сформировал Объединенную социали­стическую партию. С 1893 г. — депутат парламента. В 1889 г. осудил Мильерана за Участие в «буржуазном» парламенте Вальдек-Руссо — Прим. перев.

*** Цит. по: Кропоткин. П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М.: ^ПРавда, 1990. С. 70. — Прим. перев.

⁸² В наши дни сторонники «свободной любви» отстаивают свои позиции, апеллируя к защите интересов женщин, однако в прошлом общность жен­щин защищалась в основном с позиции отстаивания интересов мужчин.

83 Tacit. Ann. I. 77: «Ne domos pantomimorum senator introiret; ne egredientes in publicum, equites romani cingerent». Катон, согласно цитате, приве­денной в Gell., XI, 2, сообщал о том, что у древних римлян поэзия не пользовалась уважением; если во время застолья кто-нибудь распрост­ранялся о ней и восторгался ею, то его называли паразитом.

⁸⁴ Suet. Domit. 8.

85 Tacit. Ann. II. 85, Dig. XLVIII, 5, 11 (10), § 2; Suet. Tib., 35: «Faminae famosae, ut ad evitandas legum poenas jure ac dignitate matronali exsol-verentur, lenocinium profited coeperant; et ex juventute utriusque ordinis profligatissimus quisque, quo minus in opera scenae arenaeque edenda senatusconsulto tenerentur, famosi judicii notam sponte subitant». («Рас­путные женщины, чтобы избежать установленного законом наказа­ния (за супружескую измену) и освободиться от обязанностей, нала­гаемых в соответствии со званием матроны, открыто вносили себя в списки проституток. Молодые люди из обоих сословий, для того что-

^: бы, несмотря на постановление Сената, иметь возможность появлять­ся на театральной сцене и выходить на арену, нередко специально старались очернить себя, чтобы их исключили из их сословия за не­достойное поведение». — Прим. перев.)

** Впрочем, в XVIII в. встречались случаи отпора. Бошмо (Bauchaumoht) сохранил для нас строфы из стихов, сочиненных виконтом де Буффле о

некоем актере Моле:

Что публику так привлекает,

Ее восторги вызывает? —

Выступает артист Моле

Иль обезьяна Николе.
Генералы, шлюхи, дипломаты,
Видные писатели и прелаты,

Знатные дамы и адвокаты—

Все оказались в кураже

И берут с собой драже.

Выступает артист Моле,
Иль обезьяна Николе.

Кто в наши дни отважится сочинить столь же дерзкие стихи о коме­диантах?

87 Orelli. 2742: Q. «Ragionae Cyriaceti coniugi dulcissimo et incomparabili, uni viriae, caste bone: etc.» Некоторые наши буржуазные социалисты навер­няка распорядились бы высечь на камне эти слова. Anth. Lat., II. P. 275: Celsino nupta univira unanimis, Anth. Palat., Epigr. Sepul., 324: «Под этим камнем покоится та, что развязывала шнуровку для одного лишь мужа».

88 Satyricon, 71.

89 В декабре 1901 г. в Париже состоялось собрание масонской ложи «Ве­ликий Восток». Масоны «поддержали действия, направленные на пере­смотр текста статьи 463 Уголовного кодекса, поскольку такое изменение позволило бы судьям оправдывать виновных, реализуя благородные принципы гуманизма...». Собрание не соизволило заняться рассмот­рением мер, позволяющих уменьшить ущерб, нанесенный жертвам этих милейших «виновных». Непонятно, почему «реализация благород­ных принципов гуманизма...» не касается жертв преступлений. Разве они не перестали принадлежать к человеческому роду после того, как были обворованы или ранены преступниками?

Этот хорошо разрекламированный законопроект был представлен в Палате парламента, и его в соответствии с сентиментальной фразео­логией нашей эпохи назвали «законом о прощении». Он был нацелен на то, чтобы избавить судей от печальной необходимости применять к «дорогим» злодеям меры, предусматриваемые уголовным законо­дательством. Это было чистой воды лицемерие; никто не отважился пока открыто выступить за отмену таких мер; это позволяло судам стремиться к дешевой популярности. Это уже хорошо; мы, однако, будем иметь еще большую толпу людей, упражняющихся в сообрази­тельности, соревнующихся друг с другом в поиске мер, еще более благоприятных для преступников.

⁹⁰ Ferrero G. L'Europa giovane.

⁹¹ Все знают, что сказал Аммиан Марцеллин, XXVII, 3, в связи с выбора­ми римского епископа: «Я не удивляюсь, зная о значении этого сана, когда вижу, как жадно стремятся его получить соискатели в Риме. Тот, кто его добьется, может быть спокоен: его усилия будут вознагражде­ны обильными подношениями матрон и т. д.». Конституция Юлиана, Cod. Theod., XII, 1, 50, предписывала возвращать в курии декурионов, которые пытались из них выйти, став членами клира.

Перевод с итальянского А. А. Зотова

Георг Зиммель. КАК ВОЗМОЖНО ОБЩЕСТВО?*

* Печатается по: Зиммель Г. Как возможно общество? // Зиммель Г. Избранное. Т. 2. Созерцание жизни. М.: Юрист, 1996. С. 509-528.

Фундаментальный вопрос своей философии «Как возможна при­рода?» Кант мог ставить и отвечать на него лишь потому, что приро­да была для него не чем иным, как представлением о природе. Это, конечно, не только означает, что «мир есть мое представление», что мы, таким образом, и о природе можем говорить лишь постольку, поскольку она есть содержание нашего сознания; но это также означает следующее: то, что мы называем природой, есть особый способ, которым наш интеллект соединяет, упорядочивает, оформ­ляет чувственные восприятия. Эти «данные» нам восприятия цвет­ного и вкусного, тонов и температур, сопротивлений и запахов, в случайной последовательности субъективного переживания прони­зывающие наше сознание, еще не суть для нас «природа», но ста­новятся ею благодаря активности духа, который составляет из них предметы и ряды предметов, субстанции, свойства и причинные связи. Между элементами мира, как они непосредственно даны нам, не существует, по Канту, той связи, которая только и делает из них понятное, закономерное единство природы. Точнее, она как раз и означает бытие-природой (Natur-Sein) самих по себе бессвязных и беспорядочно появляющихся фрагментов мира. Таким образом, картина мира у Канта вырастает в исключительно своеобразной игре противоположностей: наши чувственные впечатления для него чисто субъективны, ибо зависят от психофизической организаций, которая могла бы быть иной у других существ, и от случайности, какой они бывают вызваны. Но они становятся «объектами», будучи восприняты формами нашего интеллекта и получив благодаря им образ прочных закономерностей и взаимосвязанной картины «природы». С другой стороны, эти восприятия все-таки реально данное, суть содержание мира, которое приходится принимать не­изменным, гарантия независимого от нас бытия, так что именно интеллектуальное оформление его в объекты, связи, закономернос­ти выступает как субъективное; как то, что привнесено нами, в противоположность тому, что мы восприняли от наличного бытия; как функция самого интеллекта, которая, сама будучи неизменной, образовала бы якобы из иного чувственного материала содержа-. тельно иную природу. Природа для Канта — определенный род познания, образ, возникающий благодаря нашим категориям позна­ния и внутри них. Итак, вопрос «Как возможна природа?» (т. е. ка­кие условия необходимы, чтобы имелась природа) разрешается у него через поиск форм, составляющих существо нашего интеллек­та и тем самым реализующих природу как таковую.

Казалось бы, аналогичным образом можно рассмотреть и воп­рос об априорных условиях, на основании которых возможно об­щество. Ибо и здесь даны индивидуальные элементы, которые, в известном смысле, тоже всегда пребывают в разрозненности, как и чувственные восприятия, и синтезируются в единство общества лишь посредством некоего процесса сознания, который в опреде­ленных формах и по определенным правилам сопрягает индивиду­альное бытие отдельного элемента с индивидуальным бытием дру­гого элемента. Однако решающее отличие единства общества от единства природы состоит в следующем: единство природы — с предполагаемой здесь кантовской точки зрения — осуществляется исключительно в наблюдающем субъекте, производится только им среди элементов, которые сами по себе не связаны, и из их числа.

Дата добавления: 2015-06-04