ВТОРНИК 5 страница. — Думаю, что да. — Из своей наплечной сумочки она выудила одну из них и протянула ему

— Думаю, что да. — Из своей наплечной сумочки она выудила одну из них и протянула ему.

— Я пишу номер своего телефона и номера двух женщин, на которых недавно работал, — так уж получилось, что обе они врачи. Прежде чем ты спишешь меня со счета, позвони им и послушай, что они тебе скажут. Если ты все же не захочешь прибегать к моей помощи, мне это не понравится, но, по крайней мере, ты примешь осознанное решение.

Она взяла салфетку, но от обещания обязательно позвонить воздержалась.

— Идем, — сказал Джек. — Я провожу тебя до дома.

— Да я уже практически рядом с ним.

— Младший братишка не позволит своей старшей сестре по ночам в одиночку бродить по этим зловещим улицам.

— Джек…

— Я могу идти рядом с тобой или в шести футах сзади, но ты не можешь лишать меня права убедиться, что ты дома и в безопасности.

Кейт вздохнула и невольно улыбнулась.

— Тогда пошли.

Идя по Седьмой авеню, они говорили, что, пока Кейт в городе, им надо еще раз встретиться и вообще поддерживать связь, но тут внимание Джека привлекла неоновая реклама на одной из улиц — «ФИНИЛ ВИНИЛ». Он-то думал, что знает в городе все магазины подержанных грампластинок, но этот был новый. Почти час ночи, а он еще открыт. Джек просто не мог пройти мимо.

— Не против, если мы заскочим на секундочку? — спросил он.

— Нисколько.

Когда они вошли, на них из-за прилавка уставился бритоголовый парень с огромными бакенбардами.

— Минут через пятнадцать мы закрываемся.

— Нам нужно всего лишь одно из ваших названий, если вы в самом деле помните свой набор, — сказал ему Джек.

— Чего я не помню, подскажет этот малыш, — погладил он кожух «макинтоша» слева от него.

— Великолепно. Это сингл 1971 года. Запись «А&В». «Трудная попытка» в исполнении братьев Летающих Осликов.

Парень фыркнул.

— Ну да, точно. Голландия, на сорок пять оборотов? У меня на нее есть список желающих. Пока не поступало ни одного экземпляра.

Джек махнул рукой и повернулся к дверям:

— Все равно спасибо.

— Братья Летающие Ослики? — переспросила Кейт, когда они вернулись на улицу. — Они же из моего времени. Почему ты ими заинтересовался?

— Из-за тебя.

— Из-за меня?

— Конечно. У тебя же были все альбомы этих птичек.

— Ох, верно. Тогда я с ума сходила по лошадям. Они исполнили «Каштановую гриву», я прониклась к ним любовью и накупила все их старые пластинки. Но как ты?..

— Ты так часто гоняла их вещи, что и я стал фаном. Моей любимой птичкой был Джин Кларк. До сих пор люблю его песни. Так что пару недель назад, купив двусторонний лазерный диск, я решил записать всего Джина Кларка. Мне была нужна та версия «Трудной попытки», которую он исполняет с Осликами. Сложность в том, что она была выпущена только в Голландии, на сорок пять оборотов. И когда эта песня была записана в третьем альбоме группы, та распалась.

— Значит, ты охотишься за пластинкой семьдесят первого года, которая никогда не выходила в свет по эту сторону Атлантики. Что-то вроде одержимости, да?

— Это все твоя ошибка. Настойчивое воздействие старшей сестры.

— Bay! Я должна испытывать радость или вину?

— Вину.

— Большое спасибо. То есть, если бы я не… Она не закончила фразу, потому что из-за спины их кто-то окликнул: «Эй!»

Джек повернулся. Перед ним стоял парень в пыльных черных джинсах, в мятой рубашке с длинными рукавами; на вид ему было не больше двадцати.

— Бью без промаха, — сказал он. Джек изумленно уставился на него: —Что?

Парень моргнул, словно выходя из транса.

— Мне нужны деньги.

— Сочувствую, — ответил Джек.

— Этим не отделаешься. — Он вскинул дрожащую руку с открытой опасной бритвой. — И деньги нужны сейчас. — Было видно, что он доведен до крайности.

Джек слышал, как Кейт, захлебнувшись, втянула воздух. Левой рукой задвигая ее себе за спину, правую он сунул под свитер и вытащил «глок» из кобуры на поясе. Оружие он пристроил перед правым бедром, где Кейт не могла его увидеть.

— Слушай, — сказал Джек, — у меня был тяжелый день, очень тяжелый день, и я не в настроении. Поищи где-то еще.

С таким видом, словно он был не в состоянии поверить услышанному, парень размахивал перед собой опасной бритвой.

— Деньги, человече, или я начинаю резать.

— Не стоит даже начинать, приятель, — сказал Джек. — В самом деле не стоит. Потому что все кончится совсем не так, как ты думаешь. — Он приподнял «глок» на несколько дюймов и покачал стволом из стороны в сторону, дабы убедиться, что парень увидел его. — Понимаешь, о чем я говорю? Так что сделай одолжение и иди себе.

Парень скосил глаза на пистолет, снова перевел взгляд на Джека и сделал шаг назад.

— Эй, давай забудем, о'кей?

— Уже забыто, — сказал Джек.

Грабитель развернулся и торопливо исчез. Джек для надежности проводил его взглядом, развернул Кейт лицом к Седьмой улице и повел ее перед собой обратно, на ходу засовывая пистолет за пояс.

— В жизни так не пугалась! — сказала она, глядя через плечо. — Боже мой, Джек, у него же было что-то вроде бритвы и ты… ты просто уговорил убрать ее! Каким образом ты?..

— Думаю, что пусть даже он был грабителем, но, должно быть, оказался из тех, кто в состоянии понимать.

— Понимающий грабитель?

— Естественно. Я объяснил ему, что у меня был тяжелый день, мне искренне не хочется, чтобы ко мне приставали, и он все понял.

— С ума сойти! Никогда не слышала ничего подобного!

— Это случается сплошь и рядом. Ты бы удивилась, узнав, сколько таких, как он, все понимают, если им объяснить.

Кейт без остановки говорила об этой встрече, пока они не добрались до квартиры, где она остановилась, в доме середины двадцатых годов. Джеку стоило только бросить взгляд, и он тут же влюбился в это здание. Его пятиэтажный кирпичный фасад был украшен резными терракотовыми фризами, по два на каждый этаж; один тянулся вдоль крыши, а другой дугами изгибался над окнами, а замковый камень над каждым окном изображал какую-то физиономию — при этом освещении Джек не мог разобрать, человеческую или звериную.

— До чего симпатичное здание! — сказал он. Оно высилось, как блестящий драгоценный камень в откровенно коммерческой мешанине автостоянок, типографий, галерей и деловых заведений по оптовой продаже тканей и ремонту швейной техники.

— Оно называется «Арсли», — сказала Кейт. — На здании нигде нет этого названия, по крайней мере, я его не видела, но те, кто живут в нем, именно так и называют свой дом.

— Я должен включить его в свою коллекцию.

— Ты собираешь здания?

— Только такие симпатичные. А оно просто очень милое.

— Ты все еще говоришь «милые»?

— И никогда не переставал. — Он щелкнул пальцами. — А что, если я возьму тебя на экскурсию по моим симпатичным домам?

— Не знаю, Джеки.

— До того, как ты вернешься в Трентон, Кейт, я хочу еще раз увидеться. И хочу, чтобы Джиа и Вики тоже познакомились с тобой.

Джек отчаянно, до боли в душе не хотел терять связь с Кейт. Он только что нашел ее и не позволит Кейт ускользнуть.

Наконец она улыбнулась:

— О'кей. Думаю, мне это понравится. У тебя есть номер моего сотового. Звони мне.

— Так и сделаю.

Но его радость несколько померкла, когда он вспомнил, что Кейт, возможно, угрожает какая-то опасность. Она почувствовала настолько серьезную угрозу, что обратилась за помощью к совершенно незнакомому человеку. Что-то происходит, куда более серьезное, чем просто странное поведение подруги. Кейт могла сказать, что не нуждается в его помощи, но это не означает, что помощь ей вообще не нужна. И если она ей требуется, то, нравится это ей или нет, он уж позаботится, чтобы она ее получила.

Они коротко обнялись на прощание, и воспоминания о защищавшей его близости вспыхнули в нем.

Черт побери, Кейт — его сестра. И никому не удастся играть какие-то игры с его сестрой. Пока он оберегает ее.

— Почему ты следила за мной?

Кейт вздрогнула от звука голоса Жаннет, повернулась и увидела, что та стоит в дальнем конце их небольшой прихожей. Расставшись с Джеком на тротуаре, Кейт предполагала, что ее ждет пустая квартира.

Жаннет была в привычном для себя ночном одеянии — длинной и широкой рубашке, которая спадала с ее худеньких плеч почти до колен длинных стройных загорелых ног. Ее темные, падавшие на плечи волосы были стянуты в короткий хвостик, а в карих глазах стояло укоризненное выражение.

Откуда она узнала? — мелькнула у Кейт первая мысль. Потом она вспомнила фигуру, которую видела в окне дома Холдстока. Ей показалось, что это мужчина, но, должно быть, в окне стояла Жаннет.

Ее обожгло чувство вины. Она кралась за женщиной, которую любила, следила за ней, как коп за преступником. Но она не хотела ей ничего плохого.

— Потому что я беспокоилась о тебе, Жаннет. Ты была не в себе, и я…

— Ты не должна была этого делать.

В ее голосе не было ни гнева, ни угрозы, но в словах таился какой-то скрытый подтекст, от которого руки Кейт покрылись гусиной кожей.

— Я ничего не могла с собой поделать. Я очень беспокоилась о тебе.

— Не стоило. Я в полном порядке. Строго говоря, никогда не чувствовала себя так хорошо.

— Но мы так и не поговорили, и…

— Скоро поговорим, — сказала Жаннет. — Так, как никогда раньше не говорили. Обещаю.

Она повернулась и ушла в кабинет в задней части квартиры.

Кейт последовала за ней.

— А что, если сейчас?

— Нет. Не сейчас. Но скоро.

У дверей кабинета Жаннет остановилась и повернулась к ней.

— Это всего лишь временно. Скоро ты никогда больше не будешь одна и забудешь об одиночестве.

Кейт онемела. Прежде чем она нашлась с ответом, Жаннет закрыла за собой дверь. Кейт услышала, как щелкнул замок — именно этот звук она слышала каждый вечер после того, как Жаннет перебралась из спальни. Горло у нее свел спазм.

Я не буду плакать. Не буду.

Она взрослая женщина, мать двоих детей, опытный врач. Она специалист по разрешению проблем, и уж с этой-то она разберется. Как-нибудь. И обойдется без слез.

Беда в том, что она не может найти подход к этой проблеме. Может, потому, что у нее разбито сердце.

Стоя в центре гостиной, Кейт огляделась. Твердая древесина паркета, восточный ковер, удобная мебель, картины местных художников, купленные на уличных распродажах, — часть из них они покупали вместе. В дальнем конце — кухонька, но все под руками. Маленькая квартира на две спальни, и вторая из них, поменьше, превращена в кабинет и офис, где работала Жаннет, связываясь с Лонг-Айлендом. Она работала на компанию, которая создавала компьютерные программы для обработки данных из таможни. Эту рутинную работу она сопровождала репликами из своего обильного набора шуточек о недоразвитых фигурах и переразвитых мозгах двадцати ее коллег. Она была едва ли не на десяток лет старше, чем большинство из них, и порой признавалась, что часто чувствует себя как наседка в курятнике.

А теперь ее домашний кабинет снова стал спальней. Четыре ночи назад Жаннет перебралась из их общей постели на диванчик в кабинете. Без борьбы — они никогда не воевали, — и Кейт не выразила даже намека на недовольство. Жаннет просто взяла свою подушку и вышла из комнаты. Когда Кейт попросила — точнее умолила — дать объяснение, Жаннет сказала лишь: «Немного погоди. Скоро мы опять будем вместе».

Кейт прошла на кухоньку и увидела, что из-под крышки мусорного ведра высовывается краешек мятого пакета из белой бумаги. Когда она заталкивала его подальше, чтобы закрыть крышку, то увидела красно-желтый фирменный знак «Макдоналдса» и оцепенела.

«Макдоналдс»?

Она вытащила пакет и нашла внутри его коробку из-под биг-мака. У нее замерло сердце. Более чем убедительное доказательство, насколько изменилась Жаннет, которая всю свою взрослую жизнь строго соблюдала вегетарианскую диету. Она даже яйца не ела. А вот теперь…

Кейт прислонилась к стойке. В голове у нее снова всплыли события прошлой недели, и она попыталась найти в них какой-то смысл.

Жаннет вернулась домой из больницы, снова обретя свое веселое и насмешливое настроение. Экспериментальное лечение дало результаты, и она волшебным образом преобразилась. Как приговоренный арестант, которого совершенно неожиданно вывели из камеры смертников.

Но постепенно она начала меняться. На первых порах Кейт ничего не замечала, но сейчас, оглядываясь назад, она вспоминала мелкие начальные приметы постепенного отдаления Жаннет. Она сидела и смотрела в окно вместо того, чтобы отпускать привычные ехидные комментарии по поводу газетных статей; постепенно она вообще перестала заглядывать в газеты, перестала слушать музыку, потеряла интерес к телевидению. Она было сказала, что хочет использовать отпуск по болезни для работы над своим любимым проектом по созданию базы данных на лазерных дисках — но с каждым днем проводила все меньше и меньше времени за своим компьютером и перестала даже упоминать о своих планах работы в «Интерактиве», компании, куда она надеялась попасть.

Молчание. От него у Кейт пошли мурашки по коже, потому что их маленькая квартира всегда была полна звуками жизни: музыка, голоса из телевизора, звучание клипов в компьютере — мешанина сообщений массмедиа и их постоянной болтовни. В свои тридцать восемь лет Жаннет так и была псевдоактивной лесбиянкой, которой она стала в подростковом возрасте; Кейт же продолжала оставаться сорокачетырехлетней матерью из среднего класса, которая все еще не была готова полностью раскрыться. Эти столь разные перспективы были поводом для оживленных дискуссий, которые они могли вести часами.

Еще недавно.

И еда. Когда бы Кейт ни возвращалась из Трентона, что случалось каждый второй уик-энд, они всегда бросали все дела и спешили домой, чтобы соорудить по крайней мере один настоящий обед. Но сейчас Жаннет потеряла интерес к готовке, оставив ее Кейт. Не то что Кейт была против — ведь она бывала здесь и для того, чтобы оказывать любую помощь, — но Жаннет могла бы проявить хоть какой-то интерес к еде. Она съедала большие порции, но, похоже, не обращала внимания на содержимое тарелки. И к домашним блюдам, и к макаронам с сыром из коробки она относилась с одинаковым равнодушием.

А затем Жаннет начала исчезать — без слова объяснения, даже не прощаясь.

Кейт вздохнула. Она чувствовала полную беспомощность, к которой не привыкла. Странное чужое чувство…

Отчужденность… именно такой и становилась Жаннет. Словно сюжет из «Секретных материалов» или «Сумеречной зоны». Казалось, что Жаннет превращается в какого-то другого человека, который тайком прокрадывается на молитвенные собрания… или что там происходит.

А сегодня вечером нереальность происходящего окончательно завершилась появлением странной женщины, вручившей Кейт номер телефона, который, как оказалось, принадлежал ее брату.

Джек… он тоже стал каким-то другим, непонятным.

Весь ли мир сходит с ума или только она одна?

Но по крайней мере, она все же узнала брата. Что-то от прежнего Джека, каким она его помнила, все же оставалось и в новом Джеке. Как бы ей хотелось сказать то же самое и о Жаннет. И, несмотря на все перемены, ей очень понравилась личность нового Джека — в нем появилось что-то надежное и уверенное. Она почувствовала, что мальчик, которого она знала, стал настоящим мужчиной, который делает то, что должен делать, отвечает за свои слова и не отступает от них… у него оставались все эти старомодные добродетели, которые в этом городе, в это время могли показаться банальными и ненужными сентиментальностями.

Воспоминания о том юноше с опасной бритвой заставили ее содрогнуться, но когда по пути домой Джек обнял ее за плечи, ей стало так… так спокойно. Правильное ли это слово? Да. Спокойствие. Словно ее прикрыл непроницаемый прозрачный щит.

Руки и ноги у Кейт были словно налиты свинцом, и она рухнула на стул. Подтянув к себе пульт, она нажала кнопку включения, не испытывая интереса к тому, что появится на экране, — только бы нарушить эту невыносимую тишину.

Канал «Фокс-ньюс»… кто-то рассказывает о массовой бойне в подземке. Ее первая мысль была о Джеке, страх, что он мог попасть в перестрелку, но тут она осознала, что речь идет о событии, произошедшем несколько часов назад.

Она кивнула… ну да, старшая сестра продолжает беспокоиться о младшем братишке, хотя сегодня вечером стало неопровержимо ясно, что младший брат вполне может и сам позаботиться о себе.

Но вот как насчет старшей сестры? Ей было крепко не по себе.

К ней вернулись какие-то слова Жаннет, сказанные этим вечером.

«Скоро поговорим, — сказала Жаннет. — Так, как никогда раньше не говорили. Обещаю».

Это было сказано так искренне и серьезно… забрезжил луч надежды. В самом деле, почему бы ей не оправиться?

И что еще она сказала?

«Скоро ты никогда больше не будешь одна».

Что это значит?

День за днем, подумала Кейт. Это меня и ждет… день за днем.

Боль заставила Кейт вынырнуть из сна.

Рука испытала резкий укол — а у нее появилось чувство, что она не одна в комнате.

— Жаннет?

Ответа не последовало.

Испугавшись, она перекатилась на постели и стала нащупывать выключатель настольной лампы. Наконец она нашла его и включила свет. Моргнув от неожиданной вспышки, Кейт обвела взглядом комнату.

Пусто. Но она была уверена…

Дверь спальни стояла открытой. Из холла донесся звук… щелчок закрывающейся двери кабинета. И замка.

Кейт взглянула на руку, которая продолжала болеть, и увидела, что из точечной ранки на ладони выступила капелька крови.

Дата добавления: 2015-06-04