Наличие доверительных отношений и личная зависимость. 2 страница

В-пятых, в связи с вышеизложенным законодателю можно было бы посоветовать чаще оговаривать, что соответствующее ex ante ограничение применимо в отношении гражданина и неприменимо в целях защиты интересов предпринимателя. Как мы уже отмечали, патернализм в отношении предпринимателей, имеющих достаточные переговорные возможности, чтобы влиять на условия договора, в большинстве случаев не оправдан с политико-правовой точки зрения. Соответствующее ограничение свободы договора может быть в ряде случаев оправдано и в отношении коммерсантов с ограниченными переговорными возможностями. Но так как заранее определить, что такой дисбаланс переговорной силы будет иметься, часто невозможно, такой "точечный" контроль лучше осуществлять в рамках модели ex post коррекции, а ex ante запреты вводить только в отношении тех случаев, когда соответствующей стороной договора является некоммерсант. Этот прием законодательной техники часто используется в ГК РФ, который в ряде норм блокирует свободу договора, но уточняет, что это ограничение не касается сделок между коммерсантами, или, наоборот, прямо указывает, что то или иное соглашение или то или иное договорное условие могут оговорить только коммерсанты, подразумевая "от обратного", что в иных случаях эта договорная свобода заблокирована.

В-шестых, если законодатель не ввел ограничения договорной свободы в виде ex ante императивных норм, но при этом политика права с учетом специфики конкретной ситуации, уровня несправедливости соответствующего условия, сопоставления переговорных возможностей и оценки извиняющего просчеты статуса контрагентов требует такого ограничения, исправлять ситуацию и корректировать недостаточность ex ante патернализма могут и должны суды посредством ex post контроля. В этом случае функция по отмене соответствующего несправедливого или экономически необоснованного условия возлагается на суды, которые будут использовать гибкие инструменты ex post контроля содержания договоров (например, доктрины злоупотребления правом, кабальности и т.п.). Это является абсолютно неизбежным в силу того, что законодатель не в состоянии предвидеть и четко заранее зафиксировать все возможные случаи, когда такое ограничение является необходимым.

При нормальном развитии такой судебной практики законодателю не стоит волноваться о том, что законодательство может оказаться излишне либеральным: в крайнем случае разрешить возникающую проблему смогут суды посредством, например, таких доктрин, как недопустимость злоупотребления правом, добрые нравы, кабальность или специальные правила о контроле справедливости договоров присоединения.

В-седьмых, если вопреки всем стараниям по максимально адекватному отражению случаев допустимости патернализма в гипотезе императивных норм последние оказываются в конкретной ситуации проявляющими избыточный патернализм, суды могут попробовать в ряде случаев дать ей ограничительное телеологическое толкование. Но, думаем, на практике большинство судей будут мириться с ситуацией избыточного патернализма и проблему придется разрешать на уровне уточнений законодательства. В этом проявляется более высокая цена ошибочного избыточного патернализма, чем недостаточности патернализма. В последнем случае недостаток законодательного патернализма в развитых странах восполняют суды за счет множества ex post корректоров договорной свободы. В первом случае исправить просчет законодателя судам крайне сложно.

Всегда ли проблема избыточного патернализма достаточно остра? В ряде случаев это действительно так, и вопрос о реформе законодательства встает очень остро. Но иногда право может в целом мириться с подобными шероховатостями. Например, с учетом того, что иррациональность авторов является относительно извинительной и их переговорные возможности в договорах с издательствами, как правило, - слабыми, законодательство может ввести ряд патерналистски обусловленных императивных запретов на те или иные условия договора в специальном регулировании авторских договоров. Но представим себе такого автора-миллионера, окруженного десятками юристов и консультантов, как Джоан Роулинг, за контракт с которой борется множество издательств. Очевидно, что те же самые ограничения свободы договора, которые могли казаться адекватными в отношении защиты интересов большинства авторов, здесь абсолютно избыточны. Аналогичные издержки имеет и установление патерналистских ex ante ограничений свободы договора применительно к сделкам с потребителями. Вполне очевидно, что далеко не всякий потребитель действительно заслуживает такой особой опеки, которую предлагает нам законодательство о защите прав потребителей. Представим себе вкладчика-миллиардера, решившего разместить в банке личный вклад на сумму в несколько миллиардов рублей, голливудскую звезду, решившую застраховать на сопоставимую сумму свое здоровье, или российского олигарха, покупающего шикарное шале у застройщика. Во всех этих случаях потребительское право, рассчитанное на архетип непрофессионального потребителя со слабыми переговорными возможностями, будет проявлять избыточный патернализм.

На практике относительная редкость таких случаев позволяет многим правопорядкам мириться с подобными случаями избыточного патернализма. Тот факт, что в некоторых редких случаях "нетипичный" контрагент, не заслуживающий особой опеки, такую опеку получит, не кажется правовым системам столь важным, чтобы усложнять законодательную технику и чтобы суды тратили свое время и средства налогоплательщиков на разрешение столь тонких вопросов по выведению исключений из общих патерналистских правил. Согласимся с тем, что в ряде случаев издержки по избежанию подобных редких случаев избыточного патернализма действительно окажутся выше, чем выгоды от более точного его дозирования. Тем не менее в ряде случаев проблему можно было бы решить достаточно просто. Например, в потребительском законодательстве можно было бы указать на то, что применимость потребительского права в отношении сделок, заключаемых коммерсантами с гражданами для удовлетворения их личных нужд, лишь презюмируется и может быть опровергнута в конкретных случаях при доказанности отсутствия неравенства переговорных возможностей и наличия у гражданина достаточной профессиональной экспертизы.

Подводя некоторые итоги, заметим, что было бы разумно, если бы правовая система учитывала все эти нюансы и подходы при введении патерналистски обусловленных ограничений свободы договора, в частности не навязывала бы свободным коммерческим контрактам повышенный императивизм и, наоборот, сделкам с потребителями - избыточный либерализм.

Различия в подходах к патерналистскому ограничению

свободы определения цены и иных условий

Развивая тему ограниченной рациональности и оправдания патернализма, следует обратить внимание на еще один важный нюанс.

Когда экономисты обсуждают вопрос об ограничениях свободы договора, они вольно или невольно фокусируются на вмешательстве в свободное ценообразование и определение предмета обмена. Считается, что ограничение свободы устанавливать цены и определять предмет обмена (характеристики товара, работ или услуг) по общему правилу причиняет больше вреда, чем приносит пользы, и поэтому в силу вышеобозначенной презумпции свободы договора должно отвергаться, если не будут приведены крайне весомые политико-правовые резоны в пользу опровержения презумпции (например, монополизм). Но большинство экономистов не обращают внимание на то, что сделки регулируют не только предмет обмена и цены. Они также устанавливают множество дополнительных правил взаимодействия (порядок оплаты, способ отгрузки товара, распределение рисков, механизм корректировки цен, порядок извещения сторон, меры ответственности, порядок расторжения договора, арбитражную оговорку и т.п.).

Эти дополнительные права и обязанности сторон, по сути, также являются предметом экономического оборота - рациональные контрагенты должны так или иначе отражать в цене распределение прав и обязанностей, риски и обременения. Например, как правило, чем дольше период отсрочки платежа, тем выше цена продаваемого в кредит товара. Другой пример: чем выше юридические гарантии банка на случай возникновения угроз в платежеспособности заемщика, тем по меньшей процентной ставке он, как правило, готов выдать кредит. Тем не менее эти соображения не блокируют необходимости проведения некоторого различия между данными видами договорных условий.

Мы предлагаем условно разделить все договорные положения на центральные условия (предмет договора и размер встречного предоставления) и сопутствующие (периферийные) условия (определяющие ответственность сторон, порядок расторжения договора, рассмотрения споров и т.п.) <1>.

--------------------------------

<1> Конечно же, данная дифференциация носит достаточно условный характер и может провоцировать "пограничные конфликты". По сути, разница между центральными и периферийными условиями - это вопрос скорее степени, а не качества. Так, например, условия о цене договора либо наименовании или количестве товара должны относиться к категории центральных условий. Но условия договора, предоставляющие право стороне в одностороннем порядке изменять или определять наименование товара, его количество или цену, являются периферийными. Другой пример: условие о качестве отгружаемой продукции посредством указания на ее сортность (например, зерно первого сорта) скорее является центральным, в то время как условия, уточняющие качественные характеристики и освобождающие от ответственности поставщика при некоторых скрытых дефектах, скорее являются периферийными. Условия о виде и объеме оказываемой услуги или выполняемой работы - центральные, в то время как условия о деталях осуществления соответствующих действий или порядке сдачи-приемки носят скорее периферийный характер. На уровне некоторого обобщения можно выдвинуть несколько тезисов. Во-первых, условия, реализация которых отсрочена на будущее и носит вероятностный характер, как правило, должны признаваться периферийными (например, условия, регулирующие вопросы применения санкций за нарушение договора). Во-вторых, условия, которые носят настолько существенный характер, что суды некомпетентны определять их за стороны (например, наименование или количество товара), чаще всего будут являться центральными. В-третьих, условия, дающие общее описание подлежащих отчуждению экономических благ и их объема, являются центральными, в то время как условия, детализирующие порядок осуществления соответствующего исполнения, как правило, должны признаваться периферийными. Дальнейшее развитие в доктрине данной дихотомии может помочь выявить и иные признаки центральных и периферийных условий.

Для того чтобы понять смысл такой классификации, зададимся вопросом: распространяется ли идея презумпции свободы договора на оба вида договорных условий?

Конечно же, чаще всего никто лучше самих сторон не знает, какие параметры взаимодействия будут наиболее предпочтительными, какое распределение рисков - наиболее эффективным и какое бремя ответственности на случай нарушения договора - наиболее отвечающим интересам сторон.

При этом договорная цена и все права и обязанности сторон договора, как уже отмечалось, образуют взаимосвязанный "пакет", в котором учитываются распределение рисков, финансовые условия, уровень ответственности, качественные характеристики и другие факторы. Соответственно, согласованное сторонами распределение прав и обязанностей, как мы уже отмечали, должно учитываться и, как правило, учитывается в цене сделки. Жесткие по отношению к контрагенту неценовые условия компенсируются снижением цены, а на первый взгляд вполне справедливое распределение прав и обязанностей не исключает крайней несправедливости сделки в целом по причине кардинально завышенной цены <1>. Иначе говоря, за любое дополнительное право или перераспределение риска приходиться платить, и цена "приобретения" или "отчуждения" этого права или риска теоретически служит гарантией рациональности соответствующего условия. Поэтому у нас нет никаких сомнений в том, что логика презумпции договорной свободы работает применительно к обоим видам договорных условий.

--------------------------------

<1> Wertheimer A. Exploitation. 1999. P. 55.

Но здесь следует задать другой вопрос: столь же сильна "хватка" презумпции рационального выбора, когда речь идет не непосредственно о предмете и цене сделки, а о дополнительных ее условиях, и нет ли оснований дифференцировать допустимую интенсивность ограничения свободы договора в зависимости от характера спорных условий?

Думается, такую дифференциацию стоит признать. Поясним этот вывод.

Во-первых, как мы уже писали, давно замечено, что когнитивные и эвристические способности человека ограничены. Как показали современные бихевио-экономические исследования, обычный человек при решении таких задач, как сравнение преимуществ и недостатков двух вариантов многостраничного договора, способен принимать в расчет всего несколько базовых сравнительных характеристик <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее см.: Korobkin R. Bounded Rationality, Standard Form Contracts and Unconscionability // 70 The University of Chicago Law Review. 2003. P. 1206, 1227.

Практически всегда учитываются цена и непосредственный предмет обмена, а иногда еще и некоторые иные характеристики сделки (например, базовые качественные характеристики предмета купли-продажи или срок действия договора). Это вполне понятно. Даже тогда, когда сильная сторона использует свои переговорные возможности для того, чтобы вынудить слабую сторону заключать договор на приобретение как того товара, который ей нужен, так и неких дополнительных аксессуаров в придачу, или навязывает цену, существенно отклоняющуюся от рыночной, сам факт согласия другой стороны на эти условия означает, что сделка носит взаимовыгодный характер (т.е. влечет Парето-улучшение) и каждая сторона увеличивает свое благосостояние. Чем сильнее различия в переговорных возможностях, тем менее равномерно делится между сторонами общий излишек. Но даже самая слабая сторона, как правило, выигрывает от обмена согласованными в договоре благами. Иначе бы сделка просто не состоялась. Ведь такие условия, которые включают основной предмет договора и цену, как правило, в полной мере осознаются и учитываются при осуществлении рационального выбора даже такими контрагентами, как потребители.

Но человек с трудом в состоянии учесть и взвесить на единых весах сотни параметров обмена, условно монетизировать такие несоизмеримые положения контракта, как право на одностороннее изменение цены, срок гарантии, штрафные санкции и т.п., и произвести полноценный анализ издержек и выгод, учтя все эти права и риски в цене, а затем сопоставить этот "пакет" ценовых и неценовых условий с предложениями других потенциальных контрагентов. Да и не любой экономист всегда справляется с этой задачей.

В итоге при согласовании многих "периферийных" контрактных условий принятие решений основывается скорее на "навскидочной" эвристике (rule of thumb heuristics), а потребителями данные условия договора чаще всего и вовсе не изучаются.

В результате ограниченная рациональность контрагентов при оценке и согласовании таких условий приводит к тому, что здесь вероятность ошибки в расчете экономической эффективности и справедливости контракта существенно возрастает. Иначе говоря, применительно к периферийным договорным условиям дескриптивная точность идеи о том, что контрагенты сами являются лучшими оценщиками своих интересов, оказывается несколько меньшей, чем применительно к условиям центральным.

Во-вторых, выше мы уже отмечали, что многие второстепенные договорные условия по своей природе рассчитаны на применение в будущем да еще часто и с небольшой степенью вероятности. В силу таких свойственных человеческой натуре устойчивых когнитивных ошибок, как сверхоптимизм, недооценка будущих рисков и склонность дисконтировать могущий быть понесенным в будущем ущерб, многие контрактные условия, согласованные на те или иные возможные в будущем, но не предопределенные заранее, а также просто отодвинутые во времени случаи, зачастую обходятся без должного внимания контрагентов <1>.

--------------------------------

<1> Korobkin R. Bounded Rationality, Standard Form Contracts and Unconscionability // 70 The University of Chicago Law Review. 2003. P. 1232.

Приятное предвкушение получить ту или иную долю кооперативного излишка здесь и сейчас зачастую мешает рационально учесть все возможные риски срыва этого плана в случае "включения" тех или иных второстепенных договорных условий (например, об ограничении ответственности). Если одна из сторон проявляет нежелание идти в этих вопросах на уступки, контрагент, заинтересованный в сделке, часто легко соглашается на сохранение тех или иных возможно неэффективных или несправедливых договорных условий такого рода, существенно недооценивая риски или полагаясь на самый оптимистичный сценарий, для того чтобы побыстрее приступить к реализации основного предмета договоренности.

В итоге внимание контрагента к центральным и периферийным договорным условиям вопреки предсказаниям упрощенной версии теории рационального выбора неодинаково. Хотя и те, и другие группы условий оказывают непосредственное влияние на удовлетворение обеих сторон, участники оборота считают центральные условия более важными и достойными внимания и переговорных усилий, чем периферийные.

Это приводит к серьезной деформации договорной практики. Если бы контрагента не устраивали предложенные ему базовые и, как правило, легко осознаваемые параметры предлагаемой сделки (цена, количество товара, сроки и т.п.), он бы просто не совершил ее и обратился к конкурентам. В части таких условий предприниматели вынуждены реагировать на запросы потенциальных клиентов, учитывать "эластичность" спроса и сравнимые параметры сделок, предлагаемые конкурентами. Именно поэтому на полноценно конкурентных рынках цены обычно стремятся к предельным издержкам, а продавцы под давлением ценовой конкуренции постоянно снижают себестоимость за счет повышения эффективности производства и минимизируют свою прибыль с каждой сделки для получения возможности отвоевать долю рынка у конкурентов, а также постоянно улучшают сервис и предлагают все более и более приемлемые для клиентов возможности.

Но когда речь заходит о "периферийных" условиях договоров, поведение контрагентов оказывается менее "эластичным" и "чувствительным". Так как большинство клиентов не обращают сколько-нибудь серьезного внимания на такие условия, как оговорка о подсудности или право банка на одностороннее изменение тарифов, компании, разрабатывающие стандартные проформы своих договоров, перестают конкурировать по таким условиям. Например, если все банки включают в свои договоры условие "А", явно ущемляющее интересы клиентов (например, условие о том, что частичные платежи относятся в первую очередь на погашение начисленной неустойки), но принимаемое большинством из них без серьезного анализа, а один из банков решит отойти от этой практики и предложит клиентам условие "Б", носящее условно сбалансированный характер (например, оговорку о том, что неустойка погашается в последнюю очередь), он ничего не выиграет в конкурентной борьбе <1>. Большинство потребителей, даже прочитав договор и осознав смысл его условий, в силу ограниченной рациональности (сверхоптимизма, неадекватной оценки рисков и т.п.) не способны оценить в полной мере такие "жертвы" со стороны предпринимателя.

--------------------------------

<1> В американском решении по делу Henningsen v. Bloomfield Motors (1960 г.) рассматривался вопрос об ограничении свободы договора на продажу одним из трех американских автомобилестроительных гигантов автомобиля потребителю в части условия о гарантии качества. Встав на сторону потребителя, суд указал следующее: "Явная слабость переговорной позиции потребителя в автомобильной индустрии очевидна. Автопроизводители не конкурируют между собой в вопросе гарантий качества продукции. Куда смог бы пойти потребитель, чтобы выторговывать себе более надежную защиту?...Ограничение защищенности потребителя противоречит общественному благосостоянию и как минимум призывает судей избегать несправедливости, вытекающей из применения строгих принципов общего права о свободе договора".

С точки зрения идеи участника оборота как абсолютно рационального максимизатора собственной выгоды то, что он неодинаково реагирует на колебания цен и изменение периферийных договорных условий, является грубейшей ошибкой. Ведь все периферийные условия договора являются теми же элементами цены, только скрытыми.

Цену можно менять напрямую, а можно косвенно - за счет изменения структуры прав и обязанностей по договору. Например, на конкретный товар может сложиться конкурентная цена в 100 рублей. Один из поставщиков может получить дополнительную выгоду от конкретной сделки купли-продажи, как подняв цену, так и ограничив те или иные права покупателя, которые тот имеет по обычным договорам такого типа (например, ограничив свою ответственность или предусмотрев ограниченный срок гарантии). С экономической точки зрения принципиальной разницы здесь нет. Но если компания попробует поднять цену на 10%, до 110 рублей, она потеряет значительную часть клиентов, которые предпочтут купить товар у другого поставщика. Если же она, не меняя цену, пропишет в договоре ограничение своей ответственности, тем самым фактически добившись той же выгоды, которую она получила бы за счет повышения цены, это, скорее всего, никак на продажах не скажется. С точки зрения трезвого взгляда на когнитивные способности людей этот "сбой" есть реальность, которая не может игнорироваться <1>.

--------------------------------

<1> Похожий "сбой" рациональности наблюдается в склонности человека оценивать изменение не реальной покупательной способности денег, а их номинальной величины. Человек крайне остро среагирует на понижение зарплаты на 10% в условиях нулевой инфляции и при этом гораздо спокойнее воспримет неповышение зарплаты в условиях инфляции, равной тем же самым 10%. В экономическом плане в обоих случаях реальный доход человека уменьшается на 10%. Но среднестатистический человек реагирует на изменение абсолютной и относительной величины дохода по-разному. В экономической науке этот часто эксплуатируемый правительствами и работодателями когнитивный сбой называется "денежной иллюзией" (Fisher I. The Money Illusion. 1928).

Иначе говоря, люди очень остро реагируют на изменение базовых характеристик предмета договора или колебания цены, но будут куда менее щепетильны к своим собственным интересам, когда речь заходит о скрытом изменении цены в виде ухудшения периферийных условий. Большинство участников оборота (особенно потребителей) при выборе между высокой ценой и "мягкими" неценовыми условиями взаимодействия, с одной стороны, и низкой ценой и "жесткими" неценовыми условиями - с другой, выбирают второй вариант и готовы ради получения более выгодной цены согласиться на достаточно жесткие неценовые условия <1>.

--------------------------------

<1> Wertheimer A. Exploitation. 1999. P. 63.

В результате осознания этого "сбоя" в рациональности клиентов (в основном на розничном рынке) жесткая ценовая конкуренция заставляет предпринимателя перекладывать в максимально возможной степени риски на потребителей, обеспечивая при этом возможность снижения для них цены, подобно тому, как это делают все остальные конкуренты. Потребители активно реагируют на изменение цен и некоторых иных базовых характеристик предлагаемых им товаров и услуг, но крайне пассивно - на изменение сопутствующих прав и обязанностей. В результате сочетания жесткой конкуренции в отношении центральных условий и фактического отсутствия конкуренции в части периферийных условий появляются все более дешевые и удобные товары и услуги, продаваемые на все более "жестких" условиях. Некоторые западные исследователи считают, что в части таких условий проявляются признаки проблемы негативного отбора <1>. Мы, со своей стороны, не считаем нужным драматизировать остроту проблемы: у тенденции к снижению цены с одновременным ухудшением положения потребителя в части периферийных условий имеются свои естественные ограничители (например, репутационные риски, связанные с попытками привести явно несправедливые неценовые условия в исполнение). Тем не менее игнорировать отмеченную тенденцию ни в коем случае не стоит.

--------------------------------

<1> Haupt S. An Economic Analysis of Consumer Protection in Contract Law // 11 German Law Journal. 2003. P. 1153.

Но если бы проблема была только в этом, праву, возможно, и не стоило бы сильно беспокоиться, рассчитывая на то, что в итоге все ущемления интересов потребителя в части сопутствующих условий компенсируются в снижении цены. Но "сбои" в рациональности потребителя часто позволяют коммерсантам ухудшать для потребителя сопутствующие условия непропорционально снижению цены. Когда изменение цены осуществляется не напрямую, а косвенным образом, за счет ужесточения неценовых периферийных условий, которые потребителем часто вовсе не изучаются или не могут быть адекватно оценены, увеличиваются риски того, что в результате заключаемый договор не будет влечь Парето-улучшение. В итоге предприниматели получают определенный карт-бланш навязывать потребителям невзаимовыгодные сделки за счет ухудшения положения потребителя в части сопутствующих условий без соразмерного снижения цены, при этом не сталкиваясь с потерей клиентов.

Некоторые западные авторы считают, что наличия некоторого небольшого количества компетентных и дотошных потребителей достаточно для того, чтобы заставить компании конкурировать по всем договорным условиям и перестать эксплуатировать "сбои" в рациональности большинства потребителей <1>. Но, думается, здесь не в полной мере учитывается то, что для того, чтобы поведение отдельных "рациональных потребителей" создавало такие позитивные экстерналии в отношении массы "потребителей иррациональных" и заставляло компании конкурировать по периферийным условиям договоров, должна возникнуть некая критическая масса таких рациональных потребителей. Их должно быть как минимум столько, чтобы выгода компаний от начала конкуренции по периферийным условиям и притока новых клиентов перевесила те выгоды, которые они извлекают из возможности эксплуатировать иррациональность большинства потребителей. Среди некоторых зарубежных авторов бытует мнение, что для дисциплинирования продавцов "дотошных" потребителей должно быть не менее одной трети от их общего количества <2>. Мы не имеем достаточных оснований соглашаться или не соглашаться с этой цифрой, но очевидно, что подавляющее большинство потребителей к категории "дотошных" либо не относятся в принципе, либо имеют знания, время и интерес детально изучать вопрос только применительно к крайне ограниченному кругу договоров (например, так себя ведут многие автолюбители при покупке автомобиля). Этого, как нам кажется, на большинстве рынков не вполне достаточно, чтобы стимулировать коммерсантов активно и полноценно конкурировать по неценовым периферийным условиям. Аналогичные соображения высказываются и рядом зарубежных авторов <3>.

--------------------------------

<1> Trebilcock M.J. The Limits of Freedom of Contract. 1997. P. 119, 120.

<2> Подробнее см.: Haupt S. An Economic Analysis of Consumer Protection in Contract Law // 11 German Law Journal. 2003. P. 1153.

<3> Goldberg V.P. Institutional Change and the Quasi-Invisible Hand // 17 Journal of Law & Economics. 1974. P. 485.

Соответственно, в силу того что, видимо, нет оснований ожидать формирования такой критической массы "рациональных потребителей", которые своими глубокими познаниями в экономике смогут адекватно оценивать соотношение цены и сопутствующих условий и сопоставлять их с условиями конкурентов и тем самым заставить поставщиков конкурировать между собой не только в отношении цены, но и в отношении "периферийных" условий договора, компаниям нет смысла в части таких условий пытаться угодить потребителю. В результате даже если отдельный потребитель окажется необычайно расчетливым и осознает всю опасность или риски, которые таит данное условие, и попытается обратиться к конкурентам, то он, скорее всего, найдет у них такие же или еще более жесткие условия.

Как отвечают на эту проблему зарубежные правопорядки? Мы далее покажем, что законодательство и суды развитых стран действительно несколько более свободно вводят некоторые хорошо продуманные ограничения свободы договора в отношении сопутствующих (периферийных) условий контракта, чем это имеет место в отношении условий, характеризующих предмет договора и его цену. Эта повышенная опека касается прежде всего тех условий, реализация которых не предопределена или отодвинута в отдаленное будущее (например, право на односторонний отказ от договора или увеличение договорной цены, право на взыскание неустойки за нарушение договора, арбитражная оговорка и т.п.). Так, например, как мы покажем далее, практически все европейские законодательные акты, посвященные контролю справедливости договорных условий, специально оговаривают, что этот контроль неприменим в отношении условий о предмете договора и цене. Безусловно, случаи, когда закон или суды ограничивают право сторон по своему усмотрению определять количество товара или его стоимость, встречаются, но они относительно более редки. В то же время ограничения свободы договора применительно к условиям о последствиях нарушения договора, условиям об одностороннем изменении цены и иным сопутствующим условиям договора встречаются гораздо чаще как в виде императивных запретов (например, в потребительском праве), так и в практике ex post коррекции условий договора судами <1>.

Дата добавления: 2015-06-04