КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Договора в российском праве 2 страница
Эти примеры можно продолжать, составив "черный список" случаев необоснованного ограничения российским законодательством и судебной практикой свободы договора. Но эту задачу мы перед собой здесь не ставили, а хотели просто проиллюстрировать ту легкость и безосновательность, с которыми в России попирается принцип свободы договора. Ни в одной из развитых стран столь легкое расставание с презумпцией свободы договора без приведения сколько-нибудь серьезных и убедительных политико-правовых аргументов представить себе достаточно сложно. Неоправданные с политико-правовой точки зрения ограничения свободы договора, вводимые законодателем и иногда используемые высшими судами, посылают недвусмысленный сигнал судам нижестоящим. Эти примеры показывают ту низкую ценность, которую российское право признает за принципом договорной свободы. Спускаясь вниз по судебной иерархии, этот сигнал лишь усиливается за счет попадания в резонанс с общим идеологическим настроем российской бюрократии и судей в частности на вторжение в сферу частной автономии, тотальной перегрузкой судебной системы и рядом иных факторов. В итоге все это выливается в ряде случаев в еще более абсурдные запреты и ограничения и значительную дестабилизацию договорных отношений. В результате процесс заключения сколько-нибудь сложных договоров или согласования нестандартных договорных условий превращается в российском праве в своего рода хождение по минному полю без карты. Формируя те или иные договорные условия, просто невозможно заранее предвидеть реакцию судов и полагаться на заключенный контракт. Все это дестабилизирует экономический оборот, подрывает естественные экономические процессы, увеличивает трансакционные издержки, заставляет предпринимателей уводить свои сделки под опеку "нормальных" западных правопорядков, увеличивает риски, а в результате и цены, в которые стоимость этих рисков закладывается, и в итоге снижает инвестиционную активность, а значит, и экономический рост. В результате мы имеем еще одну причину ухудшения инвестиционного климата и усугубления тотальной экономической неэффективности, у которой и без того достаточно иных причин. Сказанное не должно восприниматься как односторонняя критика судов и законодателя. Очень важно отметить, что практика ВАС РФ 2000-х гг. в вопросах свободы договора демонстрирует в ряде случаев значительный прогресс по сравнению с тем, насколько бесцеремонно суд обходился с договорной свободой в 1990-е гг. В последние годы Президиум ВАС РФ вынес целый ряд вполне продуманных решений и снял множество необоснованных ограничений договорной свободы, которые нижестоящие суды или ВАС РФ в своей прежней практике поддерживали (например, либерализация режима цессии, частичное решение проблемы интерпретации ст. 190 ГК РФ и др.). Кроме того, в ряде случаев ограничения свободы договора, введенные законодателями и судами в последние годы, являются вполне обоснованными и заслуживают всяческой поддержки. Так, можно в целом поддержать недавнюю практику ВАС РФ по запрету условий о праве банка на одностороннее увеличение процентной ставки в кредитных договорах с потребителями <1>. -------------------------------- <1> Постановление Президиума ВАС РФ от 2 марта 2010 г. N 7171/09, п. 13 информационного письма ВАС РФ от 13 сентября 2011 г. N 146.
Наш тезис заключается лишь в том, что, несмотря на некоторые позитивные подвижки, особенно в практике Президиума ВАС РФ, в целом в российском праве все еще очень сильна тенденция к неоправданному ограничению договорной свободы. Далее мы попытаемся последовательно разобраться, каковы причины этой ситуации и возможные варианты ее исправления.
Глава 2. ПРИЧИНЫ ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ ЕЕ РЕШЕНИЯ
§ 1. Непонимание экономической логики принципа свободы договора
Один из главных факторов, влияющих на описанное выше состояние дел в области обеспечения принципа автономии воли стороны, состоит в недооценке российскими судами и чиновниками экономической роли принципа свободы договора, которая, в свою очередь, имеет во многом исторические истоки и уходит корнями в область экономической идеологии. Позитивное право как система, которая в значительной степени носит надстроечный характер, не могло и не может не отражать доминирующие экономические и этические воззрения и реальные социально-экономические условия жизни. Выше при описании развития экономических и этических теорий и реального социально-экономического базиса мы неоднократно показывали то, как эти процессы влияют на изменения в реальном позитивном праве, появление и исчезновение правовых институтов и норм и расширение или сужение определенных регулятивных практик в отношении свободы договора. Соответственно, нетрудно догадаться, что определенную роль в сохранении столь неуважительного отношения к договорной свободе правового режима в нашей стране играют воспринятые чиновниками и судьями базовые экономические воззрения, уходящие своими корнями в советскую эпоху. Как мы помним, экономические приоритеты советской системы основывались на идее полной отмены рыночной экономики и ее замены на плановое декретирование всех параметров оборота. Многие десятилетия официальная идеология и высшая школа внедряли в сознание советских людей негативное отношение к базовым принципам организации рыночной экономики, обличали якобы загнивающие буржуазные экономики и клеймили экономическую и правовую доктрину буржуазных стран. Принципы свободной экономической деятельности и свободы договора, являющиеся центральными звеньями рыночной экономики, оказались под ударом советской идеологической машины среди первых. В них виделся скрытый под либеральными лозунгами инструмент эксплуатации и проявление, как считалось, ложной экономической теории. Советским цивилистам в угоду общей идеологической линии вольно или невольно приходилось (вопреки унаследованным от пандектного учения принципам частной автономии) восхвалять плановое начало, патернализм государства и руководящую роль партии и правительства как в развитии экономики в целом, так и в совершении экономических сделок в частности, всячески иронизируя над "классовой ограниченностью" принципа договорной свободы в зарубежном праве. В ранних советских работах времен нэпа свобода договора иногда еще упоминалась в относительно нейтральном ключе, хотя и без какого-либо пиетета и акцента на важности этого принципа и с обязательным указанием на то, что в советском праве "вмешательство государства в область частноправовых отношений является основой законодательной политики" <1>. Но впоследствии, по мере усиления идеологического давления и построения вертикали командной системы в экономике, цивилисты все чаще либо игнорировали этот принцип вовсе, либо переходили в агрессивное на него наступление. Так, даже в самых известных советских работах по обязательственному праву идея свободы договора либо вовсе не упоминалась, либо высмеивалась как вредная буржуазная теория, которая в реальности скрывает истинную сущность "их" гражданского права, направленного на "эксплуатацию человека человеком". -------------------------------- <1> Канторович Я.А. Основные идеи гражданского права. М., 2009. С. 125 - 127.
Например, М.М. Агарков в известной работе по теории обязательственного права не находит "так называемой договорной свободе" другой характеристики, кроме как проявления "конкуренции и анархии", характерной именно для буржуазного общества <1>. Советский цивилист одобряюще (а по-другому и быть не могло) цитирует основанную на марксистских идеях речь И. Сталина, в которой тот выражал мысль о том, что настоящая свобода немыслима в обществе эксплуатации и возможна только в обществе, где нет безработицы и нищеты (читай - в советской России) <2>. В условиях такой идеологической парадигмы, навязанной советским цивилистам или добровольно ими принятой, свобода договора как проявление абсолютно чуждых экономических (рыночных) и этических (индивидуалистических) ценностей виделась только как "свобода владельцев средств производства эксплуатировать представителей наемного труда" и всячески порицалась <3>. -------------------------------- <1> Агарков М.М. Избранные труды по гражданскому праву. М., 2002. Т. I. С. 342. <2> Там же. С. 397, 398. <3> Там же. С. 419, 420.
В другой не менее известной советской работе по обязательственному праву И.Б. Новицкого и Л.А. Лунца мы видим примерно те же оценки. Окружив свои выводы цитатами из Маркса, Ленина, Сталина и Вышинского, как это было тогда принято, авторы упоминали идею свободы договора исключительно в кавычках и всячески иронизировали над буржуазным пониманием этой идеи <1>. По их мнению, буржуазные юристы ("лакеи своего владыки-капитала") скрывали истинную сущность идеи свободы договора как инструмента по "выжиманию соков из трудящихся" и скрытой эксплуатации <2>. В советском же праве гражданам, по их мнению, нет особой нужды заключать договоры между собой, так как все необходимое они получают от государства, а советским предприятиям в процессе заключения договоров на основе плановых заданий можно, конечно, вести переговоры по их содержанию, но ни в коем случае не приводя при этом к срывам плановых установок и в случае разногласий передавая вопрос на согласование государственному арбитражу <3>. -------------------------------- <1> Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Общее учение об обязательстве. М., 1950. С. 30, 31. <2> Там же. С. 107 - 109. <3> Там же. С. 165 - 167.
Другие советские цивилисты (например, О.С. Иоффе, Ф.И. Гавзе, Р.О. Халфина и др.) в своих работах, посвященных вопросам договорного права, традиционно высмеивали эксплуататорскую сущность буржуазного права и договорной свободы либо вообще не упоминали принцип свободы договора ни в сравнительно-правовом, ни тем более в советском правовом контексте, либо ограничивались краткой и огульной критикой данной идеи <1>. Непреложным элементом этой критики являлись обильные цитаты из работ основателей марксизма, доказывавших фиктивность договорной свободы и классовую сущность идеи автономии воли <2>. -------------------------------- <1> См.: Иоффе О.С. Общее учение об обязательствах // Иоффе О.С. Избранные труды. СПб., 2004. Т. III; Гавзе Ф.И. Обязательственное право (общие положения). Минск, 1968; Советское гражданское право / Под ред. О.А. Красавчикова. 3-е изд. М., 1985. Т. 1. <2> См., например: Халфина Р.О. Договор в английском гражданском праве. М., 1959. С. 184 - 186.
И это неудивительно. Правовая наука следовала подвижкам в экономическом базисе. Если во времена нэпа ограниченная сфера рыночных отношений признавалась, то находилось определенное место и свободе договора. Впоследствии же в силу того, что рынок был окончательно подавлен, а экономический оборот взят под контроль тоталитарного государства, принцип свободы договора был обречен на забвение. Иначе говоря, когда договор имел второстепенное по отношению к плановым заданиям и соответствующим административным актам значение, реальная роль свободы договора в советском праве вполне соответствовала тому незначительному вниманию, которое ему оказывали советские правоведы. Не было рынка - не было и свободы договора. Тем самым советская цивилистика добровольно или вынужденно отказывалась от идеи автономии воли как базового принципа гражданского права и фактически обслуживала большевистские политико-правовые установки. Ангажированность цитированных выше текстов советских цивилистов, критиковавших или игнорировавших принцип договорной свободы, легко сопоставить с тем, что некоторые из них сами писали до революции в условиях относительной свободы научной мысли. В одной из своих статей 1916 г. И.Б. Новицкий, впоследствии ревнивый гонитель договорной свободы, признавал свободу договора "основным принципом договорного права, его отправной точкой" и отмечал, что "по общему правилу стороны вольны в общих рамках закона влагать в договоры какое угодно содержание", свободны "направлять свои усилия на лучшее обеспечение своего эгоистического интереса" и не обязаны "раскрывать глаза противнику, не умеющему должным образом блюсти свой интерес" <1>. В сталинскую эпоху все эти абсолютно здравые мысли были попросту лишены какого-либо смысла de lege lata структурными изменениями в экономике, а в качестве идей de lege ferenda - табуированы. В этих условиях советским цивилистам не оставалось ничего иного, кроме как клеймить идеи автономии воли и свободы договора и превозносить преимущества плановой экономики. -------------------------------- <1> Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. N 1 (СПС "КонсультантПлюс").
На таком доктринальном фоне советское государство осуществляло крайне пристальный контроль над содержанием заключаемых подконтрольными ему предприятиями контрактов. Сами договоры в условиях тотальной государственной собственности в значительной степени теряли свое значение как проявление частной инициативы и воли и переставали быть самостоятельными экономическими решениями, превращаясь в выполнение спущенного сверху приказа. По сути, контракты между предприятиями выходили из сферы частного права и становились просто бумажным прикрытием административных разнарядок. Договоры заключались для выполнения планов и "рассматривались как инструменты конкретизации индивидуально-плановых заданий" <1>. Органы государственного управления могли вмешиваться в договорные отношения сторон путем изменения планового акта, что являлось безусловным основанием для внесения изменений в договор, который никак не мог противоречить плану. При этом нередко отмечалось, что можно игнорировать заключение договора и руководствоваться исключительно содержанием наряда <2>. -------------------------------- <1> Братусь С.Н. Эволюция функций хозяйственного договора // Гражданское право и экономика. М., 1985. С. 66. <2> Там же. С. 67.
Установленный Основами гражданского законодательства СССР 1961 г. приоритет административного акта над договором подтверждался ст. 159 ГК РСФСР 1964 г., где говорилось, что содержание договора, заключаемого на основании планового задания, должно соответствовать этому заданию. В литературе господствовала точка зрения, согласно которой плановое задание определяло содержание воли социалистической организации и эта организация не могла иметь какую-либо иную волю, кроме той, что определена таким плановым заданием <1>. -------------------------------- <1> Халфина Р.О. Значение и сущность договора в советском социалистическом гражданском праве. М., 1954. С. 80.
Таким образом, подавляющее большинство договоров, заключаемых в советское время, заключалось субъектами, не действующими своей волей и в своем интересе, и договор был лишен индивидуалистического начала. При этом в советском праве свободы договора не было ни в части процедурной свободы (был запрещен или значительно ограничен свободный поиск партнеров), ни в части содержательной свободы (типы и виды сделок были предписаны бюрократией, а самостоятельное определение цен и иных их условий было либо невозможно, либо допускалось в крайне ограниченной степени). Какая-то степень свободы допускалась только в крайне незначительной в экономическом плане сфере сделок между гражданами. В то же время в советской экономике принцип принудительной силы договора имел большое значение. Это, конечно же, было связано не с теорией воли или соображениями защиты ожиданий контрагентов, а с тем, что контракт обеспечивал выполнение плановых установок советского бюрократического аппарата. Правда, этот принцип заканчивался ровно там, где интерес к договору терял тот самый аппарат. Государственный арбитраж и другие контролирующие органы могли прекратить или изменить заключенный договор, так как по большому счету договоры в советской экономике были ближе к внутрикорпоративному перераспределению активов. Соответственно, договоры заканчивались там, где заканчивались воля и желание государства продолжать их исполнение. Тем не менее до тех пор, пока бюрократия не выражала своей воли прекратить или изменить договорные обязательства, принцип pacta sunt servanda не ставился под сомнение, приобретая с учетом этого публично-правового влияния особенно жесткую форму. Советские цивилисты превозносили принцип реального исполнения обязательства и всячески подчеркивали, что в советском праве никакая выплата компенсации не может заменить собой обязанность исполнить свое обязательство в натуре <1>. Более того, иногда высказывалась идея о том, что в договорах, заключенных между предприятиями, не только должник обязан исполнить договор, но и кредитор обязан требовать такого исполнения <2>. -------------------------------- <1> См.: Аскназий С.И., Мартынов Б.С. Гражданское право и регулируемое хозяйство. Л., 1927. С. 48; Венедиктов А.В. Договорная дисциплина в промышленности. Л., 1935. С. 16, 17; Советское гражданское право / Отв. ред. В.А. Рясенцев. М., 1975. Т. 1. С. 489. <2> См.: Сорок лет советского права (1917 - 1957). Л., 1957. Т. 1: Период строительства социализма. С. 268, 269; Иоффе О.С., Толстой Ю.К. Основы советского гражданского законодательства. С. 96; Иоффе О.С., Черепахин Б.Б., Толстой Ю.К. и др. Гражданско-правовая охрана интересов личности. М., 1969. С. 33.
Но советская система прекратила свое существование. В настоящее время можно говорить о том, что в России в общем и целом имеются все позитивные и негативные черты рыночной экономики, освященной авторитетом Конституции РФ. Безусловно, далеко не такой свободной и эффективной, как хотелось бы, но все же рыночной. Это должно было фундаментально изменить наши представления о свободе договора. Но в реальности все оказалось несколько иначе. Произошла занятная смена приоритетов. Идеи о принудительной силе контрактов и важности стабильности договорных отношений, приоритетные в советской системе, начали пренебрегаться российскими судами и бюрократами, в то время как принцип свободы договора, игнорируемый советскими юристами, формально будучи провозглашен центральным принципом российского гражданского права, де-факто так и не приобрел этот статус. В силу того что большая часть российских судей была воспитана в рамках советского права, с переходом к рынку им было, по-видимому, сложно по-настоящему воспринять новую рыночную экономическую парадигму и новое понимание роли судьи как исполнителя воли контрагентов, а не воли государственного аппарата. В условиях нестабильности и слабости государства в 1990-е гг. его воля в лице соответствующей политической элиты была трудноуловима. Поэтому в таких условиях воля государственного аппарата была легко подменена на свободу усмотрения самих судей. Если в советской системе такое свободное признание сделок недействительными было немыслимо, так как влекло нарушение воли могущественного государства и срыв его планов, то в 1990-е гг. отсутствие воли "хозяина" привело к исчезновению единственного существовавшего стимула всерьез относиться к принципу pacta sunt servanda. Вместо страха подорвать план должен был прийти страх подорвать коммерческие интересы предпринимателей и в глобальном масштабе - долгосрочные институциональные основы развития рыночной экономики. Но в полной мере этого не произошло. Причина была, видимо, отчасти психологической. Одно дело - защищать интересы великого государства и всего советского народа и чувствовать всю важность и масштабность этой работы. И совсем другое дело - защищать контракты частных коммерсантов, преследующих свои корыстные интересы. Допустимо предположить, что чисто психологически суды утратили уважение к силе заключенных договоров, так как разуверились в советской идеологической подпорке этого принципа, не успев при этом проникнуться новой рыночной идеологией, которая как раз и строится на том, что создание условий для материального обогащения множества самостоятельных и конкурирующих друг с другом индивидуумов является важнейшей целью правового регулирования и договорного права в частности. Возможно, отсюда и такое легкое отношение судей к признанию сделок недействительными. Еще сложнее обстоит дело непосредственно с принципом содержательной договорной свободы. Здесь суды и бюрократы должны были принять волю сторон если не в качестве священного закона, то как минимум с уважением, как это предписывается в западном гражданским праве. Но в условиях резкого перехода к новой экономике идеологически перестроиться и глубоко прочувствовать важность принципа содержательной свободы договора удалось далеко не всем. И если бизнесмены, адвокаты и корпоративные юристы очень быстро восприняли эту ценность, бюрократия воспринимала и отчасти продолжает воспринимать свободу договора с унаследованным от советской правовой, экономической и этической идеологии подозрением. Содержательная свобода договора для российских чиновников и судей так и осталась не до конца понятой идеей. Люди усваивают базовые экономические представления, как правило, в молодые годы и затем крайне редко способны по-настоящему их поменять, особенно если они не занимаются самой экономической наукой. Такие базовые представления об экономике есть практически у любого человека независимо от того, осознает он это или нет. Если эти воззрения сложились в условиях доминирования советской идеологии и впоследствии у человека не было достаточно времени, чтобы их заново переосмыслить, то они будут сопровождать его всю жизнь и определять его оценки тех или иных экономических процессов. Если человека приучили к тому, что коммерция - это крайне позорное и даже преступное занятие, то, несмотря на официальное признание ее законности и общественной полезности, он в глубине души будет иметь отчетливое предубеждение по отношению к предпринимателям и не сильно переживать об ущемлении их интересов. В качестве другой причины сложившегося отношения судей и чиновников к принципу свободы договора, имеющей отношение уже скорее к их молодым представителям, можно указать качество современного образования. Откровенно говоря, современное российское юридическое образование катастрофически отстало не то что от западных, но даже от советских стандартов. Об этом сейчас говорят все. Но дело здесь не столько в том, что юристов отвратительно учат праву, а в том, что их качественно не учат основам современной экономики, социологии и политологии. Молодые юристы зачастую даже не подозревают о том, что принцип свободы договора является "приводным ремнем" всей рыночной экономики, редко задумываются о том, как вообще работает тот экономический базис, который частное право регулирует, а также с трудом понимают смысл таких понятий, как Парето-улучшение, экстерналии, трансакционные издержки и т.п. В то же время качественное и заинтересованное преподавание основ современной экономики, социологии и политологии, погружение будущих юристов в самые последние наработки современной зарубежной науки (теорию публичного выбора, институциональную экономику, экономический анализ права, бихевио-экономический анализ, доктрину государства всеобщего благосостояния и др.) и наглядная демонстрация тесного переплетения этих теорий с правовой сферой помогло бы будущим законодателям и судьям лучше понимать и принимать колоссальную важность стабильности договорных отношений и принципа автономии воли сторон для развития экономики. С учетом всего вышесказанного очевидно, что важнейшая задача, которая стоит на повестке дня, - это знакомство юристов с азами современной экономической науки и разъяснение глубинных связей между экономикой и конкретными правовыми институтами. Пока тот экономический вред, который приносит каждый неоправданный удар по свободе договора, не будет в полной мере осознан, а значит, пока не будет разрушена "китайская стена" между экономикой и правом, нашей стране будет очень сложно построить правовую систему, способствующую экономическому росту, инновациям и процветанию. В конечном счете если история чему-то и учит, так это тому, что ценности меняются. И, как верно отмечает Амартия Сен, лучший способ ускорить "отпадение" устаревших и способствовать распространению прогрессивных ценностей - это общественные дискуссии <1>. -------------------------------- <1> Сен А. Развитие как свобода. М., 2004. С. 300.
§ 2. Непонимание этической подоплеки принципа свободы договора
Кроме того, определенную роль в подрыве принципа свободы договора в современном российском праве играют и сложности в принятии формально провозглашенной в Конституции РФ ориентации на западные этические ценности. Здесь возникает пресловутая проблема с советским культурным наследием, результатом десятков лет репрессий, страха и подавления личной свободы. Нет смысла здесь подробно доказывать, что ценность свободы личности в СССР высоко не ценилась и считалась "буржуазным предрассудком". Подразумевалось, что истинная свобода не может быть достигнута, пока не разрушено классовое общество и не воздвигнута коммунистическая идиллия. Но печальный факт состоит в том, что даже после краха СССР наши сограждане слишком часто готовы жертвовать своей свободой ради гарантий безопасности и безрисковой жизни. В иерархии ценностей личная свобода от государственного покровительства так и не заняла то место, которое она давно занимает в западных странах. Люди продолжают ожидать от государства распределения благ и решения всех своих проблем, несмотря на все коренные изменения на уровне официальной идеологии и вопреки личному опыту, указывающему на абсолютную неспособность нашей "неэффективной" бюрократии эти чаяния сколько-нибудь серьезно и последовательно оправдать. Так же как и в случае с базовыми принципами рыночной экономики, фундаментальные либеральные идеи современного западного общества у нас формально приняты, официально провозглашены, конституционно закреплены, но на ментальном уровне не интернациализированы значительной частью общества. Сохранение этого унаследованного с советских времен общественного запроса на государственный патернализм создает условия, благоприятствующие принятию популистских, правотворческих решений. В частности, отечественные законодатели и отчасти суды зачастую падки на ограничения свободы договора ради блага самих участников сделки. Государство, чувствуя запрос общества на покровительство и его готовность легко расставаться с личными правами и свободами в обмен на государственную помощь и исправление собственных ошибок, охотно отвечает на этот вызов, расширяя практику принятия патерналистского регулирования и ограничивая свободу договора в частности. То, что при этом дезавуируется фундаментальная ценность личной свободы и ответственности за собственные решения, часто не берется в расчет. А опыт многочисленных провалов таких мер намеренно или невольно игнорируется. Безусловно, далеко не все эти патерналистские и ограничивающие экономическую свободу регулятивные меры неуместны. Но столь легкое и зачастую даже неаргументированное ограничение конституционных прав на свободу экономической деятельности и свободу договора в частности означает, что их роль в качестве фундаментальных этических и конституционно-правовых презумпций не в полной мере осознается. Так что и в этой сфере имеется серьезный ресурс для улучшения положения дел. Юристам стоит посмотреть на вопрос о свободе договора через призму конституционных прав и свобод человека и осознать его важнейшую конституционную роль. Взяв такой фокус, становится труднее столь же легко отвергать этот принцип при установлении законодательного регулирования или разрешении судебных споров, не приводя хотя бы самых общих ссылок на те более весомые конституционные или иные политико-правовые ценности, которые такое ограничение защищает. Поэтому важная задача, стоящая перед теми, кто осознает жизненную важность расширения сферы договорной свободы в российском праве, заключается в конституциализации дискурса о договорной свободе и ее ограничениях и встраивании данной проблематики в общую структуру прав и свобод личности.
§ 3. Методологические причины проблемы
Распространенное попрание принципа свободы договора имеет отчасти и глубинные методологические причины. Как мы уже отмечали, само обоснование принципа свободы договора, а также оправдание его ограничений строятся во всем мире на основе комплекса политико-правовых (утилитарных и этических) аргументов. Для того чтобы законодатели или судьи были способны эффективно анализировать эти проблемы и принимать продуманные решения, они должны иметь методологию и желание просчитывать политико-правовые последствия своих решений. Так, в развитых зарубежных странах построена сложнейшая система многоуровневой экспертной оценки экономической эффективности и иных последствий принятия тех или иных законодательных новелл (оценка регулирующего воздействия, ОРВ). Это позволяет более или менее продуманно принимать законодательные акты, направленные на ограничение свободы договора, и просчитывать соответствующие позитивные и негативные последствия такого шага. К сожалению, в России система ОРВ до последнего времени практически не работала либо профанировалась. Законы пишутся "на коленках" в условиях тотальной конкуренции лоббистских групп и без серьезной независимой экономической экспертизы (не считая экспертизы бюджетных расходов) <1>. Достаточно сказать, что пояснительные записки ко многим важнейшим законопроектам зачастую не превышают нескольких страниц!
Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 357; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |