Н. Крайнер 1 страница

Пролог

Юлия Боровинская

Щеки девушки пылали, голос прерывался от волнения, но старец оставался спокойным и непреклонным:

— Я больше не беру учеников, а тем более учениц.

— Но, великий гуру, когда я услышала о том, что вы постигли всю мудрость мира, разгадали все тайны природы и обуздали даже саму смерть, я преодолела три моря, чтобы смиренно учиться у вас.

Старик внимательно посмотрел на девушку:

— Ах, вот оно что… Ты, значит, явилась за секретом бессмертия? Думаешь, это так уж сладко — жить вечно? Особенно когда жизнь для тебя уже исчерпана, земля и небо больше не таят загадок, а твоя главная мудрость никому не нужна… Да будет тебе известно, что тайну своей смерти я специально доверил самой болтливой старой бабе из всех, кого я знаю, — авось сболтнет какому-нибудь охотнику за сокровищами, и тот избавит меня от бремени вечного существования…

Девушка покраснела еще больше, уткнулась глазами в землю, но голос ее был все так же упрям:

— Не бессмертия я хочу, а знания. С самого детства я была не такой, как все остальные женщины. Не о муже и детях я мечтала, а о мудрости. Не жаркие мужские взоры не давали мне уснуть ночами, а тайны природы и человека. Умоляю, возьмите меня к себе в ученицы!

— Но ты ведь молодая красивая женщина. Кто же поручится, что через год-другой тебе не захочется променять всю мудрость мира на обычную семью, на тихое счастье? В конце концов, идти против собственной природы всегда опасно…

— Испытайте меня! Или лишите вовсе и молодости и красоты! Я на всё согласна!

— На всё, говоришь? — старец ненадолго задумался, а после усмехнулся. — Что ж, будет тебе и испытание, и искушение… Выдержишь три года — так и быть, возьму тебя в ученицы, открою тайны великие. Не выдержишь — что ж, тогда будет у тебя то самое тихое счастье, которое ты так страстно сейчас отвергаешь. Ну, не боишься?

— Не боюсь.

— Тогда держи! — и с этими словами Кощей накинул Василисе на плечи лягушачью шкуру.

©Юлия Боровинская, 2005

Юлия Боровинская

Армагеддетка

— Что это такое? А?! Нет, ну, стоило отойти покурить… Ты что здесь наделал?!

(шмыгая носом) — Я… Я играл…

— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не смел здесь ничего трогать?! Ну! Отвечай!

(голос из кухни): — Не ори на ребенка!

(тоном ниже): — Нет, я просто поражаюсь, как можно за такое короткое время так всё… Вот здесь, например, был сад. С особыми породами деревьев, между прочим. Куда сад делся?

(всхлипывая): — За…засох…

— Не мог он засохнуть, пока в нем люди жили.

(постепенно успокаиваясь, поняв, что немедленной порки удалось избежать): — А я их выгнал.

— Как выгнал?! Зачем?! Ты вообще соображаешь…

(голос из кухни): — Не ори на ребенка!

(постепенно наглея): — Да, а чего они меня не слушались!

— Правильно, не слушались. Я же им свободу воли дал. Это, понимаешь, такая штука… (озадаченно) Постой-ка, а эти луга здесь откуда? Я их тут не творил… Ты зачем здесь луга сделал, а?

— Это не я… Это они сами…

— Кто — сами?!

(вновь пугаясь): — Лю…люди… Сами лес пожгли и какие-то свои травки тут посеяли…

— Зачем? (начиная прозревать) Ты что, их не кормил?!

— Я… я кормил вначале манной крупой, а потом… потом мама сказала, чтобы я не лазил в банки грязными руками…

— Они же у тебя все подохнуть могли! (задумчиво) Гляди-ка, выкрутились… Ладно, а вот эти коробочки-то зачем? Ты их для чего повсюду понатыкал?

— Это тоже они сами… Я случайно локтем земную ось задел…

(хлопая себя по лбу) — Как я раньше не заметил?! Ничего себе: задел!.. Ты хоть понимаешь, что ты с климатом наделал?! То жара, то холод… А-а, так они в этих коробочках от перепадов температуры прячутся?

— Тимпе…чего?

— Нет, ну, ты поправить мог, как было, когда заметил, что ты ось сдвинул.

(зло) — А пусть им! Чего они не слушаются? Я с ними по-хорошему поиграть хотел… А они то слушаются, то не слушаются, то выдумывают ерунду всякую, то вообще внимания на меня не обращают… Вот и пусть им, раз так!

— Ну, а мне что со всем этим делать прикажешь? Вместо нормального мира — что попало! Ландшафт исковеркан, фауну почти всю перебили, человечество вместо духовной жизни черт-те чем занимается, выживает, понимаешь ли… (грозно) А кто виноват?!

(голос из кухни): — Не ори на ребенка!

— Да-а… Чем это всё исправлять, легче всё с самого начала вылепить… Сейчас я твое безобразие распылю и — заново… Только ты чтобы даже смотреть не смел теперь в сторону моей работы!

(заискивающе) — Па-ап…

— Ну, что тебе еще?

— Ты же всё равно всё это распылишь…

— Ну?

— Можно я тогда еще одну битву сыграю? Последнюю… (радостно) Тебе после нее уже и распылять-то почти ничего не останется!

— Ах битву тебе?!

(голос из кухни): — Дай ты ребенку поиграть! Иди лучше пообедай пока что. Я котлет нажарила…

(смягчаясь): — Ладно уж… Играй свою битву… И что из тебя только вырастет?!

(уверенно): — Бог, папочка, вырастет, как ты!

©Юлия Боровинская, 2005

Юлия Боровинская

Ночная сказка

В эту ночь Андрей так долго не мог заснуть, что постепенно собственная комната начала вызывать у него отвращение. Постель казалась мятой и нечистой, незаметный днем, застарелый табачный запах давил на мозг, сосредоточиться на книжке было невозможно, а мелькание картинок в телевизоре только раздражало.

“Пойду-ка я прогуляюсь, — внезапно решил он, — Говорят, перед сном полезно. Ну и что, что половина третьего ночи? Поброжу часок, зато вернусь — и сразу усну. И просплю до обеда — завтра суббота всё-таки!”

На улице было свежо и влажно: как видно, пока он ворочался в постели, прошёл маленький тихий дождик, смыв пыль и копоть с воздуха. Редкие желтые прямоугольники окон, бархатное небо, бледный свет фонарей, узор листвы на асфальте — он и забыл уже, что летние ночи бывают настолько красивы, особенно если вот так, никуда не спеша, идти по улице, вдыхая прохладный воздух, и рассеянно глазеть по сторонам.

Её Андрей заметил сразу: темноволосая девушка стояла на остановке и вглядывалась в даль проспекта так уверенно, точно и впрямь ожидала, что вот-вот подкатит автобус. И хотя обычно он никогда и ни с кем не пытался познакомиться на улице, на сей раз, казалось, сама ночь объединяла их, делала уже не совсем чужими, а союзниками-сообщниками в этом спящем мире.

— Вы не боитесь гулять так поздно? — ничего умнее, увы, не пришло ему в голову. Не спрашивать же, который час или как пройти в библиотеку!

Девушка посмотрела на него без удивления и испуга.

— А кого бояться? Ваши дневные хулиганы и бандиты давным-давно уже спят. А потом я вовсе не гуляю. У меня очень важное дело.

— В три часа ночи? Интересно, какое же?

— Долго объяснять. И вообще, мне нужно ехать.

И действительно, к остановке, ослепляя фарами, подкатил, вывернув из какого-то незаметного проулка, желтый “Икарус”. Двери его раскрылись, и девушка влетела внутрь. Андрей едва успел заскочить за нею следом, как-то отстраненно удивляясь и самому себе, и этому припозднившемуся автобусу, и лёгкой светлой полуулыбке на лице своей незнакомой спутницы.

— Кстати, а куда мы едем? — спросил он, усаживаясь напротив нее.

— В парк. Кататься на карусели.

— Это и есть ваше важное дело?! И потом, ночью ведь…

— …карусели не работают, — подхватила девушка, — Конечно. Для вас, дневных людей — не работают. А для нас, ночных…

Странная пассажирка говорила с такой небрежной легкостью, словно в ее словах не было ничего необычного, словно не сорокалетний мужчина сидел перед ней, а ребенок, готовый поверить любой сказке. И — странно — но Андрей верил.

— Вы ведь никогда не встречали ночных людей? Конечно, не встречали. Ведь мы появляемся только тогда, когда вы, дневные, засыпаете. Появляемся, чтобы дожить за вас.

— Как это “дожить”?!

— Очень просто. Ваши дни заполнены суетой: работа, семья, хозяйство, какие-то бесконечные долги перед другими людьми. Вы так редко делаете то, чего вам хочется, а многие желания, считая несерьезными, и вовсе задвигаете подальше, не подозревая, что в их исполнении и прячется ваша настоящая жизнь. А мы, ваши ночные половинки, реализуем эти мечты. Воплощаем то, чего вы, возможно, так никогда и не сделаете.

— То есть, если кому-то нестерпимо хочется пойти и задушить своего начальника…

— Такого почти не бывает. Разве что с очень больными людьми. Да, не завидую я их половинкам…

— Почему же с больными, — смутился Андрей, — вот я, например, сегодня даже заснуть не мог…

— Ну, Вы же не на самом деле хотели задушить своего начальника, правда?

— Начальницу…

— Тем более. Только представьте себе эту женщину с синим лицом, с прикушенным языком… Разве вы смогли бы по-настоящему ее убить?

— Пожалуй, нет… — смутился Андрей, — А вы, значит, едете за кого-то кататься на карусели? — решил он сменить тему.

— Между прочим, за вашу соседку Галю из двадцать шестой квартиры. У нее так много забытых желаний. Например, она когда-то изумительно готовила чай со льдом. Но вот уже много лет его не делает. Не хочется пить его в одиночку. А уж в парке аттракционов и вовсе не была с пятнадцати лет! А я сегодня так удачно договорилась с ночной половинкой одного человека, который с детства мечтал поработать карусельщиком, а вместо этого стал налоговым инспектором. Только знаете, вам со мной нельзя. Дневной человек может привлечь к себе внимание…

— Вы не бойтесь, я скоро выйду, — заторопился Андрей. — Только можно еще два вопроса?

— Конечно, — улыбнулась девушка, — вы ведь всё равно никому не сможете рассказать о нашем разговоре.

— Если вы — ночная половинка Гали, то почему вы такая юная? Я Галю встречал несколько раз в подъезде. Ей, кажется, уже за тридцать…

— Тридцать пять. Но для нас время течет по-другому. От солнечного света жизнь прогорает быстрее… Нет, этого я объяснить, пожалуй, не сумею. Лучше давайте ваш второй вопрос.

— Скажите, а мы могли бы увидеться с вами еще раз?

Девушка помолчала, и лицо ее стало серьезным и немного печальным.

— Лучше этого не делать. Не потому, что вы мне не понравились. Совсем наоборот. Просто… Понимаете, Гале так не хватает в жизни любви! И если я начну встречаться с кем-то, получится, что я лишу ее последнего шанса. А ведь она — это тоже я. Старше, немного более усталая и печальная — но я. Так что прощайте. И постарайтесь забыть нашу встречу.

Автобус резко затормозил, и его двери с шипением отворились. Андрей сошел на тротуар и медленно побрел обратно к дому. Он размеренно шагал, пытаясь представить ночного себя, который катается на роликах, ест чипсы из пакета прямо на улице, ходит в горы… Может, он и женился уже, и детей завел… Интересно, понравился бы он его новой знакомой? Ему ведь совсем не сорок — лет двадцать пять, не больше…

Андрей и вправду проспал до обеда. А ближе к вечеру он нажал на кнопку дверного звонка двадцать шестой квартиры. И когда дверь ему отворила темноволосая женщина с легкой и светлой улыбкой на лице, задал заготовленный заранее вопрос:

— Извините, пожалуйста, вы не могли бы научить меня готовить чай со льдом?

©Юлия Боровинская, 2005

Юлия Боровинская

Псевдосуфийская притча

Жили некогда на свете два мудреца. Один верил, как и все мудрецы до него, что Землю Аллах поместил в самый центр мироздания, а Солнце, звезды и планеты вокруг вращаются. Был он человеком спокойным и в своем знании уверенным, в народе его любили и почитали, поскольку никому он со своей мудростью не навязывался, а сидел себе да писал трактаты на основе трудов предшественников.

Другому мудрецу из опытов и размышлений открылось, что Земля — вовсе не центр мироздания, а не более чем пылинка на краю Вселенной. Знание это огорчило и взволновало его до чрезвычайности. А еще больше огорчало и беспокоило его то, что люди коснеют в невежестве и истинного места своего в мире не знают. И решил он человечество просветить. Каждого встречного-поперечного хватал этот мудрец за рукава халата и пытался изложить ему свои аргументы. Но люди только смеялись да отмахивались, как от безумного. И никто его ни разу толком не выслушал.

И решил тогда суетливый мудрец мудреца спокойного вызвать на спор в присутствии падишаха. Пускай, дескать, каждый свою теорию защитит, как может, а падишах рассудит и народу объявит, кто прав.

Поморщился спокойный мудрец от досады, что его от очередного трактата отрывают, но к падишаху все же пришел. И говорил он там долго и обстоятельно, труды других мудрецов цитировал с такой непреложной уверенностью, что не нашлось никого, кто бы в его словах усомнился.

А суетливый мудрец в защиту своей теории и кричал, и слюной брызгал, и фразы между собой плохо увязывал… То он чертить что-то на полу принимался, то на небо показывал… Слова-то он все верные говорил, но до того нервничал, что уже один только его голос заставлял всех сомневаться. Да и сослаться на чужие авторитеты он не мог, всё только от своего имени говорил.

Закончили мудрецы дозволенные речи. Настало время падишаху решение принимать. Посмотрел он на спорщиков, посмотрел на свой диван и сказал:

— В науке вашей я плохо разбираюсь, да и не пристало это падишаху — науки знать. Но сердце мне подсказывает, что прав спокойный мудрец. Он не горячится, на своем стоит твердо, никому не навязывается. И вообще, думаю я, что не мог Аллах Землю вместе со своим возлюбленным человечеством куда-то на край мира задвинуть.

Заплакал тогда суетливый мудрец, пал на колени и воззвал к Небесам:

— О, Аллах! Нет у меня, кроме тебя, ни защитников, ни свидетелей моей правоты! Яви же нам справедливость свою, защити Истину!

И раздался глас Аллаха с небес:

— С чего же вы, балбесы, взяли, что, творя миропорядок, я хоть на миг озаботился, будет ли он вам приятен или удобен для понимания?!

©Юлия Боровинская, 2005

Юлия Боровинская

Дневник героини

День первый

Да, в железных сапогах не очень-то за мужиками побегаешь! Спасибо, добрые люди подсказали поддевать в них вместо носков валенки, а то что бы с ногами было — подумать страшно! Но найти кузнеца, который сумел бы для колпака раскатать железо в тонкую фольгу и склепать пустой изнутри посох — это, я вам скажу, была еще та задачка! Ну, к счастью, всё устроилось — можно и в путь!

День второй

Вчера вечером измерила подошву — эти гадские сапоги и не думают снашиваться! Эдак я их до климакса не сношу, а тогда уже — зачем мне Финист? Хоть бы дождик пошел — глядишь, проржавеют!

День седьмой

Ржавчина, конечно, хорошо, только колпак-то тоже ржавеет! Волосы уже вместо русых стали рыжими. Про руки я вообще молчу… Гад все-таки этот Финист — мог бы хоть алюминиевое снаряжение мне заказать!

День двадцать третий

Вот так всего-то три дня с мужиком потрахаешься, а потом бегай за ним год! А что, спрашивается, делать, ежели в окрестных деревнях все холостые (да и женатые тоже!) давным-давно спились? Ну, ничего, сокол, я это тебе припомню, дай только до загса тебя дотащить.

День сороковой

Жрать нечего: подают по деревням плохо, сами нищие, в лесу грибы и ягоды уже отошли. А аппетит от этого тягания на себе железа просто зверский. Вчера удалось пристукнуть железным посохом зайчика — поджарила и слопала прямо с костями. Мышцы у меня уже стали, как у мужика. Нет худа без добра: не найду Финиста, так устроюсь кузнецом работать!

День семьдесят шестой

Ура! На левой подошве — дырка! Не зря я две недели по камням топала — одну пару сапог, можно считать, сносила! Колпак уже давно насквозь проржавел…. Только вот посох, скотина… Что бы с ним сделать? Может, опереться на него, как следует? А если заклинить его между камнями и… Готово — сломался! А это что за избушка?

День семьдесят седьмой

Дура все-таки эта бабка: вот так, за здорово живешь, незнакомому человеку серебряное блюдо и золотое яйцо отдать! Может, ну его, этого Финиста? Приданное у меня теперь хорошее — любой замуж возьмет… Ага, а за мои страдания кто ответит? Нет уж, пойду до победного конца!

День девяносто первый

Волки меня боятся. То ли я такая страшная стала, то ли запомнили, как я стальным посохом огреть могу. Одно плохо: скоро зима. Эх, померзну я в своих железяках!

День сто пятнадцатый

Все-таки медвежья шкура — это вещь! И тепло, и сухо, и спать под ней можно! Кто бы мне еще полгода назад сказал, что я медведя голыми руками заломаю! Да, кто на себе столько железа не таскал — не поймет…

День сто сороковой

Где бы найти новые валенки? Старые уже клочьями разлезаются, да и воняют так, что дышать трудно. Тем более что вторые сапоги уже тоже прохудились, наконец. Может, в этой избушке обувкой разживусь?

День сто сорок первый

Ага, пяльцы с иголочкой — это прям то, чего мне в жизни не хватало! Руки так от мозолей заскорузли, что я эту иголочку и не удержу! А новые валенки я у бабки все же сперла…

День двести девятнадцатый

И чего эти бабки моду взяли плеваться? Ну да, русским духом от меня, конечно, прет так, что кони дохнут. Потопали бы сами столько месяцев без бани — я бы посмотрела, как от них бы завоняло! Пойти что ли, действительно, в озере искупаться, а то меня не только служанкой во дворец — нужники чистить и то не наймут!

День двести двадцать первый

Вот я и во дворце. Ну, Финист, готовься! За три ночи не очухаешься — в охапке унесу! Кстати, может, и не маяться с этими баб-ягинскими подарками? Стражу размахать у меня теперь силенок хватит…

День двести двадцать пятый

Все получилось. Финист очухался, посмотрел, что со мной теперь спорить опасно, и сразу же меня своей невестой признал. А царице я зубы хорошо пересчитала, чтобы не вякала. Завтра свадьба. А я и сюрпризец приготовила! По моему заказу кузнец уже сковал для женишка чугунный галстук и свинцовый фрак.

©Юлия Боровинская, 2005

Юлия Боровинская

Золушка и последствия

Вечер, как всегда, начинался с ворчания жены. Лесник вяло жевал осточертевшую гороховую кашу и покорно слушал.

— Нет, ты мне скажи: у нас в королевстве сколько королей? Один! А сколько ему карет нужно? Ну, для себя, для жены, для придворных… Десяток-другой, не больше! Так какого ж дьявола у нас на огороде каждый божий день по карете вызревает?! Куда это барахло девать прикажешь?! Даже на дрова эта дрянь не годится — лак воняет…

— А я тебе сколько раз говорил: не ленись, срывай их с утра пораньше, пока еще маленькие! — не выдержал лесничий. — Замечательные бы игрушки для детворы получались. И вообще, король говорит: пусть растут. Он надумал это… дил-ли-жанс до соседского королевства пустить. Пригодятся.

— А всё доченька твоя, зараза, — никак не унималась супруга, — Золушка-сиротинушка… Сдвинула нам, видите ли, реальность и усвистела с муженьком в свои полкоролевства! Эх, мало я ее драла, мало!

Как всегда, когда ругали его любимую дочь, лесничий начал закипать:

— А чем, спрашивается, тебе плохо живется? Одними цветами, вон, так расторговалась — в шелке-бархате вместе с дочерьми ходишь. Еще бы, каждое утро под окном — пять розовых кустов, сажать-поливать не надо! Горох и чечевицу тебе птички перебирают, — тут он с ненавистью отодвинул от себя тарелку, — полы зайцы с белками моют… Нет, и зудит, и зудит…

Лесничий, грохоча стулом, резко встал из-за стола, снял с полки большую банку с белым порошком и потопал к двери.

— Ты куда это? — беспокойно осведомилась жена.

— Куда-куда… Крыс травить!

Вообще-то, лесничий был человеком незлобивым и терпеливым. Но с тех пор как он однажды застал свою супругу в объятиях дюжего усача в кучерском камзоле, крыс в королевстве его стараниями заметно поубавилось.

©Юлия Боровинская, 2005

Юлия Боровинская

У самого синего моря

— Говорят тебе: воротись, поклонись рыбке, — раздраженно топнула ногой Старуха. — Царицей хочу быть!

— Так ведь ты, матушка, уже того… — смущенно покашлял Старик, — одно царство профукала…

— Я, значит, профукала?! — окончательно взъярилась Старуха. — А кто, спрашивается, молодую наивную женщину одну на троне бросил, а? Да еще с малым ребенком на руках! Сам усвистел развлекаться, а я… Чем мне, скажи на милость, было от дармоедов всяких отбиваться? Мечом?! Ничего, теперь умнее буду — сразу войско найму, пусть только попробует какой-нибудь паразит во дворец сунуться! Да и поопытнее стала — сумею уж как-нибудь с царством управиться.

— Но…

— Не нокай! Сам-то к кому приперся, когда молодость и здоровье порастряс?! Смотри у меня: враз выставлю! Иди потом, просись к какой-нибудь своей бывшей шалаве в свинарник пожить! Давай-ка топай к рыбке без разговоров!

Старик закинул невод на плечо и побрел к синему морю, которое он когда-то так лихо бороздил на своем корабле. А Старуха всё пряла свою пряжу. Пряла и распускала, пряла и распускала… Привычка.

©Юлия Боровинская, 2005

Юлия Боровинская

Эпизод

Аладдин уныло бродил по подземелью, вороша груды драгоценностей в поисках волшебной лампы. Под руку ему всё время попадалось старое огниво…

©Юлия Боровинская, 2005

Юлия Боровинская

Большой секрет для маленькой компании

— Что, и слонов видел? — недоверчиво спросил Хрущев.

Гагарин покопался в куче фотографий и вытянул несколько штук:

— Так вот же они. А вот черепаха.

— Мы думали, что мир устроен просто, — раздумчиво проговорил академик Капица. — А он по сути своей сложен. Оказывается, природа вовсе не ищет простоты. И не боится эпициклов…

— И все-таки я не понимаю, — нахмурился Хрущев. — А кругосветные путешествия как же?

— Видимо, на подходе к краю мира существует некая складка или даже щель пространства, мгновенно переносящая любой попадающий в нее объект на противоположную сторону…

— Очень может быть, — вмешался Королев. — Только вот народу говорить об этом ни в коем случае нельзя. Потому что начнутся вопросы: что едят слоны? откуда черепаха? и кто, собственно, нагородил весь этот зверинец? И опять вместо науки станет религия.

— Но народу нужна правда! — горячо возразил Хрущев. — Пусть даже и религия! Главное, чтобы под руководством Коммунистической партии!

— Приехали! — сказал Гагарин. И махнул рукой. А Королев терпеливо начал объяснять:

— Религия существовала тысячи лет. И ничего не изобрела. А наука всего за один век создала и паровоз, и атомную бомбу. И если снова будет религия, мы так и останемся: на паровозе и с атомной бомбой. Вы этого хотите?

Стало тихо. Хрущев задумчиво скреб в затылке.

— Ладно, — наконец решился он. — В печать дадим вот эти фотографии сверху, где слонов не видно под земным диском и можно подумать, что земля круглая. А народ мы обманывать не станем. Просто кое о чем умолчим.

Да, вот еще что. Юра, — обратился он к Гагарину. — Ты когда в Америку поедешь, поговори на эту тему с тамошним президентом. А то они не сегодня завтра своего человечка в космос запустят. Чтобы не проболтались случайно.

— Так он же капиталист, Кеннеди этот. Вдруг он за религию?

— Джек-то? Нет, Джек, хоть и капиталист, но мужик умный. Он поймет. Ему тоже бомбу покруче атомной хочется.

©Юлия Боровинская, 2005

Юлия Боровинская

Архипины

Архип Прямоходящий просветлился уже совершенно и потому потребовал, чтобы его отныне именовали Архатом Прямоходящим. Так, дескать, истинней.

Простоватые его соплеменники спорить с мудрецом не стали, сказали: “Ну, Архар так Архар!” И даже пару рогов ему на шапку присобачили от дремучего невежества и чистоты помыслов.

Так Архип Прямоходящий на собственном опыте узнал, что слово — клевета, даже если молчанье — ложь.

* * *

Архипу Прямоходящему очень нравилось по грибы ходить. Однако есть их — не ел. То ли думал, что грибы — почти уже животные, то ли просто не любил. Срежет бывало гриб специальным ножичком, да тут же его и бросит.

Спросили его:

— Почто же ты так с живыми творениями поступаешь?

— Исключительно во благо, — ответствовал Архип. — Ведомо мне, что убийца принимает на себя всю черную карму убитого. Я уж и так святой, мне это не страшно, а вот грибочкам помогаю их черную карму избыть, чтобы в высшие формы переродиться. А иначе им это труднёхонько было бы…

На вопрос же, как, по его мнению, грибам удалось заработать черную карму, Архип Прямоходящий умолк и впал в медитацию на 20 дней, пока не забыл сути вопроса.

* * *

Архип Прямоходящий очень уважал чаньские методы.

Спросили его однажды:

— Как пройти в библиотеку?

С несвойственной ему живостью Архип вскочил и со всех подвижнических сил двинул вопрошавшего по скуле.

Ученики и все, случайно бывшие рядом, свидетельствуют, что просветленный путник бежал точно в сторону ближайшего книгохранилища.

* * *

Медитируя над фразой “Встретишь бодхисатву — убей бодхисатву”, Архип Прямоходящий неоднократно подумывал оборвать свои дни самоубийством.

* * *

Архип Прямоходящий любил заниматься недеянием. Взращивал бывало курагу, не ожидая всходов.

Что характерно, всходов и не было.

* * *

Промедитировав над иллюзорными страхами своего нынешнего существования, Архип Прямоходящий пришел к выводу, что гневные божества Бардо явятся к нему в образах математички, обучавшей его с 4 по 6 класс, стоматолога и соседки Шуры, до сих пор надеющейся его на себе женить.

* * *

Всем сердцем приняв изречение великого Чжуан-цзы о том, что “жизнь — это смерть, а смерть — это жизнь”, Архип Прямоходящий решил не умирать вовсе. Один фиг — никакой разницы.

* * *

Архипа Прямоходящего в веселых компаниях не любили. Бывало, только отвернутся, ан водки-то уже и нет. Спрашивают:

— Архип, кто всю водку выпил?

А тот ответствует:

— Поскольку наше “я” суть ложная сущность, нет никого, кто мог бы выпить водку. А бутылка, как учит великий Лао-цзы, ценна для нас пустотою внутри.

Махнут на него рукою, но впредь уже не приглашают.

* * *

Архип Прямоходящий рыбу ловить не любил, но на берегу с удочкой сидел исправно: всё ждал, когда же придут его в Первые Министры звать. А за ним всё не шли. Дикий народ…

Так что Архип постепенно втянулся и даже преизрядных сазанов к ужину приносил.

* * *

Решил однажды Архип Прямоходящий в Китай сходить. Дошел до заставы, а там его начальник не пропускает, визу какую-то требует. Подумал Архип, подумал и написал книгу “Великое Истинное Знание Архипа”. Сокращенно “ВИЗА”. И начальнику отдал. Начальник заставы эту книгу полистал, да и пропустил Архипа. Дескать, психов у нас и без него хватает. А в Китае народу куча — глядишь, и не заметят.

* * *

Архип Прямоходящий на концертах и спектаклях обычно одной рукой хлопал. Говорят, некий певец со сцены этот звук услышал и просветлился моментально — больше не поёт.

После этого приятели стали Архипа на все концерты Киркорова таскать. Но пока безрезультатно.

* * *

Архип Прямоходящий очень Кришну не любил. Не то чтобы ему лицо его синее не нравилось или, скажем, руки, ниже колен свисающие. Нет, очень уж Архипа эпизод с пастушками раздражал. Вот только представьте себе: вокруг тысяча девиц — молоденьких, хорошеньких, в рот с восторгом заглядывают. И что этот Кришна делает? Он с ними ТАНЦУЕТ! Тьфу, а не бог!

* * *

Архип Прямоходящий всегда мечтал себе домой фикус купить и сидеть потом под ним. Дерево бодхи, как-никак…

Пришел он однажды в магазин, а там ему и говорят:

— Фикусов в продаже нет, и вообще, зачем вам это мещанство? Купите вон лучше кактус пейот.

Ну, не дикари, а?

* * *

— Жизнь коротка, на всё времени не хватит, — сказал однажды Архип Прямоходящий и, чтобы совместить две практики — самосозерцание и созерцание нечистот, не мылся три месяца.

* * *

Архипа Прямоходящего, хоть и был он и мудрецом, и просветленным, одна проблема всё-таки мучила. Никак у него третий глаз не открывался. Архип бывало и чакры чистит, и мантры читает, и даосское дыхание практикует, и прану усваивает, и энергию ци по организму гоняет — не открывается глаз, хоть ты тресни!

Делать нечего, пришлось Архипу денег скопить и поехать к Великому Гуру на консультацию. Пять дней Архип постился, спал под звездным небом возле лотоса древовидного (чтобы денег на гостиницу не тратить), но на прием к гуру всё же попал.

Посмотрел Великий Гуру на Архипа и так и эдак, биополе руками пощупал и говорит:

— Так открыт же у тебя третий глаз! Давным-давно, может, даже с самого рождения.

А после помолчал и прибавил:

— Только он у тебя близорукий. Минус девять.

Подарил Архипу белый батистовый платочек и домой отправил.

А что делать? В третий глаз линзу не вставишь.

* * *

Архип Прямоходящий знал, как его фамилия будет по-латыни. Но никому не говорил. Чтобы не плодить лишних иллюзий.

* * *

Архип Прямоходящий частенько в астрал уходил. Дня по три отсутствовал, а иной раз и неделю.

Дата добавления: 2015-06-04