Паразиты сознания 11 страница. новичкам, не выкарабкаться?

новичкам, не выкарабкаться?

Я вовсе не осуждаю их: это неизбежно. Каждый университет сталкивается

со сходной проблемой - студенты настолько входят во вкус новой жизни в

кампусе, что у них исчезает желание грызть гранит науки.

Нам пришлось приложить немало сил, чтобы не позволить Флемингу,

Филипсу, Лифу и Эбнеру вхолостую прослушать курс новых знаний. Пришлось

следить за ними постоянно. Новые идеи были достаточно сильнодействующим

снадобьем, а их мозг был настолько возбужден, что им хотелось резвиться

словно школьникам на пляже. Порой, читая Гуссерля или Мерло Понти[40], они

начинали вспоминать сцены из детства или любовные истории прошлых лет.

Эбнер был большой меломан и знал все оперы Вагнера наизусть - стоило его

оставить наедине, как он тут же начинал мурлыкать какую-нибудь темку из

"Кольца Нибелунгов", погружаясь в пассивный экстаз. Филипс - этот был

законченным Дон-Жуаном и всецело уходил в воспоминания о своих победах,

даже воздух начинал вибрировать от сексуального возбуждения, и это сбивало

нас всех с мысли. В защиту Филипса я должен заметить, что в своих

сексуальных приключениях он вечно искал недостижимого, и вот теперь обрел

это и никак не может удержаться от постоянных post mortems[41].

На третий день ко мне подошел Холкрофт:

- Мне кажется - мы сами себя дурачим.

Предчувствуя недоброе, я спросил, что он имеет в виду.

- Я толком не знаю, но когда я пытаюсь поймать их волны (он имел в виду

паразитов), то чувствую очень сильную активность. Они что-то там замышляют,

- ответил он.

Этого только не хватало! Мы овладели величайшей тайной, предупредили

весь мир, а все равно остались такими же невежественными. Да кто же они

такие, эти существа? Откуда они взялись? Какие цели преследуют?

Действительно ли они обладают разумом или же примитивны, словно личинки мух

в куске сыра?

Сколько раз мы задаемся этими вопросами, но нашли лишь несколько

приблизительных ответов. Разум человека - это функция его эволюционного

устремления; и ученый и философ стремятся к истине потому, что им надоело

быть всего лишь двуногими существами. Но возможен ли разум такого рода у

этих тварей? В разумность врага всегда трудней поверить. Впрочем, история

не раз давала нам примеры, когда разум не являлся гарантией доброты. И все

же, если они разумны, то должны быть и следы этого разума. Но в этом случае

они должны понимать, что над ними взяли верх.

Но впрямь ли мы взяли верх?

Выслушав опасения Холкрофта, я созвал остальных. Мы только что

позавтракали, стояло прозрачное утро, воздух успел уже прогреться. Группа

летчиков в белых спортивных костюмах тренировалась неподалеку от нас -

ветер доносил крики сержанта.

Я рассказал о своих тревогах и объявил, что пора изучить паразитов

поглубже. Четверым "посвященным" было предложено подключиться к нашей

телепатической сети. Операция предстояла опасная, поэтому лучше собрать

воедино все наши силы. Через полчаса тренировки Лиф вдруг сказал, что

слышит нас. Остальные долго пытались, измотались, но так и не смогли

включиться - мы предложили им отдохнуть, расслабиться. Никто не знал о

наших планах - учеников не посвятили в них на случай атаки паразитов, ведь

у неофитов еще так мало опыта в использовании новых сил сознания.

И вот - закрыты жалюзи, заперты двери, мы сели рядом и сконцентрировали

душевные силы. Привыкнув к этой процедуре, я делал все почти машинально.

Для начала - словно готовишься ко сну - полное отключение от внешнего мира,

затем - отстранение от собственного тела. Через несколько секунд я уже

погружался во тьму сознания. Следующий шаг требовал некоторой тренировки:

надо отключиться от обычной физической индивидуальности. Остается только

мыслящая часть меня, и она погружается в мир мечтаний и воспоминаний.

Вот как можно представить этот процесс. Предположим, вам снится кошмар,

и вы говорите себе: "Это только сон. Я сплю в своей кровати, я должен

проснуться". Вы ощущаете свое бодрствующее "я", однако оно запуталось в

иллюзиях. Вскоре я обнаружил, что могу проникнуть сквозь пласт тех

мечтаний, что стоят на пути к чистому сознанию - довольно сложный трюк,

ведь люди обычно пользуются своим телом как отражателем сознания. Пласт

мечтаний - странный беззвучный мир, в котором ощущаешь себя словно пловец

под водой. Для новичков эта часть эксперимента может оказаться самой

опасной. Тело в этот момент служит своего рода якорем для сознания. В одном

из стихотворений Йитс благодарит Бога за "убогость плоти"[42], которая

спасла поэта от кошмаров. Тело, словно груз, заякоривает на наши мысли и

уберегает их от растекания в разные стороны. Когда мы оказываемся на Луне,

наше тело весит несколько фунтов - стоит сделать шаг, и оно взмывает в небо

словно шарик. Так и наши мысли - стоит им освободиться от притяжения тела,

как они обретают демоническую энергию. А если их владелец - человек

недостойный, то и мысли его становятся подобными исчадью ада. Человек

должен знать, что его мысли не существуют отдельно от него самого, иначе он

сойдет с ума от паники и только усугубит свое положение, подобно летчику,

который загоняет самолет в безвозвратный штопор, неосознанно давя штурвал

от себя.

Сквозь мечты и воспоминания я опускался все ниже и старался не обращать

на них внимания. Стоило отвлечься хотя бы на одно из воспоминаний, и оно

тут же превращалось в целую вселенную. К примеру, я вспомнил запах табака

"Джинджер Том", который когда-то курил мой дедушка. Я давненько не

вспоминал о старике, поэтому задержался на этом воспоминании. Тут же

представились и дедушка, и его палисадник в линкольнширском домике. И вот я

уже сам в этом палисаднике - моментально воссоздаются подробности, которые

убеждают меня в реальности происходящего. С невероятным трудом удается

оторваться от этой картинки - я снова погружаюсь в теплую темноту.

Эта темнота наполнена жизнью, но она не просто отражение жизни телесной

- она бурлит, словно электричество во Вселенной. Я бы назвал эту область

сознания "детской". Здесь, как нигде, охватывает чувство теплоты и

невинности: это мир детей без телесного воплощения.

Дальше, вслед за "детской" начинается пустота, сходная с пустотой

межзвездного пространства, похожая на небытие. На этой глубине запросто

можно лишиться всех ориентиров. В моих прежних путешествиях по сознанию я

обычно в этом месте засыпал и просыпался лишь спустя несколько часов.

Дальше я не опускался. Даже короткое пребывание в зоне небытия требует

регулярных выныриваний обратно в "детскую", чтобы собрать воедино

распадающееся внимание.

Мы по-прежнему находились в телепатическом контакте. Можно сказать, мы

ныряли туда-сюда, существуя каждый по отдельности, но держа постоянный

дистанционный контроль друг за другом. Если бы я заснул в дедушкином саду,

то остальные разбудили бы меня. А случись паразитам напасть на кого-то из

нас, мы бы тут же "пробудились" и вместе отбили атаку. Однако на самой

глубине каждый отвечал только за себя.

И вот через контакт с Холкрофтом я почувствовал, что тот продолжает

погружаться. Я замер от восхищения. На этой глубине я уже почти ничего не

весил. Сознание, будто пузырь с воздухом, рвалось на поверхность. При

помощи особой сноровки можно, конечно, опуститься и глубже, но на

тренировки уйдет уйма времени, а если сил твоих хватает лишь на то, чтобы

удерживать сознание, то дальше двигаться невозможно. У Холкрофта, видимо,

такая сноровка была.

В этих сферах сознания почти нет ощущения времени - оно как бы

движется, но никуда не уходит, - не знаю, объясняет ли что-нибудь эта

фраза. Поскольку тут нет тела, которое испытывает нетерпение, то и движение

времени представляется чем-то абстрактным. А еще я заметил - вокруг нет ни

одного паразита, хотя я был начеку. Вскоре я почувствовал, что Холкрофт

возвращается, и спокойно поплыл вверх, сквозь мечты и воспоминания,

вернувшись к физическому сознанию примерно через час после начала

эксперимента. Через десять минут Холкрофт открыл глаза. С его щек исчез

румянец, но дыхание было ровным.

Он молча оглядел нас, и мы поняли, что ему нечего сказать. Наконец, он

произнес:

- Ничего не пойму. Там внизу практически ничего не происходит. Неужели

все убрались оттуда?

- Ты видел хоть одного паразита?

- Нет. Пару раз казалось - я вижу их, но буквально одного-двух.

У остальных были сходные воспоминания. Это обнадеживало, но у всех

оставалась тревога.

В полдень мы впервые за трое суток включили телевизор, и тут же поняли,

что паразиты не теряли времени даром. Мы узнали об убийстве президента

Соединенных Штатов Африки Нкумблы, которое совершил Обафеме Гвамбе, он же

возглавил coup d'etat[43], захватив Кейптаун и Аден. В выпуске новостей

передали выдержки из обращения Гвамбе по радио после переворота. Мы

переглянулись: сомнений не было - Гвамбе находится под контролем паразитов,

и это очень встревожило нас. А недооценить их - значило допустить

смертельную ошибку.

Мы мгновенно разобрались в их стратегии, еще бы, они проводят ее уже

два столетия. Для них главное - отвлекать внимание людей бесконечными

войнами. Двести лет человечество трудится над изменением своего сознания

для чего-то нового, его интенсификацией, и двести лет паразиты всякий раз

подбрасывают людям проблемы, требующие немедленного решения.

Мы проговорили до поздней ночи. Новые события требовали немедленных

действий - но каких? Самые мрачные предчувствия овладели нами. Наконец, в

три ночи мы улеглись. А в пять утра нас разбудил Холкрофт:

- Они что-то затеяли, я чувствую. Может, лучше убраться отсюда

подальше?

- Куда?

Но тут ответив Райх:

- В Вашингтон. Надо срочно ехать туда и поговорить с президентом.

- А какой в этом толк?

- Не знаю, но мне кажется, здесь мы зря тратим время, - ответил Райх.

До рассвета оставался еще час, но мы, не мешкая, сели в вертолет,

любезно предоставленный нам правительством Соединенных Штатов. Вскоре внизу

появились длинные прямые авеню Вашингтона. Мы сели прямо возле Белого Дома.

Часовой, дежуривший у ворот, кинулся к нам с атомным автоматом наперевес.

Он был молод, и нам не стоило большого труда объяснить ему, чтобы он вызвал

старшего офицера, пока мы отгоним ветролет на лужайку перед Белым Домом.

Все-таки наши способности давали приятные преимущества: исчезали обычные

препятствия официоза.

Мы отдали офицеру послание для президента, а сами отправились попить

кофе. Случайные прохожие принимали нас за делегацию бизнесменов. Наконец мы

нашли ресторан со стеклянными стенами, где заняли два столика с видом на

улицу. Там, за столиком, я попробовал прочитать мысли Эбнера. Тот

почувствовал мое "прощупывание" и улыбнулся:

- Смешно даже. По идее, мне надо думать об угрозе, которая нависла над

человечеством и моим родным городом - я из Вашингтона. А вместо этого я

чувствую презрение ко всем этим слоняющимся по улицам людям - они же просто

спят. Им глубоко плевать, что с ними может произойти...

- Не забывай: неделю назад ты был одним из них, - с улыбкой ответил

Райх.

Я позвонил в Белый Дом и узнал, что мы приглашены на завтрак к

президенту в 9.00. Когда мы возвращались по улице, запруженной утренним

деловым людом, неожиданно тротуар дрогнул. Мы переглянулись, Эбнер спросил:

- Неужели землетрясение?

- Нет, - ответил Райх, - это взрыв.

Мы прибавили шагу и в 8.45 были в Белом Доме. Я спросил у встретившего

нас офицера, не слышал ли он о взрыве. Он покачал головой: "Каком взрыве?"

Через двадцать минут после начала завтрака все прояснилось. Президента

вызвали к телефону. Он вернулся совершенно бледным, руки его тряслись:

- Джентльмены, - объявил он, - полчаса назад была взорвана база № 91.

Воцарилось молчание, но все подумали только об одном: сколько нам

отпущено времени?

Мы с Райхом уже писали подробный отчет о тогдашнем разговоре с

президентом, поэтому я ограничусь лишь его кратким изложением. После

разговора по телефону он был на грани обморока, но мы быстро успокоили его

своими методами.

Мелвилл оказался не слишком стойким парнем. Это был прекрасный

президент с хорошей административной хваткой, но он был президентом для

мирного времени, совладать же с кризисом мирового масштаба ему было не под

силу. Его настолько потрясла новость о взрыве, что он даже забыл объявить

боевую готовность американской оборонной системе. Пришлось напомнить ему об

этом - тут же пришел в действие сверхскоростной радар особого назначения

(приятно думать, что эта штука гарантирует перехват ядерной боеголовки,

летящей со скоростью мили в секунду).

Очень хотелось Мелвиллу надеяться на случайный характер взрыва на базе

№ 91 - возможно, что-нибудь произошло со стоявшей там в ангаре ракетой для

полета на Марс (в ней было напичкано топлива достаточно, чтобы в случае

взрыва стереть с лица земли половину штата Нью-Йорк). Мы довольно жестко

объяснили несостоятельность этой версии. Взрыв мог быть организован только

паразитами, наверняка и Гвамбе тоже стал их орудием. "В таком случае, -

заявил президент, - Америка должна объявить широкомасштабную войну Африке".

"В этом нет необходимости, - ответили мы, - этот взрыв предназначался нам.

Совершенно случайно, благодаря интуиции Холкрофта, паразиты просчитались.

Гвамбе не пойдет во второй раз на подобную авантюру". "А может, взрыв был

направлен против марсианской ракеты?" - сомневался Мелвилл еще какое-то

время. В конце концов мы убедили его в главном: надо как можно скорее

собрать побольше мыслящих людей, способных понять проблему паразитов, и

создать из них своего рода армию. Если людей с ПК-способностями будет

достаточно много, мы сможем обуздать мятеж Гвамбе, пока он не

распространился дальше. Но для этого нам нужно место, где можно работать

без помех.

Целое утро мы поднимали дух президента, накачивали его энергией для

решения кризиса. Мелвиллу пришлось выступить по телевидению и заявить о

случайной аварии на базе. (Взрыв уничтожил все в радиусе 30 миль - вот

почему мы услышали его в Вашингтоне.)

Это заявление успокоило американцев. Затем была тщательно проверена вся

система обороны и послано секретное сообщение Гвамбе, в котором его

предупреждали о немедленных ответных мерах, если взрывы повторятся. Заодно

мы решили объявить о своем спасении - все равно от паразитов этого не

скрыть, к тому же, слух о нашей гибели мог вызвать отчаяние у миллионов

людей, которые видели в нас лидеров борьбы с паразитами.

Обедали молча, в подавленном состоянии - теперь мы уже слабо надеялись

на победу. Выход был один: приобщить к нашим "посвященным" еще сотню-другую

людей, а затем попытаться уничтожить Гвамбе тем же способом, какой мы

использовали против Жоржа Рибо. Хотя мы наверняка будем под постоянным

контролем паразитов, которых теперь ничто не остановит, и они овладеют еще

одним лидером типа Гвамбе. Да что там Гвамбе - они вполне могут захватить и

Мелвилла! Из него-то как раз никогда не выйдет "посвященного". Он

принадлежит к тем 95% землян, кому не под силу осознать проблему паразитов.

С этого момента мы жили под постоянным риском, даже гуляя по улице

можно было ожидать, что паразиты запустят на нас какого-нибудь прохожего,

словно ракету. А если у этого прохожего случится при себе атомный пистолет,

то кто помешает ему прикончить нас?

И вот Райх как-то сказал:

- Жаль, что мы не можем взять и улететь на другую планету и основать

там новую расу...

Тогда рассуждать об этом не имело смысла. Мы знали, что в Солнечной

системе нет обитаемых планет, а на Земле нет такого корабля, на котором

человек мог бы пролететь пятьдесят миллионов миль до Марса.

И все же... а что если именно космический корабль мог бы решить

проблему нашей безопасности? Найдется же в Америке несколько ракет,

способных доставить пятьсот человек на Луну. Вдобавок, на орбите Земли

висят три космические станции. Здесь, на Земле, мы живем под постоянной

угрозой нападения паразитов - в космосе такой угрозы быть не должно.

Ну, конечно, - вот и найдено решение. Сразу же после обеда Райх, я и

Флейшман отправились к президенту и рассказали о своей задумке. Если

паразиты уничтожат нас, то и с Землей все будет покончено. Расправившись с

нами, они будут безжалостно уничтожать всякого, кто попытается проникнуть в

нашу тайну. Это была единственная надежда для Земли и ее обитателей -

отправить человек пятьдесят на Луну, где бы мы провели несколько недель на

одной из станций. За это время мы смогли бы хорошо подготовиться к битве с

паразитами. Если наших сил окажется недостаточно, то можно разделиться на

группы учителей, а каждая из этих групп поднимет в космос еще по полсотни

человек. Так мы постепенно создадим армию, способную освободить Землю.

По предположению одного историка, в те дни, когда паразиты пленили

Гвамбе, мы "подмяли" президента Мелвилла и вынудили его пойти нам

навстречу. Кстати, во время кризиса такие действия вполне могут быть

оправданы, впрочем, нам было ни к чему использовать силу - Мелвилла

настолько ужасал кризис, что он был рад сделать для нас все возможное.

Итак, у Спенсфилда и Ремизова был готов список из дюжины человек,

которых можно допустить в наш круг. Из него мы задействовали лишь половину

кандидатов. У Холкрофта и Эбнера были, кроме того, и свои кандидатуры. В

итоге, к вечеру мы собрали 30 человек, готовых сотрудничать с нами. ВВС США

помогли доставить их всех в Вашингтон, и к восьми утра следующего дня в

нашей группе уже было 39 участников. Могло быть и 41, но самолет, на

котором два психолога вылетели из Лос-Анжелеса, разбился в районе Большого

Каньона. О причинах аварии мы так и не узнали, хотя о них нетрудно

догадаться.

Президент сообщил, что на следующий день мы можем стартовать с

ракетодрома в Аннаполисе. За оставшееся время мы устроили нашим новым

ученикам ускоренные курсы феноменологии. Чем больше мы занимались ею

практически, тем быстрее у нас проходило обучение. Возможно, помогала общая

атмосфера грядущей беды (по крайней мере, Меррил, Филипс, Лиф и Эбнер

здорово изменились за это время). Уже к концу дня один из новичков смог

произвести легкий ПК-эффект - ему удалось поднять в воздух сигаретный

пепел.

И все же нас не оставляли дурные предчувствия. Казалось, угроза

исходила как извне, так и изнутри. Допустим, мы могли бы справиться с

кем-то из отдельных людей, но - представить страшно - ведь паразиты могут

натравить на нас любого из нескольких миллиардов жителей планеты. Эта мысль

вызывала чувство безнадежности, словно нам предстояло найти иголку в стоге

сена. Признаюсь, мы даже с президента не спускали глаз, покуда находились в

Вашингтоне: для паразитов не составляло особого труда проникнуть в его

мозг.

Между тем, успехи Гвамбе в Африке начали настораживать. Когда же ООН

сделала ему официальное предупреждение, то Гвамбе не замедлил использовать

этот документ в пропагандистских целях - смотрите, дескать, эти белые

пытаются запугать черных. И смута начала распространяться с такой

скоростью, что стало окончательно ясно: паразиты выбрали Африканский

континент плацдармом для массового вторжения в сознание. Не советуясь со

своими войсками, негритянские генералы спешили заявить о своей преданности

Гвамбе. За какие-то три дня тот сделался фактическим хозяином Африканских

Соединенных Штатов.

Всю ночь перед отлетом я лежал и думал - мне ведь для сна теперь

требовалась всего пара часов, и стоило чуть переспать, как ментальные силы

ослабевали, снижался контроль за сознанием. В ту ночь я сосредоточился на

проблеме, которая давно мучила и дразнила меня. Похоже, я проглядел кое-что

очень важное.

Это смутное чувство появилось после той ночи, когда паразиты уничтожили

всех, кроме нас пятерых. Мне кажется, с той поры мы не продвинулись

дальше. Разумеется, мы одержали несколько мелких побед, и все же - ощущение

такое, что главные наши достижения уже позади. Недаром же они оставили нас

в покое после ночной битвы.

Все животные похожи на машины: ими управляют рефлексы и привычки.

Человек, в значительной мере, - тоже машина, но с определенным уровнем

разума, а это означает свободу от привычек, возможность делать что-то новое

и необычное. Теперь я понял: мучило меня опасение, что я прогляжу как раз

одну из подобных привычек. Я бился за больший контроль над сознанием, но

глубинная привычка может стать помехой на пути к настоящему контролю.

Попытаюсь объяснить. Речь идет о некоем всплеске жизненной энергии,

которая помогла мне одолеть паразитов. Как я ни пытался выяснить ее

происхождение - ответ ускользал от меня. Давно замечено, что в

экстремальных состояниях неожиданно увеличиваются внутренние силы, о

которых раньше человек и не подозревал. К примеру, война может превратить

ипохондрика в героя. Происходит это от того, что у большинства людей

жизнеспособность контролируется подсознательными силами, до сих пор

неизведанными. Но я-то о них знаю.

Я могу погружаться в собственное сознание, словно механик, который

спускается в машинное отделение корабля, а определить этот источник

истинной внутренней силы не могу. Почему же? Ведь смог же я во время битвы

мобилизовать эту гигантскую энергию. Значит, если я не могу добраться до

корней жизненной энергии, то чего-то я пока не могу понять.

Всю ночь я ломал голову, пытался все глубже и глубже опуститься в омут

своего сознания. Бесполезно - какая-то невидимая преграда мешала мне, а

может, то были моя слабость и недостаток собранности, но только не

паразиты: их я не заметил ни одного.

К рассвету я окончательно выдохся, однако утром отправился вместе с

Райхом, Холкрофтом и братьями Грау в Аннаполис, чтобы провести последнюю

проверку ракеты.

Все было в порядке. Мы опросили всю обслуживающую бригаду под предлогом

выяснения обычной технической информации. Эти ребята показались нам

честными и дружелюбными. Мы поинтересовались, как они справились с работой,

и те ответили, что все прошло без сучка и задоринки. Но тут Холкрофт, молча

разглядывавший всех, вдруг спросил:

- А ваши все здесь присутствуют?

Полковник Массей, руководитель бригады, кивнул:

- Инженеры все на месте.

- А кроме инженеров? - настаивал Холкрофт.

- Только одного нет, но он не бог весть какая важная птица - это

Келлерман, помощник лейтенанта Косты. У него на утро назначен прием у

психиатра.

Коста отвечал за программирование бортового компьютера, который

контролировал расход топлива, температуру, состояние воздуха и прочие

параметры.

Я как бы невзначай попросил:

- Конечно, это не так важно, но все же мы бы хотели посмотреть на этого

парня - так, чистая формальность.

- Но лейтенант Коста знает о компьютере куда больше, чем Келлерман. Он

ответит на любой ваш вопрос.

- И все же, мы бы хотели увидеть именно его.

Тут же позвонили психиатру военной базы. Тот сказал, что Келлерман ушел

от него с полчаса назад. Охрана, проверявшая Келлермана, доложила, что он

двадцать минут как уехал кудато на мотоцикле. Коста неуверенно

оправдывался:

- У него в студенческом кампусе девчонка, ну и я иногда разрешаю ему

съездить к ней на чашку кофе во время перерыва. Наверняка он сейчас там.

Райх мимоходом заметил:

- Хорошо бы послать за ним. А пока неплохо бы проверить все цепи

компьютера.

Через час выяснилось, что с электронными мозгами ракеты полный порядок.

Однако посланный нарочный вернулся один: Келлермана никто не видел.

- Да ладно, - сказал Коста, - ну, может, парень по магазинам решил

пройтись в городе. Конечно, это нарушение правил - видимо, он решил, что в

это утро не до него...

Полковник Массей попробовал сменить тему, но Райх остановил его:

- Мне очень жаль, полковник, но мы никуда не полетим на этой ракете,

пока не побеседуем с Келлерманом. Не могли бы вы объявить срочный розыск?

Представляю, какими сумасшедшими занудами мы им показались, но что им

оставалось делать? Одним словом, двенадцать машин военной полиции и все

полицейские района были подняты по тревоге. Тут же прошла проверка в

местном аэропорту, и выяснилось, что человек с приметами Келлермана

несколько часов назад вылетел в Вашингтон. Поиск перекинулся в столицу -

там тоже всю полицию подняли на ноги.

Наконец, Келлермана нашли, ровно через час после назначенного старта -

в 15.30. Его опознали на вертолетной площадке внутренних авиалиний в числе

пассажиров, прилетевших из Вашингтона. Келлерман возмущался, заявлял, что

отлучился, чтобы купить обручальное кольцо для невесты и вовсе не

предполагал, что его хватятся. Однако стоило нам только глянуть на него,

как тут же все стало ясно - наши опасения были не напрасными. Этот тип

представлял собой любопытный случай раздвоения личности; существенная часть

его личности была совершенно незрелой - просто находка для паразитов. Его

сознание даже не надо было завоевывать: достаточно небольшой перестройки

его центров, остальное помогало довершить школярское желание выглядеть куда

важней, чем он был. Нечто подобное движет малолетними преступниками,

которые устраивают крушение поездов ради потехи - им просто хочется влиться

в мир взрослых и натворить что-нибудь этакое, что бы вызвало вполне

взрослые последствия.

Мы с ходу, без труда выжали из него всю правду. Он сделал совершенно

незначительную перестройку температурного контроля на борту корабля,

температура бы при этом поднималась, но так медленно, что никто бы не

заметил этого. Однако эта перестройка вызвала бы нарушение работы всех

систем управления, а затем - системы торможения. И тогда, на подходе к

спутнику, нам не удалось бы погасить скорость, и корабль врезался бы в

Луну. Обычная проверка цепи не позволила найти поломку, ведь у компьютера

несколько миллиардов возможных операций, а проверка проводится лишь по

основным соединениям.

Теперь Келлерману предстояла расплата - его судил впоследствии военный

трибунал, приговоривший бывшего инженера к расстрелу, - ну а мы стартовали

лишь в 4.30 утра. К шести утра мы уже набрали скорость и двигались в

направлении Луны. Корабль был оснащен антигравитационным устройством, что

позволяло ощущать свой обычный вес. Однако в первые два часа это не спасало

нас от типичного космического головокружения.

Когда всем стало получше, мы собрались в столовой, и Райх провел беседу

о паразитах, рассказав заодно, как с ними бороться по методу Гуссерля.

Остальные лекции решили пока отложить на завтра - люди были взбудоражены

новой обстановкой, ведь многие впервые попали на космический корабль, и

ученье на ум не шло.

Наши антенны пока что принимали телесигналы с Земли. В 9.30 начались

новости, и первое, что я увидел - лицо Феликса Хэзарда, который произносил

страстную речь перед огромной толпой.

В 7.30 по берлинскому времени состоялось первое выступление Хэзарда в

Мюнхене - в нем он прославлял арийскую расу и призывал к отставке нынешнее

социал-демократическое правительство во главе с канцлером доктором

Шредером. Толпа бурно реагировала на его речь. Через два часа Новое

Национальное Движение объявило о том, что их лидер Людвиг Штер добровольно

передал свой пост Феликсу Хэзарду. Штер заявил, что Хэзард возродит былую

славу арийцев и приведет нацию к победе. Кроме того, он много говорил о

Дата добавления: 2015-06-04