Паразиты сознания 2 страница. до этого. В 1970 число это удвоилось, а к 1980-му увеличилось в шесть

до этого. В 1970 число это удвоилось, а к 1980-му увеличилось в шесть

раз...

Поразительная память у Райха: казалось, он удерживает в ней всю

статистику века. Лично меня обычно мутит от цифр. Но в тот момент что-то

странное случилось со мной: я почувствовал внутри себя прикосновение

чего-то холодного, будто обнаружил слежку со стороны какого-то опасного

существа.

Прошла минута, а меня по-прежнему знобило.

- Что, холодно? - спросил Райх.

Я кивнул и, когда Райх закончил свою речь и уставился в окно, где

светили уличные фонари, сказал:

- Вот мы говорим, говорим, а в результате выясняется, что мы почти

ничего не знаем о человеческой жизни.

- Мы знаем достаточно, чтобы ужиться друг с другом, - бодро ответил он.

Раздумывая об этом внезапном чувстве холода, я произнес:

- В конце концов, цивилизация - всего лишь сон. А если человека взять

да неожиданно разбудить? Может быть, это - причина самоубийств?

Он понимал, что я имею в виду Карела Вайсмана:

- Может быть, только непонятно, что это за чудища, о которых он

написал?

Это и для меня было загадкой. Мне никак не удавалось стряхнуть с себя

мерзкое ощущение враждебного холода, которое все больше угнетало меня.

Более того, в меня закрался страх, будто я столкнулся с какой-то

неизбежностью, бедой, и она еще не раз будет возвращаться ко мне. Я был на

грани истерики. Выпив полбутылки бренди, я оставался ужасающе трезвым -

тело размякло от алкоголя, но я не мог отождествить себя с ним. Появилась

жуткая мысль: так вот отчего растет число самоубийств - тысячи людей, так

же как и я "пробудившихся" от абсурдной реальности нашего существования,

просто-напросто отказались продолжать его. Сон истории подходит к концу.

Человечество уже на пути к пробуждению - в один прекрасный день мы

окончательно проснемся, и тогда произойдет всеобщий уход из жизни.

Я испытывал искушение как можно скорее уйти, чтобы развить эти ужасные

мысли в одиночестве. Однако заставил себя рассказать об этом Райху. Не

знаю, понял ли он меня до конца, но главное - он заметил, что со мной не

все ладно, поэтому, осторожно подбирая нужные слова, внес спокойствие в мой

разгоряченный рассудок. Он принялся рассказывать о совпадениях в

археологии, иногда настолько невероятных, что они невозможны даже в научной

фантастике. Райх поведал о том, как Джордж Смит отправился из Лондона с

абсурдной надеждой разыскать глиняные таблички с окончанием ассирийского

эпоса "Гильгамеш" и действительно нашел их; о таком же "невозможном"

открытии Шлиманом[14] Трои и Лэйардом Нимруда[15] - это произошло так,

словно неведомая сила судьбы толкала из навстречу открытиям. Приходится

признать, что археология более других наук вынуждает верить в чудеса.

Райх стремительно развивал свою мысль:

- А коли ты с этим согласен, то пойми, что цивилизация вовсе не сон и

не кошмар. Когда мы спим, мы принимаем логику сна, но стоит нам проснуться,

и эта логика рассыпается. По-твоему, логика нашей жизни навязана нашими же

иллюзиями. Ну, в таком случае, примеры с Лэйардом, Шлиманом, Смитом,

Шампольоном, Роулинсоном и Боссертом решительно противоречат твоим

умозаключениям, а ведь это реальные случаи, там произошли такие немыслимые

совпадения, на какие решится не каждый писатель...

Мне пришлось согласиться с ним, и когда я задумался о странном роке,

который привел Шлимана в Трою, а Лэйарда в Нимруд, то сразу же вспомнил о

сходных примерах в моей практике - взять, хотя бы мою первую крупную

находку, когда я откопал в Кадеше параллельные тексты на финикийском,

прото-хатти и каниссийском языках[16]. До сих пор мне не забыть внезапного

ощущения предначертанности, своего рода божественного предопределения наших

судеб или тайного закона случайности. Все это я смутно почувствовал, когда

очищал глиняные таблички от земли, потому что, по крайней мере, за полчаса

до раскопок я уже знал, что меня ждет в этот день настоящее открытие. Я

вонзил лопату в случайно выбранном месте, ни минуты не сомневаясь в этом

выборе.

За какие-то десять минут Райх умудрился освободить меня от

подавленности. Сам того не зная, я выиграл в тот вечер первую битву с

Цатоггуанами.

(Примечание редактора: начиная с этого места магнитофонная

запись дополнена автобиографическими записками профессора Остина,

которые нам любезно предоставил библиотекарь Техасского

цниверситета. Эти записки были опубликованы университетом в

отдельном издании работ Остина под названием "Разное". Ими я

попытался дополнить магнитофонные материалы.)

В ту весну бог археологии был явно милостлив ко мне. Работа с Райхом

оказалась настолько плодотворной, что я решил снять в Диярбакыре квартиру и

пожить там хотя бы год. В апреле, незадолго до отъезда на Черную Гору, я

получил письмо из "Стандарт Моторз энд Инжиниринг" - последней фирмы Карела

Вайсмана, в котором мне предлагали забрать бумаги Карела и спрашивали, на

какой адрес их можно выслать. Я ответил, что писать мне можно на адрес

"Англо-Индийской Урановой Компании" в Диярбакыре, а бумаги Вайсмана лучше

отправить на мой лондонский адрес или в Хэмпстед к Бомгарту.

Когда в 1946 году профессор Хельмут Боссерт впервые добрался до

Кадирли, ближайшего города хеттов в районе Черной Горы, он столкнулся с

главным препятствием - почти полным бездорожьем. Кадирли в те годы

представлял из себя крохотный провинциальный городишко без

электроснабжения. Теперь же это вполне современный, хотя довольно тихий

город с двумя прекрасными отелями и аэродромом, куда лондонская ракета

доставляет пассажиров из Британии ровно за час. Чтобы добраться от городка

до Черной Горы, Боссерту понадобился целый день изнурительного пути

пастушьими тропами, поросшими колючим ракитником. Мы же на своем вертолете

долетели от Диярбакыра до Кадирли за час, и потом еще понадобилось 20

минут, чтобы добраться до Черной Горы. Уже два дня поджидала нас там

аппаратура, заброшенная Райхом.

Расскажу немного о целях экспедиции. Вокруг Черной Горы, входящей в

горную цепь Анти-Таурус, существует немало тайн. Так называемая "империя

хеттов" пала в 1200 году до н.э. под напором варварских орд, среди которых

преобладали ассирийцы. Однако Каратеп (Черная Гора), Каршемиш и Зинырли

просуществовали еще 500 лет. Что происходило там все эти годы? Как удалось

хеттам сохранить свою культуру в те неспокойные времена, когда их столица

Хаттусас находилась в руках ассирийцев? Этим проблемам я посвятил десять

лет жизни.

Я всегда был уверен, что ключ к разгадке Черной Горы лежит под ней

самой, и искать его надо на такой же глубине, какой достигли раскопки

кургана в Богазкее, где были открыты захоронения цивилизации более высокого

уровня развития, старше хеттской на тысячу лет. Во время раскопок 1987 года

мне удалось извлечь множество загадочных базальтовых фигурок, очень

отличавшихся по манере резьбы от хеттских скульптур, найденных на

поверхности - знаменитых быков, львов, крылатых сфинксов. Они были плоские,

невыразительные - было в них что-то варварское. Их пытались сравнивать и с

африканскими фигурками, однако сходства нашли мало. Клиновидные символы на

статуэтках были явно хеттского происхождения, а не финикийского или

ассирийского, и все же, не будь они найдены в этом районе, я бы никогда не

отнес их к культуре хеттов.

Иероглифы представляли еще одну проблему. Со времени открытия

Грозного[17] наши познания в хеттском значительна углубились, хотя и в них

есть пробелы, особенно там, где в тексте идет речь о религиозных ритуалах.

(Представляю себе, как археологи будущего поломают голову над текстом

католической литургии, особенно над символом креста и непонятными

сокращениями.) Наверняка символы на базальтовых фигурках связаны с

подобными ритуалами, поскольку почти три четверти из них мы не понимали.

Одно из немногих расшифрованных предложений гласило: "До (или "под")

Питканаса(ом) обитали Великие Древние". В другом мы прочитали: "Тудалияс

поклонялся Абхоту Темному". Хеттский иероглиф "темный" мог также означать

"черный", "нечистый" или "неприкасаемый" в индуистском смысле.

Мои находки вызвали многочисленные комментарии светил археологического

мира. Сначала я решил, что фигурки относятся к прохеттской культуре,

которая значительно отличалась от цивилизации, открытой в Богазкее, и от

которой произошла сама клинопись хеттов. Питканас был одним из ранних

правителей хеттов, примерно, в двадцатом веке до нашей эры. Если моя

догадка верна, то из надписи следовало, что до Питканаса существовали

прото-хатти, от которых хетты унаследовали письменность (слово "под" могло

также означать, что их захоронения находились под хеттскими, как это было в

Богазкее). Что же касается упоминания о Тудалиясе, правившем хеттами в

восемнадцатом веке до нашей эры, то это еще одно свидетельство их

преемственности от прото хатт, у которых был бог Абхот Темный (или

Нечистый).

Согласно моей версии, хетты приняли некоторые положения из религии

своих предков в Каратепе и нанесли свои надписи на их фигурки в знак

преемственности. Однако чем больше я размышлял над фактами (мы опускаем их,

чтобы не усложнять повествования), тем больше начинал понимать, почему

долгие годы после падения империи хеттов Черная Гора оставалась очагом их

культуры. Что же за сила удерживала завоевателей от уничтожения Черной Горы

все это время? Все что угодно, кроме силы оружия - находки свидетельствуют

скорее о развитой художественной культуре, чем о военной организации.

Тогда, может быть, гибкая политика нейтралитета? Но о каком нейтралитете

можно говорить, когда через Каратеп, Зинырли и Каршемиш проходили главные

пути на юг - в Сирию и Аравию? Нет, лишь одна сила могла отпугнуть

воинственные племена - мистический страх. Наверняка авторитет Черной Горы и

соседних городов основывался на какой-то мощной религии, возможно,

магического характера. Вполне вероятно, что Каратеп был признанным центром

магической культуры, наподобие Дельф, а иначе как объяснить эти странные

изображения людей с птичьими головами, непонятных существ, похожих на

жуков, крылатых быков и львов?

Райх не поддерживал мою гипотезу, и свое несогласие объяснял

результатами датировки фигурок. Несмотря на то что они прекрасно

сохранились, по возрасту они оказались на тысячу лет старше культуры

прото-хатти. Позднее это подтвердил его "нейтронный датировщик".

Безусловно, меня самого не устраивала моя предварительная датировка и я

хотел знать точный возраст находок, однако оставалась главная проблема.

Насколько я знаю, до третьего тысячелетия до н.э. в Малой Азии не

существовало никаких цивилизаций, а если и были, то гораздо южнее Турции.

Но кто же тогда изготовил эти фигурки, если не прото-хатти? Может, их

завезли откуда-то с юга? Тогда откуда?

Первые два месяца нашей совместной работы Райх продолжал

экспериментировать с "нейтронным датировщиком", используя мои фигурки как

материал для исследований. И тут возникли совершенно абсурдные трудности.

Возраст черепков из Шумера и Вавилона прибор устанавливал с предельной

точностью, тем более, что у нас была возможность перепроверки, но с этими

фигурками было не все в порядке - результаты оказались настолько

необычными, что появились сомнения. Обычно нейтронный луч направляется в

течение минуты на частички каменной пыли в трещинах и выбоинах фигурок. По

этим следам эрозии и разрушений датировщик должен определить

приблизительно, когда был обработан базальт. Но тут он не сработал: стрелка

индикатора скакнула до предела: около десяти тысяч лет до н. э.! Тогда Райх

предложил увеличить масштаб замера - просто из любопытства: какой же

возраст покажет прибор, в конце концов, - и он перестроил чувствительность

на двухкратное увеличение. Стрелка тут же без колебаний дернулась в самый

угол индикатора. Чертовщина какая-то! Райх решил, что допустил в чем-то

оплошность - возможно, никакой пыли после обработки базальта не

сохранилось, и датировщик пытается зафиксировать возраст самого материала!

На всякий случай Райх велел своим помощникам изготовить шкалу для замеров

вплоть до миллиона лет - задача серьезная, решать которую придется все

лето. Вот тогда-то мы решили отправиться в Каратеп и разобраться во всем на

месте, так сказать, найти источник проблемы.

Да... источник проблемы. Сейчас просто невозможно поверить во всю эту

историю! О какой "случайности" можно толковать после всего происшедшего,

когда в один узел сплелись и смерть друга, и загадка базальтовых фигурок?

Вспоминая события того лета, просто невозможно верить в материалистическую

концепцию исторического детерминизма.

Но все по порядку. Шестнадцатого апреля мы прибыли в Кадырли. На

следующий день разбили лагерь на Черной Горе. Конечно, ничто не мешало нам

руководить раскопками прямо из отеля в Кадырли, однако наши рабочие

разместились в ближайшей деревушке, и мы решили, что нам тоже не мешает

быть рядом с объектом наших исследований. Вдобавок, моей романтической

натуре претило каждый вечер вырываться из объятий второго тысячелетия до

нашей эры и снова погружаться в атмосферу конца двадцатого века.

Свои палатки мы поставили неподалеку от могильного кургана. Прямо под

нами клокотали желтые воды речки Пирамус - ее глухой рокот постоянно стоял

в ушах. На самой вершине кургана был установлен электронный зонд.

О нем стоит рассказать поподробней: эта штука, изобретенная Райхом,

произвела настоящий переворот в археологии. Принципиально он был не сложнее

рентгеновской установки и работал по методу миноискателя. Однако

миноискатель фиксирует лишь металлические предметы, а луч рентгена -

твердые и светонепроницаемые, а поскольку земля сама по себе - твердый и

светонепроницаемый объект, то обычный рентгеновский аппарат для археологии

бесполезен. Более того, те предметы, что интересуют археологию - камни,

глиняные черепки, останки живых существ, имеют такую же молекулярную

структуру, как и грунт, в котором они покоятся, так что вряд ли

рентгеновская пленка смогла бы что-нибудь зафиксировать.

Райх использовал для своих целей электронный лазер и модифицировал его

настолько, что тот проникал до трех миль в глубину, а его принцип

"нейтронной обратной связи" позволил тут же получать изображения любого

объекта обычной формы, например, каменной плиты. Оставалось только

докопаться до найденного предмета, и тут нам должен помочь специальный

робот под названием "Крот".

Нетрудно представить мое возбуждение в день, когда мы начали работать в

Каратепе. За пятнадцать лет сложнейших раскопок новых фигурок отрыть не

удалось, объяснить происхождение старых мы тоже не могли, да еще оставалась

проблема - куда девать отрытый грунт? Но теперь изобретение Райха с

гениальной простотой решало эту задачу.

Вечером третьего дня к нам в гости пришли турецкие коллеги Фуад и

Дарга, и мы решили отправиться в Кадырли, чтобы поужинать в отеле.

Возникшее у нас поначалу раздражение - показалось, что турки шпионят за

нами по заданию правительства - вскоре исчезло, поскольку оба ученых вели

себя весьма дружелюбно, живо интересуясь, как идут наши дела. А после

превосходного ужина с бутылочкой доброго кларета все неприятности этого дня

показались несущественными. Затем мы отправились в холл отеля, где нас

ожидали турецкий кофе и бренди. И тут доктор Дарга вернулся к теме

самоубийств. На этот раз он явился во всеоружии фактов и цифр. Не буду

вдаваться в подробности нашей беседы - затянулась она далеко за полночь, -

однако мне показалось, что теория Дарги о "биологическом упадке" уже не

выглядела такой дикой.

Мы никогда не сможем понять, говорил Дарга, неслыханный рост числа

самоубийств в мире, если будет отчаянно держаться только за одну гипотезу -

"невроза цивилизации" и ссылаться лишь на то, что мы слишком от многого

защищены, и жизнь наша не имеет истинной цели. А как быть с многочисленными

примерами героизма и самопожертвования? А сколько многообещающих открытий

сделала психология за последние 50 лет? Даже уровень преступности заметно

понизился в последние годы, несмотря на перенаселенность планеты. В первой

половине двадцатого века рост преступности и рост числа самоубийств

увеличивались одновременно. Почему же теперь, когда преступлений становится

меньше, статистика самоубийств так драматически увеличивается? Это весьма

дурной знак: во все времена эти два патологических явления развивались

синхронно. Раньше случаи самоубийств частично зависели от преступлений,

поскольку одна треть убийц кончала с собой. Нет, говорил Дарга, тут мы

имеем дело с каким-то загадочным законом исторического упадка, о котором

догадывался один лишь Шпенглер. Каждый индивидуум представляет собой лишь

маленькую клетку гигантского тела цивилизации, а в этом теле, как и в

человеческом, неуклонно развивается процесс старения...

Должен сознаться, что он почти убедил меня. В половине первого мы

расстались, обменявшись наилучшими пожеланиями, и два наших вертолета

воспарили над Кадырли, залитым лунным светом. В час ночи мы уже были на

раскопках.

А ночь была прекрасна - в воздухе стоял аромат златоцвета - греки

называли его асфоделем, цветком подземного мира, а с холмов доносился

резкий запах каких-то кустарников. Тишину нарушал лишь рокот речки. Своей

холодной мертвой красотой вершины окружавших гор напомнили мне мое первое

путешествие на Луну.

Все еще находившийся под впечатлением речей доктора Дарги, Райх ушел к

себе в палатку. Я же побрел по холму к нижним воротам города, затем

взобрался по ступенькам на крепостную стену, откуда открывался вид долины,

залитой лунным светом. Мне вдруг захотелось задержать это необычное

романтическое настроение, и я стоял чуть дыша, силясь представить себе

давно умерших часовых, стоявших на этом месте, а на другой стороне гор в

это время прятались ассирийские лазутчики.

И вдруг ход моих мыслей принял мрачный оборот - показалось, что мое

пребывание здесь совершенно ненужно и бессмысленно. Моя жизнь - всего лишь

мельчайшая рябь на поверхности бескрайнего океана времени. Меня окружал

враждебный мир, абсолютно безраличная вселенная. До чего же абсурдно

упорство человечества, страдающего неизлечимой тягой к величию! Господи, да

ведь вся наша жизнь не что иное, как сон! Сон, который никогда не станет

реальностью.

Одиночество становилось непреносимым. Я было собрался наведаться к

Райху, но свет в его палатке уже погас. Сунув руку в карман за платком, я

нащупал подаренную доктором Фуадом сигару, которую взял скорее как знак

уважения - сам-то я не ахти какой страстный курильщик. Но теперь мне

захотелось зажечь ее, чтобы вместе с запахом табака вернуться в

человеческий мир. Я отрезал перочинным ножиком один ее конец и продырявил

другой. Сделав глубокую затяжку, тут же пожалел об этом: вкус оказался

отвратительным. Я положил сигару на стену и продолжал рассматривать долину.

Через пару минут сигарный дым показался мне приятным, и я снова затянулся,

стараясь делать затяжку как можно больше и глубже. Голова немного

закружилась - я откинулся к стене. Не хватало еще срыгнуть отличный ужин.

Потом тошнота прошла, осталось лишь чувство разлада с собственным телом.

В этот момент я снова взглянул на луну, и неожиданно меня охватил

безотчетный ужас, словно я был лунатиком, который внезапно проснулся и

увидел, что он балансирует на оконном карнизе в тысяче футов от земли. Мозг

мой раскалывался от страха. Я попытался взять себя в руки и понять причину

внезапного ужаса - похоже, он исходил от внешнего мира, на который я

смотрел, чувствуя себя лишь ничтожной деталью окружающего ландшафта. Нет,

вразумительно это не объяснить... Вдруг мне показалось, что понимаю

сумасшедших: они видят мир лишь со своей малюсенькой, но личной точки

зрения крошечного земного червя. Огромный мир поражает и пугает, но они

продолжают смотреть на него из-за щита своей личности. Страх заставляет

этих несчастных чувствовать себя песчинкой в этом мире, однако он не сводит

на нет их роль, скорее наоборот - усиливает ощущение своего Я. Вот почему

стоило лишь попытаться отделиться от своей личности, как я тут же увидел

себя лишь частицей общего ландшафта, столь же незначительной, как камень

или муха.

Здесь мои переживания вышли на новый уровень. "Но ведь ты гораздо

больше камня или мухи, - сказал я себе. - Ты же не просто предмет.

Заблуждение это или нет, но твой мозг содержит информацию обо всех

исторических временах. Внутри тебя, занимающего ничтожный клочок земли,

куда больше знаний, чем во всем Британском Музее с тысячами миль его

книжных полок".

Это было уже что-то новенькое. Новые мысли заставили забыть о ландшафте

и обратить взгляд внутрь себя: если пространство бесконечно, то как насчет

внутреннего пространства; человека? Еще Блейк писал о том, что вечность

начинается в центре атома. Мой недавний страх исчез. Нет, пожалуй, я

поспешил записать себя в объекты безжизненного ландшафта. Человек ограничен

лишь пределами своего мозга, но пространство сознания - это совершенно

новое измерение. Наше тело - не более чем стена между двумя

бесконечностями. Одна из них - бесконечность пространства - расходится во

все стороны, а другая - бесконечность сознания - устремляется в

безграничность внутреннюю.

Это был момент откровения, словно зрение мое приобрело неслыханную

зоркость. Но в то же мгновение, едва я забыл о внешнем мире и

сосредоточился на изучении внутреннего пространств, я почувствовал нечто

ужасное. Нет, это невозможно описать - в самом углу взгляда, обращенного

вовнутрь, я уловил движение неведомого мне существа. Это был настоящий шок

- представьте себе. будто вы лежите, расслабившись, в теплой ванне, и вдруг

что-то проскользнуло между вашими ногами.

В долю секунды внутреннее зрение исчезло. Глядя на вершины гор и

проплывавшую над ними луну, я испытал невыразимое удовольствие, словно

только что вернулся домой с другого края вселенной. Голова кружилась, я

чувствовал себя очень усталым. Так я простоял минут пять, а затем

отправился к палатке, где снова попытался взглянуть внутрь себя. На этот

раз получилось почти мгновенно.

Но я ничего не чувствовал.

Забравшись в спальный мешок, я понял, что больше не хочу спать. Очень

хотелось поговорить с Райхом или с кем угодно - надо было выразить все, что

я пережил. Человеку свойственно считать свой внутренний мир своей

собственностью. "Могила - славное владенье человека..." - писал

Марвелл[18], и то же самое можно сказать о нашем сознании. В мире реальном

наша свобода ограничена, но в нашем воображении мы можем делать что угодно,

более того - мы можем надежно скрывать свои секреты; мозг - самое укромное

место во вселенной, иногда даже слишком укромное. "Мы все мечтаем о ключе,

когда сидим в своей темнице"[19]. Оттого-то и трудно излечиваются

душевнобольные, что не просто попасть в их темницу.

Я по-прежнему не мог забыть ощущение чего-то чужого внутри себя,

правда, оно уже не казалось столь ужасным. Это все равно как войти в

комнату и, не ожидая там встретить кого-нибудь, обнаружить постороннего

человека; первое, что приходит на ум - это грабитель. Затем эта мысль

уходит прочь. Даже если там и впрямь грабитель, то относиться к нему

начинаешь как к реальности, и первоначальный страх исчезает. Меня больше

беспокоило не это нечто (или некто), а то, что оно находится, так сказать,

в моей голове.

Стоило страху смениться интересом, как меня тут же потянуло в сон.

Последнее, о чем я подумал, была мысль о галлюцинации, вызванной турецким

кофе и сигарой.

Проснувшись в семь утра, я понял, что не был прав по поводу

галлюцинаций: уж больно отчетливо я все помнил. И должен признаться,

происшедшее все больше возбуждало во мне интерес, а не страх. Это нетрудно

понять: повседневная жизнь занимает все наше внимание и удерживает от

"погружения в себя". А моей романтической натуре это претит - я люблю

уходить в себя, хотя из-за повседневных проблем это не просто. И вот теперь

у меня появились тревоги, связанные с чем-то, что внутри меня, и они

напомнили, что мой внутренний мир столь же важен и реален, как и внешний.

За завтраком меня так и подмывало рассказать обо всем Райху, однако

что-то удерживало - должно быть, страх, что тот не поймет меня. Он заметил

мою отстраненность и сказал об этом, я ответил, что сигара Дарги оказалась

для меня слишком крепкой. На этом разговор и закончился.

В то утро я руководил запуском электронного зонда на кургане. Райх ушел

в палатку, где собирался поработать над усовершенствованием двигательной

части зонда - у него была идея установить прибор на воздушную подушку.

Рабочие перетащили зонд к самым нижним воротам, и, когда все было готово, я

уселся, настроил контрольный экран и запустил установку.

В первую же секунду я понял, что напоролся на какой-то предмет. По

экрану пробежала сверху вниз белая полоса: прибор засек какую-то

выпуклость. Я отключил питание - обратная связь усилилась, и по экрану

поползли горизонтальные линии. Отослав техника за Райхом, я продолжал

осторожно прощупывать обнаруженный объект. Теперь было ясно, что он там не

один - и справа и слева от него тоже находились какие-то предметы.

Поскольку это был мой первый опыт работы с зондом, я не совсем

представлял, какого размера моя находка и как глубоко она лежит. Но когда

прибежал Райх и взглянул на индикаторы, он воскликнул:

- Ах, черт возьми, ну ты накрутил!

- Что случилось?

- Должно быть, ты выкрутил ручки управления до отказа и что-то

разъединилось. Получается, что твоя находка лежит на глубине двух миль, а

ее высота - около семидесяти футов![20]

Я с сожалением вылез из кресла. Вечно мне не везет с техникой: новую

машину я разбивал в считанные часы, приборы, не дававшие ни малейшего сбоя,

перегорали, едва я приближался к ним. И теперь, зная, что не сделал ничего

предосудительного, я все же чувствовал вину.

Райх отвинтил кожух и заглянул внутрь. Он сказал, что как будто все в

порядке, но это означает, что придется после обеда проверить всю цепь. Я

начал было извиняться, но он похлопал меня по плечу:

- Не бери в голову. В любом случае мы что-то нашли. Остается только

узнать, далеко ли оно находится.

Мы наскорого съели неплохой обед, правда, без горячего, и Райх бросился

к установке. Я взял надувной матрас и отправился полежать в тени у Львиных

Ворот, чтобы наверстать недоспанные ночью часы. На целых два часа я

безмятежно забылся.

Проснувшись, я увидел перед собой Райха, глядящего в сторону реки. Я

взглянул на часы и поспешно вскочил:

- Что же ты не разбудил меня?

Он задумчиво присел рядом. Я с нетерпением подчиненного спросил:

- Ну что, нашли поломку?

Райх взглянул на меня и не сразу ответил:

- Нет там поломки.

- Уже починили? - не понял я.

- Нет, ее просто не было.

- Уже лучше. А что же тогда случилось?

- Вот это-то и беспокоит меня. С машиной все в порядке.

- Не может быть! В таком случае, ты знаешь, где лежит та штука?

- Да - на той глубине, какую показал индикатор - две мили.

Я едва сдержал изумление - ну и дела!

- Две мили, - сказал я, - это глубже, чем основание холмов, то есть...

Дата добавления: 2015-06-04