Часть первая 10 страница. На «Этажерке» было много гуляющих

На «Этажерке» было много гуляющих. С трудом найдя свободную скамейку, Гобято с Звонаревым сели и занялись рассматриванием публики и стоящей на рейде эскадры. Корабли эскадры усиленно дымили, как будто готовились к походу, но то и дело отваливавшие от них шлюпки, переполненные матросами и офицерами, говорили о другом.

— Лафа этим морякам, — позавидовал Гобято. — Сидят за нашей спиной, жуируют, наслаждаются жизнью и получают больше нашего. Вот и сорят они деньгами в ресторанах и кабаках, на зависть армейцам. Создается нездоровая обстановка розни между армией и флотом. Стессель использует ее для своих интриг против флота. Вон идет капитан второго ранга Эссен, командир «Новика». Почти каждый день выходит на крейсере, — указал Гобято на подходящего к ним моряка.

Когда подошел Эссен, оба встали, отдавая честь.

— Здравствуйте, капитан, — приветствовал он Гобято. — Давненько вас что‑то не видел. Разрешите присесть к вам?

— Милости просим, Николай Оттович, — любезно ответил Гобято и представил Звонарева.

— С какой батареи? — справился моряк.

— С Электрического Утеса.

Эссен внимательно посмотрел на прапорщика.

— Лучшая батарея. Часто с удовольствием наблюдаю за ее стрельбой. Много вы хлопот японцам доставляете. Видна хорошая слаженность в работе и умелое руководство огнем. Кто у вас командир?

— Капитан Жуковский.

— Я его не знаю.

— Вы, Николай Оттович, верно, знаете поручика Борейко — большой такой, — вставил Гобято.

— Как же! Собутыльник нашего Дукельского. Говорят, два сапога пара‑скандалисты, но толковые ребята. Я всегда к себе на «Новик» таких стремился побольше набрать. Мой боцман Кащенко по портовым кабакам подбирает самых буйных матросов. Многие из командиров кораблей бывают рады‑радешеньки от таких матросов избавиться, а у меня они работают как черти. Наш матрос чудеса может делать, только надо уметь к нему подойти: не быть формалистом, по пустякам не придираться, а за дело греть. У меня самые безнадежные забулдыги кресты и нашивки быстро получают. С офицерами дело обстоит куда хуже.

Звонарев с интересом слушал командира прославленного «Новика», не раз рисковавшего на своем легком быстроходном крейсере бросаться в атаку чуть ли не на всю японскую эскадру.

Проходившие мимо моряки почтительно раскланивались с Эссеном. В толпе показался Сойманов вместе с другими офицерами. Он подошел и, поздоровавшись, начал усиленно просить Эссена о переводе на «Новик».

— Вирен возражать не будет? — спросил командир.

— Вы ведь его знаете — собака на сене: и нам на «Баяне» развернуться не даст, и от себя не отпускает. Говорят, скоро к нам адмирал Макаров приезжает, тогда я попытаюсь прямо к нему обратиться. Он хоть и адмирал, но, по слухам, и сам не прочь все время плавать на легких крейсерах и миноносцах.

— Это из Кронштадта, знаменитый изобретатель и строитель «Ермака». Из матросов он, читали? — заметил Гобято.

— Он самый. Начал службу юнгой, а добрался до вице‑адмирала. В наше время это не так‑то легко без помощи тетушек и дядюшек. К тому же его сильно недолюбливают за беспокойный и резкий характер. К нам его, верно, с удовольствием сплавили. Зато мы определенно выиграем, получив Макарова после старой развалины Старка.

— Нам следовало бы покрепче связаться с флотом, — вставил Звонарев.

— Рад буду видеть вас вместе с капитаном Гобято у себя на «Новике». Быть может, вы даже рискнете с нами выйти в море? Погоняемся за японцами, заодно покажем вам наше искусство стрельбы, — пригласил Эссен.

Артиллеристы поблагодарили и предложили вместе пообедать в ресторане «Саратов», расположенном неподалеку.

Зал ресторана был полон обедающими, по преимуществу военными; вечерней кутящей публики еще не было. С трудом отыскали два свободных столика. Вскоре в зал вошел стрелковый поручик Стах Енджеевский. Он был, видимо, прямо с занятий — весь запыленный, усталый. Не найдя свободного места, он подошел к своим знакомым Сойманову и Гобято и попросил разрешения сесть около них.

— Пожалуйста, — приветливо пригласил его старший за столом, Эссен.

— Ты — откуда это такой усталый? — спросил его Сойманов.

— Со службы. Только теперь, когда война началась, мы начали учить солдат, как следует стрелять, в мирное же время занимались парадами да шагистикой. Сорок учебных патронов на солдата за четыре года службы полагалось! Зато «ура» кричать да приветствовать начальство учились круглые сутки, — жаловался Енджеевский. — И сейчас все еще учат стеной в штыки ходить, не признают рассыпного строя, так как никто из офицеров не умеет им управлять, а солдаты не привыкли к самостоятельности и не знают, что им в цепи делать. Я свою команду охотников с утра до вечера натаскиваю в рассыпном строю.

— Кто у вас командир? — полюбопытствовал Гобято.

— Савицкий, толстый такой, не глуп, но подл и трус. Зато в чести у начальника дивизии Фока, генерал в нем души не чает. Одним словом, с боевой подготовкой дело обстоит определенно плохо. У вас, артиллеристов, лучше: и стрелять умеете, и изредка даже попадаете, — съехидничал Стах.

— Напрасно подсмеиваетесь, поручик, — вмешался Эссен. — Перед вами наглядный пример меткости: прапорщик сумел подбить среди ночи крохотный миноносец с дистанции в двадцать кабельтовых, это совсем не плохо.

Публика постепенно прибывала. Появился оркестр и заиграл веселые вальсы.

Появление Дукельского сразу внесло оживление.

— Жорж, подсаживайся к нам! — окликнул его Эссен.

Лейтенант не замедлил подойти.

— Какие новости? — здороваясь, спросил у него Эссен.

— Макарова ждем в Артур через неделю или дней через десять. Сегодня получили от него телеграмму уже из Омска. Старк начал складывать свои пожитки и собирается спускать флаг. Флаг‑капитан Молас нервничает, побаивается, что Макаров другого флаг‑капитана возьмет, — начал выкладывать новости Дукельский. — Что же еще? Да, Витгефт ничего не делает, объедается и засматривается на девочек, которых тралит его сын. Григорович гадает на кофейной гуще, что ему принесет приезд Макарова‑адмиральские ли орлы или списание за «доблестную» боевую деятельность двадцать шестого января. Шенсиович все никак не может снять свой «Ретвизан»с мели. Кажется, обо всем сообщил, господа.

— Язычок же у тебя, Георгий Владимирович, — усмехнулся Эссен, — ну, а Эссен о чем думает?

— Что ему наконец позволят воевать с японцами понастоящему, а не стрелять на предельной дистанции, стоя на якоре под защитой батарей.

— Угадал! Я очень надеюсь, что с приездом Макарова пребывание эскадры в порту кончится. Насиделись мы достаточно.

После обеда выпили по бокалу шампанского за дружную совместную работу армии и флота и стали расходиться. Моряки двинулись к себе на корабли, Гобято отправился домой, а Енджеевский с Звонаревым решили сходить за покупками

В магазине «Кунст и Альберт» они встретились с пожилой, лет сорока, дамой, которую сопровождали две молоденькие девушки. Одну, повыше ростом, румяную шатенку, с задорно блестящими карими глазками, звали Лелей, а другую — маленькую, худенькую блондинку, с чудесными голубыми мечтательными глазами — Олей. Все трое дружески приветствовали Енджеевского.

— Что вас так давно не видно, Стах. Где вы пропадаете? Опять сидели на губе? — засыпали его вопросами девушки.

— Учу своих солдат воевать.

— А раньше что же вы делали?

— Учил их маршировать.

— Стах, вы неисправимы, — улыбнулась дама. — За ваш язык вас начальство и не любит.

Енджеевский представил Звонарева.

— Вы артиллерист? Четвертой бригады? — поинтересовалась Оля.

— Нет, с Электрического Утеса.

— Вот вы откуда. — Все три женщины с любопытством посмотрели на прапорщика.

— Говорят, там у вас не очень спокойно?

— Да, бывает иногда даже весьма жарко.

Покончив с покупками, Звонарев и Стах пошли проводить своих знакомых. Стах и Леля ушли вперед.

— Пусть полюбезничают, — улыбнулась Мария Петровна. Оля только вздохнула в ответ.

— Что, и тебе Стах сердце присушил? Беда мне с моими девицами: всегда обе сразу в одного кавалера влюбляются и только мешают друг другу.

— Совсем я не влюблена в Стаха. Хотя вообще он очень хороший, совсем не похож на офицера.

— Вы недолюбливаете, кажется, наше доблестное офицерство? — спросил Звонарев.

— Многих из них любить‑то не за что. Грубы, нахальны, некультурны, бьют солдат и пьянствуют беспробудно. Стыд и срам, — горячо обрушилась Оля.

— Само собой разумеется, господин Звонарев, о присутствующих не говорят, — поспешила смягчить резкость Оли Мария Петровна. — Мы вас не знаем и надеемся, что вы составляете счастливое исключение, как и наш Стах. Вы давно с ним знакомы?

— Только сегодня познакомился.

— Вот мы и дома, — остановились женщины около калитки большого сада, в глубине которого виднелось одноэтажное здание.

— Что это за здание? — спросил Звонарев.

— Городская начальная школа имени Пушкина. Я заведую школой, а Оля и Леля работают учительницами, — пояснила Мария Петровна.

— У вас учится детвора?

— Днем детвора, а вечером школа для взрослых. Большей частью это мелкие служащие, не имеющие среднего образования, хотя есть и рабочие и даже несколько матросов из портового управления. Вот и наши голубки возвращаются, — улыбнулась она, заметив подходящих Лелю и Стаха.

Звонарев и Енджеевский стали прощаться.

— Как их фамилии? — спросил Енджеевского Звонарев, когда они отошли от сада.

— Заведующая — Желтова, Леля — Елена Федоровна Лобина, а Оля — Ольга Семеновна Селенина. Леля — моя невеста. Давно бы мы с ней поженились, да в полку не разрешают: учительница, видите ли, не пара офицеру! Я мечтаю об учительской семинарии. Кончить бы ее, пошли бы в деревню с Лелей вместе учительствовать. А пока я начальник охотничьей команды Четырнадцатого стрелкового полка, — усмехнулся Стах. — Ну, мне направо, будьте здоровы, Сергей Владимирович, и постесняйтесь, заходите в школу; дом там, правда, не аристократический, но зато бывает просто и весело. Захватите с собой какую‑нибудь снедь, чтобы не вводить хозяек в большой расход.

Расставшись с Енджеевским, Звонарев пошел домой. На углу одной из улиц он столкнулся лицом к лицу с какой‑то дамой, которая от неожиданности и испуга выронила из рук свои покупки. Извинившись, прапорщик поспешил их поднять и предложил даме донести их до дому.

— Пожалуйста, кстати мне уже совсем недалеко. Вы меня очень обяжете, а то я задержалась в магазинах и боюсь идти одна по улице. Вы сами какой части? — спросила дама.

Звонарев сказал.

— У Василия Федоровича Белого, значит, в подчинении? На какой батарее? На Электрическом? Мне муж говорил, что это самая боевая батарея. Он там тоже один раз был, еще двадцать седьмого января. Рассказывал, как японцы засыпали Утес снарядами. Анатоль даже хотел представить командира к награде, да солдаты там показались ему плохо дисциплинированными. Но вы не унывайте, еще будут награды впереди, — разливалась дама.

Звонарев недоумевал, с кем он разговаривает. Насколько можно было рассмотреть в сумерках, дама была уже не молода, но, миловидна, хорошо одета и, видимо, принадлежала к артурскому высшему обществу. Спросить, кто она, прапорщик не решался и молча слушал ее болтовню.

— Вы меня очень тронули вашей любезностью, молодой человек, милости прошу к нам заглянуть, попросту, без визитов, — теперь по военному времени не до того. Стессель, Вера Алексеевна. Дорогу к нам вам укажет любой солдат. — На прощанье Вера Алексеевна пожала ему руку.

«Так вот, значит, какая эта самая Стессель, о которой столько говорят, — подумал Звонарев. — Везет мне сегодня на новые знакомства в самых разнообразных кругах: из моряков — Эссен, из стрелков — Стах, учительницы и, наконец,» Стессель «, — подвел он итоги дня.

Когда вечером он рассказал Гобято о своем знакомстве с Верой Алексеевной, тот громко расхохотался.

— Теперь вам, дорогой Сергей Владимирович, карьера в Артуре обеспечена. Попасть в фавор к жене Стесселя — это значит заручиться лучшей у нас протекцией. Она баба неглупая, гораздо умнее своего мужа, вертит им как хочет и держит в ежовых рукавицах.

— Я к военной карьере не стремлюсь.

— Все же это знакомство может когда‑нибудь и пригодиться вам. Память у нее прекрасная, особенно на молодых людей.

На следующий день, когда Звонарев вместе с Гобято пришел в мастерскую, солдаты заканчивали расклепку станин. Работа шла дружно и споро, Братовский подходил то к одному, то к другому из мастеровых и показывал, как удобнее и скорее срубить заклепки.

Жмурин уже не решался давать какие‑либо указания.

— Пожалуй, они сегодня закончат расклепку, — проговорил Гобято. — Откуда у них прыть такая взялась?

Братовский улыбнулся.

— Знаем, зачем и что делаем, ваше высокоблагородие, вот и работа интереснее. Вчера их благородие нам рассказали и объяснили, что к чему.

— Сегодня суббота, зашабашим в два часа дня. Поспеете работу кончить? — спросил Гобято.

— К обеду кончим, а после обеда перенесем станины в кузнечную, там и приладим к ним дополнительные листы, — ответил Братовский.

— Спасибо, братцы, за усердную службу, — поблагодарил Гобято. — В воскресенье все получите увольнительные в город.

— Мы, ваше высокоблагородие, хотели и завтра поработать, чтобы скорее закончить дело.

— Не возражаю, после дам вам по два отпускных дня, — пообещал капитан. — Эту работу необходимо окончить возможно скорее.

— Вы, оказывается, говорить с солдатами мастер. Этим талантом у нас, к сожалению, мало кто обладает: больше зуботычинами действуют, — сказал Звонареву Гобято, когда они отошли от солдат.

— Школа Борейко. В этом же секрет и его успехов в стрельбе: сумел заинтересовать солдат.

В канцелярии их поджидал начальник крепостной жандармской команды, ротмистр князь Микеладзе.

— Чем могу служить? — сухо спросил его Гобято.

— Разговорчик к вам есть один, секретного порядка, многоуважаемый Николай Андреевич, — залебезил жандарм.

Гобято выслал писарей из комнаты. Микеладзе многозначительно посмотрел на Звонарева.

— Это мой помощник и заместитель, можете его не стесняться, — пояснил Гобято.

— Господин Звонарев, если не ошибаюсь, человек новый, только что в Артур приехал, не в курсе наших дел, да и человек он, простите, штатский, случайный на военной службе, так что, признаюсь, его присутствие меня слегка смущает.

— Откуда вы все это о нем знаете? — удивился Гобято.

— Какой бы я был жандарм, если бы не знал каждого нового офицера в Артуре. Мы, жандармы, должны знать все — кто чем дышит, что думает.

— Я могу уйти, — вмешался Звонарев.

— Очень прошу вас остаться. Князь, я надеюсь, не будет больше возражать.

Ротмистр поморщился, но протестовать не стал.

— У вас в мастерских появилось несколько новых солдат, среди них есть и нежелательный элемент. Например, Иосиф Братовский: он состоял членом нелегальной организации в Варшаве, на механическом заводе Лильпопа. Только за отсутствием прямых улик избег суда. По настоянию варшавского губернского жандармского управления его направили в Артур. Немедленно по прибытии он был взят моим агентом под наблюдение. Хотя пока за ним ничего еще не замечено, но следить за ним надо внимательно.

— У меня нет никаких опорочивающих Братовского данных, работает он прекрасно, поведения примерного…

— По вечерам, извините, в нужнике долго с солдатами засиживается и разговоры разные ведет: кто, да откуда, да где работал; почву, очевидно, нащупывает.

— У страха глаза велики, князь. Вы всегда из мухи слона делаете. Чихнет солдат, а вы уж готовы в этом видеть потрясение основ, — иронизировал Гобято.

— От копеечной свечки, говорят, Москва сгорела.

— Вы бы лучше вашу энергию обратили на борьбу со шпионажем. Помимо японцев, одетых под китайцев, в городе имеются шпионы и других национальностей, прежде всего англо‑американцы. Вот где главное наше зло. Под вывеской торговли они самым беззастенчивым образом собирают важные в военном отношении сведения, — с негодованием проговорил Гобято.

— Английские и американские подданные все высланы за пределы Квантунской области.

— Сам не далее как вчера видел на улице Томлинсона и Смита. Они процветают не хуже прежнего, — спорил капитан.

— Они приняли другое подданство и стали недосягаемыми для нас. Что касается китайцев, то… это нелегкая, сознаюсь откровенно, задача. Русских агентов к ним не пустишь, не верят они им, а среди китайцев мы, к сожалению, еще не создали прочной агентуры. Среди русских куда легче. Вот, например, господин Звонарев вчера был замечен в обществе весьма нежелательных в Артуре особ: заведующей Пушкинской школой и ее учительниц. Они там, под видом вечерней школы, чуть ли не курсы агитаторов устроили.

— Какое вам, господин ротмистр, дело — где и с кем я бываю? — возмутился Звонарев.

— Нам, жандармам, до всего есть дело. С какой вы девочкой спите, и то мы должны знать. Вот вы раз или два были в компании у мадемуазель Ривы, мы и это знаем. Должен сказать, что вполне одобряем ваш вкус, — весьма интересная жидовочка и ни к какой политике не причастна.

Звонарева все больше возмущал наглый и самоуверенный тон жандарма.

— Вам, должно быть, известно, что вчера я не один был с заведующей школой…

— Как же, с вами был поручик Енджеевский, тоже чуть ли не социалист. Вас нельзя поздравить с таким знакомством.

— Позвольте мне знать самому, с кем и какое вести знакомство. В ваших указаниях по этому поводу я не нуждаюсь, — резко оборвал Звонарев.

— Мы, жандармы, народ не обидчивый, а теперь имею честь кланяться. Надеюсь, до скорого и приятного свидания. — Жандарм, пожав им руки, вышел.

— Удивительно неприятная публика эти жандармы. Во все свой нос суют, — возмущался Гобято.

— После жандармского рукопожатия хочется сейчас же вымыть руки, — согласился Звонарев.

На следующий день утром в воскресенье Гобято принесли записку от Эссена с приглашением прибыть на» Новик «, который готовился идти в море. Гобято и Звонарев поспешно оделись и отправились за посланцемматросом.

» Новик» уже начал двигаться, когда шлюпка с артиллеристами подошла к нему. У трапа их встретил вахтенный офицер и проводил на мостик к Эссену.

Приветливо поздоровавшись, Эссен сообщил, что «Новик» во главе четырех миноносцев направляется на поиски японских торговых кораблей. Затем он познакомил их со своими офицерами.

По выходе в море крейсер развил двадцатиузловую скорость и лег на курс зюйд‑вест, направляясь к южной оконечности Ляодунского полуострова — Ляотешаню.

Звонарев, впервые попавший на военный корабль, с интересом наблюдал неторопливую и спорую работу матросов. Сперва он даже не нашел своего Электрического Утеса‑до того он сливался с фоном сзади лежащих гор, и только дальномерная будка, светлым пятном выступавшая на серых скалах, выдавала место расположения батареи.

«Надо будет ее убрать в бруствер, чтобы не было заметно», — решил Звонарев, рассматривая батарею.

Расположенная на самой вершине Золотой горы, батарея одиннадцатидюймовых мортир четко проектировалась на фоне неба. Прапорщик теперь понял, почему японцы так часто обстреливают именно эту батарею.

— Ваш Утес прекрасно замаскирован, но его всегда выдает густой дым выстрелов. Было бы очень хорошо, если бы вы перешли на бездымный порох, — заметил Эссен.

— Мы как раз сейчас и работаем над такой переделкой лафетов, — ответил Гобято. — Думаем, что сможем посостязаться с японцами и в дальнобойности.

— Что касается меткости, то вы давно перещеголяли японцев. Каждый раз, как они появляются у Артура, неизменно получают от вас хотя бы одно попадание, вы же до сих пор не имели ни одного поражения, — продолжал Эссен.

За «Новиком»а кильватере шли, усиленно дымя, четыре миноносца. Концевым шел двухтрубный миноносец «Лейтенант Бураков».

— Затем вы взяли в поход этот крошечный кораблик? — спросил Эссена Звонарев.

— Мал, да удал! Это самый быстроходный миноносец в мире. Он развивает до тридцати четырех узлов. За ним ни один японец не утонится, — пояснил капитан.

Когда «Новик» миновал оконечность Ляотешаня, далеко на западе, на самом горизонте, показались небольшие дымки. В бинокль было видно, что они принадлежат довольно крупным судам.

— Купны, — определил Эссен. — Надо их осмотреть — нет ли военной контрабанды. Полный вперед!

Заметив погоню, пароходы попытались уйти.

— «Лейтенанту Буракову» догнать и осмотреть пароходы, — приказал Эссен.

«Бураков» тотчас же, обгоняя другие суда, вынесся вперед.

«Новик»с остальными миноносцами, прибавив ход до предельного, последовал за ним. Наконец подошли к задержанным пароходам. Один из них оказался английским и после осмотра был отпущен, а другой — японским. «Бураков» уже успел снять с него команду и приготовился к торпедированию. Обреченный на гибель огромный океанский пароход, раз в пятьдесят больше «Буракова», тихо дымил.

— Какой груз? — спросил Эссен в мегафон «Буракова».

— Балласт и немного угля, — ответили с миноносца.

— Топите.

С «Буракова» выпустили торпеду. Скользнув в воду, она устремилась к пароходу, оставляя за собой в воде ясно видимый след. Все на палубе напряженно следили за ее приближением к пароходу. Раздался взрыв, черный столб дыма взлетел выше мачт вместе с тучей различных обломков и водяным смерчем, пароход повалился набок, окутываясь облаками белого пара, и через несколько минут исчез под водой.

Покончив с пароходом, Эссен взял курс на восток.

Интересуясь устройством машинного отделения, Звонарев отправился туда с судовым механиком. Уже около трапа в машинное отделение им в лицо пахнул горячий воздух, и чем дальше они спускались, тем становилось жарче.

В самой котельной кочегары работали по пояс голые, и, несмотря на вентиляцию и непрерывно бьющий душ из забортной воды, зной здесь был нестерпимый. Кочегары быстро, ловко забрасывали уголь, шуровали колосники, выгребали золу.

Звонарев поднял кусок угля и стал его рассматривать.

— Янтайекий? — спросил он.

— Нет, японский, — ответил механик.

— Довоенные запасы?

— Мы к после начала войны получили десять пароходов угля из Японии.

— Неужели японцы нам продолжали продавать уголь?

— Война — войной, а коммерция — коммерцией. Одно другому не мешает. Наоборот, если хотите, даже помогает. Платить только приходится подороже. Да что уголь — новые английские дальномеры Барра и Струда наше адмиралтейство так и не удосужилось приобрести, а японцы нам их продали уже после разрыва дипломатических отношений. Через Шанхай получили недавно двенадцатидюймовые снаряды — все японского происхождения, не говоря уже о пищевых консервах и прочей мелочи.

Звонарев не верил своим ушам.

— Не верите? — заметил механик. — Справьтесь в рорту. Наш поставщик Гинзбург и сейчас имеет отделения своей фирмы и в Японии и в Шанхае. Сейчас они переведены на нейтральных лиц и преспокойно доставляют нужные нам предметы из Японии

— Чудны дела твои, господи, — удивился Звонарев. — Котлы у вас тоже английские?

— К сожалению, наши, а у японцев — английские. Они занимают меньше места и гораздо быстрее подымают пар.

Осмотрев судовые машины, Звонарев поднялся на палубу и с удовольствием стал дышать свежим морским воздухом.

«Новик» уже возвращался обратно. Эссен в бинокль внимательно разглядывал горизонт.

— Японцы идут наперерез, только сразу не разберешь, кто именно, надо все же поторапливаться, — сообщил он Гобято.

Вскоре выяснилось, что это легкие крейсера.

— Не страшно. Добежим до Артура одновременно с ними, если не раньше, но они к берегу не посмеют близко подойти.

Ляотешань был уже хорошо виден. На рейд из Артура выходили «Баян»и «Паллада».

Японцы между тем с дальних дистанций открыли огонь. На «Новике» пробили артиллерийскую тревогу. Матросы кинулись к орудиям.

«Новик» дал бортовый залп из всех пушек. Японцы тоже пристрелялись. На палубу то и дело захлестывала вода, взметаемая японскими снарядами.

Артур был уже близко, и японцы стали отставать.

— Смотрите, ваш Электрический Утес стреляет! — указал биноклем Эссен на берег.

Под Золотой горой медленно расползалось голубое облако дыма.

— Есть! — радостно вскричал Гобято. — Борейко верен себе, попал‑таки в одного японца. Видите, какой дым валит на втором от головы корабле?

Звонарев обернулся и увидел, как, окутанный дымом, один из японских крейсеров выкатился из кильватерной колонны и стал медленно уходить в море.

В это время опять блеснули выстрелы, и вновь пополз дым Борейко, очевидно, как всегда, торопился со стрельбой. Хотя попаданий больше не было, все же японцы поспешили удалиться вслед за подбитым крейсером.

— На сегодня с нас довольно, — проговорил Эссен, спускаясь с мостика. — Через полчаса будем в Артуре. Отбой боевой тревоги. Отпустите матросов вниз, — распорядился он.

— Милости просим с нами позавтракать, — пригласил Гобято и Звонарева старший офицер.

Завтрак прошел весело. Много ели, мало пили и много смеялись.

— У нас в армии убеждены, что моряки страшные пьяницы, — заметил Гобято.

— На берегу можно и кутнуть, — заметил Эссен. — А на корабле, да еще в боевой обстановке, мы очень скромны, кроме легкого вина, ревизор никогда ничего на выставит на стол.

Было немного за полдень, когда «Новик» вошел в гавань и пришвартовался.

Поблагодарив любезных хозяев, артиллеристы сошли на берег.

— Надо зайти в мастерскую посмотреть, как там идет работа, — напомнил Звонарев.

— Сейчас там перерыв на обед до часу. Заглянем сперва в Управление.

Но тут на них вихрем налетела Варя Белая.

— Едемте верхом, — предложила она Звонареву. — День чудесный, прокатимся верст за десять‑двенадцать, проманежим лошадей. Ведь сегодня воскресенье.

Звонарев замялся и вопросительно посмотрел на Гобято.

— Поезжайте уж, Сергей Владимирович, а я за работой понаблюдаю. А то бедная Варя у нас скоро со скуки умрет, — разрешил капитан.

— Вот и чудесно! Идемте седлать лошадей.

— Попали с корабля если не на бал, то на коня, — улыбнулся Гобято.

— Вы умеете стрелять из револьвера? — спросила Варя Звонарева, когда они садились на лошадей, пряча револьвер в кобуру седла.

— А зачем это?

— За город мы всегда ездим вооруженными: грабежи бывают под самым Артуром

— К сожалению, стрелок я плохой.

— Какой же вы военный! Я женщина, и то умею стрелять. Если на нас нападут, то я, так и быть, вас буду защищать, — подсмеивалась девушка.

Миновав дамбу, отделяющую восточный бассейн от пресного озера, всадники свернули на Бульварную улицу, на которой находились все лучшие магазины города. Толпы праздничного народа двигались по тротуарам. Варя то и дело раскланивалась со знакомыми.

— В институте пришли бы в ужас, увидев меня верхом среди бела дня на главной улице,

— Зато у вас импозантный вид, — ответил Звонарев.

— С детства езжу — меня папа брал к себе в седло. Да и мама только недавно перестала ездить верхом. Привет, Мария Петровна! — крикнула Варя, увидев на тротуаре Желтову. — Смотрите, какого я себе кавалера подцепила. Ни стрелять, ни шашкой рубить не умеет. Хочу его вместо себя в институт отправить. Там его быстро научат рукоделию и музыке. Из него выйдет примерная институтка. Всегда будет иметь полный балл за поведение, не то, что я, грешная, никогда не была примерной девицей.

— Озорница ты большая, Варя. Напрасно смущаешь молодого человека. Подожди, я тебе хорошую проборку устрою, когда к нам заедешь, — пригрозила Желтова. — Вы, Сергей Владимирович, не обижайтесь на нее. Это она попросту по‑своему кокетничает с вами.

— Ничего подобного, — вспыхнула Варя и рысью тронула лошадь.

— Я на маленьких деточек не обижаюсь. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, — отпарировал прапорщик.

Варя на ходу погрозила ему кулаком.

Миновав Старый город, они попали в кривые грязные улички в китайской части города.

Посреди дороги с визгом бегали многочисленные китайские ребятишки, в лужах валялись свиньи, блаженно похрюкивая на солнце, здесь же бродили собаки с опущенными хвостами. Прямо на тротуарах, против открытых дверей, готовился несложный китайский обед. Удушливый запах бобов, жаренных с чесноком на кунжутном масле, бил в нос. Тут же рядом тоже на улице цирюльники брили и стригли. Лоточники со своим незамысловатым товаром проталкивались сквозь толпу, громкими криками нараспев привлекая к себе внимание. Русские рабочие, китайцы‑ремесленники перемешались в толпе, по‑восточному крикливой и пестрой. Завидев Варю и Звонарева, мальчишки с улюлюканьем побежали за ними, выпрашивая подаяния. Варя бросила им несколько мелких монет, и они отстали. Через старинные ворота, в восточном стиле украшенные цветной черепицей, они выехали за город.

Варя из раскинувшейся сети дорог и тропинок выбрала широкий проселочный шлях. Дорога была окопана канавами и обсажена деревьями.

— Это старая Мандаринская дорога. По ней довольно много ездят, и потому она менее опасна, чем другие. А теперь ловите меня. — И девушка, огрев плетью свою лошадь, понеслась вперед.

Звонарев едва поспевал за ней. Чистый, по‑весеннему, теплый воздух, яркое солнце и быстрота движения оживили обоих.

Дата добавления: 2015-06-04