Часть первая 19 страница

— Отдать швартовы! — раздалась команда, и миноносец помчался навстречу врагу.

В это время второй брандер неожиданно появился со стороны Тигровки и, добравшись до середины прохода, отдал якорь. Было слышно, как на нем звякали якорные цепи. С него стали торопливо спускаться шлюпки под аккомпанемент криков «банзай»и стрельбы из мелкокалиберных пушек.

— По шлюпкам огонь! — распорядился адмирал. — Вызвать охотников для захвата брандеров.

— Есть, — ответил Лебедев, и вся артиллерия «Отважного» обрушилась на японские шлюпки. Они поспешно отошли в море. Попавший снаряд потопил одну из них, другие продолжали идти.

— Ваше превосходительство, разрешите мне на вашем катере отправиться на брандер, — попросил Дукельский. — На нем начинается пожар, который надо немедленно прекратить.

— Разрешаю, возьмите только с собой трех‑четырех матросов с «Отважного», — согласился Макаров.

Отобрав людей, лейтенант отбыл на брандер. Вскоре огонь на японском пароходе погас. Вдруг левее, у подошвы Золотой горы, поднялся огромный столб воды и огня, и канонерка вздрогнула от сотрясения воздуха и воды.

«Мина на камнях разорвалась», — решил Макаров, но раздавшаяся рядом вслед за этим ружейная и пулеметная трескотня удивила адмирала.

— Не стрелять, мать вашу так: свой! — раздался в ответ крик на воде.

— Стреляют по нашему катеру, пошлите шлюпку на берег. Остановить огонь! — распорядился Макаров.

Сотня здоровых матросских голосов, как по команде, ответила: «Остановить огонь!» Стрельба сразу же смолкла.

Вскоре к адмиралу подошел Дукельский и сообщил, что хотя пожар и потушен, но пароход погружается в воду.

— Необходимо отбуксировать его кормой к берегу, чтобы он не загородил проход.

— Чем он гружен?

— Камнем и углем. Провода электрических батарей мною перерезаны, так что взрыва уже произойти не может.

— Подойдите с «Отважным»к брандеру и попробуйте его отбуксировать, пока он не затонул, — приказал Лебедеву адмирал.

— Есть, — отозвался тот.

Прибывший в это время с «Сильного» лейтенант Пелль доложил, что миноносец, встретив в море несколько японских судов, вступил с ними в бой, во время которого в машину попал снаряд. Взрывом убиты инженермеханик и шесть нижних чинов; командир и несколько матросов ранены. Преследуемый японцами и не надеясь с поврежденной машиной добраться до Артура, миноносец выбросился на берег у Электрического Утеса. Там же недалеко приткнулся один из японских брандеров. Пелль просил выслать на «Сильный» врача и перевязочные средства, так как судовой фельдшер не успевает всех перевязывать.

Выслушав доклад, Макаров приказал врачу с «Отважного» на адмиральском катере немедленно отправиться к миноносцу, захватив с собой все нужное для оказания медицинской помощи.

— «Сильный» окончательно выведен из строя? — спросил он лейтенанта.

— По‑видимому, нет. Возможно, что с наступлением прилива его удастся снять с камней.

— Если только позволят японцы, — задумчиво добавил адмирал, — с рассветом они могут подойти к Артуру и расстрелять «Сильного».

— Они и сейчас обстреливают его с моря.

— На Электрическом Утесе, насколько я знаю, артиллеристы не дремлют и сумеют отогнать японцев, если они осмелятся подойти близко к берегу, — успокоил Пелля адмирал.

Пока они беседовали, «Отважный», подойдя к брандеру, подал на него перлинь и попытался сдвинуть его в сторону. Огонь на море прекратился, только с береговых батарей время от времени еще раздавались отдельные выстрелы. Ночная тревога затихла. На палубе канонерки торопливо двигались матросы.

— Ваше превосходительство, — обратился один из матросов к адмиралу, протягивая доску. — Извольте посмотреть, что мы нашли на брандере.

— Это еще что такое? — удивился Макаров, рассматривая доску.

— «Помните, уважаемые русские моряки, — начал он читать. — Мое имя — капитан‑лейтенант японского флота Такео Хиросе, я здесь второй раз. Первый раз был на пароходе» Ходкоку Мару»в феврале, буду еще, если проход останется незакрытым. Привет адмиралу Макарову. Хиросе «. Вот где встретиться с ним пришлось! — изумился Макаров. — Этот Хпросе был японским морским атташе в Петербурге с тысяча восемьсот девяносто седьмого по тысяча девятьсот первый год. Я не раз с ним встречался. Энергичный и, видно, храбрый человек, если рискует на брандере идти в Артур.

— Там, ваше превосходительство, боцман набрал много тросов, манильских канатов и других вещей, — сообщил подошедший Лебедев.

— Правильно. Это наш военный приз. Ничто не должно пропадать из захваченного имущества, — одобрил адмирал.

— Отвели брандер в сторону сажен на тридцать, дальше нельзя, стал на мель, — доложил Лебедев.

— Завтра попробуем его разгрузить и оттащить еще дальше, — решил Макаров. —» Отважному» вернуться на прежнее место, я же двинусь восвояси, на «Петропавловск». Лейтенант Дукельский!

— Есть! — ответил флаг‑офицер, выступая из темноты.

— Прикажите поднять сигнал: «Эскадре поднимать пары, быть к утру готовой к походу».

— Есть! Сейчас распоряжусь.

Макаров спустился на катер. Прожекторы, медленно двигаясь по воде, упирались в наползавший с моря туман. Тишина воцарилась над Артуром.

Вечером «того же дня Вен Фань‑вей пришел на квартиру Белых и попросил разрешения переговорить по секрету с самим генералом.

— Очень важный секрет, важный вопрос, — уверял китаец.

Варя сказала отцу о приходе садовника. Генерал сначала поморщился, не веря в серьезность сведений, какие собирался ему сообщить китаец, но затем все же решил выслушать его и пригласил Вен Фань‑вея в кабинет.

— В чем же состоит важный секрет? — справился он у китайца.

— Одна хорошо осведомленная в нынешних делах особа велела мне передать через вас адмиралу Макарову, что японцы подготовляют высадку десанта на Квантунском полуострове. Одновременно они попробуют еще раз запереть проход, когда русские будут праздновать свой большой праздник. Японские корабли с десантом уже находятся у берегов Кореи и там ждут приказа о выходе к Ляодуну, — подбирая слова, проговорил Вен Фань‑вей.

— Насколько достоверны эти сведения? От кого они получены? От Тифонтая? — усомнился генерал, пристально глядя на китайца.

Вен твердо выдержал взгляд Белого и ответил:

— Это правда. Очень прошу мне верить, обманывать не стану. Тифонтаю верить — нельзя. Он помогает русским против японцев, японцам против русских. Он шибко плохой человека, — сразу помрачнел Вен Фань‑вей.

Белый решил записать сведения со слов китайца, а затем секретным пакетом отправить их Макарову со своим адъютантом.

— Если все это оправдается, я настою на выдаче большой награды тебе, Вен Фань‑вей, — с чувством проговорил генерал.

— Мне не надо никакой награды! А человек, который велел мне это сообщить вам, не нуждается в наградах.

В эту ночь на Электрическом Утесе дежурил на батарее Борейко вместе с третьим взводом, считавшимся по своей боевой подготовке самым слабым во всей роте. Взводный фейерверке? Жиганов, стройный, ловкий солдат, представлял резкий контраст со своим взводом, большинство в котором составляли, как на подбор, медлительные, неповоротливые и малограмотные люди.

— Жиганов, — позвал Борейко, — твои тюхи‑матюхи научились поворачиваться на батарее поживей?

— Не особенно, ваше благородие, чистые чурбаны, а не люди.

— Гнеднн, Купин! — крикнул Борейко.

Наводчики подбежали к нему.

— Орудия в порядке? — спросил поручик. — Фонари для ночной стрельбы заправлены?

— Так точно, кажись, все в порядке, — неторопливо ответил Гнедин, широкоплечий увалень.

— Не» кажись «, а сейчас же проверь, — Борейко наградил солдата подзатыльником.

— А у тебя, Купин?

— Все в исправности, — доложил наводчик, прикладывая руку к околышу.

Отпустив наводчиков, Борейко заглянул в каземат, где взвод расположился на ночь. Солдаты сгрудились на нарах около благообразного, серьезного бомбардира с задумчивым лицом, который размеренным речитативом пересказывал пушкинскую» Сказку о царе Салтане «. Все слушали его с живым вниманием, время от времени кто‑нибудь прерывал рассказчика выражением восторга или удивления.

— Встать! — скомандовал Жиганов, входя с Борейко.

— Садись! — приказал офицер. — Что, Ярцев, брешешь, как всегда?

— И до чего складно, ваше благородие, прямо удивительно, — восторженно сказал рябой солдат.

— Продолжай, я послушаю, — проговорил Борейко, садясь на табуретку.

Ярцев продолжал свой рассказ. Дослушав сказку до конца, Борейко, похвалив солдата, проверив еще раз часовых, ушел спать в дежурку.

— Ваше благородие, вставайте, японцы! — разбудил его часа через два дежурный.

Сон мигом слетел с Борейко, и он выбежал на батарею.

— Бей тревогу! На дальномере! К орудиям! — командовал он.

Засверкали огни ночных фонарей, заскрипели двери пороховых и зарядных погребов, залязгали цепи на поворотном кругу.

— Пошевеливайся! — покрикивал Жиганов, подбегая то к одному, то к другому орудию.

— Сейчас наш Медведь покажет японцу кузькину мать, — ответил Ярцев.

— Враз потопит.

— Тысяча пятьсот двадцать! Тысяча пятьсот! Тысяча четыреста восемьдесят! — выкрикивали на дальномере.

— Прицел семьдесят, целик право три, взвод залпом! — кричал Борейко с бруствера.

Из казарм, поблескивая ручными фонарями, бежали солдаты других взводов.

— Торопись, покеда японец не убежал! — слышался зычный голос Родионова.

— Пли! — донеслось с батареи, и два ослепительных столба огня прорезали на мгновение ночную темень.

— На прожекторе! — кричал Борейко. — Светите вы, сукины дети, как следует!

Прожектор никак не удавалось наладить: он то вспыхивал, то потухал.

— Сергей Владимирович, — подходя, распорядился Жуковский, — отправляйтесь к прожектору. Борис Дмитриевич, вас попрошу быть около пятидесятисемимиллиметровых пушек, а я приму общее командование. Что на море?

— Видны два парохода, идущие со стороны Дальнего, — доложил Борейко.

Жуковский повел энергичную залповую стрельбу по брандерам. Четыре снаряда попали в пароход, который тотчас начал тонуть, вскоре был потоплен и другой.

В свете прожектора мелькнул силуэт миноносца, на котором то и дело вспыхивали огни выстрелов. Жуковский приказал Борейко обстрелять его из пятидесятисемимиллиметровых пушек.

В ответ на выстрелы с миноносца засигналили фонарями.

— Это наш, ваше благородие, — поспешно доложил недавно прикомандированный к батарее сигнальщиком со» Страшного» матрос Денисенко.

Огонь прекратили, миноносец же, продолжая стрелять, медленно приближался к берегу.

— Уходит от японцев. Вон они за ним гонятся, как бы их обстрелять, ваше благородие, — волновался матрос.

— Чего же он на всех парах летит на берег? — удивился Борейко.

— Имеет, вероятно, повреждение и спешит выйти на мелкое место, — заметил один из офицеров.

Поручик перенес огонь своих пушек на японцев и отогнал их в море. Подойдя к берегу, миноносец приткнулся к мели. Денисенко, схватив в руки два фонаря, начал усиленно ими размахивать. С миноносца ему не замедлили ответить.

— Это «Сильный», ваше благородие, сигналит; «Имею повреждение».

— Ладно, пока он будет стоять у берега, мы будем отгонять от него японцев, — решил Борейко.

В это время со стороны Тигрового полуострова появился большой пароход. Было видно, что он в темноте попал не туда, куда надо, и вместо прохода очутился под Электрическим Утесом. Жуковский дал по пароходу залп всей батареей, после чего на нем вспыхнул пожар, и он, круто свернув к берегу, выскочил на камни саженях в двадцати от «Сильного».

Артиллеристы закричали «ура»и стали просить разрешения отправиться к брандеру. Жуковский разрешил.

Взяв винтовки, солдаты во главе с Борейко направились к горящему пароходу и уже через несколько минут осторожно взбирались на него.

Весь нос парохода был объят огнем, дымилось также на юте, пахло нефтью и горелой пенькой. Денисенко разыскал всего пару брезентовых ведер.

— Ни помп, ни шлангов, ни брандспойтов, ничего нет, — огорченно доложил он. — Дозвольте на «Сильном» справиться, может, они нам пособят.

— Вали, а пока мы тут попытаемся тушить хотя бы этими ведрами, — разрешил Борейко.

— Только бы, ваше благородие, не взорвало что‑нибудь в нутре, от греха бы солдат увести на берег.

— Мы сейчас сами залезем внутрь и посмотрим, что там есть, — отозвались солдаты.

Артиллеристы рассыпались по всем закоулкам парохода. Борейко попытался пробраться на нос, где были установлены пушки, но пламя и дым мешали. Несколько ведер воды, вылитые на огонь, не смогли остановить распространение пожара.

— Придется обождать, пока подойдут матросы, — с сожалением проговорил Борейко.

Вскоре на палубе один за другим стали появляться из различных люков солдаты, отдуваясь от жары, дыма и копоти.

Родионов, побывавший в такелажной, притащил уйму канатов, блоков, кусков парусины, стальных тросов.

— В нашем хозяйстве сгодится, ваше благородие, — деловито доложил он, складывая имущество на палубе.

— Ну и жара внизу, — рассказывали солдаты, — дым, тесно, лестницы все крутые, того и гляди, свалишься.

В это время с «Сильного» явились матросы во глазе с мичманом и начали устанавливать привезенные с собой помпы.

— У нас, к вам просьба, — подошел мичман к Борейко, — нет ли на батарее доктора или фельдшера, а то наш фельдшер не справляется.

— Сейчас же пришлем к вам фельдшера с медикаментами. Родионов, пошли кого‑нибудь за Мельниковым, пусть отправится на миноносец, — приказал Борейко.

Матросы приладили помпу и шаг за шагом стали сбивать огонь. Артиллеристы занялись переноской своих трофеев в лодку. На берегу они встретили фельдшера и Шурку Назаренко с бинтами, банками, склянками, спешивших к «Сильному».

У трапа их встретил вахтенный и проводил в каюткомпанию, где была перевязочная.

— Никак, баба приехала! — сердито проговорил боцман. — Вовек теперь нам не сняться отсюдова!

— Не каркай, боцман! — прикрикнул вахтенный офицер.

— От бабы, вашбродь, всегда несчастье на корабле случается.

— Это сестра милосердия, а не баба.

— Все одно, вашбродь, — натура у ей бабская.

— Не разговаривай. Присмотри лучше, как в трюме работы идут.

— Есть, вашбродь!

В кают‑компании, где лежали раненые, Мельников и Назаренко приступили к, перевязкам. Матросы с любопытством смотрели на девушку, недоумевая, как она могла сюда попасть.

— Ой, болит! — стонал молодой рыжеватый парень, раненный в живот. — Ой, пособите, братцы!

Мельников деловито осмотрел его и, наскоро перевязав, мрачно отошел в сторону.

— Морфий, — приказал он сестре.

Заголив раненому руку, девушка неумело ткнула в нее иглой.

— Ой, — дернулся раненый, — и так больно, а тут тебя еще иглой ширяют!

Вскоре он успокоился.

— Чем колоть нас перед смертью, сестрица, — проговорил другой матрос, раненный в грудь навылет, — ты бы приголубила нас напоследок. — Он попытался засмеяться.

— Заткни хайло, черт дохлый! — накинулся на матроса сосед.

Сестра продолжала свою работу.

— Рука у вас, сестрица, легкая. Наш фершал как возьмется, свету божьего не взвидишь, а вы чисто ангел ручкой прикасаетесь, — уверял кочегар.

— Не улещай, Микиткин! Сестрица для всех, а не для тебя одного.

— Эх, почему у нас на миноносце нет такой сестрицы. Воевать бы было веселее.

Артиллеристы с Утеса помогали матросам разгружать трюм. На руках осторожно опускали на шлюпки длинные сигарообразные мины, охапками, как поленья, таскали патроны для сорокасемимиллиметровых пушек; выгребали из бункеров уголь.

Моряки хотели выбросить его за борт, но солдаты запротестовали:

— Чем нам его из города возить, так мы лучше его к себе на берег свезем!

Из машинного отделения доносился стук молотков…

После смерти инженер‑механика всем орудовал машинный старшина. Под его руководством, обнаженные по пояс, вымазанные в угле и масле, работали механики со слесарями‑артиллеристами. Шла смена поврежденной части главной паровой трубы. Снимали изоляцию, развинчивали фланцы и заменяли другими. Несмотря на открытые люки и вентиляторы, было так жарко, что то и дело кто‑нибудь выскакивал наружу подышать чистым воздухом.

На рассвете миноносец был почти разгружен. На берегу чернела пирамида угля, тут же лежали сложенные в ряды патроны и мины.

Вскоре на море опять появились силуэты японских кораблей, донесся отдаленный звук выстрела, и невдалеке от «Сильного» взметнулся столб воды.

С миноносца было видно, как на батарее заворочались длинные, тонкие, чуть поблескивающие, вороненые дула пушек, направляя свои жерла в сторону неприятеля. Еще момент, и они со страшным грохотом выбросили пять огромных огненных столбов. От залпа на палубе «Сильного» все вздрогнули.

— Ишь как громко, черти, бьют, почище двенадцатидюймовок наших, — проворчал вылезший подышать чистым воздухом кочегар.

— Куда им супротив наших, — не согласился сигнальщик.

Как бы в ответ ему тотчас грохнул следующий залп, а за ним еще и еще.

— Как из пулемета бьют, черти! Смотри, да у японцев, никак, пожар на двух кораблях. Ай да молодцы! — восторженно проговорил артиллерийский унтер‑офицер с перевязанной головой.

В ответ на стрельбу с Утеса японцы тоже дали несколько залпов по берегу, но снаряды раскинулись далеко во все стороны, не причинив никакого вреда.

На рейде загрохотали орудия выходящих из гавани броненосцев. Вскоре вся эскадра вытянулась вдоль Тигрового полуострова и открыла сосредоточенный огонь. Японцы поспешили уйти в море.

Как только Электрический Утес смолк, артиллеристы опять появились на берегу. От эскадры, начавшей втягиваться в проход, отделился катер под флагом командующего флотом и направился к «Сильному».

Вскоре адмирал в сопровождении Дукельского был уже на миноносце. Приняв рапорт старшего лейтенанта, Макаров поздоровался с бывшими на палубе матросами и поблагодарил их за службу. Затем он спустился вниз к раненым. Неожиданное появление начальства переполошило всех. Легко раненные вскочили и вытянулись. Тяжело раненные открывали глаза и оживлялись при виде знакомой фигуры Макарова. Шурка Назаренко замерла на месте и с полуоткрытым ртом смотрела на адмирала. Макаров стал расспрашивать каждого раненого о самочувствии, о том, при каких обстоятельствах получено ранение. Матросы охотно отвечали и сами задавали вопросы о ночном бое.

— Проход‑то все же японцам не удалось загородить? — допытывался обожженный кочегар.

— Не удалось. Зря только они пять пароходов потеряли. Да разве при таких молодцах, как вы, это может удаться японцам? — мягко проговорил адмирал.

Лица раненых просветлели.

— Так точно, ваше превосходительство, — прохрипел раненный в грудь матрос. — Супротив нас тонка кишка у японцев.

— С такими молодцами, как вы, мы непременно побьем японцев. Спасибо вам, братцы, за службу, спасибо за геройское поведение! — благодарил адмирал.

— Рады стараться! — растроганно отвечали раненые.

— Лейтенант Дукельский, запишите их фамилии. Награждаю вас всех крестами.

— Покорнейше благодарим, — радостно отвечала матросы.

Затем Макаров обернулся к продолжавшей восторженно смотреть на него Шурке Назаренко.

— Вы, сестрица, откуда? — спросил девушку адмирал.

— С Электрического Утеса.

— По нашей просьбе с Утеса прибыли к нам на помощь сестра и фельдшер, — поспешил доложить офицер.

— Как ваша фамилия? — осведомился Макаров.

— Назаренко.

Адмирал взглянул на Мельникова, который вытянулся во фронт.

— А твоя? — повернулся он к фельдшеру.

— Мельников, фельдшер седьмой роты Квантунской крепостной артиллерии.

— Они нас, можно сказать, выручили, ваше превосходительство, — вмешался фельдшер, — без них я бы не управился, а катер с «Отважного» подошел «совсем недавно, взял раненых и ушел.

— От лица всех моряков позвольте вас поблагодарить, сестрица, — протянул руку Макаров. — Георгий Владимирович, запишите ее фамилию. Я награждаю вас, сестрица, Георгиевской медалью.

Шурка, красная, как пион, что‑то невнятно пробормотала и смущенно подала руку адмиралу.

Адмирал поднялся на палубу и столкнулся с только что вылезшим из машинного отделения Звонаревым.

— Вы что здесь делаете, прапорщик? — удивился Макаров.

— Помогаю починять паровую машину, ваше превосходительство, — весело ответил Звонарев, вытирая паклей грязные руки. — Через час будет исправна.

— К этому времени должны также подойти портовые катеры и помочь» Сильному» сняться с мели. Я вижу, что весь Электрический Утес принял участие в спасении нашего миноносца.

— При случае моряки также придут нам на помощь, — ответил Звонарев.

— Само собой разумеется, — долг платежом красен, — произнес Макаров.

— «Силач» уже идет сюда, — показал вахтенный на быстро приближающийся портовый буксир.

Через несколько минут «Силач» завел перлинь на миноносец и приготовился тащить.

Матросы с миноносца с нетерпением смотрели на «Силача». Буксир свистнул, осторожно натянул трос и постепенно стал увеличивать число оборотов винта. На «Сильном» тоже машина заработала на полный ход. Вода вокруг вспенилась и порыжела от ила.

«Сильный» дернулся, заскрежетал железом по каменному дну и стал отходить от берега.

Громкое «ура» разнеслось по морю.

— Ваше превосходительство, — обратился к Макарову Дукельский, — сегодня в два часа дня в Порт‑Артур прибывает поезд наместника, в котором должен приехать и великий князь Кирилл Владимирович.

Адмирал кисло поморщился: приезд Алексеева и великого князя не сулил ему ничего хорошего. Наместник был явно недоволен общим направлением его деятельности и особенно тем вниманием и заботой, которыми адмирал окружал рабочих порта. Боевые действия Макарова также не встречали одобрения. Почти ежедневные выходы эскадры в море, постоянные столкновения легких кораблей и миноносцев с японцами, по мнению Алексеева, излишне изматывали людей, не принося существенной пользы. Многочисленные жалобы сухопутного начальства на якобы имевшее место вмешательство Макарова в вопросы береговой обороны тоже играли не последнюю роль в неблагожелательном отношении наместника к деятельности беспокойного командующего флотом.

Появление в Артуре великого князя Кирилла Владимировича в качестве начальника военно‑морского отдела штаба командующего флотом не предвещало ничего хорошего.

Известный больше своими кутежами и пьянством, чем морскими походами, великий князь был для Макарова неизбежным злом, против которого он был бессилен бороться.

— Прикажите приготовить к часу дня мой катер, а также предупредите флаг‑капитана, что он должен будет сопровождать меня на вокзал, — распорядился адмирал. — Вы уже послали командиру флотского экипажа распоряжение о высылке почетного караула для встречи наместника и великого князя?

— Так точно! Еще вчера. Почетный караул‑полурота в пятьдесят рядов, при трех офицерах и оркестре музыки, — доложил Дукельский.

К двум часам дня на перроне плохонького порг‑артурского вокзала собрались все начальствующие лица: Стессель со своим начальником штаба генералом Рознатовским и неизменным Никитиным, Макаров с Моласом и Дукельским, гражданский губернатор Квантунской области полковник Вершинин и делегация от портартурских жителей во главе с Николаем Ивановичем Тифонтаем.

На перроне выстроились почетные караулы от моряков и Двадцать пятого Восточносибирского стрелкового полка. Начальник жандармского управления ротмистр князь Микеладзе в полной парадной форме в последний раз обегал своих жандармов, оцепивших вокзал и привокзальную площадь.

В ожидании прихода поезда Макаров и Стессель перебрасывались отдельными фразами, явно тяготясь вынужденным разговором.

Наконец из‑за поворота показался паровоз, и вскоре поезд в полтора десятка вагонов остановился перед перроном. В окне среднего вагона показалась представительная фигура наместника со стоящими рядом с ним великими князьями Кириллом и Борисом. Макаров двинулся к дверям вагона. Опережая его, туда же устремился Стессель со своей свитой. У ступенек вагона произошла заминка. Макаров вежливо уступил дорогу Стесселю, но за ним ринулась и вся свита генерала. Стессель уже успел отдать рапорт наместнику и представиться князьям, когда наконец подошел Макаров, в свою очередь отрапортовавший о состоянии флота. Алексеев с обычной любезной улыбкой на лице здоровался со всеми. Великий князь Кирилл согласно уставу тут же представился адмиралу как прибывший к месту службы.

— Мне очень приятно, ваше высочество, видеть вас в числе своих сотрудников. Надеюсь, что вы в своей работе послужите примером для остальных офицеров эскадры, — твердо проговорил адмирал, в упор глядя на бегающие глаза великого князя.

— Не премину оправдать ваши надежды, ваше превосходительство! Со своей стороны я должен заверить вас в своем глубоком уважении и искренней радости служить под вашим начальством, — рассыпался князь в любезностях.

— Теперь можно и нам поздороваться! — подошел к Макарову вслед за князем высокий плечистый человек с окладистой бородой — художник Верещагин.

— Здравствуйте, дорогой Василий Васильевич! Очень рад вас видеть в Артуре! Не верил даже, что вы сюда когда‑нибудь сможете добраться.

Они обнялись.

— Далеконько вы забрались, Степан Осипович, но я и дальше бывал! У вас здесь, судя по всему, страшная глушь.

— Что и говорить, — край света! Из России приходится ехать чуть не месяц! Решили запечатлеть на память потомству и наш Порт‑Артур?

— Хочу сделать ряд набросков. В России пока что имеют довольно смутное представление о здешних местах. Если разрешите, буду состоять при вашем штабе.

— Сделайте одолжение, дорогой Василий Васильевич, — пожал руку художнику Макаров.

После обмена приветствиями все вышли из вагона. Наместник обошел почетные караулы и пропустил их мимо себя торжественным маршем, после чего сел с Макаровым и великим князем Кириллом Владимировичем в коляску и отправился на эскадру. Борис Владимирович, чернявый юноша в форме корнета гвардейского гусарского полка, отправился со Стесселем в объезд частей гарнизона.

Наместник побывал на всех кораблях эскадры,

Кириллу Владимировичу скоро надоела процедура парадных встреч, криков «ура»и довольно несвязных релей его дядюшки‑наместника. Воспользовавшись тем, что на «Петропавловске» Алексеев зашел в штаб эскадры, князь заглянул в офицерский буфет и тут застрял. Окруженный офицерами, он весело чокался с ними и выпивал за будущую совместную службу.

Дукельский, которому Макаров приказал в этот день состоять в распоряжении великого князя, также находился в компании Кирилла Владимировича.

— Вы‑то уж, наверное, знаете наперечет все артурские кабаки, — обратился к нему князь.

— Не более, чем другие офицеры эскадры.

— Есть у вас хорошенькие девчонки, вроде японских гейш, например?

— У нас все очень бедно и скромно. Имеется три более или менее приличных ресторана — «Саратов», «Звездочка»и «Варьете». Девчонки, правда, есть недурные, но все больше еврейки. Японочки были весьма интересные, но с начала войны все уехали, — подробно сообщили князю офицеры.

— Ничего, на безрыбье и рак рыба. Погуляем и с этими. Я приглашаю вас всех, господа, сегодня на официальный обед, — объявил князь. — Не знаю только, где его можно будет устроить.

— Если на нем будут наместник и командующий флотом, то наиболее подходящее место для обеда — это морское собрание, — объяснил Дукельский.

— Вначале, конечно, будут они, но затем, верно, скоро испарятся, и мы сможем повеселиться на свободе.

— Адмирал намечал на утро выход всей эскадры в море, — заметил лейтенант.

— Ну, что же, времени до утра достаточно. Лейтенант Кубе, — обратился князь к своему флаг‑офицеру, — разошлите сейчас же от моего имени приглашения к обеду, а затем свяжитесь с морским собранием, пусть там все приготовят.

— Есть, ваше императорское высочество! — вытянулся прилизанный лейтенант в форме гвардейского экипажа.

Когда наконец наместник спохватился и послал за великим князем, то тот оказался уже настолько навеселе, что его немедленно отпустили на «отдых».

Объехав эскадру, Алексеев довольно холодно поблагодарил Макарова за его работу и отбыл в город к себе во дворец.

Макаров же пригласил, к себе Верещагина. Когда художник, умывшись с дороги, вошел в каюту адмирала, Макаров беседовал с Дукельским.

Узнав от лиц из свиты наместника, что Макарову предстоит очень неприятное объяснение с Алексеевым, лейтенант хотел было осторожно предупредить об этом адмирала, но Макаров сразу оборвал лейтенанта:

— Не желаю и слушать сплетни. Алексеев имеет полную возможность лично мне высказать свое недовольство, а прислушиваться к тому, что говорят исподтишка, я не собираюсь.

Дукельский поспешил уйти.

Вечером, когда схлынули текущие дела и можно было немного отдохнуть, Макаров пригласил к себе Верещагина.

— Наконец‑то я могу с вами поговорить с глазу на глаз, что говорится, по душам. Но сначала лучше вы мне расскажите о том, что делается в Питере и стране, что видели по дороге. Мы тут мало что знаем обо всем происходящем в России, и то больше из иностранных газет, а там все освещается тенденциозно, в нарочито мрачных красках. Ведь, хотя мы и воюем с японцами, ни для кого не секрет, что за ними стоят их официальные союзники англичане и доброжелатели — американцы. Они снабжают Японию деньгами, оружием и даже инструкторами. По имеющимся сведениям, в настоящее время на кораблях адмирала Того находятся английские офицеры‑инструкторы. Это является прямым нарушением нейтралитета Англии, но мы не смеем даже протестовать против этого, чтобы не ввязаться в открытый конфликт с Англией. Итак, я вас слушаю, дорогой Василий Васильевич, — проговорил Макаров, поглаживая свою бороду.

Дата добавления: 2015-06-04