Воля к истине - по ту сторону знания, власти и сексуальности 20 страница

i343/i

мя другими проектами (один из которых - кафедра "Философии действия", предложенная iПолем Рик+-ром)./i И вот 12 апреля 1970 года - голосование по "персональному вопросу", затем необходимые формальности, и 2 декабря 1970 года Фуко произносит свою вступительную речь, которая положила начало его преподаванию в Коллеж де Франс, продолжавшемуся до самой смерти. Опубликованная под названием "Порядок дискурса" и получившая впоследствии большую известность, эта речь стала одной из программных работ Фуко.

Сказать, что лекции Фуко в Коллеж де Франс были в центре интеллектуальной жизни Парижа, - значит не сказать ничего: слушать его съезжаются не только со всей Франции или Европы, но и со всего мира. Очевидцы до сих пор помнят эти "среды", битком набитую аудиторию i-/i пятьсот человек в аудитории, рассчитанной на триста;

недовольство предыдущего лектора, лекцию которого слушали иногда 3-5 человек, остальные же стулья были заняты пальто и куртками; попытку Фуко тщетную, конечно же - изменить эту ситуацию, передвинув начало лекций на 9 часов утра. Вот одно из воспоминаний:

"Когда Фуко выходит на арену - стремительный, несущийся напролом, как если бы он бросался в воду, - он перешагивает через тела, чтобы пробраться к своему стулу, раздвигает магнитофоны, чтобы положить бумаги, снимает пиджак, зажигает лампу и - отчаливает на крейсерской скорости. Голос, сильный и производящий действие, транслируется громкоговорителями - единственная уступка современности в аудитории, которая едва освещена поднимающимся откуда-то снизу светом. [...] Никаких ораторских приемов. Все прозрачно и невероятно действенно. Ни малейшей уступки импровизационности" (цит. по: iEribon,/i рр.235-236).

Но все это будет потом. Так же, как и определенная усталость, и разочарование. Пока же, в момент этой своего рода инициации, под пристальным взглядом бронзового Бергсона, Фуко - глухим и сдавленным, изменившимся от волнения голосом, поразившим аудиторию, - читает свой текст. Его слушают сотни людей, среди которых iЖорж

Дюмезиль, Клод Леви-Стросс, Фернан Бродель, Жиль Дел+-з./i Не сказать ли теперь, что в этой лекции Фуко, которая знаменует вполне определенное событие - вступление в институцию, речь как раз и идет о соотношении речи мы дол-хны были бы уже говорить вслед за самим Фуко: "дискурса" _ и институции. "Торжественное начало"...

Перевод выполнен по изданию: Michel Foucault, iL'Ordre du discours./i Lecon inaugurale au College de France prononcee le 2 decembre 1970, Editions Gallimard, 1971. В опубликованном тексте были восстановлены куски, выпущенные Фуко - дабы не нарушить временного регламента - при чтении.

с.49 iВ речь, которую... -/i "произнести речь" по-французски: itenir discours,/i т. с. уже здесь у Фуко "idiscours/i"i;/i по-русски же приходится говорить "речь".

с.50 Из "L'lnnommable" ("Неназываемое"), произведения в прозе iБеккета./i

с.57 К этому различению Фуко возвращается неоднократно, в частности - в первом курсе лекций, прочитанном им в iКоллеж де Франс./i Резюме лекций в конце года представляется каждым лектором и публикуется в iЕжегодни-ке/i Коллежа. В 1989 году резюме курсов лекций Фуко за все годы - за исключением двух последних, когда самочувствие не позволило ему подготовить их к печати, - были изданы отдельной книгой: Michel Foucault, iResume descours. 1970-1982,/i Р., 1989.

В лекциях 1970-1971 годов, имеющих подзаголовок "iВоля к знанию/i"i,/i Фуко говорит о месте, которое анализ "воли к знанию" должен занять в истории систем мысли, и обращается в этом контексте к своим прежним исследованиям, выполненным на материале психопатологии, клинической медицины, естественной истории. Он выделяет уровень дискурсивных практик, который требует особых методов работы исследователя, своего рода "археологического" анализа. Анализ этих практик и их трансформаций, пишет Фуко, "отсылает не к какому-то субъекту познания (историческому или трансцендентальному), который бы их изобретал одну за другой или обосновывал на некотором изначальном уровне", и не "к глобальному изменению ментальности, коллективной установки или же умонас

i345/i

троения", но предполагает скорее iволю к знанию-/i "анонимную и полиморфную" (iResume des cours,/i pp.10-11). Изучение этой воли к знанию и является конститутивным моментом iархеологического/i анализа iдискурсивных практик./i Оно исходит из различения, с одной стороны, iзнания/i (isavoir)/i и iпознания/i (iconnaissance),/i с другой - iволи к знанию/i и iволи к истине,/i а также из признания различий в iпозиции субъекта/i или субъектов по отношению к этой воле. В истории философии можно обнаружить весьма различные формы этой воли к знанию. Так, у iНицше/i (Аристотель и Ницше выбраны как представляющие предельные и противоположные формы) познание есть своего рода "изобретение", за которым стоит нечто другое:

"игра инстинктов, импульсов, желаний, страха, воли к овладению" (iibid.,/i pp.13-14); и если познание и "выдает себя за познание истины, то потому, что оно производит истину через игру первоначальной - и постоянно возобновляемой - iфальсификации,/i которая устанавливает различение истинного и ложного" (iibid.,/i р.14). Именно такая "модель познания", максимально "удаленная от постулатов классической метафизики", - познания "фундаментальным образом заинтересованного, осуществляющегося как событие воли и вызывающего - через фальсификацию - эффект истины" (iibid.,/i pp. 14-15), - именно такое понимание познания, продолжает Фуко, и было реализовано при анализе целого ряда феноменов, характерных для архаических греческих институтов и относящихся к области правосудия. В числе прочих рассматривалась "практика клятвы в юридических спорах и ее эволюция от "клятвы-вызова", когда стороны предают себя отмщению богов, до ассерторической "клятвы свидетеля", который, как предполагается, может утверждать истинное, поскольку видел его и при нем присутствовал" (iibid.,/i р.15). Сложившаяся в итоге форма правосудия оказалась "соотнесенной с таким знанием, когда истина устанавливается как нечто, что можно увидеть, констатировать, измерить, что подчиняется законам, аналогичным тем, которые управляют мировым порядком, и обнаружение чего само по себе несет очистительную силу" (iibid.,/i р.15). "Этому типу установления истины, - заключает Фуко, - и было суждено стать определяющим в истории западного знания" (iibid.,/i p. 16).

i346/i

Вопрос об "историчности" истины, разума и рациональности - вопрос: что значит, что истина и воля к истине могут иметь историю, - один из центральных для Фуко. В iПорядке дискурса/i Фуко ничего не говорит о iНицше/i и роли, которую тот играл для него в постановке и продумывании этого вопроса. О своем отношении к Ницше Фуко вообще говорил редко. Исключительно важно поэтому интервью 1982 года ("Structuralisme et poststructuralisme"), где он, связывая свой путь философа с вопросом о возможности iистории рациональности,/i указывает на значение Ницше в поиске ответа на этот вопрос или, быть может, - направления, в котором этот ответ следует искать: "...может ли субъект феноменологического, транс-исторического типа дать отчет в историчности разума? Вот тут-то чтение Ницше и было для меня переломом: существует iистория субъекта,/i точно так же, как существует iистория разума,/i и вот с вопросом о ней - об истории разума, о ее развертывании - не следует обращаться к некоему основополагающему и начальному акту рационалистического субъекта" (iDits et ecrits, t.IV,/i p.436). Ницше интересен для Фуко прежде всего "своего рода вызовом [...] великой и древней университетской традиции: Декарт, Кант, Гегель, Гуссерль", в которой - в чем он вполне отдает себе отчет - он сам воспитан, и он пытается "взять Ницше всерьез", в точке "максимума философской интенсивности". "Я читал лекции о Ницше, но мало писал о нем. Единственный, немного шумный знак почтения, который я ему выразил, - это когда я назвал первый том iИстории сексуальности - "Воля к знанию"/i" (iibid.,/i p.444).

У самого Ницше находим, в частности, такие слова: "К чему, хуже того, iоткуда-/i всякая наука? Не есть ли научность только страх и увертка от пессимизма? Тонкая самооборона против - iистины?/i" (iФ.Ницше,/i т. 1, стр.49). О "воле к истине" у Ницше как "моральном импульсе христианства", который "требует iистины во что бы то ни стало/i"i,-/i у Карла Ясперса: iНицше и христианство,/i M., 1994.

ic.58*/i Имеется в виду один из центральных тезисов iИстории безумия,/i "безумие" конституировалось первоначально не как iобъект изучения/i в рамках психологического, медицинского или психиатрического знания, но как сво

i347/i

его рода "iформа не-разумия/i"i,/i которую разум старался держать от себя на расстоянии; отсюда - iпрактика интернирования,/i internement, -помещения "безумных" в разного рода специализированные заведения, практика, имеющая свою историю, внутри которой появление собственно психиатрических лечебниц - очень недавний эпизод. Оппозиция iразума/неразумия/i была-в качестве механизма iисключения-/i задействована в первую очередь внутри разного рода практик поддержания общественного порядка и внутри института правосудия. Для принятия решения об отчуждении от прав на собственность, о лишении права на жительство, об интернировании и о тюремном заключении, равно как и для многих других процедур юридического и административного характера, требовались определенные "научные" критерии, которые и заимствовались из сферы сначала медицинского, а с XIX века - складывающегося в это время психологического и психиатрического знания. "В пред-истории психиатрии человек как субъект права важнее человека слабоумного или больного. Дорога, которая привела медицину к познанию различных аспектов и форм психических расстройств, - это именно лишение прав в судебном порядке",- резюмирует эту мысль Фуко в рецензии на iИсторию безумия/i Ж.Кан-гилем (цит.по: iEribon,/i p.360). Существующую во французском языке игру слов (ialienation -/i это и "отчуждение" в юридическом смысле, т.е. "лишение прав", и "умопомешательство", "психическое расстройство") по-русски можно приблизительно передать через пару: iлишение прав/ума-лишение./i

Анализ, проделанный Фуко, наносит удар претензиям психологии и психиатрии на "объективное" и "научное" знание, так как показывает, что то, что рассматривалось как попытка этих дисциплин научно обосновать отграничение "нормы" и "нормального", есть на самом деле не более чем "дискурсивное освящение и узаконивание практик установления юридической недееспособности индивида" (iG.Canguilhem,/i 1986, р.38). Продумывать соотношение этих различных практик Фуко продолжал и первые несколько лет своего преподавания в Коллеж де Франс - не только в рамках лекций, но и на своем еженедельном семинаре. Так, лекции 1971-1972 годов были посвящены анализу теорий и институ

i348/i

тов уголовного права, 1972-1973 - анализу общества наказующего типа, 1973-1974 - психиатрической власти, а 1974-1975 - анормальному человеку. В эти же годы для изучения уголовного права во Франции в XIX веке в качестве материала привлекались тексты судебно-медицинских и психиатрических экспертиз того времени. Результатом этой работы явилась публикация в 1973 году книги iЯ, Пъер Ривьер.../i (см. "Послесловие", сноска на сс.396-397).

с.58** В той же лекции, о которой шла речь в комментарии к с.57, отправляясь от анализа аристотелевской "воли к знанию", Фуко отмечает, что у Аристотеля между iпознанием, истиной и удовольствием/i существует связь, своего рода "сущностная со-принадлежность", которая обнаруживает себя, с одной стороны, в "удовлетворении от ощущения и зрительного восприятия", так же как и в "счастье от теоретического созерцания", а с другой - в "желании знать" (iResume des cows,/i p. 13).

с.67 iтератология/i (греч.: [греч.] - чудо, и логос[греч.] дискурс) - часть естественной истории, в которой трактуется о монстрах, об исключительных формах.

с.68 Игра слов: idiscipline/i по-французски может означать и "дисциплинированный", и "упорядоченный в рамках той или иной дисциплины".

с.80 Здесь, как и в ряде других мест, развертывая критику основных установок феноменологии и экзистенциализма, Фуко полемизирует прежде всего с iМерло-Понти,/i чье влияние на него было особенно сильным.

с.81 Речь идет о повороте, который в исторической науке совершила iшкола/i "iАнналов/i"i,/i связанная в первую очередь с именами iМарка Блока, Люсъена Февра, Фернана Броде-ля, Жака Ле Гоффа/i и целого ряда других французских историков. Прежде всего, произошло радикальное изменение iпредмета/i исторического исследования. Задача истории видится теперь не в рассказе о выдающихся событиях прошлого, как-то: войны, революции, политические убийства, смены династий, эпидемии и т.д., но во внимательном и детальном изучении самых разных сторон человеческой жизни и деятельности - того, как люди женятся и что едят, как обрабатывают землю и хоронят своих мертвецов, как обмениваются, торгуют и накапливают деньги. И все это - в свете происходящих изменений, зачастую столь незначительных и неприметных, что для их "засекания" приходится рассматривать

i349/i

очень большие промежутки времени, как правило - века. Отсюда и одно из основных понятий этого подхода: " iбольшая длительность/i" ("ilongue duree/i"i)./i Отсюда же - и введение в оборот нового материала для изучения, о котором говорит дальше Фуко. с. 82 Отголосок полемики между Фуко и iСартром/i после выхода iСлов и вещей./i Основной пункт сартровской критики - "отказ от истории". "Что мы имеем в iСловах и вещах'./i Вовсе не i"археологию'/i гуманитарных наук. Археолог - это кто-то, кто разыскивает iследы/i исчезнувшей цивилизации, чтобы попытаться ее iреконструировать/i [...]. Фуко же представляет нам своего рода iгеологию,/i он показывает серию последовательных слоев, образующих нашу iпочву./i Каждый из этих слоев определяет условия возможности некоторого типа мысли, который доминировал в течение соответствующего периода. Но Фуко не говорит нам самого, быть может, интересного: ни того, каким образом каждая мысль конструируется исходя из этих условий, ни того, каким образом люди переходят от одной мысли к другой. Для этого он должен был бы ввести iпраксиси,/i стало быть, - iисторию,/i а это как раз и есть то, что он отвергает. Конечно же, перспектива у него историческая. Он различает эпохи, до и после. Но он заменяет кино волшебным фонарем, движение - чередой неподвижных состояний" (iJean-Paul Sartre repond,/i 1966).

А вот ответ Фуко - в одном из его интервью - на этот упрек Сартра: "Ни один историк подобного упрека мне ни разу не сделал. Существует своего рода iмиф истории/i для философов. Знаете ли, философы по большей части весьма невежественны во всех дисциплинах, кроме своей. Существует математика для философов, биология для философов, ну и точно так же - iистория для философов./i Для философов история - это своего рода огромная и обширная непрерывность, где перемешаны свобода индивидов и экономические или социальные детерминации. И как только дотрагиваются до какой-либо из этих великих тем - непрерывность, действительное отправление человеческой свободы, сочленение индивидуальной свободы с социальными детерминациями, как только дотрагиваются до одного из этих великих iмифов-/i тотчас же этими добропорядочными людьми поднимается крик о том, что вот, мол, посягают на неприкосно

i350/i

венность истории или убивают ее. На самом-то деле такие люди, как iМарк Блок/i и iЛюсьен Февр,/i английские историки и другие, давно уже положили конец этому мифу истории. Они практикуют историю совершенно иным способом [...]. Что же касается iфилософского мифа,/i который имеют в виду, когда обвиняют меня в том, что я его убил, - то я в восторге, если я его действительно убил. Если что я и хотел бы убить - так именно это, а вовсе не историю вообще" (iDits et ecrits,/i t.I, рр.ббб-667). В этой полемике принял участие и iЖорж Кангилем,/i обычно предпочитавший держаться в стороне от шумных дискуссий. В журнале iCritique/i появилась его статья, которая считается одной из лучших работ о Фуко. По-отечески пожурив Сартра (хотя они были одного выпуска iВысшей нормальной школы)/i за то, что тот потерял хладнокровие перед лицом неминуемого прихода кого-то другого на место "учителя" и, отказавшись когда-то от рутинной жизни преподавателя университета, теперь он сам повел себя как такой вот озлобленный преподаватель, - Кангилем переходит к сути дела: "Несмотря на то, что было сказано об этом большинством критиков Фуко, термин "археология" означает у него то, что он собственно и означает. Это iусловие возможности иной истории -/i истории, в которой понятие iсобытия/i сохраняется, но где события касаются уже не людей, но iпонятий/i" (iG.Canguilhem,/i 1967). Тема "истории" была настолько важна для Фуко, что он намеревался посвятить ей - "проблемам исторического дискурса" - отдельную книгу, которая должна была называться: iПрошлое и настоящее. Другая археология гуманитарных наук./i Проект этот, однако, осуществлен не был. с.91* Этот выпад против iструктурализма-/i не первый на страницах этой книги, хотя, быть может, и наиболее резкий - может удивить тех, кто привык считать Фуко структуралистом. В отечественной литературе о Фуко такая точка зрения преобладает, во французской - встречается, но крайне редко, лишь при внешнем и поверхностном взгляде (в словарях, энциклопедиях и т.д.). Это, конечно же, недоразумение, пусть и возникшее не без участия самого Фуко. Одно время он действительно был в каком-то смысле близок к тем, кто относил себя - или кого относили - к структурному направлению в гуманитарных науках: он печатается в журнале iTel Quel/i (где печатают, правда, не только структуралистов,

i351/i

но вообще - "авангард" литературы и литературной критики того времени), говорит как будто бы от их имени, неоднократно предпринимает попытки концептуально осмыслить структурализм как практику и как метод. В ряде интервью 1966-1967 годов (в связи с выходом в свет iСлов и вещей)/i Фуко не возражает против такого рода идентификации, каким-то образом узнает себя в ней. Действительно, еще после появления iИстории безумия,/i отвечая на вопрос журналиста о том, кто повлиял на него в первую очередь, он называет iБланшо, Руссе-ля/i и iЛакана,/i а затем добавляет: "Но также, и главным образом,- iДюмезиль/i"i;/i видя же удивление собеседника ("Каким образом историк религий мог оказаться вдохновителем работы по истории безумия?"), Фуко поясняет:

"Благодаря своей iидее структуры./i Как и Дюмезиль по отношению к iмифам, я/i попытался обнаружить iструктурированные нормы опыта,/i схему которых - с некоторыми модификациями - можно было бы встретить на различных уровнях" i[Dits et ecrits,/i t.I, p.168). Не только в этих словах, но и в работах Фуко того времени при желании нетрудно усмотреть близость структурному подходу- для этого, правда, нужно предварительно выделить его основные черты и описать их в общем виде. Именно эту двойную работу и проделал iЖиль Дел+-з/i в известной статье 1967 года, которая так и называется "По чему распознают структурализм?" (iG.Deleuze,/i 1979). И однако ни то, ни другое нельзя признать достаточным основанием для записывание Фуко в "структуралисты"; равно как и глубокое понимание им работ iФрейда/i и их использование в лекциях по психологии или большая симпатия к делу iЛакана/i и своего рода пропагандирование его не позволяют зачислить Фуко в "психоаналитики", а использование им концептуального аппарата и метода, связанных с работами iМаркса,/i не означает, что он был "марксистом".

Тут нужно не упускать из виду две вещи. Во-первых, сильный накал страстей - и политических в том числе - во Франции в 60-е годы вокруг структурализма вообще и вокруг отношения Фуко к структурализму, в частности. В 1967 году, когда в Фуко видят "жреца структурализма", он скромно отвечает, что он - лишь "певчий в хоре" и что служба началась задолго до него. И в текстах и в интервью этого времени Фуко посвящает структурализму

i352/i

пространные анализы. Он различает структурализм как iметод,/i с успехом используемый в iчастных/i областях: в лингвистике, в истории религий, в этнологии и т.д.,- и "iобщий структурализм/i"i,/i имеющий дело с тем, "что есть наша культура, наш сегодняшний мир, с совокупностью практических или теоретических отношений, которые определяют нашу современность. Именно здесь структурализм получает значение iфилософской деятельности-/i если принять, что роль философии состоит в том, чтобы iдиагносцировать/i" (iDits et ecrits,/i t.I, р.581; см. также лекцию, прочитанную в Тунисе в 1967 году. "Structuralisme et l' analyse litteraire").

А уже в 1968 году одного упоминания при нем о структурализме или о его к нему причастности было достаточно для того, чтобы вызвать у Фуко в лучшем случае сарказм и насмешки (скажем, Фуко загадывал собеседнику "загадку": "Какая разница между Бернардом Шоу и Чарли Чаплиным? Никакой, поскольку они оба носят бороду - за исключением, конечно же, Чаплина!", -iDits et ecrits,/i t.I, р.788), а чаще всего - ярость. Вот только один из многочисленных примеров. На вопрос журналиста, как он на данный момент мог бы определить структурализм, Фуко отвечает: "Если спросить тех, кого включают в рубрику "структуралисты" - iЛеви-Стросса/i или iЛакана, Алътюс-сера/i или iлингвистов, -/i они бы ответили вам, что у них друг с другом нет ничего общего или мало чего общего. Структурализм - это категория, которая существует iдля других,/i для тех, кто не имеет к нему отношения. Только iизвне/i можно сказать, что такой-то, такой-то и такой-то - структуралисты. Это у iСартра/i нужно спрашивать, кто такие структуралисты, поскольку он считает, что структуралисты представляют собой сплоченную группу (Леви-Стросс, Альтюссер, Дюмезиль, Лакан и я), группу, которая образует своего рода единство; но как раз этого вот единства заметьте себе это хорошенько, - его-то мы как раз и не обнаруживаем" (iDits et ecrits,/i t.I, р.665). Фуко настаивает, стало быть, не только на том, что он iникогда не был/i структуралистом ("Я никогда не был фрейдистом, никогда не был марксистом и я никогда не был структуралистом", скажет он в беседе 1982 года "Структурализм и постструктурализм" (iDits et ecrits,/i t.IV, Р.435), но также и на том, что никогда не было и самого "структурализма"! Было нечто, что называли этим

i353/i

словом (в заключительной части iАрхеологии знания/i Фуко подчеркивает, что всей этой книгой он пытается "снять с себя ярлык "структурализма" - или того, что под этим словом имеют обыкновение понимать", - iL'Archeologie du savoir,/i р.259). И были отдельные люди, которые в различных областях выполняли конкретные анализы, исследования. Не отрицая того, что в работах этих исследователей, как и в его собственных, действительно было что-то "не чуждое методам структурного анализа" (но только Леви-Стросс, считает он, практиковал собственно структурный iметод),/i Фуко не устает повторять, что если у этих исследователей и было что-то общее, то только не "метод". Этим "общим" был у них "общий враг": iклассическая рефлексивная философия/i и iфилософия субъекта./i В беседе 1978 года с iТромбадори/i (наряду с уже цитировавшимся "Структурализмом и постструктурализмом" она имеет исключительное значение для понимания не только философского пути Фуко, но и общей атмосферы интеллектуальных и духовных исканий во Франции после второй мировой войны), в ходе которой, в силу ее временной дистанции, ряд мыслей был высказан Фуко с гораздо большей ясностью и определенностью, чем, скажем, в iАрхеологии знания,/i Фуко говорит, что для тех, кого объединяли под именем "структуралистов", наиболее острой и настоятельной проблемой было "каким-то иным образом поставить вопрос о iсубъекте,/i иначе говоря преодолеть некий фундаментальный постулат, от которого французская философия, начиная с iДекарта,/i никогда не отступала и который феноменологией был только усилен" (iDits et eс-rits,/i t.IV, p.52). Вся современная философия, будь то iмарксизм с/i его навязчивой идеей iотчуждения,/i имевший во Франции сильную феноменологическую окраску, или же iфеноменологический экзистенциализм,/i центрированный на iпроживаемом опыте,/i так же, как и современная iпсихология/i с ее принципом iсоразмерности опыта - человеку, -/i все это было только разными "формами рефлексии и анализа", которые вдохновлялись "философией субъекта" и ориентировались на "теорию субъекта". И в этом отношении традиция, идущая от iСоссюра/i к iЛеви-Строссу,/i стала стратегической "точкой опоры для того, чтобы iпоставить под вопрос/i теорию субъекта, но эту постановку под вопрос ни в коем случае не сле

i354/i

дует отождествлять со структурализмом" (iibid.)./i Про себя Фуко говорит, что эту проблематизацию теории субъекта он нашел у iНицше, Батая/i или iБланшо,/i т.е. у тех, кто был максимально далек от структурализма, а также у iБашляра/i и iКангилема-/i в истории науки. Такой же точкой "прорыва", возможностью выйти за пределы философии субъекта был, для очень многих, и психоанализ. "Покончить с основополагающим актом субъекта", или, как его еще называет Фуко, с "конституирующим субъектом", "субъектом-дарителем смысла", - вот что было главным для Фуко и что определяло его интерес к тем исследованиям и практикам, которые обычно собирают под именем "структурализм". Подобного рода выпады против "привилегий основополагающего субъекта" находим мы не только в "Структурализме и постструктурализме", но и в iПорядке дискурса/i и в "Что такое автор?".

В этом контексте станут понятны - в их интонации, в их интенции слова, сказанные Фуко в интервью 1966 года, т.е. еще изнутри, так сказать, "структуралистского" периода. В силу важности того, что говорит здесь Фуко, позволим себе привести несколько выдержек из этого интервью. "Мы ощущали поколение Сартра как, несомненно, мужественное и благородное, со страстью к жизни, к политике, к существованию... Но что касается нас, мы открыли для себя нечто другое, другую страсть: страсть к понятию и к тому, что я назвал бы "система"". На вопрос собеседника: "В чем состоял интерес Сартра как философа?" Фуко отвечает: "...столкнувшись с таким историческим миром, который буржуазная традиция, себя в нем не узнававшая, склонна была рассматривать как абсурдный, Сартр хотел показать, напротив, что всюду имеется iсмысл/i"i./i На вопрос же о том, когда Фуко перестал "верить в смысл", - он отвечает: "Точка разрыва - это тот момент, когда iЛеви-Стросс/i для обществ, а iЛакан -/iдля бессознательного показали нам, что "смысл", возможно, есть лишь своего рода iповерхностный аффект,/i отсвет, пена, а то, что глубинным образом пронизывает нас, что есть до нас и что нас поддерживает во времени и в пространстве, - это iсистема/i"i./i И дальше: "Значение Лакана как раз в том, что он показал, как через дискурс больного и через симптомы его невроза говорят именно iструктуры,/i сама система языка - а не субъект... Как ес

ли бы до любого человеческого существования уже имелось некое знание, некая система, которую мы переоткрываем...". И на вполне естественный вопрос: "Но кто же тогда продуцирует эту систему?" Фуко отвечает: "Что это за такая анонимная система без субъекта, хотите Вы спросить, что именно мыслит? i"Я"-/i взорвано; взгляните на современную литературу происходит открытие некоего iимеется"./i [...] В некотором роде здесь происходит возврат к точке зрения XVII века, с одним различием: не человека ставить на место Бога, но анонимную мысль, знание без субъекта, теоретическое без идентифицируемой субъективности i[identite].../i" (iDits et ecrits,/i t.I, pp. 514-515).

За шумным конфликтом в связи со структурализмом Фуко, стало быть, видит прежде всего попытку поставить такие теоретические проблемы и нащупать такие формы анализа, которые, будучи рациональными, не апеллировали бы при этом к идее субъекта. Именно поэтому его не устраивали формы рациональности, стоящие за марксизмом или за феноменологией, и именно в этом контексте Фуко не устает подчеркивать роль iЛеви-Стросса,/i давшего "своего рода iрациональную точку опоры/i для этой постановки под вопрос [...] теории субъекта" (iDits et ecrits,/i t.IV, р.52).

с. 91 ** О том месте, которое iЖорж Катилем/i и его работы по истории наук о жизни занимали во французской философии послевоенных десятилетий, см. "Жизнь: опыт и наука" (iВопросы философии,/i 1993, 5, сс.43-53) - перевод статьи Фуко "La vie: Г experience et la science" (iDits et ecrits,/i t.IV, pp.763-776), впервые опубликованной на французском языке в 1985 году.

с. 94 Ср. в уже цитировавшейся небольшой статье Фуко о iЖане Ипполите-./i "Гегель обозначал для него тот момент, когда философский дискурс поставил перед самим собой, и внутри себя самого, проблему своего iмчала/i и своего iконца,/i момент, когда философская мысль берет на себя тяжкий неисчерпаемый труд, труд высказать все поле iне-философии/i в целом, а также берется возвестить, совершенно самодержавно, о собственном конце. [...] Философия, которая, начиная по крайней мере с iДекарта,/i была неустранимым образом связана с не-философией, стала вместе с Гегелем не только iсознанием/i этой связи, но и действительным iдискурсом/i этой связи: серьезное задействование игры философии и не-философии. Тогда как дру

Дата добавления: 2015-06-04