Пролог. Июль в Пампоне 8 страница

Довольно быстро в зале собрались все вчерашние участники гульбы, кроме Серёги Воркуты — он человек ночной, творческий, ему в Зону не надо. Сталкеры жарко спорили об отчаянном майоре Каргине, о том, где его искать да как выручить, если ещё живой, покуда не охладил их Огонёк:

— А чего это вы паритесь? Он нам кто? Он нам мент…

И сталкеры устыдились — люди всегда почему-то стыдятся тех редких минут, когда бывают людьми по-настоящему…

— Он Нам Мент, — повторил Матадор. — Хорошее вьетнамское имя… Может, хоть Белый на него набредёт? Так, от фонаря, случайно, в порядке бреда…

— Ага, — сказала Синильга. — Каждый за себя, один Белый за всех…

И вдруг заплакала.

Тут зашумела дверь, и выглянул бдительный Колчак:

— Белый идёт со своим грузовиком. Оба пустые.

Со времён своего первого выхода Печкин больше не сталкивался с Белым и даже лица его не запомнил.

…На спасателе был такой же белый грязный комбез в кровавых пятнах, как тот, в который упаковал он бесчувственного Пекинеса в незабываемый день журналистского дебюта.

Да, пожалуй, и не мог Печкин запомнить его лицо — какое-то оно было… никакое. Лицо и лицо. Такие только тайным агентам носить.

А вот Топтыгина не узнать было невозможно, хоть и стало дитя тайги отпускать бороду, несмотря на жару.

— Всем привет, — сказал Белый. — Алла Мефодьевна, скажите, пожалуйста, Евдокии Викторовне, что Анатолий Петрович жив, хотя и ранен…

Синильга всплеснула руками и побежала наверх — обрадовать Кобру. Или огорчить. Но скорее обрадовать, потому что дело-то было в Зоне, где ранение приравнивается к везению!

Все вопросительно воззрились на Белого.

— В присутствии дамы неприлично пользоваться кличками, — сказал Белый.

И голос-то у него был бесцветный…

— Да мы не к тому, — сказал Техас. — Что там с Ниндзей?

— Мы с господином Топтыгиным нашли Ниндзю и ещё двоих, судя по всему, мародёров, на тропе, ведущей к Михалёвке, — сказал Белый. — Все трое подранены, именно подранены, все попадания — в ноги. По моему мнению, развлекался снайпер. Выяснять подробности было некогда — они и так потеряли много крови. Пришлось нести их до армейского госпиталя, он всё-таки поближе. Там дежурил какой-то незнакомый врач. Поначалу он не хотел принимать пострадавших, но я заявил, что не вынесу больше ни одного военсталкера, хоть и покривил при этом душой… Ногу Ниндзе спасут, двум другим не обещали…

— Правильно, — сказал Мастдай. — Пусть попрыгают мародёры. Хрюли вы этих козлов вытаскивали…

— Этот вопрос я вообще не хотел бы обсуждать, — сказал Белый. — Даже господин Топтыгин больше не спрашивает меня об этом.

— Так вояки их, поди, уже расстреляли, — мечтательно сказал Мастдай. Когда-то его, зелёного совсем, обчистили на Свалке и отобрали редкостную находку — «дедушкин ключик». Новичкам счастье, но недолго оно длилось…

— А этот вопрос и подавно вне моей компетенции, — сказал Белый.

Тут с лестницы ураганом скатилась Кобра, расцеловала на ходу Белого, легко, словно калитку, распахнула тяжеленную дверь и выскочила наружу — ловить какой-нибудь армейский транспорт до госпиталя. После Выброса движение в Зоне обычно оживлялось.

— Любовь, — презрительно сказал Огонёк. — До первого гроба…

— Помолчи, а? — сказал Техас. — Налегке девчонка помчалась, не пострадала бы…

— Силикон от радиации хорошо защищает, — сказал Огонёк.

— А у вас, я вижу, была вечеринка? — спросил Белый.

— Я тебя умоляю, — сказал Матадор. — Не произноси это гнусное слово. Есть хорошее русское понятие — пьянка. Она же гулянка.

— Господин Матадор прав, — сказал Печкин. — Омерзительное слово. В нём столько скрытого ханжества. И английское «пати» тоже не лучше…

Белый посмотрел на него с интересом:

— Неприязнь к английскому языку в московском журналисте весьма странна, господин Печкин…

— Так я и к гондонам неприязненно отношусь, — сказал Печкин. — А пользоваться приходится…

— Это должно быть смешно, — сказал Белый. — Но всё-таки — что у вас произошло? Привратник пытался мне что-то объяснить…

Тут все наперебой стали докладывать Белому про чудного майора, и все мешали друг другу.

Тем временем Топтыгин приблизился к Арчибальду и с грохотом водрузил на стойку свою медную посудину.

— Отец! — воскликнул он. — Дивья чайку-да скипятить!

И достал из-за пазухи пучок сухой травы.

— Убери эту гадость! — закричал месье Арчибальд. — В Зоне любая травинка — яд!

— Это не в Зоне, — добродушно сказал великан. — Это маманя насбирала на Усть-Курумке, ещё летось, пока закомолденька бывала…

— Всё-таки надо было тебя повесить за связь с бандитами! — сказал бармен, но заварку принял.

— Дорогой месье Арчибальд, — сказал Белый. — Кто старое помянет…

— Кстати, — сказал бармен. — В полдень обещал прийти Болотный Доктор за своими лекарствами… Вот бы и повидались!

— Не получится, — сказал Белый. — Сегодня опять не получится. Знаете, мы с ним как два поезда, которые вышли навстречу друг другу из пунктов А и Б, но не встретились. А почему? Потому что не судьба… Но куда же мог пойти ваш майор? Месье Арчибальд, вы точно не дали ему ПДА и наладонник? Или опять — «кредит здоровью вредит»?

— Как можно, — сказал бармен. — Кредитка у него в порядке. Только он сам отказался. Сказал, старого пса новым трюкам не научишь…

— Где же его теперь искать? — сказал Белый.

— Так он сам ищет своего снайпера, — сказал Мастдай. — А нашёл наверняка парочку кровососов. Или больше. Потому что любого зомбака он на куски разорвёт… А пожалуй, и псевдогиганта…

Крепко зауважал молдавский грузчик своего соперника.

— Думайте, господа сталкеры, думайте, — сказал Белый. — Нельзя вот так просто отдавать человека Зоне. И не надо мне напоминать, что у нас тут не институт благородных девиц. Время от времени необходимо становиться людьми… Убедительно прошу всех достать эти чёртовы коробочки и попробовать связаться со своими знакомцами — может, кто-нибудь что-нибудь видел…

И загудело, загомонило в зале пчелиным роем. Сталкеры неуклюжими пальцами набивали на клавиатурах свои вопросы.

— Стоп! — сказал вдруг Паганель. При других обстоятельствах никто бы к нему, вечному неудачнику, не прислушался, но сейчас был особый случай. — Джамайка сообщает. У Михалёвки подстрелили Гудвина. Тоже в ногу. Гудвин орёт, а через овраг подойти нельзя, там аномалий полно… И со стороны деревни нельзя, сразу у гада на прицеле окажешься…

— Известная тактика, — сказал Печкин. — Одного подранил — и отщёлкивай сердобольных товарищей… Видел я на Кавказе такие штучки…

— Братцы, братцы, — сказал Матадор. — Как же этот киллер Выброс пережил?

— Значит, не такой уж он новичок, — сказал Мастдай. — Есть одно надёжное местечко в окрестностях Михалёвки. И говорит мне чуйка, что это кто-то из на… то есть из здешних. Явно не новичок. Мало ли что майор сказал…

Все сразу стали предлагать возможные кандидатуры на роль окаянного снайпера. Дискуссию прекратил Матадор.

— Время, — сказал он. — Вот оптимизируем гада — и узнаем.

— Понятно, — сказал Белый. — Вот, значит, почему… Хорошо, что Ниндзя и остальные догадались отползти… Господин Топтыгин! Вы поняли?

— Ну, — сказал Топтыгин. — Не вьём ему там было нас стрелить…

Он уже бросил траву в кипяток и теперь тихонько тряс медный свой сосуд — видно, надеялся, что так быстрее заварится.

— Тогда вперёд, — скомандовал Белый. — Никому за нами не ходить. Если не вернёмся… Вернёмся! Старик Станиславский никогда ещё не подводил… Ждите!

— Белый, ты у нас один, — напомнил Матадор.

— Вот именно, — сказал Белый.

Топтыгин со вздохом распрощался с мечтой о чае, только пригрозил бармену:

— Мотри! Не закасти мне посудину-да — чибышок отрежу!

И даже показал маленький ножик с полукруглым лезвием — вот она какая, оказывается, бриткая палемка!

И через миг не было уже в баре «Хардчо» ни Белого, ни его Путника.

Месье Арчибальд остался в недоумении, а на чайник поглядел с ужасом — действительно, не закастить бы его!

— Они что — всегда так у вас ходят? — вымолвил Печкин.

— Как — так? — сказал Матадор. — Без оружия, без припасов?

— Иногда и без связи, — сказал Матадор. — Белый говорит: я сам найду, кого надо…

— На то Билый, — сказал Мыло. — Вин и осилка свойого приучив… Каже: груз-триста и так важкий! Воны и без приладив хустко по Зони мандрують…

Сталкеры разбрелись по столам — поправляться. Как-то не хотелось расходиться по своим намеченным на сегодня маршрутам, душа не лежала…

Хотя и веселья никакого не было.

— Билый казав — чекаты, то и будэмо чекаты! — подвёл итог всему Мыло. — Бо есть ричи поважнее цих клятых артефактив…

Но коньяк в горло не лез, а кусок — и подавно.

— Мне хватит, — сказал Печкин. — Скажи, Матадор, а Белый — это действительно так важно?

— Пока сам не узнаешь, не поймёшь, — сказал седой сталкер. — Это… Это как надежда на бессмертие души. Это, может быть, самая главная загадка Зоны… До него всё было так, знаешь…

Он попытался найти слова, но только рукой махнул.

— Болотный Доктор спасает наши тела, а Белый — души! — важно сказал Киндер.

— А чего ты тогда к Синильге лезешь, спасённая душа? — сказал Матадор.

Маленький сталкер смутился.

— Так Белый же с ней всё равно не спит, — сказал он и густо покраснел.

— Да, Киндер, — сказал Матадор. — Тебе ещё расти да расти. Это про тебя сказано: худое дерево в сучок идёт…

Киндер тут же, не поднимаясь, коротко ударил Матадора в подбородок.

И понеслось.

Сталкерам в такие томительные минуты непременно требуется разрядка. Мигом припомнились старые обиды…

Юкка-Пекка схватился с Мегабайтом и тут же получил в ухо от Огонька; Техасу не полюбился Мыло; Дисбат колотил Мюллера головой о столешницу, пока его не пнул сзади Идол, волк-одиночка; Дуче защищался стулом от Маугли и Коломбо; Умную Машу, Халдея и Коммуниста били все — должно быть, за меткость; дошла очередь и до Печкина…

Да, порой и хохливудским лентам случалось правду сказать…

— А мы-то с тобой чего сидим? — спросил журналиста Мастдай и вытащил беднягу из-за стола. — Люди-то все добрые делом заняты!

И отправил Печкина в полёт — сокрушать стол одинокого Батюшки. Батюшка не стал поднимать слетевшие очки, но очень сильно толкнул столичного гуся обратно к Мастдаю.

Потом поп-расстрига спас очки из-под печкинского берца, поднял свою нечестивую инкунабулу.

— Варвары, — сказал Батюшка. — Прижизненное издание! С автографом и маргиналиями маркиза! Иллюстрации Гюстава Доре!

Врёт, собака, не может такого быть, подумал Печкин и, ловко уйдя от мастдаевской плюхи, тырцнул обидчика в солнечное сплетение…

Месье Арчибальд наблюдал побоище с привычным ужасом. Вышибала Колчак недвижно стоял у двери, сложив руки на груди, словно демон какой, — ведь все финки да кинжалы бойцов лежали у него в особом ящике под замком.

Синильга убежала на лестницу — оттуда было лучше видно.

Наконец бармену надоело.

Грянул выстрел. На такой случай у месье Арчибальда имелись холостые заряды.

Драка стихла, только Матадор всё никак не мог решить, в какой угол бросить Киндера.

— Расслабились — и хватит! — прозвучал одинокий голос бармена. — Матадор, оставь ребёнка!

— Не нато трраттьтя, — сказал Юкка-Пекка. — Отни турраки терруттьтя…

— Об чём колотились-то? — спросил Колчак.

— Да так… Каждый о своём… — отвечали сталкеры. — Для аппетита!

Аппетит действительно проснулся у всех, даже у тех, кто лишился зуба-другого.

— Спасибо. — Мастдай улыбнулся Печкину.

— Это ещё за что? — сказал журналист.

— За то, что по яйцам не пнул, — сказал Мастдай. — А то я как раз открылся…

— Лышенько мени, — сообщил Мыло. — Голова як та чугуняка… Колысь попадётся мне Техас у поли без пилы…

— В следующий раз следи за базаром, — сказал Киндер Матадору.

— Да, реакция у меня уже не та, — грустно сознался Матадор. — А Синильгу ты всё-таки оставь!

— Да я же с Галкой, — оправдался Киндер. — А Синильга… Скучно ей тут… Извини, отец, не рассчитал. Но! Мировую пить будем?

— Будем! — пылко сказал Матадор.

Печкину уже приходилось здесь участвовать в драках, но только один на один. Пока ему везло…

— Ахтунг! — заорал Колчак. — Мазафаку черти несут!

— Не пускай! — крикнул Огонёк. — Мазафаку встретить — к несчастью!

Мазафака относился к особой категории обитателей Зоны — шаманам. Шаманами называли тех, кто шлялся по запустошённой чернобыльской земле без каких-то серьёзных намерений. Шаманы не участвовали в перестрелках, чуяли аномалии без всяких приборов, как-то ладили с монстрами, иногда могли дать сталкеру добрый совет. Или недобрый, по настроению. Или вылечить. Или завести в ловушку. Но людей они, в общем, чурались. Так, толкнут иногда артефакт-другой для поддержания скромных своих запросов…

Мазафака был не простой шаман. Юродивый, можно сказать. Потому что он-то с людьми общался довольно активно — разносил местные слухи и сплетни, щедро дополняя их собственными бредовыми придумками, и отсеять зёрна от плевел было довольно затруднительно…

— Пусти, — властно сказал Матадор. — Нынче нам нужна информация.

— Ребята, — растерянно сказала прекрасная Синильга. — А у нас в подсобке дезодорант как раз кончился…

— Мазафака, стой где стоишь! — дружно замахали руками сталкеры, а Колчак даже покинул свой пост.

Торс шамана был облечён в драную-передраную косуху, которую юродивый в прошлом году снял с простреленного тела дурака-байкера, на спор прорывавшегося в Зону. А с кого он снял штаны, лучше и не представлять. Сроду Мазафака не мылся и даже не умывался; а если и умывался, то какой-нибудь росой из серной кислоты. Или, пожалуй, плавиковой, потому что очень уж походил на зомби.

— Идут, идут! — заголосил шаман высоким детским голоском. — Их много! Их ровно два миллиона семьсот тысяч сто девяносто пять!

Безумцы питают страсть к большим числам.

— Мы слушаем тебя, о мудрейший! — сказал Матадор. — Кто идёт, перечисли поимённо!

И сам испугался неуместной шутки: вдруг юрод и вправду начнёт перечислять до конца недели? Но обошлось.

— Китайцы, — сообщил Мазафака. — Ровно два миллиона…

— Пропусти, — сказал Матадор. — Где идут? Ты сам видел?

— Сам, — закивал шаман. — На блокпосту в Чапаевке.

— Много их?

— Пока всего один, — сознался Мазафака. — Только где один китаец, там и два миллиона семьсот…

— Не надо! — закричал Матадор. — Зачем он пришёл?

— Строить, — сказал Мазафака.

— Что строить? Он гастарбайтер?

— Он да, он работать пришёл… Ходит, меряет всё, в трубку глядит… Мазафака ему теодолит носил! — похвастался шаман.

— И что же он будет строить? — сказал Матадор. Остальные в разговор не лезли, потому что Матадору шаман доверял — наверное, из-за возраста. — Стену будет строить, — гордо сказал юрод. — По Периметру. Великую Чернобыльскую Стену. Высокую — до неба! И широкую — чтобы двум танкам разъехаться!

— Стену? — сказал Матадор. — Это круто. Молодец, шаман, что предупредил нас. А Белого с Топтыгиным ты по дороге не видел?

— Белый ищет, — сказал Мазафака. — А когда найдёт — тут-то всё и кончится…

— Что же он ищет?

— «Сердце ангела», — сказал Мазафака.

Сталкеры загудели. Артефакта с таким названием никто из них не видел, зато каждый знал: найди его — и больше не будет тебе нужды топтать Зону…

— «Сердце ангела» любой ищет, — сказал седой сталкер. — Хоть и не занесено оно в «Энциклопедию артефактов». Но ты же знаешь, что Белый хабаром не интересуется. Он его в руки не берёт и даже глядеть не хочет…

— И правильно делает, — добавил Батюшка.

— Не встревай, религия, — сказал Матадор. — Так что неправдычка твоя, шаман, обманываешь ты народ!

Мазафака не смутился.

— Он сам пока не знает, чего ищет. Но «сердце» и само его ищет. И когда они встретятся…

— Что будет?

— А то и будет, что ничего больше не будет, — сказал шаман. — Дяденька Арчибальд! Я гостинец тебе принёс; дай же и ты мне гостинец!

И сделал шаг вперёд.

Бесстрашные бродяги Зоны раздались по сторонам, отворачиваясь и стараясь дышать ртом.

А когда Мазафака достал откуда-то из глубины страшных своих штанов «гостинец», закричали:

— Осторожно! Бережно неси!

Потому что оказался шаманский дар «сучьей погремушкой». С виду она похожа на примятую банку из-под тушёнки, профан и не взглянет. Но если её слегка ударить…

Вот когда в квартире через стенку слышатся стук молотка, визг «болгарки» и трели электродрели, каждый скажет, что соседи затеяли евроремонт. Поворчит и будет ждать, когда звуки стихнут. Потому что завтра, может, самому придётся докучать окружающим.

При действии «погремушки» кажется, что евроремонт затеяли все соседи сразу. И шум не прекратится после 23 часов, как велит закон. Не уймётся сучий артефакт и завтра, и послезавтра — смотря какой величины.

Такого, как у шамана, может и на месяц хватить.

«Погремушки» пользовались на Материке повышенным спросом. Хотите отомстить своему врагу? Сходите к нему в гости и спрячьте перед уходом ложную банку, скажем, в ящик с инструментом. Да ещё гвоздей туда насыпьте, чтобы вражина не догадался. Правда, при этом пострадает весь дом, и чем больше здание, тем сильнее звуки. Но вам-то какое дело!

Через месяц ад закончится, но враг уже полностью деморализован, а может, и вовсе помер. Потому что никакие экстрасенсы не помогут. Не заглядывают они в «Энциклопедию артефактов».

Ну, у риэлтеров и военных свои резоны — парализовать работу неприятельского штаба, разогнать родной парламент, выкурить упрямых жильцов из старого дома ради точечной застройки…

К счастью, «погремушка» встречается редко и мало кому по карману…

…Мазафака торжественно протянул свой дар бармену. Месье Арчибальд сначала надел нитяные перчатки, потом достал специальный контейнер, наполнил его стекловатой и щипцами принял опасную псевдобанку. Контейнер он закрыл на цифровой замок и опустил куда-то под стойку.

Все с облегчением вздохнули.

Синильга вынесла из кухни коробку из-под торта — уж наверное, было в ней много вкусных вещей. Официантка подходить к Шаману не стала, а сунула коробку в руки Киндеру и кивнула — Передай, мол.

Киндер, страдая и фыркая, передал, а злоязычный Матадор заметил:

— Вот Белого она так не гоняет!

— Мир этому бару, пойдём в другую хибару! — сказал шаман, развернулся, подняв духовитую волну, и проследовал мимо Колчака на выход.

— Много ты у него узнал? — вызверился Огонёк на Матадора. — Люди сидели, кушали, никого не трогали…

Люди сидели, кушали и никого не трогали еще час, два, три…

Наскоро обсудили принесённую кем-то печальную новость с Материка. Уважаемый всеми сталкер Должок, будучи в столице по делам, решил прогуляться вдоль Старого Арбата. У какого-то кафе стоял, на горе себе, мужичок, наряженный не то цыплёнком, не то уткой по-пекински. А Должок спьяну вообразил, что это детёныш псевдогиганта и монстры уже добрались до Москвы. Хорошо ещё, что у Должка не было ствола при себе — увезли сталкера в психушку с белой горячкой…

Посмеялись, хотя ничего смешного не было.

Наконец Техас сказал:

— Всё, бродяги, жданки съедены.

Печкин обрадовался, потому что сидеть и ждать было ему совестно, а голос у него пока был совещательный…

— Господа сталкеры, — сказал он. — Да как же вы не поняли, что снайпер как раз Белого и стережёт? Кто в Зоне первый приходит на помощь, вы же сами мне говорили — Белый… Кто белый комбез носит?

— Ну, в белом-то комбезе и Пекинесу щеголять пришлось, — сказал Матадор. — А ты, пожалуй, прав, коллега…

— Так ведь Билый вже там був, — сказал Мыло.

— Неужели они через балку прошли? — сказал Мастдай. — Я там сидел-сидел на краешке, когда меня патрули гоняли, а спуститься не посмел, пусть лучше бы сразу пристрелили…

— И как? — сказал Огонёк. — Пристрелили?

— Нет, — совершенно серьёзно ответил грузчик. — Они к балке даже близко не подошли.

— Тогда в путь, — сказал Матадор. — Сбор через десять минут. Мы не такие продвинутые, чтобы налегке выходить…

Те, кто ночевал в номерах, побежали за снаряжением наверх, прочие скатывали спальники, проверяли оружие…

Даже Батюшка отложил книжку, засобирался, приговаривая при этом:

— Иисусе, одежда веселия, одей мя, тленного! Иисусе, покрове радости, покрой мя, недостойного! Иисусе, источник разума, напой мя, жаждущего…

Никто над ним не подтрунивал.

Глава одиннадцатая

…Пройдёт много лет, и журналист Дэн Майский-Печкин вспомнит тот день, когда он стоял у выщербленной пулями кирпичной стены в ожидании неминуемой смерти.

…Обстановка за стенами бара изменилась. Солнце скрылось за привычными тучами, тучи нависали сверху и опускались всё ниже, словно кто-то заворачивал над головами людей невидимый пресс. Дождя, правда, ещё не было.

— Вот и кончилось короткое зональное лето, — сказал Коломбо. — Добро пожаловать в Вечную Осень!

— Недолго музыка играла, — вздохнул Паганель.

Последним выходил Батюшка, решивший, видно, приободрить товарищей:

— Утро ныне мудро: птицам на разлёт, добрым молодцам на расход…

И осёкся, увидев окаянную тяжёлую хмарь.

— А как бы добрым молодцам не в расход, — сказал Матадор. — Вы уж будьте поосторожнее. Говорил же — не стоит расслабляться…

Седой гусар подходил к каждому, объяснял, куда идти и что делать, сверял карты и часы. Потому что в Зоне строем не ходят даже военные сталкеры.

— Снайпер может залечь или тут, или тут, или на водонапорной башне, что вряд ли. Наверняка там кто-то нехороший уже обитает. Так, разобрались по группам. Одиночки, ищите временного связчика, не тот случай, чтобы по одному шляться…

— На хрен мне связчик? — взвился Идол, паренёк весьма истеричный и конфликтный. Удивительно, что в Зоне он ходил уже довольно долго.

— Всё-таки я иногда жалею, что мы не военкеры, — сказал Матадор. — Там не уговаривают. Пойдёшь с Коломбо — он такой же отлюдник, зато стреляет хорошо… Печкин, с кем свяжешься — с Киндером или с Мастдаем? Паганель пойдёт с нами, есть для него дело…

— Да я с тобой привык и с Мылом, — сказал Печкин.

— Отвыкай! — сказал Матадор. — Ты уже большой… Кстати о Большом: Киндер, что слышно от твоего шефа?

— Ничего не слышно, — сказал Киндер. — Нету его нигде — ни в офисе, ни в Москве. Секретарша говорит, он где-то с генералами перетирает. Твердолаптева-то сняли, а новая метла собралась чисто мести…

— Плохо, — сказал Матадор. — Как бы опять нам с сапогами не схлестнуться… Вот же не вовремя!

— Я лучше с Мастдаем пойду, — сказал Печкин. — Он вон какой здоровый!

— Ладно, — сказал Матадор. — Значит, Киндер безработный снова с нами… Слушайся Мастдая, как меня, и даже лучше, потому что у него плюха тяжелее…

— Да уж знаю, — сказал Печкин.

— По уму, нам бы лучше отсидеться, — сказал Матадор. — Но это будет не по совести. Нарушил этот гадский снайпер всё наше хрупкое равновесие — кто стрелял? Чей стрелок? Ах, не ваш? Не выдумывайте про какого-то майора… Дуче, «долговцы» в курсе?

— В курсе-то в курсе, — сказал мордастый Дуче. — Но все равно грешат на «Свободу»… Да ещё какая-то комиссия из «Гринписа» примчалась на базу миротворцев. Расследовать, кто бедных мутантов газами травит…

— Удружил майор, — сказал Матадор. — Незаметно просочился через Периметр… Видите, бродяги, как всё смешалось в доме Облонских?

— Это которые Облонские? — встрепенулся миномётчик Умная Маша. — Это которые на хуторе Хвойная Поляна каннибализмом занимаются? Я бы им всё в доме перемешал… Дал бы бог прицелиться…

— Э, нет! — вскричал Матадор. — Партизанщину свою не берите! Хватит с нас вашего дружественного огня…

— Ладно, — сказал Умная Маша. — А я-то думал: забомбим балочку и проскочим… Была бы честь предложена…

— Ну, голова он у вас, — сказал Печкин, когда вожак миномётчиков поволок опорную плиту Колчаку на сохранение. — Как он с такой головой по Зоне ходит?

— Не у вас, а у нас, — сказал Матадор. — Привыкай. А ходит он в Зоне получше меня. Он любую «воронку» или «карусель» обойдёт без всяких гаечек. Как бы в компенсацию за умственное калечество…

Наконец разобрались, Батюшка перекрестил каждого персонально — и разошлись группы по разным намеченным маршрутам к одной Михалёвке. В Зоне прямых путей не бывает.

Печкин пошёл с Мастдаем не потому, что всерьёз обиделся на Киндера. Просто захотел усложнить себе жизнь. Надо с любым человеком уметь наладить отношения.

— До насыпи дойдём свободно, — учил Мастдай по дороге. — Не пялься на тех из наших, кто в зоне видимости. Перед насыпью остановимся…

Насыпь была свежая, как будто Его Величество Выброс взял и смял равнину громадными ручищами… Как будто игрок воспользовался редактором карт и поменял рельеф местности.

— Вот, смотри на ПДА, — сказал Мастдай. — Да не в этом режиме! Вы что, с Матадором и хохлом только водку жрали? На насыпи вроде ничего нет, зато за ней схарчит нас «вороночка»… Что значит не видно? Я сказал — есть, значит — есть. Поэтому Пройдём влево метров пятьдесят…

— С большим походом будет, — сказал Печкин, желая продемонстрировать, что он не только водку жрал со своими наставниками. — Двадцати бы хватило…

— Поход костей не ломит, — сказал Мастдай. — Топай.

За насыпью местность была открытая и пустая, только лежал полузакопанный грейдер.

— Ну вот, а ты говорил, — сказал Мастдай. — Техники всегда бойся! Там сидит штука посильнее «вороночки», и мы бы в неё прямёхонько скатились…

— Неуютно здесь как-то, — сказал Печкин. — Один как на ладони, все пули в одного…

— В Зоне уютно не бывает, — сказал Мастдай. — Но такие места я особенно не перевариваю. Поэтому постараемся проскочить как можно скорее… Не бегом!

— Вообще-то у меня ПДА прямо в шлеме, картинка перед глазами, — сказал Печкин.

Его дорогостоящая снаряга пообтрепалась, но служила исправно. Только вместо капризной швейцарской ружбайки Матадор вручил ему удобный «абакан», добавив при этом:

— Не выёживайтесь с вашим Шнитке, Иван Петрович, слушайте русскую народную песню «Валенки»!

— Так а хрюли ты молчишь? — сказал Мастдай.

— Так а хрюли выёживаться? — сказал Печкин. — Если я полный дуб по Зоне…

Шлем журналиста был предметом зависти всех вольных сталкеров. Подобные есть у военных, но только у старших офицеров, которые в Зону не ходят. Но для страховки Матадор всё же велел Печкину взять и стандартный ПДА — им-де хоть гвозди заколачивай, вещь проверенная. А со шлемом мало ли что может случиться…

— Там ещё куча опций, — сказал Печкин. — Потом Марконя мне их поотключал почти все. Там и голосовое предупреждение было — «эномэли райт», «эномэли лефт»… Но Матадор сказал-что так я ничему не научусь, а вляпаться могу… А вот SOS в случае чего передаётся автоматом…

— Хорошая штука, — сказал Мастдай. — Но я её ни за какие коврижки не напялю. Уж если куда вляпаешься, так сам виноват, а не японец, который контакт не допаял…

— Японцы уж давно ничего не паяют, — сказал Печкин. — Лазер ещё там хороший — и осветить, и ослепить…

— Хорошо, — сказал Мастдай. — А в деле-то его испытывали? Отзывы какие?

— Это опытная модель, — сознался Печкин. — Боюсь, что как раз я её и испытываю… Подарок Большого!

— Нельзя в Зоне надеяться на электронику, — сказал молдавский грузчик. — Вон она Радар-то как переделала! Может, это она, Зона, тебя и ведёт…

— Отключено всё, — сказал Печкин. — А композит шлема очень прочный…

Над пожухлой травой выставился одинокий тушканчик — тварь забавная, но зубастая, как Стич из мультфильма.

— Патроны береги, — сказал Мастдай. — Зашевелились, твари, почуяли… Эх, простояла бы ясная погода подольше — может, и передохла бы вся мутня…

— Зона родила бы новых, — сказал Печкин. — Наделала из нашей же протоплазмы…

— Так, — сказал Мастдай. — Стоп. Вон лежит опора… Что тебе картинка говорит?

— Вроде чисто, — сказал Печкин.

— Такого быть не может, — сказал Мастдай. — Опоры безнаказанно не валяются. «Электры» их любят. Видишь слева — там другая опора, стоячая, хоть и перекосилась. Значит, между ними могут оставаться провода. Их могли и мародёры оприходовать ещё в советское время, а могли они и остаться…

— И что тогда?

— А тогда они до сих пор под напряжением, — сказал Мастдай. — «Электры» по ним как бы растекаются, вот прибор и не видит… Только напруга там помощней…

Всё, что служило человеку, Зона постаралась переделать ему во вред, думал Печкин. Это надо будет подчеркнуть в сценарии. Или в романе. Нынче ведь романы так и пишут — эпизодами, экспликациями, ретроспективами да флэшбэками… Хоть и дико звучат такие слова в Зоне…

Проржавевший комбайн, почуяв человека, может начать двигаться, давить и резать. Высохшая вчистую бензозаправка может выбросить внезапный протуберанец. Из силосной ямы на центральной усадьбе колгоспа «Червоный незаможник» может подняться псевдогигант. На сельском кладбище в Лубениках могут выбраться из склепа Ходкевичей вполне активные носители славной гетманской фамилии…

— А живого от зомби твой шлем отличает? — сказал Мастдай.

— Не знаю, — сказал Печкин. — Я кое-кого повидал и даже пострелял, а с зомбаками пока не сталкивался… Ты это к чему?

Дата добавления: 2015-06-29