II. ОБЩЕСТВО 1 страница

RUSSIA UNDER THE OLD REGIME. RICHARD PIPES. ББК 63.3(2)5 П 12 Текст печатается по изданию: Ричард Пайпс США, Кембридж, Массачусетс, 1981 Перевод с английского ВЛАДИМИРА КОЗЛОВСКОГО Художник Александр Анно COPYRIGHT 1974 RICHARD PIPES. All rights reserved. 0503000000-002 П -------------- A 71(02)-93

ISBN 5-86712-008-2

M., "Независимая газета", 1993 (C) P. Пайпс (C) A. Анно, оформление Посвящается Даниэлю и Стивену

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Мне очень приятно, что "Россия при старом режиме" делается доступнойхотя бы для небольшой части русской аудитории. Мне всегда хотелось думать,что я работаю в рамках русской историографической традиции и обращаюсь впервую очередь к русскому читателю. Не знаю, право, пожелал ли бы япосвятить более тридцати лет жизни изучению истории России и писанию работна эту тему, не питай я надежды, что рано или поздно смогу найти выход нааудиторию, для которой прежде всего предназначались мои исследования. С момента первого появления книги в 1974 г. некоторые рецензенты,особенно русского происхождения, высказали на ее счет ряд критическихзамечаний, на которые я хотел бы сразу же вкратце ответить. Согласно одним критическим отзывам, мое изложение эволюции русскогополитического устройства слишком односторонне, слишком "гладко" в томсмысле, что я, по словам этих критиков, уделил недостаточно вниманиясопротивлению общества поползновениям вотчинного государства. В ответ натакое обвинение я могу лишь заметить, что существует уже обширнаяпревосходная литература о борьбе русского общества против самодержавия,тогда как, насколько я знаю, моя книга впервые подробно разбирает инуюсторону этого процесса, а именно рост государственной власти в России.Каждый, имеющий хотя бы самые минимальные познания в области русскойистории, знаком с Радищевым, с декабристами, с Герценом, с "Народной волей".Однако многие ли, даже среди профессиональных историков, слыхали обУголовном уложении 1845 г. или о "Временных законах" от 14 августа 1881 г.,которые, возможно, наложили еще более глубокий отпечаток на ходисторического развития? Спору нет, сопротивление русского обществасамодержавию получает у меня поверхностное освещение, но толковать этоследует не как безучастие с моей стороны, а как результат решенияпридерживаться главного предмета книги, то есть роста русского государства иего способности отражать нападки на свою власть внутри страны. Иные критики поставили под сомнение разумность моего решениязавершить изложение 1880-ми годами, вместо того, чтобы довести его до 1917г. Причины этого решения разбираются в Предисловии к английскому изданию иобсуждаются еще более подробно в завершающей главе книги. Могу еще добавить,что я начал работу над продолжением "России при старом режиме", а именно наддвухтомной "Историей русской революции", которую я поведу с конца XIX в.,примерно с того времени, на котором обрывается настоящая книга. Бессмысленно, да и просто недостойно, отвечать тем критикам, которыеусматривают в моих работах враждебность по отношению к России и к русскимлюдям. В истории русского общественного мнения выстраивается долгая чередагорячих патриотов, которые страстно изобличали изъяны в психологии своегонарода и в учреждениях страны, но притом любили Россию ничуть не меньшедругих. Моя книга укладывается по большей части в рамки западнической, или"критической" традиции русской мысли, которая уходит своими корнями глубоков толщу русской культуры по крайней мере со времени Петра I. Более того, вмоей книге нет ничего, отдаленно напоминающего пессимизм Чаадаева, Гоголя,Чехова или Розанова. Я отдаю себе отчет в том, что русские люди, критическиотзывающиеся о России, менее уязвимы обвинениям в антирусских настроениях,чем высказывающие подобные же взгляды иноземцы. Но ведь это проблема чистопсихологическая, а не интеллектуальная: я никак не могу принять довода отом, что критическое отношение, если оно высказывается посторонним,изобличает какую-то враждебность. Каждый, кто прочтет мою книгубеспристрастно, обнаружит, что я особо подчеркиваю влияние природной средына ход русской истории и отношу многие его моменты на счет сил,неподвластных населению страны. "Россия при старом режиме" имеет свой тезис. Я не выдумывал его;тезис этот вырисовывался все более и более выпукло по мере моего углубленияв разнообразные стороны русской истории. Мои изыскания убедили меня восновательности так называемой "государственной школы", и мое принципиальноерасхождение с нею состоит в том, что если ее ведущие теоретики второйполовины XIX в. склонны были усматривать в некоторых явлениях лишьотносительно маловажные и, возможно, преходящие отклонения отзападноевропейской модели развития, я, современник событий, произошедшихпосле 1917 г., скорее смотрю на них как на явления более значительные инепреходящие. Мои трактовки, излагаемые на последующих страницах, выросли изобработки исторического материала на протяжении многих лет. Лучше всегобудет пояснить, как я пришел к своим выводам, процитировав строки из"Записных книжек" английского писателя и ученого Самуэля Батлера: Я никогда не позволял себе выдвигать какой-либо теории, покуда нечувствовал, что продолжаю наталкиваться на нее, хочу я того или нет. Покаможно было упорствовать, я упорствовал и уступал лишь тогда, когда начиналдумать, что смышленые присяжные с умелым руководством не согласятся со мной,если я стану упорствовать дальше. Я сроду не искал ни одной из своих теорий;я никогда не знал, каковы они будут пока не находил их; они отыскивали меня,а не я их. Мне хотелось бы выразить глубокую признательность переводчику книгиВладимиру Козловскому, подсказавшему мне идею ее издания по-русски исамоотверженно потрудившемуся над этим точным и изящным переводом. Ричард Пайпс Кембридж, Массачусетс. Октябрь 1979 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предметом этой книги является политический строй России. Книгапрослеживает рост российской государственности от ее зарождения в IX в. доконца XIX в. и параллельное развитие основных сословий - крестьянства,дворянства, среднего класса и духовенства. В ней ставится следующий вопрос:почему в России, в отличие от остальной Европы,- к которой Россияпринадлежит в силу своего местонахождения, расы и вероисповедания,- обществооказалось не в состоянии стеснить политическую власть какими-либо серьезнымиограничениями? Я предлагаю несколько ответов на этот вопрос и затем пытаюсьпоказать, как оппозиция абсолютизму в России имела тенденцию обретать формуборьбы за какие-то идеалы, а не за классовые, интересы, и как царскоеправительство в ответ на соответствующие нападки разработалоадминистративные методы, явно предвосхитившие методы современногополицейского государства. В отличие от большинства историков, ищущих корнитоталитаризма XX века в западных идеях, я ищу их в российских институтах.Хотя я время от времени упоминаю о более поздних событиях, мое повествованиезаканчивается в основном в 1880-е годы, ибо, как отмечается в заключительнойглаве, ancien regime в традиционном смысле этого выражения тихо почил в Бозеименно в этот период, уступив место бюрократическо-полицейскому режиму,который по сути дела пребывает у власти и поныне. В своем анализе я делаю особый упор на взаимосвязь междусобственностью и политической властью. Акцентирование этой взаимосвязи можетпоказаться несколько странным для читателей, воспитанных на западной историии привыкших рассматривать собственность и политическую власть как двесовершенно различные вещи (исключение составляют, разумеется, экономическиедетерминисты, для которых, однако, эта взаимосвязь везде подчиняется жесткойи предопределенной схеме развития). Каждый, кто изучает политические системынезападных обществ, скоро обнаружит, что в них разграничительная линия междусуверенитетом и собственностью либо вообще не существует, либо стольрасплывчата, что теряет всякий смысл, и что отсутствие такого разграничениясоставляет главное отличие правления западного типа от незападного. Можносказать, что наличие частной собственности как сферы, над которойгосударственная власть, как правило, не имеет юрисдикции, есть фактор,отличающий западный политический опыт от всех прочих. В условияхпервобытного общества власть над людьми сочетается с властью над вещами, ипонадобилась чрезвычайно сложная эволюция права и институтов (начавшаяся вдревнем Риме), чтобы она раздвоилась на власть, отправляемую каксуверенитет, и власть, отправляемую как собственность. Мой центральный тезиссостоит в том, что в России такое разделение случилось с большим запозданиеми приняло весьма несовершенную форму. Россия принадлежит par excellence ктой категории государств, которые политическая и социологическая литератураобычно определяет как "вотчинные" [patrimonial]. В таких государствахполитическая власть мыслится и отправляется как продолжение правасобственности, и властитель (властители) является одновременно и сувереномгосударства и его собственником. Трудности, с которыми сопряжено поддержаниережима такого типа перед лицом постоянно множащихся контактов исоперничества с Западом, имеющим иную систему правления, породили в Россиисостояние. перманентного внутреннего напряжения, которое не удалосьпреодолеть и по сей день. Характер книги исключает подробный научный аппарат, и я, по большейчасти, ограничиваюсь указанием источника прямых цитат и статистическихданных. Однако любой специалист легко увидит, что я в большом долгу переддругими историками, на которых я здесь не ссылаюсь. Ричард Пайпс.

ГЛАВА 1. ПРИРОДНЫЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

Что бы ни писали патриотические русские историки, когда Господьсотворял род людской, Он поместил россиян отнюдь не в том месте, где онипребывают ныне, В самые ранние времена, по которым у нас имеются какие-либоисточники, сердцевина России, - лесистая полоса, в центре которойрасполагается Москва, - населялась народами финского и литовскогопроисхождения, тогда как в прилегавших к ней с востока и юга районах жилитюркские племена. Русские впервые мигрировали на эту территорию в концепервого тысячелетия новой эры. До этого они вместе с другими славянаминаселяли область, границы которой невозможно очертить даже с приблизительнойточностью; полагают, однако, что она лежала к северу от Карпат, между Вислойи Одером на западе и нынешней Белоруссией на востоке. О предыстории славянизвестно немного. Археологический материал, который нельзя связать скакой-либо определенной этнической или даже расовой группой, окаменевшиеобломки языков и этнические названия давно сгинувших народностей,попадающиеся в ранних исторических сочинениях и рассказах путешественников,породили изрядное число теорий, однако конкретных свидетельств у насничтожно мало. С какой-либо степенью определенности можно утверждатьединственно, что в ранний период своей истории славяне были кочевымискотоводами и объединялись в рода и племена, и что они не знали ниполитической, ни военной организации. С запада и с юга соседями их былиготы, а на севере земли их граничили с литовскими. Venedi или Veneti, окоторых упоминают Плиний Старший и Тацит, были, по всей видимости,славянами. Это стародавнее название сохранилось в немецком Wenden,обозначавшем несуществующий больше народ Западных славян, и в современномфинском слове Venaja, которым финны называют Россию. Говоря о них, иноземцытакже использовали имена Antae и Sclaveni. Сами славяне, видимо, звали себяименами "словене" или "словяне", происходившими от "слово" и обозначавшиминароды, наделенные даром речи, - в отличие от "немцев" ("немых"). Последнеенаименование было дано славянами всем прочим европейцам, а в болееконкретном смысле относилось к их германским соседям. Во времена Римской империи славяне жили в Центральной Европеоднородной, этнически недифференцированной массой. После падения империиоднородность эта стала нарушаться вследствие того, что они оказалисьзахвачены волной переселения народов, вызванной напором азиатских варваров.По всей видимости, миграционное движение славян началось в конце IV в. н. э.вслед за вторжением в Европу гуннов, уничтоживших соседние готскиекоролевства, однако массовый характер переселение обрело лишь в VI в. посленаплыва новой волны азиатских пришельцев - аваров. Вслед за вторжениемаваров одна группа славян двинулась на юг, на Балканский полуостров, иостановилась лишь по достижении границ Византии. Другие отправились навосток. Здесь им не противостояло ни политической, ни военной силы, и онираспространились компактными группками по всему пространству от Черного морядо Балтийского, по пути покоряя крайне отсталых финнов и литовцев ипоселяясь промеж них. Именно в эту эпоху переселения, то есть между VI и Xвв. н. э., распалась пранация славян. Сперва славяне разделились на трикрупные территориальные общности (Западных, Южных и Восточных); во второмтысячелетии новой эры они продолжали дробиться дальше - на отдельные народы.В иных частях славянского мира процесс этот не достиг своего завершения и посей день. Перед тем, как приступить к рассмотрению исторической эволюцииВосточных славян, от которых пошли русские, следует более или менееобстоятельно описать природные условия, с которыми они повстречалисьвследствие своего переселения. В случае России географический факторособенно важен, поскольку (как будет указано ниже) страна в основе своейнастолько бедна, что позволяет вести в лучшем случае весьма скудноесуществование. Бедность эта предоставляет населению весьма незначительнуюсвободу действий, понуждая его существовать в условиях резко ограниченнойвозможности выбора. С точки зрения растительности Россию можно подразделитьна три основные зоны, которые поясами тянутся с востока на запад *1: *1 Хорошее описание российской географии в ее связи с историей странысодержится в W. H. Parker, An Historical Geography of Russia (London 1968) 1. Тундра. Эта область, лежащая к северу от Полярного круга ипокрытая мхами и лишайниками, неспособна обеспечить организованную жизньчеловека; 2. К югу от тундры простирается громадный, величайший в мире лес,покрывающий большую часть северной половины Евразии от Полярного круга до45-50^o северной широты. Лес этот можно дальше подразделить на три части: А.Хвойная тайга в северных районах, состоящая в основном из ели и сосны; Б.Смешанный лес, частью хвойный, частью лиственный, покрывающий центральнуюобласть России, где расположена Москва и где покоятся истоки современногорусского государства; и В. Лесостепь - промежуточная полоса, отделяющая лесот травянистой равнины; 3. Степь - огромная равнина, простирающаяся от Венгрии до Монголии.Лес растет здесь лишь при посадке и уходе, а сама по себе природа способналишь на траву и кустарник. Что до пахотной почвы, то Россию можно подразделить на две основныезоны, граница между которыми, грубо говоря, совпадает с линией, разделяющейлес и степь. В лесной зоне преобладающим типом почвы является подзол,содержащий скудное количество естественных питательных веществ, находящихсяпритом в подпочве и требующих глубокой вспашки. В этой области множествоболот, а также обширных песчаных и глинистых участков. В ряде районовлесостепи и в большей части собственно степи преобладающим типом почвыявляется чернозем, цвет и плодородие которого объясняются присутствиемперегноя - продукта гниения травы и валежника. Чернозем содержит от 2 до 16%перегноя, насыщающего слой земли толщиной от полуметра до трех метров. Онпокрывает примерно сто миллионов гектаров, являющихся центром сельскогохозяйства России. Климат России относится к так называемому континентальному типу.Зимняя температура понижается по мере продвижения в восточном направлении.Самые холодные районы России лежат не в самых северных, а в самых восточныхее областях: Верхоянск, сибирский город, в котором зарегистрирована самаянизкая в мире температура, находится на той же северной широте, что иНарвик,- незамерзающий норвежский порт. Эта особенность российского климатаобъясняется тем, что производимый Гольфстримом теплый воздух, согревающийЗападную Европу, охлаждается по мере того, как удаляется от атлантическогопобережья и продвигается вглубь материка. Одним из следствий этого являетсято обстоятельство, что Сибирь с ее потенциально неистощимым запасом пахотнойземли по большей части непригодна для земледелия. В восточных ее районахземли, расположенные на широте Англии, возделывать вообще нельзя. Распределение осадков отличается от схемы расположения растительностии почв. Обильнее всего они на северо-западе, вдоль балтийского побережья,куда их приносят теплые ветра, а по мере продвижения в противоположномнаправлении, к юго-востоку, они уменьшаются. Иными словами, они обильнеевсего там, где почва всего беднее. Другая особенность осадков в Россиисостоит в том, что дожди обыкновенно льют сильнее всего во второй половинелета. В Московской области наиболее дождливые месяцы - это июль и август,когда выпадает почти четвертая часть годичной нормы осадков. Незначительноеизменение в распределении осадков может обернуться засухой весной и раннимлетом, за которой следуют катастрофические ливни в уборочную. В ЗападнойЕвропе дожди на протяжении всего года распределяются куда более равномерно. Водные пути. Реки России текут с севера на юг и наоборот; ни одна изкрупных рек не протекает с востока на запад, или с запада на восток. Однакопритоки больших рек располагаются именно в этом направлении. Посколькуповерхность России плоская (в ее Европейской части нет точки выше 500 м) иреки ее начинаются не в горах, а в болотах и заболоченных озерах, падение ихнезначительно. В результате Россия обладает единственной в своем роде сетьюсудоходных водных путей, состоящих из больших рек с их многочисленнымипритоками, соединяющихся меж собой удобными волоками. Пользуясь дажепримитивными средствами транспорта, можно проплыть через Россию отБалтийского моря до Каспийского и добраться по воде До большинства земель,лежащих между ними. Речная сеть Сибири густа отменно - настолько, что в XVIIв. охотникам на пушного зверя удавалось в самое короткое время проделыватьтысячи верст до Тихого океана и заводить регулярную речную торговлю междуСибирью и своими родными местами. Если бы не водные пути, до появленияжелезной дороги в России можно было бы влачить лишь самое жалкоесуществование. Расстояния так велики, а стоимость починки дорог при резкомперепаде температур столь высока, что путешествовать по суше имело смысллишь зимой, когда снег даст достаточно гладкую поверхность для саней. Этимобъясняется, почему россияне так зависели от водного транспорта. До второйполовины XIX в. подавляющая часть товаров перевозилась на судах и на баржах. Подобно другим славянам, русские в древние времена были пастушескимнародом, и, подобно им, поселившись на новых землях, они мало-помалу перешлик земледелию. На их беду области, куда проникли Восточные славяне и где ониобосновались, необыкновенно плохо пригодны для земледелия. Коренное финскоеи тюркское население относилось к нему как к побочному занятию, в леснойзоне устремившись в охоту и рыболовство, а в степной - в скотоводство.Русские поступили по-другому. По всей видимости, сделанный ими упор наземледелие в самых неблагоприятных природных условиях является причиноймногих трудностей, которые сопровождают историческое развитие России. Мы ужеотметили некоторые из этих трудностей: скверное качество почвы на севере икапризы дождя, который льет сильнее всего именно тогда, когда от него меньшевсего толка, и имеет обыкновение выпадать позднее, чем нужно для земледелия.Своеобразное географическое и сезонное распределение осадков являетсяосновной причиной; того, что на протяжении того периода русской истории, окотором имеются какие-то свидетельства, в среднем один из трех урожаевоказывается довольно скверным. Однако наиболее серьезные и трудноразрешимыепроблемы связаны с тем, что страна расположена далеко на севере. Россия сКанадой являются самыми северными государствами мира. Верно, что современнаяРоссия располагает обширными территориями с почти тропическим климатом(Крым, Кавказ и Туркестан), однако эти земли были приобретены поздно, побольшей части в эпоху экспансии империи в середине XIX в. Колыбель России,-та область, которая подобна Бранденбургу у немцев и Илю у французов,-находится в зоне смешанных лесов. До середины XVI в. россияне были буквальноприкованы к этой области, ибо степями с их драгоценным черноземом владеливраждебные тюркские племена. Русские стали проникать в степи во второйполовине XVI в., но вполне завладели ими лишь в конце XVIII в., когда онинаконец нанесли решающее поражение туркам. В эпоху становления своегогосударства они жили между 50 и 60^o северной широты. Это приблизительноширота Канады. Проводя параллели между этими двумя странами, следует,однако, иметь ввиду и кое-какие отличия. Подавляющее большинство канадскогонаселения всегда жило в самых южных районах страны, по Великим Озерам и рекеСв. Лаврентия, то есть на 45^o, что в России соответствует широте Крыма исреднеазиатских степей. Девять десятых населения Канады проживает нарасстоянии не более трехсот километров от границы США. К северу от 52-ойпараллели в Канаде мало населения и почти нет сельского хозяйства.Во-вторых, на протяжении всей своей истории Канада имела дружественныеотношения со своим более богатым южным соседом, с которым она поддерживалатесные экономические связи (по сей день она получает больше американскихкапиталовложений, чем любая другая страна). И, наконец, Канаде никогда неприходилось кормить большого населения: те канадцы, которым не находилосьработы в народном хозяйстве, имели привычку перебираться на временное илипостоянное жительство в США. У России не было ни одного из этих преимуществ:соседи ее не были богаты или дружески расположены, и стране приходилосьполагаться на свои собственные ресурсы, чтобы прокормить население, котороеуже в середине XVIII в. превышало население сегодняшней Канады. Важнейшимследствием местоположения России является чрезвычайная краткость периода,пригодного для сева и уборки урожая. В тайге, вокруг Новгорода и Петербургаон длится всего четыре месяца в году (с середины мая до середины сентября).В центральных областях, около Москвы, он увеличивается до пяти с половиноймесяцев (с середины апреля до конца сентября). В степи. он продолжаетсяполгода. Остальная часть русского года совсем не хороша длясельскохозяйственных работ, потому что земля делается тверда, как камень, иокутывается толстым снежным покровом. В Западной Европе, для сравнения, этот период длится восемь-девятьмесяцев. Иными словами, у западноевропейского крестьянина на 50-100% большевремени на полевые работы, чем у русского. Далее, в тех частях Европы, гдетеплая зима, зимние месяцы можно использовать для неземледельческих занятий.Экономические и социальные последствия этого простого климатическогообстоятельства будут подробнее рассмотрены ниже. Короткий период полевых работ и спутница его - длинная холодная зимаставят перед русским крестьянином дополнительную трудность. Он долженсодержать скот в закрытом помещении на два месяца дольше, чемзападноевропейский фермер. Таким образом, скот его не пасется ранней весной,и когда его наконец выпускаю на выпас, он уже изрядно истощен. Русский скотвсегда был низкого качества, невзирая на попытки правительства ипросвещенных помещиков его улучшить; ввозные западные породы быстровырождались до такого состояния, что делались совсем неотличимы от довольножалкой местной разновидности. Сложности, которыми былой чревато разведениекрупного рогатого скота, привели к тому, что в лесной зоне не развилосьдействительно экономичное мясомолочное хозяйство. Они плохо сказались накачестве рабочего скота и вызвали вечный недостаток навоза, особенно насевере, где он нужнее всего. Следствием плохих почв, ненадежных осадков и короткого периодаполевых работ явилась низкая урожайность в России. Наиболее достоверным способом измерения урожайности будетиспользование показателей, демонстрирующих сколько раз посеянное зерновоспроизводит само себя (когда, к примеру, одно посеянное зерно при уборкеурожая приносит пять зерен, мы говорим о коэффициенте урожайности "сам-пят",или 1:5). Коэффициент урожайности в средневековой Европе обыкновенносоставлял 1:3 ("сам-третей"), либо, в лучшем случае, 1:4 ("сам-четверт");это - минимальная урожайность, при которой имеет какой-то смысл заниматьсяхлебопашеством, ибо ее хватает, чтобы прокормить население. Следуетотметить, что при урожае в "сам-третей" количество посеянного зерна ежегодноне утраивается, а удваивается, ибо каждый год одно из каждых трех собранныхзерен надобно откладывать для нового сева. Это также означает, что из трехакров пахотной земли один должен быть занят под производство семян. Вовторой половине XIII в. западноевропейские урожаи начали значительноувеличиваться. Основной причиной этого послужил рост городов, чьеторгово-ремесленное население перестало выращивать хлеб и вместо этогопокупало его у крестьян. Появление богатого городского рынка на хлеб идругие сельскохозяйственные продукты побудило западноевропейскихземлевладельцев и крестьян производить товарные излишки путем болееинтенсивного использования рабочей силы и обильного унавоживания. В концеСредних Веков западноевропейская урожайность выросла до "сам-пят", а затем,на протяжении XVI-XVII вв., она продолжала улучшаться и достигла уровня"сам-шест" и "сам-сем". К середине XVII в. страны развитого сельскогохозяйства (во главе которых шла Англия) регулярно добивались урожайности в"сам-десят". Такое резкое улучшение урожайности имело еще более важноехозяйственное значение, чем может показаться на первый взгляд. Там, гдеможно надеяться, что земля регулярно вернет десять зерен за одно посеянное,крестьянину надо откладывать на семена лишь десятую часть урожая и посевнойплощади - вместо третьей части, как ему приходится делать при урожайности в"сам-третей". Чистая отдача от урожая в "сам-десят" в четыре с половинойраза превышает отдачу от урожая в "сам-третей", что теоретически даетвозможность прокормить в данной области во столько же раз большее население.Нетрудно оценить, к каким результатам приводит наличие таких излишков втечение ряда лет. Можно утверждать, что цивилизация начинается лишь тогда,когда посеянное зерно воспроизводит себя по меньшей мере пятикратно; именноэтот минимум (предполагая отсутствие ввоза продовольствия) определяет, можетли значительная часть населения освободиться от необходимости производитьпродукты питания и обратиться к другим занятиям. "В стране с достаточнонизкой урожайностью невозможны высокоразвитая промышленность, торговля итранспорт*2. Можно добавить: невозможна там и высокоразвитая политическаяжизнь. *2 B.H.Sticher van Bath, Cyieldratios, 810-18201 в AfdetingAgrarische Geschledenis Bydragen (Wageningen 1963), Э 10, стр. 14). Всеприводимые мною статистические данные об урожайности в Западной Европепочерпнуты из этого источника. Подобно остальной Европе, Россия в Средние Века как правило получалаурожаи в "самтретей", однако, в отличие от Запада, она в течение последующихстолетий не знала резкого подъема урожайности. В XIX в. урожаи в нейоставались более или менее такими же, как и в XV в., в худые годы падая до"сам-друг", в хорошие поднимаясь до "сам-четверт" и даже "сам-пят", но всреднем веками держались на уровне "сам-третей" (чуть ниже этого на севере ичуть выше на юге). В принципе, такой урожайности в общем-то хватало, чтобыпрокормиться. Представление о русском крестьянине как о несчастном создании;извечно стонущем под гнетом и гнущим спину, чтобы обеспечить себе самоежалкое существование, просто несостоятельно. Один из знатоков русскогосельского хозяйства недавно поставил под сомнение эту господствующую точкузрения, написав: Вот получается парадоксальная вещь: занимается исследовательположением крестьян в период раннего феодализма. Так уже им плохо, что идтидальше совершенно некуда. Они погибают совершенно. И вот потом им становитсяеще хуже: в XV веке - еще хуже, в XVI, XVII, XVIII, XIX вв. хуже, хуже ихуже; И так дело продолжается вплоть до Великой Октябрьской социалистическойреволюции... жизненный стандарт крестьян эластичен и... он можетсокращаться, но все-таки не до бесконечности. Как они существовали?*3 *3 А. Л. Шапиро в книге Академии Наук Эстонской ССР, Ежегодник поаграрной истории Восточной Европы (1958), Таллин, 1959, стр. 221 Ответ на этот вопрос, разумеется, состоит в том, что традицонныйвзгляд на жизненные условия и достаток русского крестьянина, по всейвидимости, неверен. Подсчеты дохода новгородских крестьян в XV в. и крестьянБелоруссии и Литвы в XVI в. (и те и другие жили в северных районах снизкокачественным подзолом) и в самом деле дают основания полагать, что этимгруппам вполне удавалось прокормить себя.*4 Беда русского земледелия была нев том, что оно не могло прокормить хлебороба, а в том, что оно было никак нев состоянии произвести порядочных излишков. Разрыв в производительноститруда между Западной Европой и Россией увеличивался с каждым столетием. Кконцу XIX в., когда хорошая германская ферма регулярно собирала более тоннызерновых с одного акра земли, русские хозяйства едва-едва добивалисьшестисот фунтов. В конце XIX в. один акр. пшеницы в России приносил лишьодну седьмую английского урожая и менее половины французского, прусского илиавстрийского.*5 Производительность российского сельского хозяйства, судитьли о ней, исходя из коэффициента урожайности, или из урожая на акр, быласамой низкой в Европе. *4 А. Л. Шапиро, Аграрная история Северо-Запада России, Л.,1971, стр. 366-7, 373 {"Ceвеpo-Запад" - это обычный советский эвфемизм дляобозначения Новгородского государства); также История СССР, 1972, Э 1, стр.156. *5 О Западной Европе см. Энциклопедический словарь о-ва Брокгауз кЕфрон. СПб, 1902, XXIVа, стр. 930.1 В низкой производительности российских полей нельзя, однако, винитьодин лишь климат. Скандинавия, несмотря на свое северное расположение, уже кXVIII в. добилась урожайности в 1:6, тогда как прибалтийские областиРоссийской Империи, находившиеся в руках немецких баронов, в первой половинеXIX в. приносили от 4,3 до 5.1 зерна на одно посеянное, то есть давалиурожай, при котором возможно накопление излишков.*6 *6 И. Д. Ковальченко. Русское крепостное крестьянство в первойполовине XIX века. М., 1967, стр. 77 Другой причиной низкой производительности сельского хозяйства России,помимо уже перечисленных природных факторов, было отсутствие рынков сбыта.Здесь, как и в большинстве исторических явлений, причина и следствие в своемвзаимодействии влияют друг на друга: причина порождает следствие, однакоследствие затем делается самостоятельной силой и, в свою очередь, начинаетвоздействовать на свою первоначальную причину, трансформируя ее.Неблагоприятные природные условия привели к низким урожаям; низкие урожаипородили нищету; из за нищеты не было покупателей на сельскохозяйственныепродукты; нехватка покупателей не позволяла поднять урожайность. Конечнымрезультатом всего этого было отсутствие побудительных стимулов к улучшениюсельского хозяйства. Разорвать этот порочный круг могло лишь вмешательствокаких-то внешних обстоятельств, а именно установление торговых связей сдругими странами или крупные научно-технические нововведения. Очевидно, что сбывать сельскохозяйственные излишки следует не другимкрестьянам, а тем, кто сам не производит продуктов питания, иными словамигорожанам. При отсутствии городского рынка сбыта излишки зерна мало на чтогодны, кроме как на перегон в спиртное. Как отмечалось выше, ростурожайности в средневековой Европе первоначально был связан с ростомгородов; появление достаточно многочисленного торгово-ремесленного слояслужило стимулом для прогресса земледелия и стало возможным благодаря этомупрогрессу. В России же города никогда не играли важной роли в хозяйствестраны и, как ни парадоксально, с течением веков роль эта скорееуменьшалась, чем росла. Еще в конце XVIII в. Горожане составляли всего 3%общего населения страны, но и эта цифра может ввести в заблуждение, ибогорожане испокон веку состояли по большей части из помещиков и крестьян,производивших свои собственные продукты питания. Не могла Россия сбыватьзерно и за границей, поскольку до середины XIX в. на него не находилосьвнешнего рынка, появившегося лишь тогда, когда промышленно развитые странырешили, что ввоз продовольствия обойдется им дешевле его производства.Россия стоит слишком далеко от великих торговых путей, чтобы развитаягородская цивилизация сложилась в ней на базе внешней торговли. Трижды напротяжении своей истории она была втянута в русло международной торговли, икаждый раз результатом этого явился рост городов. Но всякий раз расцветгородской культуры оказывался недолговечным. Впервые это произошло между IXи XI вв., когда вследствие, мусульманских завоеваний восточноеСредиземноморье оказалось закрытым для христианской торговли; и через Россиюпролег удобный короткий путь от Северной Европы до Ближнего Востока.Большинство важнейших городов Руси были основаны в этот период. Эта торговляпришла к концу около 1200 г., когда путь в Византию перерезали тюркскиекочевники. Второй период русского участия в международной торговле имелместо между XIII и XV вв., когда Новгород был одним из важнейших членовГанзейского союза. Эта связь была порвана Москвой в конце XV в.; с тех порне прошло и ста лет, как Новгород был до основания разрушен Москвой. Третийпериод начался в 1553 г., когда английские купцы открыли морской путь вРоссию через Северное море. Развившаяся вслед за тем внешняя торговля сновавызвала оживленный рост городов, на этот раз вдоль дорог и рек, соединявшихМоскву с Северным морем. Однако эта торговля остановилась в конце XVII в.,отчасти из-за того, что под давлением своих собственных купцов российскоеправительство отобрало у иностранных торговых людей ранее дарованные импривилегии, а отчасти из-за падения западного спроса на русские товары.Немногочисленные и, за исключением Москвы, немноголюдные русские городасделались по преимуществу военными и административными центрами и в такомсвоем качестве не представляли серьезного рынка для сбыта продовольствия. Таким образом, не было экономического стимула, чтобы попытатьсявосполнить то, чем обидела природа. И российский помещик, и российскийкрестьянин смотрели на землю как на источник скудного пропитания, а необогащения. Да и в самом деле, ни одно из крупнейших состояний России невышло из земледелия. В него вкладывали скромные средства, ибо урожаиполучались самые жалкие, а рынок сбыта был крайне узок. Еще на протяжениибольшей части XIX в. основным орудием русского пахаря была примитивная соха,которая не переворачивала, а царапала землю (максимальная глубина вспашкисоставляла 10 сантиметров), однако имела то преимущество, что не требовалабольшой тягловой силы и работала в десять раз быстрее плуга. Основнойкультурой была рожь, предпочтенная благодаря своей выносливости иприспособляемости к северному климату и бедной почве. При том изо всехзерновых культур она дает самые низкие урожаи. От XVI до XIX в. земледелиезиждилось по большей части на травопольной системе, при которой третью частьпосевной площади постоянно надо было держать под паром, чтобы восстановитьплодородие. Система эта была столь неэкономична, что в странах развитогосельского хозяйства, таких как Англия, от нее отказались еще в конце СреднихВеков. В России вся идея была в том, чтобы выжать из земли как можно больше,вложив в нее как можно меньше времени, труда и средств. Всякий россиянинстремился отвязаться от земли: крестьянину больше всего хотелось броситьпашню и сделаться коробейником, ремесленником или ростовщиком; деревенскомукупцу - пробиться в дворяне; дворянину - перебраться в город или сделатькарьеру на правительственной службе. Общеизвестная "безродность" русских,отсутствие у них корней, их "бродяжьи" наклонности, столь часто отмечавшиесязападными путешественниками, привыкшими к людям, ищущим своих корней (вземле ли, в общественном ли положении), в основном проистекают из скверногосостояния русского земледелия, то есть неспособности главного источниканационального богатства - земли - обеспечить приличное существование. Насколько неприбыльным занятием было в России земледелие, особенно влесной зоне, можно понять из подсчетов Августа Гакстгаузена - прусскогознатока сельского хозяйства, побывавшего там в 1840-х гг. Гакстгаузенсравнил доход, приносимый двумя гипотетическими хозяйствами (размером в1.000 га пашни и луга каждое), одно из которых находится на Рейне у Майнца,а другое - в Верхнем Поволжьи поблизости от Ярославля. Согласно еговыкладкам, на немецкой ферме такого размера должно быть постоянно занято 8крестьян и б крестьянок; кроме того, требуется 1.500 человеко-дней сезонногонаемного труда и 4 упряжки лошадей. Все расходы по ведению хозяйства на нейсоставят 3.500 талеров. При расчетном общем доходе в 8.500 талеров фермабудет приносить 5.000 талеров чистой прибыли ежегодно. В Ярославле, толькопотому, что более короткий период полевых работ требует большей концентрациирабочей силы, для выполнения той же работы понадобятся 14 крестьян и 10крестьянок, 2.100 человеко-дней наемного труда и 7 упряжек. Соответствующиерасходы снизят чистую прибыль почти что вдвое, до 2.600 талеров. Этивыкладки строятся на том, что земля в обоих случаях равноценна, чего насамом деле, естественно, не происходит. Если же еще добавить к спискупроблем в русской части этой балансовой ведомости жестокие зимы, которые недают крестьянам заниматься полевыми работами шесть месяцев из двенадцати;дороговизну транспорта из-за больших расстояний, плохих дорог иразбросанности населения; меньшую производительность труда русскогокрестьянина по сравнению с немецким; и - последнее, но от того не менееважное обстоятельство - низкие цены на сельскохозяйственные продукты,-становится очевидным, что земледелие на Севере России не было доходнымпредприятием и имело смысл лишь в отсутствие иных источников заработка.Гакстгаузен заключает советом: если вам подарят поместье в Северной Россиипри условии, чтоб вы вели в нем хозяйство так же, как на ферме в ЦентральнойЕвропе, лучше всего будет отказаться от подарка, потому что год за годом внего придется вкладывать деньги. Согласно этому автору, поместье в Россиимогло стать доходным лишь при двух условиях: при использовании насельскохозяйственных работах труда крепостных (что освободит помещика отрасходов по содержанию крестьян и скота) или сочетании земледелия смануфактурой (что поможет занять крестьян, сидящих без дела в зимниемесяцы)*7. В 1886 г. русский специалист по землепользованию подтвердилмнение Гакстгаузена, заявив, что в России капитал, вложенный вгосударственные облигации, приносит большую прибыль, чем средства, пущенныев сельское хозяйство; правительственная служба тоже была доходнееземледелия*8. Теперь мы можем понять, почему немецкий комментатор заметил вначале XIX в., что ни в какой другой стране Европы "сельское хозяйство неведется так нерадиво"*9. История русского сельского хозяйства являет собойповесть о том, как безжалостно эксплуатировали почву, взамен давая ейничтожно малое, количество питательных веществ (если их давали вообще) итаким образом приводя ее в полное истощение. В. О. Ключевский имел ввиду этообстоятельство, когда говорил об имевшемся у древнерусского хлебопашцанеповторимом умении "истощать почву"*10. *7 August von Haxthausen, Studien uber die innern Zuslande Russlands(Hanover 1847), 1, стр. 174-7 *8 А.Н. Энгельгардт, цит. в Труды Императорского ВольногоЭкономическогоОбщества, май 1866, т..II, ч. 4, стр. 410. *9 H. Storch, Tableu historique et statistique de Russie (Paris1801), цит. в Parker Historical Geography, p. 158. *10 О. Ключевский, Боярская Дума древней Руси, Петербург, 19l9, стр.307 Именно потому, что земля рожала с такой неохотой, и надежда на неебыла столь шаткой, россияне всех сословий с незапамятных времен выучилисьпополнять доход от земледелия всякими промыслами. В своем девственномсостоянии лесная полоса России изобиловала неистощимым на первый взглядколичеством дичи: оленями, лосями, медведями и необыкновенным разнообразиемпушного зверя, которого промышляли крестьяне, работавшие на князей,помещиков, монастыри и на самих себя. Меда было сколько угодно; не было даженужды строить ульи, ибо пчелы клали мед в дуплах засохших деревьев. Реки иозера кишели рыбой. Это изобилие дало ранним русским поселенцам возможностьжить сносно, не в скудости. Насколько важную роль играли в российскомбюджете лесные промыслы, видно из того обстоятельства, что в XVII в. прибыльот продажи пушнины (в основном иноземным купцам) составляла самое большоепоступление в императорскую казну. По мере расчистки леса под пашню и выпасыи исчезновения дичи, в особенности наиболее ценных пород пушного зверя,из-за чрезмерной охоты россияне все больше переходили от эксплуатацииприродных богатств к промышленности. В середине XVIII в. в России возникласвоеобразная кустарная промышленность, использовавшая труд как свободныхлюдей, так и крепостных и обслуживавшая местный рынок. Эта промышленность взначительной степени Удовлетворяла потребности земледелия и домашнегохозяйства, производила грубые ткани, столовые принадлежности, иконы,музыкальные инструменты и т. д. Тот факт, что и помещик, и крестьянин междусерединой XVIII и серединой XIX в. были относительно зажиточны, в немалойстепени был результатом существования этой промышленности. К концу XIX в.рост фабричного производства отчасти вытеснил с рынка немудреную кустарнуюпродукцию, лишив крестьянина (особенно в северных районах страны) крайневажного побочного дохода. Как ни велико было значение промыслов, они не могли служить основойнародного хозяйства, которое, в конечном итоге, зиждилось на земледелии.Быстрое истощение почвы, к которому вело российское сельское хозяйство,понуждало крестьянина вечно перебираться с места на место в поисках целиныили залежных земель, восстановивших плодородие длительным отдыхом. Даже еслибы население страны оставалось неизменным, в России всегда происходила бынеобыкновенно живая крестьянская миграция. Бурный рост населения в Новоевремя в большой степени поощрял эту тенденцию. Насколько можно судить по несовершенным демографическим источникам,до середины XVIII в. население России оставалось относительно небольшим. Помаксимальным подсчетам, оно составляло 9-10 миллионов человек в середине XVIв. и 11-12 миллионов - в его конце; согласно более сдержанной оценке, оноравнялось, соответственно, 6 и 8 миллионам. Эти цифры сравнимы с даннымитого же века для Австрии - 20 млн., Франций - 19 млн., и Испании- 11 млн.,население Польши в XVII в. составляло около 11 млн. человек. Как и в другихСтранах Европы, демографический взрыв начался в России примерно в 1750 г.Между 1750 и 1850 гг. население Российской Империи выросло в четыре раза (с17-18 до 68 миллионов). Увеличение это можно частично отнести за счетзахватов, присоединивших до 10 миллионов человек, однако даже в светепоправки на экспансию естественный прирост был огромен. После 1850 г., когдатерриториальная экспансия практически прекратилась (Туркестан - единственнаякрупная область, присоединенная после середины XIX в.,- был малонаселен),население России увеличивалось головокружительными темпа ми: с 68 миллионовв 1850 г. до 124 миллионов в 1897 г. и до 170 миллионов в 1914 г. Если вовторой половине XVI в население выросло приблизительно на 20%, то во второйполовине XIX в. оно удвоилось. Прирост населения в России во второй половинеXIX в. был самым высоким в Европе - и это в то время, когда урожаи зерновыхв империи были ниже, чем в любой европейской стране.*11 *11 Приводимые выше статистические данные касательно населенияпочерпнуты из нескольких источников, в том числе: С. В. Вознесенский,Экономика России XIX-XX вв в цифрах. Л., 1924, I; А. И. Копанев, "Населениерусского государства в XVI в." в Исторических записках, 1959, Э 64, стр.254; В. М. Кабузан, Народонаселение России в XVIII-первой половине XIX в.,М. 1963; и А. Г. Рашин, Население России за 100 лет (1811-1913), М., 1956. Если население не вымирало от голода (а до наступлениякоммунистического режима этого с ним не случалось, несмотря на периодическиенеурожаи и вспышки голода в отдельных районах страны), то для прокорма всехэтих лишних ртов откуда-то должно было браться продовольствие. О ввозе егоне могло быть и речи, ибо Россия мало что имела для продажи за границу,чтобы выручить средства на. закупку пищевых продуктов, и те, кто занималсяэкспортом - царь и богатейшие помещики - предпочитали ввозить предметыроскоши. Если уж на то пошло, зерно составляло важнейшую статью российскогоэкспорта: в XIX в. страна продолжала вывозить зерно, даже когда его нехватало для ее собственного населения. Повышение производительностисельского хозяйства более обильным унавоживанием, использованием машин ипрочими способами его рационализации не представлялось возможным отчастипотому, что полученная прибыль не окупила бы понесенных затрат, отчастииз-за того, что нововведениям противилась жесткая социальная организациякрестьянства. Капитал вкладывался в землю в основном в тех хозяйствах югаРоссии, которые поставляли сельскохозяйственные продукты в Англию иГерманию; однако подъем производства на этой земле не приносил выгодыкрестьянину. Выход тогда лежал в распашке все новых и новых земель, то естьв экстенсивном - а не интенсивном - хозяйстве. Согласно имеющимся висточниках статистическим данным, такая необходимость приводила кнеуклонному расширению посевной площади, выросшей с 1809 по 1887 г. на 60%(с 80 до 128 миллионов гектаров)*12. Обилие целины не стимулировалоповышения производительности хозяйства: распахивать новые земли было легче идешевле, чем улучшать старые. Однако даже такого безостановочного расширенияпосевной площади не хватало, поскольку, как ни бурно оно происходило,население росло еще скорее, а урожаи оставались на прежнем уровне. К 1800-мгг. в средней и южной полосе России целины практически не оставалось, иземельная рента выросла необыкновенно. В то же самое время, как мы ужеотмечали, рост современной промышленности лишал крестьянина основногоисточника побочного дохода, сужая рынок сбыта незамысловатых изделийкустарного производства. Вот, в двух словах, корни знаменитого "аграрногокризиса", потрясшего империю в последний период ее существования и в такойбольшой степени ответственного за ее падение. *12 С.М. Дубровский, Столыпинская реформа, 2-е изд., М., 1930, стр.18 До тех пор, однако, пока внешние пределы страны можно было раздвигатьдо бесконечности, русский крестьянин оставлял позади себя истощенную почву ирвался все дальше и дальше в поисках земель, которых не касалась ещечеловеческая рука. Колонизация является настолько основополагающей чертойроссийской жизни, что Ключевский видел в ней самую суть бытия России:"История России,- писал он в начале своего знаменитого "Курса русскойистории",- есть история страны, которая колонизуется"*13. *13 В. О. Ключевский, Курс русской истории, М.. 1937, 1, стр. 20. До половины XVI в. русская колонизация по необходимостиограничивалась западными областями лесной зоны. Попытки внедриться вчерноземную полосу неизменно наталкивались на непреодолимый отпор. Черноземлежал в степях с их тучными пастбищами, и тюркские кочевники, основнымзанятием которых было скотоводство, уничтожали все создававшиеся тамземледельческие поселения. Путь на восток, в Сибирь, сперва преграждалсяЗолотой Ордой, а после ее распада в XV в. ее преемниками - Казанским иАстраханским ханствами. Единственная область, открытая для русскойколонизации в первые пять-шесть столетий российской истории, лежала далекона севере. Колонисты, шагая за монастырями, иногда и в самом деле забиралисьв районы к северу от верховьев Волги, однако этот неприветливый край не могпринять скольконибудь значительного населения. Коренной поворот в истории российской колонизации произошел в1552-1556 гг. с покорением Казанского и Астраханского ханств. Русскиепоселенцы немедленно устремились в сторону средней Волги, изгоняя с лучшихземель коренное тюркское население. Другие шли еще дальше, перебиралисьчерез "Камень", как они называли Уральские горы, в южную Сибирь, где лежалиобширные полосы девственного чернозема. Однако основной поток переселенцев итогда, и впоследствии двигался в южном и юго-восточном направлениях всторону так называемой Центральной Черноземной Полосы. В 1570-х гг.правительство обставило степь цепью острогов, протянувшейся от Донца доИртыша, и под ее защитой крестьяне осмелились вторгнуться в области, бывшиедоселе вотчиной кочевников. Раз начавшись, переселение это катилось дальшесо стихийным, напором. Всякое крупное экономическое или политическоепотрясение в центре России приводило к новому всплеску переселения. В этомколонизационном движении когда крестьянин шел впереди правительства, когдаоно прокладывало ему дорогу, но рано или поздно им суждено было сойтись исоединиться. Одной из основных причин той цепкости, с которой русским всегдаудавалось удерживать завоеванные территории, было то обстоятельство, чтополитическое освоение у них сопровождалось и по сей день сопровождаетсяколонизацией. Подсчитано, что на протяжении XVII и XVIII вв. более двух миллионовпереселенцев перебрались из центральных областей России на юг, проникнувсперва в лесостепь, а потом и в собственно степь. За эти два столетия около400 тысяч человек переселились также в Сибирь. Самая мощная миграционнаяволна захлестнула черноземную полосу после 1783 г., когда Россияаннексировала Крым и покорила местное население, которое веками терзалорусские поселения набегами. В XIX - начале XX в. 12-13 миллионовпереселенцев, в основном уроженцев центральных губерний, перебрались на юг,и еще четыре с половиной - пять миллионов мигрировали в южную Сибирь исреднеазиатские степи. В ходе последнего передвижения коренное азиатскоенаселение массами сгонялось со своих родовых пастбищ. В ранний период (1552-1861 гг.) основная масса русских переселенцевсостояла либо из свободных крестьян и беглых крепостных, либо ещекрепостных, пригнанных из центральных районов страны для работы в поместьяхслуживших на границе офицеров. После освобождения крепостных в 1861 г.переселенцы были свободными крестьянами, которые теперь иногда устраивалисьна новом месте с помощью правительства, стремившегося решить проблемусельского перенаселения в центральных губерниях. Столетиями население Россиигеографически распределялось в виде клина, основание которого покоилось взападной части лесной полосы, а конец указывал на юго-восток. Этотдемографический клин со временем удлинялся, отражая неуклонное перемещениероссийского населения со своей первоначальной лесной родины в сторонустепей. В Новое время наиболее плотная концентрация русского населениянаблюдалась в черноземной полосе. В этом смысле революция изменений непринесла. Между 1926 и 1939 гг. более четырех миллионов человек перебралисьна восток, в основном в степи Казахстана. Перепись 1970 г. свидетельствует,что движение это не прекратилось, и население страны продолжает расти засчет центральных областей. В ходе мощного сдвига, происходящего в России напротяжении четырех столетий, население оттекает из центральной леснойполосы, в основном на восток и на юг, наводняя области, заселенные народамидругих рас и культур, и производя на своем пути серьезные демографическиепотрясения*14. *14 С конца Второй Мировой войны происходит также активная миграциярусского населения в области, первоначально занятые поляками, евреями,немцами и прибалтами. В отличив от прежней колонизация, эта в огромнойстепени городская Она время от времени сопровождалась массовым выселением идепортацией коренных народов по обвинению в "национализме". Рассмотрев хозяйственные и демографические последствия обстоятельствРоссии, мы можем теперь перейти к последствиям социального характера. Во-первых, надо отметить, что российская география неблагоприятствует единоличному земледелию. Видимо, существует некое общееправило, согласно которому северный климат располагает к коллективномуведению хозяйства: "Все указывает на то, что поля, лежащие на севере,обрабатывались людьми, смотревшими на земледельческий труд как наколлективное предприятие, тогда как поля юга возделывались теми, кто былполон решимости отстоять самостоятельность и свободу действий каждогоземледельца на своей земле"*15. Тому много причин, однако в конечном счетевсе они связаны с краткостью периода полевых работ. Если работу, на которуюу X человек уходит Y дней, делать за 1/2 Y дней, понадобится уже 2Хработников; то же самое относится к тягловым животным исельскохозяйственному инвентарю, используемому этими работниками. Тотнепреложный факт, что полевые работы в России приходится проводить зачетыре-шесть месяцев (а не за восемь-девять месяцев, имеющихся враспоряжении западного фермера), заставляет трудиться весьма напряженно исовокупно использовать людские и материальные ресурсы и домашний скот.Русский крестьянинединоличник, обрабатывающий землю вместе с женой ималолетними детьми, да с одной-двумя лошадьми, просто не в состояниисправиться с работой в климатических условиях лесной зоны, и ему не обойтисьбез помощи женатых детей и соседей. Необходимость трудиться сообща не таквелика в южных областях России, что объясняет, почему в дореволюционноевремя большинство единоличных хозяйств - хуторов находилось на Украине и вказацких областях. *15 R. Dion, Essai sur la formation da paysage rural francais (Tours1934), стр. 31 цит. в Michael Сonfinо, Systemes agraires el progres agricole(Paris - The Hague 1969). стр. 415. Коллективный характер русского земледелия оказал влияние на структурукрестьянской семьи и деревенской организации. Традиционным типом крестьянской семьи, преобладавшим в России ещестолетие назад, была так называемая большая семья, состоявшая из отца,матери, малолетних детей и женатых сыновей с женами и потомством. Главатакой группы (обычно отец) звался "большаком", или хозяином. После егосмерти семья обычно разделялась на более мелкие семьи, хотя иногдаслучалось, что после смерти или выхода из строя отца сложная семьяпродолжала существовать в прежнем виде под началом одного из братьев,избранного на должность большака. За главой семьи - большаком, оставалосьпоследнее слово во всех семейных делах; он также устанавливал порядокполевых работ и проводил сев. Власть его, первоначально проистекавшая изобычного права, в 1860-х гг. была узаконена волостными судами, которые всемейных спорах предписывали подчиняться его решению. Все имуществонаходилось в совместном владении. В экономическом смысле такая семьяобладала громадными преимуществами. Большинство понимавших толк в сельскихделах полагали, что полевые работы в России лучше всего выполнялись большимисемьями и что качество крестьянского труда в значительной степени зависелоот сметки и авторитета большака. И правительство, и помещики делали все отних зависящее, чтобы сохранить этот институт,- не только из-за егоочевидного воздействия на производительность труда, но и поскольку он давалим определенные политические и социальные преимущества. Как чиновники, так ипомещики предпочитали иметь дело с главой семьи, нежели чем с ее отдельнымичленами. Затем, им по душе была уверенность, что если кто-либо из крестьянпочему-то (например, из-за болезни или запоя) не выйдет на работу, о нем;позаботятся родные. Отношение самих крестьян к такой семье было болеесложным. Они, несомненно, видели ее экономические преимущества, ибо стихийносами пришли к ней. Однако им не нравились трения, неизбежно возникавшие прижизни нескольких супружеских пар под одной крышей. Они также хотели вестисвое собственное хозяйство. Получив свободу в 1861 г., бывшие крепостныеначали выделяться из большой семьи, распавшейся таким образом на своисоставные ячейки, что имело плохие последствия для русского сельскогохозяйства и для достатка самих крестьян. Основной социальной единицей у древних славян была племенная община,состоявшая, согласно подсчетам, из 50-60 человек, находящихся в кровномродстве и трудящихся сообща. С течением времени основанные на кровномродстве коллективы распались, уступив место общности нового типа, основаннойна совместном владении пахотной землей и выпасами и называвшейся "миром",или "общиной". Происхождение этого знаменитого института более столетияслужит предметом оживленной дискуссии. Спор завязался в 1840-х гг., когдагруппа романтических националистов, известных под именем славянофилов,обнаружила, что институт крестьянской общины существует преимущественносреди славян и стала превозносить его в качестве доказательства того, чторусским людям, лишенным якобы приобретательских инстинктов западныхевропейцев, суждено разрешить социальные проблемы человечества. Гакстгаузенпопуляризировал этот взгляд в своей книге, напечатанной в 1847 г. Во второйполовине XIX в. русский мир сделался в Западной Европе отправной точкойцелого ряда теорий об общинном земледелии в первобытном обществе. В 1854 г.,однако, против этого подхода выступил ведущий историк так называемогозападнического лагеря Борис Чичерин, утверждавший, что крестьянская общинане являлась по своему происхождению ни древней, ни автохтонной, а быласоздана российской монархией в середине XVIII в. для удобстваналогообложения. До этого времени, по мнению Чичерина, земля находилась вовладении отдельных крестьянских дворов. Проведенные в дальнейшемисследования лишь запутали вопрос. Современные ученые полагают, что общинапериода империи действительно была, как и утверждал Чичерин, новыминститутом, хотя более старинным, чем он предполагал. Бесспорно также, что вее становлении основную роль сыграло давление со стороны правительства ипомещиков. В то же время на ее формирование оказали, видимо, значительноевлияние и экономические факторы - постольку, поскольку существуетнесомненная связь между наличием земли и характером общинного землевладения:там, где земли недостает, имеется склонность к общинной форме землевладения,тогда как там, где ее обилие, вместо этого возобладает дворовое или дажесемейное землевладение. Кто бы ни был ближе к истине в этом споре, в эпоху империиподавляющее большинство русских крестьян владели землей всей общиной; вцентральных губерниях община существовала практически повсеместно. Пахотнаяземля была разбита на участки, исходя из качества почвы и отдаленности отдеревни. Всякий двор имел право получить на каждом из этих участков одну илинесколько полосок в зависимости от числа своих взрослых членов, которыми,как правило, признавались мужчины от 15-17 до 60-65 лет и замужние женщиныдо 45 лет. Полоски были довольно узки, от 3 до 4 метров в ширину и несколькосот метров в длину. У одного двора могло быть от тридцати до пятидесятитаких полосок, иногда больше, разбросанных в десятке мест по окрестностямдеревни. Основная цель такого устройства состояла в том, чтобы дать каждомудвору возможность платить свою долю налогов и аренды. Поскольку дворы современем увеличивались или уменьшались в размере, община периодически(например, каждые 9, 12 или 15 лет) устраивала свою перепись населения,исходя из которой совершался "черный передел", сопровождавшийсяперераспределением полосок. Такой порядок был предназначен для того, чтобыобеспечить каждого крестьянина равноценным земельным наделом, а каждый двор- достаточным количеством пахотной земли, чтобы прокормиться и рассчитатьсяс помещиком и с правительством. На самом деле многие крестьяне терпеть немогли расставаться с наделами, в которые было вложено немало времени итруда, особенно если из-за роста населения деревни новый передел урезалпричитающуюся каждому двору землю. Властям поэтому приходилось время отвремени вмешиваться и навязывать передел крестьянам. <<страница 34>> Иногда проводят аналогию между дореволюционной общиной и колхозом,который был создан советским режимом в 1928-1932 гг. В пользу этой аналогииможно сказать немного помимо того, что для обоих институтов характерноотсутствие одного атрибута - частной собственности на землю, а так оникоренным образом отличаются друг от друга. Мир не был "коллективом": землявозделывалась единолично, каждым двором по отдельности. Что еще более важно,входивший в мир крестьянин был хозяином продуктов своего труда, тогда как вколхозе они принадлежат государству, которое платит крестьянину за работу.Советский колхоз ближе всего подходит к институту, встречавшемуся в Россиипри крепостном праве и называвшемуся "месячиной". При такой системе помещикобъявляет всю землю своей, крепостные работают на него целый день, а онплатит им деньги на прокормление. В отличие от большой семьи, навязанной им совокупностью хозяйственнойнеобходимости и давления сверху, к общине крестьяне были весьма расположены.Членство в ней позволяло не тревожиться о будущем и в то же время нестесняло серьезно свободы передвижения. Община также давала всем правопользоваться лугами и делала возможной координацию полевых работ, весьманеобходимую при существующих климатических условиях и системе неогороженныхучастков, превращаемых после снятия урожая в выгон. Такой координациейзанимался совет мира, состоящий из большаков. Крестьяне упорно держались заобщину, и им дела не было до критики, которой подвергали ее экономисты,смотревшие на нее как на камень, висящий на шее наиболее предприимчивыхкрестьян. В ноябре 1906 г. царское правительство приняло меры по облегчениюпроцедуры объединения полосок в единоличные хозяйства. В окраинных районахимперии это законодательство имело ограниченный успех, а в центральнойРоссии крестьянство его почти игнорировало.*16 *16 К 1913 г лишь 17,7% крестьянских дворов воспользовались правом наобъединение своих полосок и выделение из общины; большинство из них жило наУкраине и в Белоруссии; А. Н. Челинцев, Сельскохозяйственная географияРоссии, Берлин, 1923. стр. 117, и Lazar Volin, Л Century of RussianAgriculture (Cambridge, Мам. 1970), p. 107 Поскольку главным предметом этой книги является политический стройРоссии, здесь довольно будет обрисовать влияние природной среды на характерстраны лишь в самых общих чертах. Природа, на первый взгляд, предназначилаРоссии быть раздробленной страной, составленной из множества независимыхсамоуправляющихся общностей. Все здесь восстает против государственности:бедность почвы, отдаленность от великих путей мировой торговли, низкаяплотность и высокая подвижность населения. И Россия вполне могла быоставаться раздробленной страной, содержащей множество разрозненных местныхполитических центров, не будь геополитических факторов, настоятельнотребовавших сильной политической власти. Экстенсивный, крайне расточительныйхарактер русского земледелия и вечная потребность в новых землях вместополей, истощенных непомерной вспашкой и скудным унавоживанием, бесконечногнали русских вперед. Пока процесс колонизации ограничивался тайгой, он могидти стихийно и без военного прикрытия. Однако желанные тучные земли лежалив степях, в руках у кочевых тюркских и монгольских племен, которые не тольконе терпели земледельческих поселений на своих пастбищах, но и совершали то идело набеги на лес в поисках невольников и иной добычи. До конца XVIII в.,когда, благодаря своей лучшей политической и военной организации, русскиенаконец взяли верх, мало кто из них был в состоянии внедриться в степнуюзону; более того, они нередко страдали от нашествий своих степных соседей. ВXVI-XVII вв. редко случался год, чтобы русские не вели боев на своих южных июго-восточных границах. Хотя некоторые русские историки имеют склонностьусматривать в этих войнах чисто оборонительный характер, они достаточночасто были результатом напора российской колонизации. В западных областях,где русские соседствовали с поляками, литовцами, шведами и немцами, былонесколько спокойнее, но даже здесь в течение этого периода война случаласьприблизительно каждый второй гид. Когда западные соседи шли на восток, когдаинициатива переходила к русским, искавшим выхода к портам или к тучнымземлям Речи Посполитой. Таким образом, военная организация делалась простонеобходимой, ибо без нее нельзя было проводить столь жизненно важную длянароднохозяйственного благополучия России колонизацию. В таком случае можно было бы ожидать, что Россия произведет в раннийпериод своей истории нечто сродни режимам "деспотического" или "азиатского"типа. Логика обстоятельств и в самом деле толкала Россию в этом.направлении, однако в силу ряда причин ее политическое развитие пошло понесколько иному пути. Режимы типа "восточной деспотии" появлялись, какправило, не в ответ на насущную военную необходимость, а из потребности вэффективном центральном управлении, могущем организовывать сбор ираспределение воды для ирригации. Так возник строй, который Карл Витфогельназывает "агродеспотией", характерной для значительной части стран Азии иЦентральной Америки*17. Но в России не было нужды в том, чтобы властьпомогала извлекать богатство из земли. Россия традиционно была странойшироко разбросанных мелких хозяйств, а не латифундий, и понятия не имела оцентрализованном управлении экономикой до установления военного коммунизма в1918 г. Но если бы даже в таком управлении имелась нужда, природные условиястраны помешали бы его созданию. Достаточно лишь представить себе сложноститранспорта и связи в России до появления железных дорог и телеграфа, чтобыприйти к выводу: о таком контроле и сле

Дата добавления: 2015-06-29