Замуж за наркомана

Весь июнь шел дождь. Убаюкивал. По утрам ни просыпаться, ни вылезать из-под толстого одеяла не хотелось. Из открытых форток в комнаты вместе с холодом и свежестью рвалась сырость. В помещениях, казалось, было холоднее, чем на улице. Дети кхыкали и сипли. От буйной, перепившей воды зелени город отяжелел. Зеленые мокрые ветки гнулись и лезли в окна. Солнце выдавалось редко и ненадолго. И сразу парило. Мужчины спешили остаться в рубахах без рукавов. Женщины обнажали еще не успевшие загореть спины и ноги. И зря. Город снова накрывала паутина медленного дождя. Голые плечи и руки покрывались гусиной кожей и сутулились от холода. А ослепительный летний костюм обдавала плывшая по шоссе в этом потоке машина, не заметившая именно вашей лужи.

В кабинете были включены обогреватели. Участники только подходили.

Вдоль стены напротив меня рядом сидели два мужчины. Несмотря на разницу в возрасте, они были чем-то похожи друг на друга, как близнецы.

Сходство, как всякая безликость, раздражало. К тому же терпеть штамп в мужчинах мне гораздо труднее, чем в женщинах.

С женщинами сочувствие разрешает и помогает мне присоединяться к их естественности, красоте - здоровью. А судорогу маски - болезнь - вначале игнорировать, потом помогать устранять, как вредный нарост. Игнорировать отношением. А устранять тоже начала в своем представлении, потом в действительности.

С мужчинами же я боюсь перепутать сочувствие с жалостью. А жалеть мужчину мне, как и себя, нельзя. Это бы его ослабило. Злиться же - можно. Ощущаемое соперничество, контролируемая внутренняя агрессия мужчину-подростка, если не отпугивает, мобилизует. Вот я и злюсь! Не присоединяюсь к его суете, предоставляя мужчине самому присоединяться к своей (его) подлинности. Незаметно способствуя, как в засаде, жду этой его правды, естественности, чтобы ее, чем умею - и тоже не обременяя своей опекой - поддержать.

Два мужчины сидели рядом и были похожи друг на друга, как близнецы. Сходство вызывало досаду. Я стал думать: в чем, собственно, оно заключается?

Оба были холостяки. Оба - схоже сидели. Оба - одинаково широко расставив ноги и бросив руки на колени.

Старший глядел, будто у него во рту было горько и, казалось, на все и вся сердился.

Младший по привычке стеснялся своих давно прошедших угрей и тайно краснел.

Оба смотрелись, словно нечаянно оказались на сцене перед залом.

Оба играли желваками, были напряжены больше необходимого и выглядели как-то ощетинено, воинственно, едва не угрожающе.

Я стал думать о содержании их воинственности. Оба они внешне мужественны. Оба по природе привлекательны для женщин. Как бы они повели себя с той, кому понравились, если бы женщина ответила им искренней взаимностью?

К моей досаде, мне было видно, что, едва заполучив женщину в свое распоряжение, старший станет, скрипя зубы, ее «переделывать», диктовать ей правила, по которым она должна жить, чтобы угодить ему. Делать это будет без благодарности, напротив, с досадой, будто для нее, а не по своей прихоти, будто осчастливливает ее, будто делает одолжение ей.

Младший не поверит. Будет подозрительно ждать подвоха. Будет требовать доказательств, экзаменовать, и, не зная собственного отношения к подруге, ждать знаков любви и заботы, измучит ревностью!

Казалось, для женщины - единственный способ сохранить рядом с ними себя - не подходить к ним никогда! Они равнодушны к ней! Хоть и не прочь попользоваться. Женщина, едва подпустив их к себе, станет чувствовать себя в их глазах вещью, грязью, шлюхой!

Я понял, что меня в них злит.

Но у той же стены, ближе к двери в кабинет, так что от этих мужчин ее отделяла только окно, сидела, уставившись в пол, такая же обиженная женщина.

Неожиданно стало ясно, что то отношение к женщине, к любому человеку, к другим, к себе, которое меня сердило, и которое я только что отчетливо различил у этих мужчин, ни чуть не меньше одолевало и ее - женщину!

Так родился мой вопрос.

Я адресовал его Светлане Маратовне, невысокой, собранной, преподавателю техникума, которая сидела у другого окна - напротив Галины Петровны (так звали обиженную женщину).

— Представьте, что Вам нравится человек. Пусть это будет мужчина (хотя могла бы быть и женщина). Вы хотите к себе его внимания и «хорошего отношения». Добиваетесь его. И, наконец, узнаете, что тот, кого вы хотите, к вам тоже «хорошо относится»! Что вы не только нравитесь ему, но, что он в вас нуждается и хочет быть вашим... другом, мужем, кем хотели... Как изменится ваше поведение с ним, когда вы поверите, что он весь ваш? Но погодите отвечать! Я задаю вопрос не о вас лично. Меня интересует изменение не именно вашего поведения, а то, каким будет это изменение поведения, если вы дожили до человеческих отношений. А каким оно останется в подростковых отношениях «купи-продай», как на рынке? Чем будут отличаться эти изменения отношений двух людей?

— Вы сказали: «двух людей». А вы сами говорите, «между людьми все отношения - человеческие». Рынок тоже бывает только у людей. Я не поняла вашего вопроса!

— Я не сумел спросить. Попробую задать тот же вопрос -наоборот: о том, как изменится поведение человека с вами, когда вы решитесь открыться в своей привязанности к нему. Представьте! Вы нравитесь человеку. Человек добивался вашего интереса. Добился. Вы теперь тоже хотите его дружбы, любви, хотите сблизиться. Он это узнал, поверил вам. Поверил в то, что вы, прежде свободный от него человек, теперь нуждаетесь в нем. У каждого после такого открытия - что его любят - как-то меняется отношение к вам (любящей). Меняется поведение с вами. Вот я и спрашиваю: какое изменение отношения к себе, когда вы стали доступной, какое изменение поведения с вами вы назовете человеческим? А при каком у вас будет возникать ощущение, что вас покупают, используют, принуждают - стесняют вас? Относятся к вам, как покупатель к товару?

— Все равно не понимаю...

— Обратите, например, внимание на Галину Петровну, — расплывшаяся женщина с опухшими ногами сидела по-прежнему, никого не замечая, самопогруженная и на кого-то обиженная..., наверное, на мужа и на жизнь. - Представьте ее в тридцать пять лет, в двадцать пять, в семнадцать... Представьте, что ей кто-то нравится, и она хочет знакомства с ним. Как она станет себя вести?

— Захорошеет, будет стараться обратить на себя внимание. Захочет привлечь и понравиться.

— Будет привлекать специально?

— Вряд ли специально. Скорее нечаянно. У нее так будет получаться... само.

— Что, по-вашему, она будет думать при этом? Как себя понимать?

— Ничего она не будет думать! Стесняться будет, или верить, что стесняется. Может, даже избегать станет человека, прятаться от него. Думать?.. Думать будет, что «вовсе про него и не думает». Что он ей безразличен, что «совсем не в ее вкусе», или «вообще неприятен»!

— А как же, вы говорите: «привлечь», «обратить внимание»?

— А тем и обратит, что странно себя ведет, что дергается, что вспыхивает, что вдруг хорошеет. Он не заметит, другие ему скажут. Да и показное пренебрежение, кого не заденет?!

— Ну, хорошо. А как изменится ее поведение, когда этот желанный «нежеланный» человек искренне откликнется на ее неравнодушное «равнодушие»? Поверит, что он ей нужен, что она просто стесняется в этом признаться? Как изменится ее отношение к нему, когда он обнаружит в свою очередь ответное влечение и откроется ей? Как изменится ее отношение и поведение с ним, когда она узнает, что и он в ней нуждается? Она обрадуется, будет благодарна ему?

— Обрадуется или не обрадуется, я не знаю. Может, испугается! Но благодарна - не будет точно.

— Почему?

— Ну, она же его ни о чем не просила! За что ей благодарить?! Он же ее домогается, он и благодарить должен.

— За что?

— Она же дает ему, что он просит!

— Но просила же она!? Она привлекала!?

— Она про это не знает. Она про себя не думала. Просто, как зверь, бегала от незнакомого чувства. Сама от себя хоронилась.

— Вы психолог?

— Нет. Я «преподаватель экономики в техникуме», и вы об этом уже много раз спрашивали!

— Откуда же вы столько про нее знаете?

— Это каждая женщина знает. Вы же просили представить, что ей семнадцать. Мне тоже было семнадцать...

— А почему испугается?

— Я же сказала. Она не просила, а он «напал» с непонятными просьбами... того, о чем она и не думала. Она его приближения, его активности - сама себя пугается, своего волнения!

— Ну, хорошо. А если ей двадцать пять, тридцать, столько, сколько сегодня? Как изменится поведение Галины Петровны с тем, кого она сама хотела привлечь?

— А, какая разница! Принципиально ничего не меняется. Она просто привлекает. Не знай зачем! А если знает, то -придуманное: «мужика надо», «замуж», «одной надоело, скучно». Она не человека привлекает, а, как вы пишите, «функцию, инструмент», вещь в хозяйство. А он-то, ведь, ее просит. И отдает она себя, а не вещь. А она - подарок!

— Так как изменится поведение Галины Петровны с тем, про кого она поверила, что тот в ней нуждается, хочет ее, кто по ее же призыву оказался в ее распоряжении?

— Про «призыв» она не помнит. Его как бы и не было. «Не маленький. Сам пришел. Не захотел бы, ничего бы и не случилось...» Она же и в тридцать и теперь привлекает неосознанным кокетством, исподволь. Прямо, словами - ничего не просит. Как и сейчас - просто сидит обиженная. А просьб состоянием, волнением, тем, что при нем хорошела, или что теперь своим видом всех обвиняет в нечуткости к ней, она к себе не относит. Она же «об этом не думала» и нам «ничего не говорила»! Его или нашими глазами она себя не видит.

— А если - просила?

— Да не просит она! Сами должны догадаться!

— Но вы говорили, «замуж надо», «скучно»... Если, все-таки, просила?

— Так это она вам, который сам не догадался, особое одолжение сделала! Честь оказала! Себя так для вас «унизила»! Вы как особое снисхождение ценить должны! Никогда не простит! Чем больше внешне будет просить, сластить, улыбаться, тем больше обид про себя на ваш счет запишет. Будто это все вам надо - не ей. Просить она не умеет! Это ей пытка. Ей ли надо, вам ли - просить должны всегда вы! И у нее. Все - у нее! Она верит, что никого никогда ни о чем не просила. Если это не так, то она так представит! И будет верить.

— По-вашему, она чувствует себя настолько никому ненужной, перед всеми виноватой, что создает себе в оправдание иллюзию вселенской благодетельницы?!

— Не знаю. Может быть. Я не поняла, что вы сказали.

— Вернитесь, пожалуйста, к моему вопросу. Как меняется Галина Петровна, когда узнает, что человек «хорошо к ней относится»? Что меняется в ней для него? В ее ответном поведении? Не как меняются ее мысли, чувства, ее мир, но именно поведение с вами, если вы к ней, по ее мнению, «хорошо относитесь»? Что она делает с вами?

— Она думает, что, раз человек «хорошо относится», значит - в ее власти! Она сама боится попасть в зависимость и не понимает, что другой доверяется ей от своей уверенности, от силы, а не от слабости. От того, что готов принять и перенести любой ее ответ! Ей кажется - тот, кто ее домогается, не сможет пережить ее отказа. Она думает, что согласием она его спасает, а сама ради него идет в кабалу...

— Мы не знаем, что другой думает. И я спрашиваю только об изменении ее поведения с партнером.

— Простите! Она ведет себя, будто уверена, что его домогательство - признак его слабости. Что человек в полной ее власти! Что она его спасает, а собой жертвует! Значит, он и должен быть у нее в полном подчинении!

— Что она с ним делает?

— Внешне она его поощряет. Улыбается или дерзит. Но сама ждет доказательств внимания. Начинает то, что называется «качать права»: ждать и требовать заботы, угождения. Придирается, капризничает - все ей не так. Фактически -как бы старается его унизить, просто помыкает человеком!

— На каком основании помыкает? Почему? За что?

— Она же не чувствует ни себя, ни другого. Ушами слышит, глазами видит, умом все понимает, а сердцем не знает, чего от нее хотят. Ну, ей и кажется, что это ее хотят использовать, может быть унизить... Но, раз хотят, она должна проверить, насколько можно человеку себя доверить. Насколько он на деле в ее власти. Насколько побережет, защитит? Она же, по ее ощущению, будто всю себя у себя отнимает, а ему отдает! По существу, она не знает, чего у нее просят. Но раз просят, значит, есть, что просить. И - чем ярче просят, тем большую цену она заламывает!

— Вы сказали: «цену»? Я не ослышался?

— Нет. То есть да!

— Если есть цена, значит, есть товар? Что тогда товар?

— Она сама.

— Как?

— Как сказано. Она же себя отдает! -

— Она себя как вещь воспринимает?

— Она себя просто не замечает. Я же сказала, что она цену просит потому только, что видит чужой интерес к себе, не знает за что. Есть спрос - есть цена. Без спроса - она для себя никто, будто нет ее.

— Я это и назвал: «вселенская благодетельница» от никому ненужности!.. Если я правильно понял, то себя она предлагает как товар, как функцию для чего-то: как усладу, как обслугу, как вещь. А чего ждет в ответ? Ей тоже будет достаточно обслуги, услады, вещей и денег?

— Вы знаете, Михаил Львович, может быть она так и думает, так и ждет. Что в себе ценит, то и у других старается взять. Но объективно этого же ей не достаточно! Втайне она хочет получить в ответ человеческое отношение, душу.

— А что реально получает?

— Да ничего! Ничего она не получает! Теряет все!

— Почему все? Объясните! Не спешите, пожалуйста!

— Она же теперь всего ждет от того, кому отдалась! А он чего может? Только то, что вы назвали: деньги, вещи, услуги - ничего! Ничего он для нее за нее взять не может! А она себя ему перепоручила. Чего ей надо не знает! Сама не только другим человеком, она теперь и собой не занята! Сколько ни дай, ничего не возьмет! «Он должен»! Как ваша собачонка, которая стоит над колбасой, а сама не берет, служит, ждет, когда хозяин даст. Она только то и делает, что ждет, не дожидается, обижается и придирается, что не то дали! Ничего нет, вот и злится! Силы-то все равно тратит, хоть на злобу! А все впустую! Ее самой у себя нет!

— Ничего не имеет, потому, что собой не занята и ничего не берет сама? Этим постоянно и раздражена и взвинчена, как курочка нетоптаная? Правильно я вас понял?

— Правильно.

— Я с вами согласен. Но я спрашиваю еще и о том, каким отношением и поведением ответит на ее претензии человек, который к ней «хорошо относится», если он искренен? Как вы относитесь к человеку, который порывается вас унизить, подчинить, демонстрирует власть над вами?

— Стараюсь держаться от него подальше.

— А если вынуждены быть рядом? Если это ваша мать, ваш отец, муж, близкий родственник? Если вы не можете человека оставить?

— С досадой, с раздражением, отрицательно отношусь...

— Значит, всех внимательных или просто чутких людей с развитым чувством собственного достоинства, всех, кто бережет свою внутреннюю свободу, Галина Петровна распугала и распугивает с юности?

— Очевидно.

— И рядом с ней остаются только те, кто привык к унижению или кто готов играть в ее игры, чтобы решать свои задачи, или кто настолько к ней безразличен, что, в стремлении ее заполучить, не замечает ее отношения? Так?

— Если верить, что люди себе не враги, и не дурнее ее, то так.

— Если просто знать, что все, что вы как клиент этого кабинета умеете назвать, другие тоже чувствуют и знают действием... только, может быть, говорят про это меньше, чем в кабинете психотерапии?

— Если знают, то - да.

— Правильно я понимаю, что все, кто к ней «хорошо отнесся», едва Галина Петровна в это их отношение поверила, и позволила им к ней приблизиться, все тут же получают от нее такую дозу явных или скрытых ее претензий, обид, унижений, придирок и оскорблений, что, если бы их отношение прямо зависело от ее действий, то у всякого нормального человека от «хорошего отношения» ничего бы не осталось?

— Конечно.

— То есть, ожидая от тех, кто к ней «хорошо относится» платы за то, что она их отношение позволяет, она не только ничего не прибавляет в отношения хорошего, но распугивает всех уважающих себя людей? И затрудняет, разрушает, делает невозможными отношения с ней всех, кто остается рядом?

— Но это ужасно!

— Эти отношения, где от другого человека Ждут за отношение платы, по-вашему, человеческие или рыночные?

— Не рыночные, а базарные!

— А в чем разница?

— Но на рынке люди устраивают сделки к обоюдной выгоде. А на рынке Галины Петровны всем плохо - и другим, и ей самой!

— Почему же?

— На настоящем рынке цену за товар или услуги обговаривают заранее.

— Раз...

— Платы ждут деньгами, услугами, вещами, а не человеческим отношением.

— Два...

— На настоящем рынке партнеров уважают...

— Или дурят сознательно! А не ждут, что они сами будут дурить себя! - это в разговор вмешалась Ирина Борисовна.

— Могу я сделать вывод, что беды Галины Петровны не оттого, что она общается как на рынке, а потому именно, что она не так общается?

— Не поняла?

— По-моему я говорю то же самое, что и вы. Она не уважает отношений рынка. Не интересуется законами рынка. Не знает ни партнеров по рынку, ни себя! «На тебе, убоже, что мне негоже»! Если она подарок, то за подарок не ждут платы! Торгует товаром, а ждет взамен человеческого отношения. Я тоже сейчас подумал, что проблема всех, кто существует, как Галина Петровна, кто сознательно или невольно ведет себя в личных отношениях «купипродаем» - ждет «за свое хорошее» платы вашим «хорошим», что их проблема в том, что они ведут себя - только, как на рынке! Вы это назвали базаром. В том именно, что они рынка не освоили. К действительному рынку даже не приблизились. Ведь вы совершенно правы! В отношениях людей все отношения человеческие, На рынке все начинается с встречи и доверия двух людей друг к другу. Все происходит в человеческих отношениях и разрушает или развивает их. И завершается в отношениях людей. Нам, вообще, от человека надо, чтобы он был, а не чтобы он нас обслуживал или давал собой пользоваться...

— А что такое «человеческие отношения»? - неожиданно, и мне показалось с вызовом, вмешалась Александра Владимировна.

— А - то и есть! Как меняется ваше отношение к желанному человеку, когда он ответил вам взаимностью, в человеческих отношениях? В отличие от отношений «купипродая» на «как на рынке»?

— Я вас и спрашиваю: что такое человеческое отношение?

— Вы меня спрашиваете или себя?

— Я хочу понять, что это такое - человеческое отношение.

— Так кто будет отвечать на ваш вопрос? Я или вы?

— Я хочу, чтобы мы вместе!

— Хорошо. Пусть будет вместе. Только чтоб не получилось, как у Галины Петровны с «хорошими людьми»!

— Я постараюсь.

— И не потеряйте своего вопроса! Итак. Чего вы хотите от человека, который вам нравится, когда решились ему довериться?

— Чтобы он не злоупотребил моим доверием!

— Стоп! Если это так, то вы не доверились, а хотите спровоцировать в нем злодея и ждете «злоупотребления»! Перекладываете заботу о собственной безопасности на него! Доверяться - значит, доверяя себе, что вы не ошиблись в выборе партнера, вести с ним себя открыто, беречь его от себя, а вовсе не сваливать на него свои заботы! И все-таки? Чего вы хотите от партнера, которому доверяете? Я постараюсь не перебивать замечаниями, - я обращался с вопросом ко всем участникам кабинета.

— Нет уж, перебивайте, пожалуйста! За тем и пришла, -энергично возразила Александра Владимировна. - Хочу деликатности, бережности, внимания к себе...

— Что это такое: «к себе»?

— К моим интересам...

— Чтоб он допускал, что у меня могут быть другие интересы, чем у него, - поспешила добавить молодая психолог.

—... Умения или хотя бы желания уметь держать дистанцию...

— Чтобы он меня понимал... - надула губки сидевшая в кресле и далеко уже не молодая жеманница.

— Или - чтоб вы его понимали?! - оборвал я.

— Вы обещали не критиковать!.. - с ломливой уступчивостью попеняла мне она.

Простите!

— Предупредительности...

— Выражением чего является все, что вы все называете? И деликатность, и бережность? И внимание к вашим интересам, и допущение отличий, и желание держать дистанцию с вами? И предупредительность и понимание... Как все это вместе называется?

— Уважение?

— Забота?

— Признание?

— Все так. Но, что это еще - все, что вам надо от другого человека?

— Свобода! Мне надо, чтобы он сочувствовал моей свободе!

— И что же это все вместе?

— Любовь.

— Вы не забыли, какой вопрос обсуждаете?

— «Что такое - человеческое отношение?» Человеческое отношение!!! Да! Поняла! Все, чего я хочу от других людей для себя, это и есть человеческое отношение! Я, правда, к себе хочу человеческого отношения!

— Так - как в человеческих отношениях меняется ваше поведение с желанным человеком, когда он ответил вам взаимностью, в отличие от отношений «купипродая» на «как на рынке», когда ждешь платы?

В кабинете воцарилось напряженное молчание...

К моему удивлению - а я не думал и не знал, что этот вопрос трудный, я задавал его как очевидный и только для иллюстрации, для контраста с первым сегодняшним вопросом о «рынке» в отношениях, я даже в последнем обсуждении не насторожился, принял вмешательство Александра Владимировны лишь как мальчишеский выпад... - к моему удивлению ответа не последовало. Кто-то глядел в пол. Кто-то пытался угадать правильный ответ, кто-то ждал моего. Но озадачились все.

Я пытался растормошить. По-разному уточнял свой вопрос. Никто не отвечал. Но это неотвечание, и тоже неожиданно для меня, было не пустым, а каким-то значительным, уважительным к вопросу, собранным и серьезным.

Первой снова заговорила Александра Владимировна.

— Можно я попробую?... - Она говорила медленнее и весомее обычного. - У меня нет ответа!... Кажется, его нет у меня в опыте.... Но, если «по-человечески» - это то, чего я хочу от других для себя, - Александра Владимировна казалась взволнованной, - то, наверное,... я бы... я бы стала ему благодарна! Стала бы осторожнее. Бережнее с ним! Держала бы дистанцию. Чтобы не навязать себя больше, чем ему надо... Простите, я понимаю, что повторяю, что только что говорили о человеческом отношении.... Но, мне сейчас кажется... что я никогда... ни к кому не относилась по-человечески!... Но я бы о нем заботилась! Правда! Я... я... хочу! Я... Не умею! - она выскочила из кабинета, чтобы не расплакаться при всех.

Фантазирование на тему об изменении поведения с «хорошо относящимся» к тебе человеком продолжили другие. Разница между человеческим и базарным была очевидной и понятной.

Александра с покрасневшими глазами вернулась в кабинет.

— Укажите мне женщин, из присутствующих теперь здесь, кто, добившись доброго отношения привлекательного для них человека, мне не важно - мужчины или женщины, не будет «качать прав», ждать платы за то., что это отношение вызвала, а станет беречь этого человека от себя. Пусть, например,- вас?

Александра Владимировна долго и внимательно, вживаясь, как умела, изучала каждую из присутствующих. А потом молча покачала головой.

— Что?

— Нет!

— По-вашему все будут ждать платы?

— Мне так кажется.

— Светлана Маратовна, почему вы так жестко говорили о Галине Петровне? - снова обратился я к женщине, с которой разговор начинал.

Галина Петровна сидела, по-прежнему уставившись в пол, будто ничего не слышала, как истукан.

— Потому что все - про меня!

— Вы говорили про женщину, а можно - я спрошу вас о мужчинах? - в кабинете их по-прежнему было, кроме меня, только двое. Безучастные вначале, теперь они оба немного встревожились.

Женщина кивнула.

— Кто из них в ответ на ваше, желанное им «хорошее отношение» останется с базарными претензиями, а кто будет благодарным и захочет беречь вашу свободу?

— Никто! Оба будут ждать от меня. - Светлана Маратовна отвечала строго, почти сурово, но без злорадства.

— Можно еще?

-Да.

— А Ирина Борисовна в ответ на «хорошее отношение» дочери станет осторожнее?... - Ирина Борисовна «сама ушла» от мужа, который вскоре и женился. Теперь она «грызет локти». И живет вдвоем с дочерью-подростком. - Ирина Борисовна в ответ на «хорошее отношение» дочери станет осторожнее и собраннее, или потребует от дочки жертв в доказательство?

— Потребует, к сожалению.

— А вы от сына, от мужа... от страны?..

— Тоже.

Я спрашивал дальше. Почти всех просил найти в кабинете человека, который в ответ на доброе отношение отвечающего, станет с ним бережнее не по уму, а по сердцу. И не будет ждать никакой корысти.

Никто не назвал никого.

Мне тоже показалось, что в этот раз все в кабинете ждали заботы о себе. И хотели использовать друг друга для получения каких-то выгод.

Людьми друг в друге пренебрегли все...

* * *

Эту записку старательно в чужих очках читала вслух в группе пожилых женщин обстоятельная и вдумчивая Галина Александровна.

Обсуждение началось с моего вопроса:

— Что для вас это чтение?

— Это все обо мне...

— Совпадение имен случайно! В нем нет намека.

— Я понимаю. И я не об этом, — успокоила меня та, кто читала. Я последнее время именно об этом много думала. А сейчас пришла к выводу, что две последние трети жизни я со всеми, кто ко мне хорошо относился, вела себя, как Галина Петровна. Всегда чего-то от них требовала. Думала, что я им помогаю, «до себя подтягиваю». А в самом деле - просто терроризировала всех... Ну, вы понимаете. Все так, как в вашей записке... С семнадцати лет и до прихода к вам. И только последние годы я стала догадываться, что другие живут другой своей жизнью. По привычке готова вмешаться. Но теперь, мне кажется, я часто успеваю спохватываться. Мне хочется не помешать сыну. Я больше занята собой и меньше лезу в его дела.

— А как он реагирует?

— Раньше, мне казалось, он даже испугался. А теперь часто сам идет навстречу. И не только он. Но я медленно научаюсь не пользоваться этим движением ко мне. Оставлять, чтобы у человека был выбор. Кажется, мне удается не навязывать себя...

— В самом начале, как только я поняла, что муж во мне нуждается, то решила, что он хуже меня! Значит должен доказать! - взволновано говорила и теперь внешне очень красивая и молодая (не верится, что она пенсионерка!) Галина Андреевна. Всю жизнь она прожила холодным автоматом для выполнения домашних обязанностей и работы, для привычной демонстрации обид на бессмысленность для нее того и другого и обманувшей ее красоты. Теперь только, после всех ее бед с взрослой дочерью, Галина Андреевна медленно оттаивает. Осторожно оживает, теплеет в группе сверстников, по преимуществу женщин. -...А он не понял и старался. И еще больше меня злил. Ничем он мне не угодил! Никак, никогда... И всегда это ему показывала. Молча. Не упускала случая. Всегда недовольная. Как хотела его доставала. И еще злилась, что он - тряпка!

— А почему «всегда недовольная»?

— Я же говорю, он меня всем раздражал!

— Я понял: «демоны, демоны» кругом! Он виноват! Но вы-то, отчего «всегда готовы»?! Чего вам-то надо было?

— Позвольте, я скажу, Михаил Львович! - опять вмешалась деликатная Галина Александровна. - По-моему, вы в записке именно об этом как-то немножечко бегло говорите. Хотелось бы, чтобы именно это было выражено доходчивее: что Галине Петровне, во-первых, самой всегда плохо! Она заботу о себе другим поручила! А.сама для себя ничего не стала делать! И не делает. Себя как бы не замечает, - с расстановкой, в своей обычной медлительной манере, подробно разъясняла Галина Александровна.

— Я сейчас понимаю, что за себя сама совсем не думала, - делилась дальше Галина Андреевна. - Ничего с самой собой не делала - ничего и не было! А на него злилась! Вспоминать тошно! Мне даже в голову не приходило, что не он все должен. Я же всех обслуживаю... Я всегда все делала старательно... тщательно... — Группа близилась к концу. Должен был начинаться прием. В кабинет вошла молодая беременная женщина. А следом одинокая сорокалетняя девушка, у которой брат и сестра умерли от передозировки наркотиков.

У беременной первые роды прошли кошмаром. И теперь она приходит, чтобы научится рожать без боли.

Если вторая из вошедших напомнила мне о дочери Галины Андреевны, то про первую - сразу представилось, как она рожала бы при заботливом враче. Тем более что она справлялась о целесообразности рожать дома при муже.

Я вспомнил, что Галина Андреевна медсестра.

— Правильно я понимаю, что вы школили мужа, а вышколили себя? Связали себя обязанностью соответствовать собственным же идеальным придиркам? И стали старательной, как робот?

— Не знаю.

— У меня еще вопрос. Как эта беременная женщина будет себя вести и чувствовать во время родов, если попадет к холодному, равнодушному врачу?

— Сначала обидится, потом, если он не подаст виду, соберется.

— И как будет рожать?

— Если не заупрямится?

— Если не вздумает отомстить доктору за его холодность собственным несчастьем.

— Как зверь будет рожать! Отлично. Они с акушеркой без врача родят. Она вообще умнеет в одиночку. Когда нет -на кого надеяться.

— А, если попадет к доброму, заботливому доктору?

— Раскиснет. Вплоть до слабости родовых сил! - (Но именно это мне надо помочь ей предотвратить! И это именно - с ней произошло в прошлых родах.)

— Вы работали акушеркой?

— Недолго. В селе.

— Правильно я понимаю, что женщина с вашими требованиями к другим с добрым человеком расхлябывается, теряет и ум, и силы? Чем добрее к вам человек, тем вы беспомощнее?

-Да.

— А снова собранной, умной и предприимчивой вы становитесь только в безвыходных обстоятельствах или с теми, на кого нельзя положиться, на кого невозможно надеяться,

или кого надо опекать?

— Это нехорошо, но это так!

— Например, с безвольным наркоманом?

— Почему?

— Вы ведь сами говорите, что вам стало тошно жить, как вы! Что быть беспомощной тошно!?

— Ну, да..

— Дочь хочет жить, как вы?

— Нет. Мы друг друга совсем не понимаем! Нет, не хочет!

— Может быть, она интуитивно и нашла того, с кем свободна? Может быть, не желая повторять вашей жизни, и связала свою с наркоманом?

О ЧЕМ МОЛЧАТ ЛЮБИМЫМ (последняя жалоба подростка)

— Я тебя ненавижу!.. Я не знаю, за что я тебя ненавижу, но, если бы я знал (знала), то сказал (сказала) бы вот что...

(Таких чувств и помыслов я бы не простил (не простила)’ себе, спасибо, что их нет у меня, что я о них ничего не знаю!)

— Я тебя люблю, я нуждаюсь в тебе, я не могу, не хочу мочь без тебя, а ты...

(матери) -

...Дав мне жизнь, принимаешь меня за скотину, которую надо откормить «на здоровье» для будущей смерти!..

(отцу) -

...Любишь мой будущий успех, муштруешь меня под него и для него и не замечаешь, что мне он вовсе не нужен. Ненавидишь меня за то, что я, какой есть, обманываю твои тщеславные планы, не осуществляю того, что ты сам осуществить не сумел...

(жене) -

...Щедро одаривая меня всем, от чего я не в силах отказаться, ты ничего не берешь у меня, ни в чем не отваживаешься нуждаться. Не признаешь своей нужды во мне! Отдавая все, не отдаешь только единственно нужного мне — души твоей. Обрекаешь меня быть вечным, неоплатным должником, всегда и везде искать, кому бы стать нужным, обрекаешь оставаться непризнанным, всегда лишним на этой земле. Нелюбимым!..

(мужу) -

...Не умея всегда опередить, ответить, не устать, не испугаться, не осудить, не посмеяться, не унизить.

..не решившись стать моим, ты хочешь отнять у меня последнюю мою защиту, последнее убежище, прячущее меня от; всегда неутоленной и так легко уязвляемой отказом жажды — отнять у меня мое защитительное равнодушие, мой сомнамбулический покой, отнять мою одержимую, спасительную ЗАНЯТОСТЬ ТОБОЙ же ПРИДУМАННЫМИ СЛОВАМИ, ЦЕЛЯМИ, хлопотами.

Ты, неспособный выдержать напора и малой толики моих желаний, хочешь моей открытости, обнаженности, требуешь незащищенности, которую сам же станешь обуздывать тем же Порядком и теми же хлопотами, ждешь незащищенности, которую не умеешь не выхолащивать СЛОВАМИ ТВОЕГО СТРАХА...

(всем)

— Все вы, мои любимые, не замечая самих себя, не замечаете, не знаете, что я есть сам и сама по себе, похожий и похожая на вас, но и отличный, отличная от вас, существующий, существующая уже не для вас, а так, сам, сама по себе, для себя, для всего мира и ни для кого, ни для чего - просто потому, что я есть и хочу быть.

Я — такая же, такой же, как каждый из вас, мои любимые! Мои ненавидимые за то, что вы не любите ни себя, ни меня!

Вы, родив, приручив, и побуждая, поминутно уничтожаете, топчете, душите и ломаете меня, не замечая, не интересуясь, как и собой, мною в отличие от своих привычек, предрассудков, фетишей и эталонов.

Я люблю вас, мои любимые, и поэтому сохранюсь!

Дата добавления: 2015-06-29