Базовым изменением в групповом сознании в состоянии конфликта является резкое повышение социоцентричности групп

Меняются и качества основных психических процессов личности, таких, например, как память и внимание. Левайн и Мэрфи (Levine & Murphy) делили студентов на антикоммунистов и прокоммунистов и проводили с ними 5 еженедельных 15 минутных занятий и изучали по одному просоветскому и одному антисоветскому тексту. В итоге, прокоммунисты помнили гораздо больше просоветских, а антикоммунисты - антисоветских отрывков (370). То есть внимание и память становятся избирательными и подтверждающими антагонистические установки групп.

С возникновением конфликта мышление индивидов смещается к интерпретации мира как биполярного бытия. Истина - не истина. Или - или. И самые первые реакции на любую оппозицию возникают как реакции на девиантов, то есть структур, принадлежащих другому миру - миру зла. Происходит перекатегоризация социальной структуры с выталкиванием оппозиции в сферу инобытия. Господь и Сатана, Моцарт и Сальери, Свет и Тень.

Если вы вспомните, какими эпитетами обычно люди награждают своих противников в конфликте, среди которых слова "свиньи", "бараны", "козлы", "негодяи", "болваны" являются наиболее литературными, то станет очевидным, что происходит жесткая перекатегоризация противника как явления мира животных, неодушевленной природы или сил Зла. И, соответственно, происходит сдвиг запрещающей линии в поведении, разрешающий агрессивные акты в отношении противника и морально оправдывающий подобные поступки как поступки против "нелюдей". Конфликты и их эскалация приобретают в сознании членов группы законную силу.

Анализ теории социальной идентичности и исследований конфликтов показывает, что при интенсификации межгруппового конфликта происходит явление, аналогичное феномену "сужения сознания" личности в ситуации опасности. Сфера доступных актуализации социальных категорий настолько сужается, что в экстремальной ситуации остается только одно измерение, по которому категоризация и происходит, например, национальность или вероисповедание. Даже достаточно отчетливые проявления других измерений вытесняются из сферы восприятия и игнорируются сознанием членов групп. Только после смягчения конфликта возможно возвращение этих измерений в сферу групповой перцепции.

Более того, в ситуации конфликта старые категоризационные измерения не только вытесняются из группового сознания, но и своим последействием начинают усиливать доминирующую категорию, определяющую линию конфликта. Так, конфликт между бывшими друзьями будет более непримирим, чем конфликт между людьми, находившимися и ранее в напряженных отношениях друг с другом.

Майкл Биллиг отмечает, что в состоянии конфликта группы воспринимают социальную реальность относительно простой и все объяснения социальных явлений пытаются втиснуть в одну структуру логических связей (284). Все остальное отступает на второй план. Такова основа групповой идеологии в период конфликта.

Эта логическая простота распространяется на трактовку мотивации действий противника, которые рассматриваются в первую очередь как целенаправленно связанные с повышением агрессии против группы членства. Поэтому становятся реальными такие нерациональные и плохо контролируемые процессы как "гонка вооружения". Любой акт повышения обороноспособности какой-либо из сторон, будет воспринят как подготовка новой агрессии и вызовет встречное повышение обороноспособности, так же воспринимаемое как преследование агрессивных целей. Этот встречный шаг заставляет поднимать обороноспособность на новый уровень, что соответственно порождает ответный виток вооружения. Классический примером этому служит развитие взаимоотношений США и СССР в 50-70-х годах. М.Дейч назвал это "злокачественным процессом враждебного взаимодействия" (319).

Существенно повышается нормативность поведения, особенно если оно вторгается в сферу взаимоотношений групп. Межиндивидуальный уровень организации поведения между членами оппозиционных групп становится невозможным. Социальный обмен между ними в фазе мира будет строго регламентирован, беден в репертуаре и разместится строго в границах принятых норм, так как любое отклонение от них будет восприниматься противником как угроза, а группой членства, как предательство интересов группы.

Повышенные требования к сплоченности группы будут вызывать особую активность внутригруппового формального и неформального социального контроля, вплоть до создания специальных структурных единиц, оценивающих проявления чувства приверженности группы со стороны групповых членов и стимулирующего его. В результате в качестве главного критерия членства в группе вперед выходит не профессионализм или иные индивидуальные качества, а лояльность к группе, то есть поддержка основного системообразующего социально-психологического отношения.

Следствием этого является повышенная степень деперсонализации индивидуальных членов и их взаимозаменяемость с точки зрения группы, как социальной системы.

Одновременно резко снижается вариативность воспринимаемых образов членов противостоящей группы. Влияние их индивидуальных черт блокируется сознанием. Рельефными становятся лишь черты, связанные с членством в этой группе. Группа вовлеченная в конфликт интенсивно стимулирует выработку и распространение стереотипного образа противника, подтверждающего справедливость групповых действий в процессе конфликта, особенно агрессии.

Холт и Сильверштейн приводят высказывание Томаса Джеферсона об Англии в 1815 году: "Мы согласны во мнении, что это правительство тотально аморальное, наглое, надутое тщеславием и амбициями, стремящееся к исключительному доминированию, погрязшее в коррупции, глубоко ненавидящее нас, ненавидящее свободу..." (350, 351). Подобные высказывания стимулировали обращение к особому предмету социально-психологического анализа: образу врага.

Франк (1982) публикует результаты исследований, позволившие выделить шесть прилагательных, применяемых к стереотипу врага: безжалостный, злой, враждебный, властолюбивый, вероломный, воинственный (339).

Ральф Уайт (1968) выделил шесть принципиальных компонентов, делающих вклад в образ врага и самообраз, бытующие в национальных конфликтах:

- "Дьявольский" характер врага. Враг угрожает целям и ценностям. Это умная и коварная сила, склонная вредить из принципа и имеющая наклонность к трусливым и закулисным методам.

- Мужественный образ себя. Пропаганда стойкости и героизма своей группы и публичное наказание отступников и сторонников мирного разрешения конфликта.

- Моральность себя - аморальность противника. Один из вариантов подчеркивания собственной моральности и справедливости - это предположение о несчастных и, в принципе, хороших рядовых членах группы противника, которых обманывает "черная верхушка", погрязшая в коррупции и лжи.

- Селективная невнимательность. Воспринимаются только те темы, которые подтверждают сложившийся образ врага, и отвергаются все остальные.

- Отсутствие эмпатии. Трудно убить кого-то или нанести ему существенный вред, если воспринимаешь его таким же человеческим существом. Категоризация противника как существа неодушевленного, биологического или аморального, ставит его вне закона, делает эмпатию в отношении его очень слабой и тем самым защищает личность от психологического ущерба при совершении ею агрессивных действий.

- Милитаристская самоуверенность. Рост страха часто сочетается с милитаристской самоуверенностью, особенно у профессиональных солдат (460).

Если на первом этапе роль влияния группы на своего партнера была достаточно велика, то на этапе конфликта существенно возрастает роль власти и социального давления со стороны других элементов системы или системы в целом, которые обеспечивают внешний контроль и воздействие на процесс развития ситуации.

Относительная неудовлетворенность сменяется абсолютной, и взаимоотношения групп начинают затрагивать идеальные групповые преставления, вызывая переживание несправедливости существующих взаимоотношений.

Воздействие на конфликт может быть организовано в разных формах. В практике конфликтологии выделяют обычно три основные: урегулирование, интервенция и разрешение.

Урегулирование подразумевает вмешательство третьей партии, которая не имеет прямого интереса в исходе конфликта и действует или за вознаграждение или из цели сохранения стабильности в социальной системе. Урегулирование создает временное состояние межгруппового мира. Многочисленные примеры можно найти в практике работы ООН по решению наиболее сложных внутригосударственных проблем членов ООН.

Джеймс Лауэ выделяет такую форму как интервенция, то есть влияние на конфликтующую структуру в том направлении, которое выгодно для интервентора (306). Интервенция предполагает применение власти в той или иной степени. Конфликт, как правило, подавляется, но не исчерпывается. Примером интервенции служит операция США "Буря в пустыне", которая, по крайней мере, внешне, преследовала цель управления конфликтом между Кувейтом и Ираком.

Разрешение конфликта предполагает ситуацию, при которой взаимосвязи между участниками конфликта становятся легитимными, и это состояние поддерживается без вмешательства третьей стороны за счет процессов саморегуляции. Разрешение конфликта возможно только в том случае, если произошло изменение взаимных образов групп, на которых строятся их взаимоотношения. Подобные изменения не происходят по воле сторонних элементов, не втянутых в противостояние. И они не происходят быстро. Поэтому разрешение конфликта - процесс длительный и совершающийся за счет взаимного психологического воздействия групп.

Как особую форму влияния на конфликт можно назвать игнорирование конфликта, когда третья сторона сдерживает все реакции способствующие актуализации и развитию конфликта, считая, что он сам затухнет со временем. Примером является подход к расовым беспорядкам в 60-х годах в США, или ход решения межнациональной напряженности между русскими и кавказцами, возникшей в Москве в 90-х годах.

Поскольку главное следствие ситуации конфликта - изменение категоризационной системы, то можно предположить несколько стратегий воздействия на групповое сознание облегчающих процесс разрешения конфликта (212):

1. Логика концепции самокатегоризации подсказывает в качестве эффективного пути снижения остроты межгруппового конфликта смягчение категоризационных границ и организацию восприятия максимального подобия групп друг другу. Другими словами, - это путь снижения межгрупповой дифференциации путем размывания категоризационных границ. Теоретическим итогом такой стратегии может быть новая самокатегоризация и ассимиляция группами друг друга. А практическим позитивным исходом бывает осознание пересекающейся категории "Вы", уничтожающей противостоящую дихотомию.

Вспомним эксперименты Уорчела, где наличие единой лабораторной формы снижало напряженность межгруппового конфликта. Подобным же образом можно заново оценить традиционные выводы результатов экспериментов Шерифа. Снижению конфликта, скорее всего, способствовала не организация кооперативной зависимости для достижения суперординатной цели, а сглаживание межгрупповых границ членства в процессе достижения этой цели, то есть фактически, психологические слияние групп (418). На этой стратегии построены рекомендации, связанные с целесообразностью познания истории и культуры конкурирующей группы, увеличения числа межгрупповых контактов.

Анализ самокатегоризационных процессов и событий в России 90-х годов не позволяют очень оптимистично оценивать данную стратегию. Этим путем на практике можно скорее ретушировать, сгладить остроту, чем разрешать конфликт. Но достижение этой цели может дать обратный результат и сильно поляризованные группы будут стремиться к еще большей дифференциации и поиску новых измерений для отличий друг от друга. Эти новые измерения могут оказаться еще более разрушительными, чем прежние

2. Другой путь снижения конфликта - повышение рельефности и актуальности существующей категории более высокого порядка, которая включает в себя обе противостоящие группы. Исследования Брюер и Крамер показали, что рельефность суперординатной категории может поднять уровень кооперативности групп (294, 364). Этот путь можно назвать путем гуманизации взаимоотношений групп.

Эта стратегия была очень популярна в советское время в виде призывов к гражданской сознательности, жертвенности ради общего дела, лозунгов типа: "Народ и партия едины!", "Народ и армия едины!" и тому подобных. Популярна она была и в западной конфликтологии. Но, как показывают исследования, некоторые суперординатные цели могут скорее увеличить, чем снизить давление дифференциации. Так Руперт Браун пришел к выводу, что введение такой суперординатной цели как повышение общего уровня зарплаты работников, привлекая внимание к этому измерению, может снизить разницу между ними, а поскольку различие важно для групповой идентичности, то конфликт между группами еще более усилится. Суперординатная цель должна затрагивать иное измерение, нежели измерение, вызывающее конкуренцию (298).

Примером успешной реализации стратегии можно назвать, получившую во второй половине ХХ века признание, тактику "общего риска". При этой тактике конфликтующие стороны объединяют только ограниченное количество ресурсов и используют их только для ограниченных целей. Этим устраняется страх перед возможностью полного слияния групп, который может возникнуть при использовании первой стратегии.

Образцом может служить соглашение между США и СССР, по которому обе нации становится главными участниками освоения Антарктиды или Постоянный Консультативный Совет, созданный по итогам переговоров об ограничении стратегического оружия между теми же странами (358).

Но тактика "общего риска", так же как и предыдущая, не разрешает конфликт радикальным образом, а лишь смягчает его и может перевести в скрытое состояние, которое, при некоторых условиях, даст новую вспышку межгрупповой напряженности еще более острой.

3. Следующий путь - заключается в переводе взаимодействия с межгруппового уровня организации на межперсональный уровень. Так, Уайлдер обнаружил снижение межгрупповой дискриминации при росте индивидуальной информации о членах противостоящей группы, а в исследовании Брауна и Тернера - после введения личного контакта членов взаимосвязанных групп дискриминационная тенденция вообще не была обнаружена (300, 463).

Классическим примером может служить технология улаживания конфликта между группой революционной доминиканской молодежи и американской дипломатической миссией. Самое большое внимание в ней отвели первой встрече представителей групп. Она была тщательно продумана. Выбрано нейтральное место - дом ректора университета. Нейтральные лица: ученые, дипломаты, люди искусства были буфером между 20 авторитетными представителями с каждой стороны. Тема встречи носила подходящий научный оттенок. И, несмотря на то, что группы к концу встречи остались в конфронтации, они все же увидели, что с другой стороной можно говорить, и она способна к кооперации. После этого стал возможен второй этап разрешения конфликта - конструктивный диалог.

Большой опыт в управлении структурной сложностью проблем и гибкостью использования персонального уровня разрешения спорных вопросов имеет Генеральная Ассамблея ООН (380). Так, например, конференция в Буэнос-Айресе по Технической кооперации среди развивающихся стран в 1978 году, встретившись с 3 - 4 трудноразрешимыми спорными вопросами, смогла сдвинуться с места только после того, как была организована малая группа из 10 делегатов, представителей конфликтующих сторон. Эта группа начинала свой рабочий день с утренней встречи в кафе во главе с президентом конференции и с неформального обсуждения спорных вопросов.

Персональный уровень разрешения конфликта создает одно из главных условий успеха - он учит стороны слышать друг друга.

Дата добавления: 2015-06-30