Дальнейшие следствия из идеальных типов

Другое следствие из приведенных типов в том, что для определения — какие из меж-военных движений или режимов были фашистскими, мы должны смотреть не на внешние проявления (такие как культ личности, анти-коммунизм, агрессивную внешнюю политику или милитаризм), которые присущи многим ультра-правым формациям. Вместо этого, центральным критерием являются основополагающая идеология движения и политика ее воплощения в реальность, толкало ли оно назад, пытаясь вернуть социальные структуры и ценности прошлого, соперничая при этом по степени новаторства и революционности с коммунизмом в своем желании общества нового типа. Межвоенный фашизм не желал постепенной модернизации традиционной социальной структуры, не говоря уже о том, чтобы буквально вернуться в доисторическую идиллию. И не говорил пустых слов о массовой мобилизации. Напротив, даже если фашизму и приходилось идти на тактический сговор с существующими консервативными силами для облегчения перехода от старого общества, он стремился создать новый тип государства — государство, основывающееся на энергии, берущей свои истоки в возрожденной нации, сплоченной страстными патриотическими чувствами.

Если и были другие межвоенные движения (такие как Нацизм, Фалангизм, Британский Союз Фашистов, Румынская Железная Гвардия, и бразильское Integral Action), которые можно классифицировать как фашистские — это только потому, что, несмотря на разнообразие и уникальность исторических обстоятельств развития каждого из них, все они разделяли структурно идентичный миф о национальном возрождении путем массовой мобилизации и необходимых для его достижения радикальных преобразований. Однако, некоторые другие движения (например ирландские сине-рубашечники и Рексисты межвоенной Бельгии), которых часто связывают с фашизмом, при ближайшем рассмотрении не содержат новаторского радикализма и неприятия существующих реалий, неявно кодированных в мифе о возрождении, необходимом для классификации их как фашистских.

Более того, многие авторитарные режимы, фактически слившиеся с Фашистской Италией, несмотря на наличие фашистского фасада (культ лидера, массовые шествия и демонстрации, молодежные движения со знаками принадлежности в одежде), не следовали радикальному плану создания новой правящей элиты, но пользовались властью в интересах консервативных сил. К этим «пара-фашистским» режимам относятся Испания Франко (1939-1975), Австрия Дольфуса и Шушнига (1933-8), Румыния Антонеску (1940-44), и Вишистскуя Франция Петэна (1940-2), в сущности своей они были «контрреволюционными», пытаясь вобрать в себя, маргинализировать или уничтожить не только коммунизм, но и «настоящий» фашизм, как революционную угрозу их собственной преемственности.¹¹ В Испании, например, Франко (беспокоящийся в основном о том — как сокрушить Республиканские силы и восстановить власть феодальной элиты, монархии и церкви) был достаточно предусмотрителен для того, чтобы вобрать в себя подлинно фашистскую Фалангу с целью придания своему режиму недостающей ауры динамизма и привлекательности для молодежи. В Румынии король Карл II сначала было попытался сокрушить помешанное на насилии фашистское движение своей страны — Железную Гвардию, но их популярность заставила его изменить тактику и взять некоторых лидеров этого движения в правительство. Генерал Антонеску, сместивший с трона Карла II-го, на словах был готов разделить власть с Железной Гвардией, но потом при первой-же возможности ликвидировал ее силой. Эти эпизоды раскрывают фундаментальный антагонизм между консерватизмом и фашизмом, какие-бы практические соображения не принуждали их к сотрудничеству.

Третье следствие из идеальных типов в том, что среди правящих межвоенных режимов на самом деле только два были революционными, а значит фашистскими: Фашистская Италия и Нацистская Германия.¹² Важно подчеркнуть, что, несмотря на идентичный базовый миф о национальном возрождении, существуют коренные отличия в обстоятельствах, приведших эти движения (фашизм и нацизм) к власти, и в способах, которыми проявился базовый миф. Италия, со своей стороны, была плохо интегрированным обществом, слабо развитым экономически. Более того, она была в состоянии социально-политического хаоса послевоенных лет, что и позволило Муссолини, угрожая путчем своих Чернорубашечников в октябре 1922-го (т.н. Поход на Рим), убедить короля Эммануэля III-го сделать его лидером коалиционного правительства. С реализацией фашистской революции ему пришлось подождать до тех пока в январе 1925-го другой государственный кризис (связанный с убийством фашистами социалистического парламентария Маттеотти) не дал ему шанс установить авторитарный режим. Попытка авторитарного переворота, предпринятая Гитлером в ноябре 1923-го, позорно провалилась, и только разрушительный удар мирового экономического кризиса по экономической, политической и общественной жизни Германии дали вклад в паралич государственной власти, позволивший его партии выиграть народную поддержку на выборах. Тот же глубокий кризис подвигнул некоторых ведущих политиков того времени к использованию нацизма для укрепления своих собственных позиций, что и привело к назначению Гитлера канцлером в январе 1933-го.

Однако, в обстоятельствах успешного входа обоих фашизмов в цитадель государственной власти заметны и некоторые параллели. Как и в случае любой существенной политической революции в истории Запада, непосредственным контекстом для их успеха был системный кризис в «старом» порядке. В обоих случаях лидеры были достаточно находчивы для того, чтобы воспользоваться структурными недостатками парламентской системы, имевшей некоторые корни в национальной традиции, и бывшей широко дискредитированной в общественном сознании; традиционные «консервативные» правые были слишком слабы и разделены для того, чтобы предоставить эффективную альтернативу; революционный социализм был достаточно силен для того, чтобы вызывать тревогу в общественном сознании, будучи при этом слабым как общественная сила. Более того, в обоих странах элементы либерального и консервативного истеблишмента решили пойти на существенные поблажки фашизму, в ошибочном предположении, что они смогут «приручить» его, и распылить, как только стабильность вернется в политическую и экономическую жизнь.

В терминах мировоззрения и конкретных практик между фашизмом и нацизмом лежат гигантские различия, так же и личности Муссолини и Гитлера были во многих аспектах полярно противоположными. Но этот контраст всего лишь подчеркивает — насколько разнообразные поверхностные проявления может иметь один и тот же миф национального возрождения. Более того, слишком много общего было в институциональных изменениях, сделанных двумя режимами в госаппарате, и в социальной инженерии, предпринятой ими для возрождения «национального сообщества».¹³

Дата добавления: 2015-06-30