Дедов арсенал

Дед сводит счеты с Германией

Власть порока

О пользе жира

Отец пользовался той особой любовью и привязанностью сослуживцев,которая обеспечена в армии человеку, склонному к ожирению. Когда раздаласьсирена, все, кто работал на поле, что было мочи припустили в убежище,оставив отца трусить позади, захлебываясь пылью и насмешками вроде:«Эй, хряк, нам-то чуток шрапнели оставь». Они уже давно были вбезопасности: нырнули в блиндаж и поджидали, когда туда дотрюхает отец, атут стокилограммовая бомба - и ровно им на голову. Родственники получили попакету земли.Немецкому меня учил дед и добился того, что я знал язык в совершенстве.Родители мои и фразы не сказали между собой по-немецки, но меня дед легкоприучил держаться с немецким на короткой ноге, подсовывая мне в качествеучебных пособий не только Zitatenschatz [Сборник афоризмов (нем.)], но имногочисленные тома весьма и весьма фривольного содержания, резоннорассудив, что, когда эрудиция паразитирует на слабостях человеческих, обестороны остаются в выигрыше. К моим услугам были все служители немецкойсловесности, за исключением Шиллера и Гельдерлина. Этих двух он мнестрого-настрого запретил касаться. «Что ты станешь делать, если тебябросят в немецкий лагерь для военнопленных?! Лучше не рисковать».Каждый год во время моих каникул мы ездили на две недели в Германию.При этом дед старательно избегал дважды ездить в одно и то же место -исключение делалось только для совсем уж больших городов. Дело в том, чтовсюду на немецкой земле он оставлял о себе воистину незабываемыевоспоминания. Паромом он добирался до Ганновера, где обязательно посещалнекий зоомагазин, выполнявший весьма специфичные дедовы заказы. Когда-то дед напрямую ввозил из Англии необходимые ему принадлежности(дохлых тараканов и крыс, специальным образом упакованных), покуда однаждытаможенник не попросил его открыть чемодан и не ужаснулся, обнаруживнезадекларированную партию грызунов, запрещенных к ввозу в страну.Полуразложившихся тварей дед разбрасывал тайком в гостиницах, ресторанах,приемных дантистов, больницах, городских концертных залах - тем самымпровоцируя беспорядки, подрывая дух немцев и нередко добиваясь снижениясумм, проставленных в счете за обслуживание.1. Жестокость в общении с официантками: заказать стейк, а когда заказпринесут, сделать вид, что заказывал судака. 2. Навык подделки документов, которым дед овладел за годы войны,проведенные в концентрационном лагере, активно использовался им при записи вмногочисленные библиотеки, чьи полки он методично освобождал от сочиненийГельдерлина и Шиллера. Также он сочинял от имени немецких чинуш илиполитиканов письма, провозглашающие отказ от политики разоружения иподготовку к новой войне, и отправлял эти письма в английские газеты. 3. «Скажу вам по секрету - у вас честное лицо...» Его дарумистификации можно было позавидовать. Весь год накануне очередногопутешествия он разрабатывал План. В результате население целых деревеньбросалось перекапывать окрестные поля в поисках несуществующих слитковзолота, которые, как уверял дед, были спрятаны там во время войны. Лучшей изразработок такого рода дед считал ту, что привела к аресту в подвале толькочто выстроенной больницы двух бывших пилотов дирижабля, вооруженныхотбойными молотками и методично вскрывающих фундамент. Бедняги искали тайникс золотыми монетами, устроенный там, по их убеждению, английской разведкой. 4. Любая шутка не во вред. Он съезжал из отеля, не заплатив по счету;оставлял в номере продуктовые «закладки» вроде креветок или филетрески, дающие при гниении особо стойкий запах: как правило, он помещал ихпод половицы или в пустотелые трубки карниза для штор; вызывал пожарных;обесточивал светофоры, перекусив провода; организовывал поставки цементногораствора частным лицам и организациям, вовсе не испытывающим нужды в цементе(например, теологическому факультету Геттингенского университета; шоферразмахивал перед лицом декана бланком заказа, подписанным каким-топрофессором). 5. Он равно любил подавлять собеседника своим знанием тонкостейсослагательного наклонения и делать вид, что ни слова не понимаетпо-немецки. «Чем, по большому счету, плохо говорить по-немецки: наэтом языке можно изъясняться только с немцами», - пояснял он. Свою вендетту дед вел на основе самоокупаемости. Он взял за правилофинансировать свои акции из средств бывших эсэсовцев (образовавших что-товроде первой панъевропейской организации), привлеченных под предлогом«освобождения Гесса из Шпандау» или «покрытия расходов натопливо для летающей тарелки Гитлера, что вращается на околоземнойорбите». «Если вы говорите людям то, что им хочется слышать,именно это они и услышат от вас, и плевать им, что у вас не тот акцент или ввашем рассказе полно нестыковок». В квартире у нас повсюду валялись проспекты турфирм, предлагающихгрупповой отдых за границей: отец разбрасывал их на самых видных местахспециально для деда. Как-то тот и впрямь решил провести отпуск в Испании.Отец уже за три месяца до его отъезда был на седьмом небе от счастья: (a) онмог не беспокоиться, что дед загремит в чужой стране в тюрьму, и (b) дед могвойти во вкус таких поездок и изменить своим привычкам. Эйфория разомпрошла, когда дед вернулся из отпуска - загорелый, с чемоданом денег,которые ему удалось выманить у одного из держателей тайной кассы СС вМадриде. На эти деньги дед тут же купил автомобиль (легендарный«Зефир» [МК-1 Zephyr - английская модель автомобиля на базе«Ford'а», производившаяся с 1951 по 1956 год], зависть всехводителей), милостиво разрешил мне научиться с ним управляться, но при этомвоспротивился тому, чтобы я сдавал экзамен на права. «Англичанину ненужна бумажка, подтверждающая, что он вежлив и внимателен к ближним: мыидеальные водители от рождения». И вот я возил его по всей стране - мы исколесили Англию вдоль и поперекв поисках притаившихся на ее просторах книжных лавок, где могли найти приютнекие авторы на «Ш» и «Г», ибо дед поставил своейцелью «штереть» эту парочку в порошок! Он хотел, чтобы на егомогиле было высечено: «Ш...? Г...? Кто такие?» Почти сразу после покупки машины мать стала высказывать вслух надежду,что деда все-таки посадят в тюрьму или его прикончит какой-нибудь наемныйубийца, подосланный этими мерзкими баварцами: ей не давало покоя, что в домеуже тридцать лет не меняли занавески, а при этом на улице припаркованавтомобиль, продав который можно было купить половину нашего дома. По поводу наемных убийц дед пожимал плечами: «О том, чтобыкто-нибудь выследил меня в Маклесфилде, не может быть и речи. Этот городишко- его просто не существует для внешнего мира. Точно так же, как длябольшинства здесь живущих не существует внешний мир».

Подходя к «дому под оливами»

Я захлопнул дверь машины и пересек улицу: казалось, та с каждым шагомстановилась шире или, может, просто имела какую-то непереходимую ширину. Сознание мое итожило прожитую жизнь. По мере того как воспоминание завоспоминанием въезжало на отведенную ему площадку для парковки, итогполучался все более неутешительным.

О чем я не напишу 1.7:

????????????????????????? Когда я достиг «дома под оливами», мне всюду мерещилисьнекрологи. Именно теперь, когда он был особенно близок к тому, чтобы внестивыдающийся вклад в изучение досократиков... Я встряхнулся, отгоняя прочь этимысли. Если вы разменяли полтинник, но зеваки при встрече с вами на улице несрывают с головы шляпы, вы трудились на работодателя, имя которому -забвение. Фелерстоун как-то прошелся по моему поводу: мол, единственное, чтоя могу привнести нового в мою профессию, это расписать задницу гиппопотамафрагментами досократиков. Пожалуй, если я переживу сегодняшний день, явозьму на прокат гиппопотама и отправлю его Фелерстоуну - предварительно ивпрямь разукрасив. До двери оставался один шаг. Отсюда было видно, что в здании - ни однойживой души. В окне маячила типичная офисная обстановка, только вот служащихв офисе не было. Я подергал дверь. Закрыто. Звонка нет. Я постучал. Никто непопытался пристрелить меня. Я просто не знал, что делать. Бывшему философу, столь отягощенному излишком калорий, что он ума неприложит, куда их девать, через эту дверь было явно не пройти. Я ужподумывал, не протаранить ли фасад дома на машине, когда, глянув за угол,вдруг увидел дорожку, а в конце ее - железную лестницу, упиравшуюся воткрытую дверь. Я вытащил пистолет - пусть подышит свежим воздухом; так по крайнеймере, если я по ошибке попал не туда, никто не станет надо мной смеяться. Делая один-два осторожных шага, я замирал и ждал, что же будет дальше.Дальше был темный коридор, по которому я пробирался целую вечность, преждечем услышать голоса. Передо мной открывалось какое-то помещение вродесклада, в центре на потолке был прикреплен блок, с которого свисала цепь.Продвигаясь скрытно, как бомбардировщик «Стелс» - кто бы ждалподобного от толстячка философа, - я подполз ближе и, свесившись черезограждение, стал изучать происходящее внизу. Сверху мне был виден Юбер. Я не претендую на то, что кто бы то ни былорукоплескал моему зрению, но сверху мне показалось: Юбер не в лучшей форме.Раздетый, он висел на цепи, вздернутый за здоровую руку, лицо и волосы - вкрови. Юпп был похож на индюшку в витрине мясной лавки, хозяин которойотличается легкой экстравагантностью. Висеть так, должно быть, очень больно, однако Юппа, похоже, этосовершенно не трогало. Давясь кляпом во рту, он сосредоточенно смотрел водну точку, и взгляд его не обещал ничего хорошего для похитителей:«Дайте только мне обрести почву под ногами и собрать свои члены - маловам не покажется...» Взгляд Юбера был неотрывно устремлен на двухтипов внизу, стоявших ко мне спиной: всем было не до того, чтобы приметитьменя. Честно говоря, Юпп был намного спокойней меня: я страшно волновался.

Дата добавления: 2015-07-02