Эмоциональный интеллект. Всего лишь раз в жизни меня парализовал страх

ГЛАВНАЯ ОДАРЕННОСТЬ

И

Глава 6

Всего лишь раз в жизни меня парализовал страх. Это произошло, когда я был студентом первого курса колледжа, на экзамене по математике, к которому я каким-то образом умудрился не подготовиться. До сих пор помню аудиторию, в которую направлялся тем весенним утром с предчувстви­ем провала и тяжестью в душе. Много раз присутствовал я на занятиях в этом лекционном зале. Однако в то утро я ни­чего не замечал в окнах и даже не видел сам зал. Пока я шел к месту рядом с дверью, мой взгляд сузился до кусочка пола прямо передо мной. Пока я открывал синюю обложку тет­ради для письменной экзаменационной работы, пульс тя­жело бился у меня в ушах, а от тревоги сильно сосало под ложечкой.

Лишь раз, мельком, взглянул я на экзаменационные во­просы. Битый час я пялился на эту страницу, пока мысли гало­пировали по последствиям, которые меня ожидали. Одни и те же мысли повторялись снова и снова, образуя замкнутый кон­тур страха и дрожи. Я сидел неподвижно, как животное, за­стывшее во время движения под действием кураре. Но что больше всего поражало меня в этой ужасной ситуации, так это то, каким ограниченным стал вдруг мой ум. Я потратил этот час не на отчаянную попытку кое-как собрать воедино некое подобие ответов на экзаменационные вопросы. Я не грезил. Я просто сидел, одержимый своим ужасом, и ждал, когда же за­кончится это тяжкое испытание.

Это мое собственное описание испытания ужаса, и для меня оно и по сей день остается самым убедительным свидетельством сокрушительного воздействия эмоционального дистресса на ясность ума. Теперь я понимаю, что мое испытание явилось скорее всего свидетельством способности эмоционального моз­га одолеть и даже парализовать думающий мозг.

Тот факт, что эмоциональные расстройства имеют свойство вмешиваться в ментальную жизнь, не новость для преподава­телей. Студенты, по той или иной причине встревоженные, раздраженные или подавленные, не усваивают знания, алюди, оказавшиеся во власти таких состояний, не воспринимают ин­формацию должным образом или не способны полностью ее переработать. Как мы узнаём из Главы 5, мощные негативные эмоции переключают внимание на то, что собственно их и вы­зывает, мешая сосредоточиться на чем-то другом. В самом деле, одним из признаков того, что чувства, изменив направление, перешли в область патологии, служит то, что они становятся столь навязчивыми, что подавляют остальные мысли, посто­янно саботируя попытки уделить внимание любой другой на­сущной задаче. У человека, переживающего мучительный раз­вод, или у ребенка, чьи родители разводятся, ум надолго не за­держивается на относительно тривиальном распорядке рабо­чего или учебного дня; у страдающих клинической формой депрессии жалость к самим себе и отчаяние, безнадежность и беспомощность перекрывают все другие мысли.

Когда эмоции преобладают над концентрацией, в первую очередь отказывает в работе «ментальная емкость», то, что уче-ные-когнитивисты называют рабочей памятью, иначе говоря, способность держать в голове всю информацию, имеющую от­ношение к решаемой задаче. Информация, которая содержит­ся в рабочей памяти, может быть очень простой, как, напри­мер, цифры, составляющие телефонный номер, или чрезвычай­но сложной, как замысловатые сюжетные линии, которые пи­сатель всячески пытается сплести воедино. В ментальной жизни на рабочую память возложена административная функция, ко­торая обеспечивает протекание всех других интеллектуальных процессов — от высказывания фразы до осмысливания слож­ного логического суждения. Роль рабочей памяти исполняет

5*

Дэниел Гоулман

предлобная зона коры головного мозга, и там же, как вы знае­те, сходятся чувства и эмоции. Если лимбическая схема, близ­кая к предлобной зоне коры головного мозга, находится под властью эмоционального дистресса, одним из последствий ста­новится потеря в эффективности рабочей памяти: мы не спо­собны собраться с мыслями, как я имел возможность убедить­ся на том страшном экзамене по математике.

А теперь давайте рассмотрим роль позитивной мотивации, то есть управления чувствами энтузиазма, рвения и увереннос­ти в себе, в достижении успеха. Исследования, проведенные при участии олимпийских чемпионов, музыкантов мирового клас­са и шахматных гроссмейстеров, показали, что всех их объеди­няет одна общая черта — способность находить для себя сти­мул неотступно следовать определенному режиму тренировоч­ных занятий. И при постоянном увеличении степени совершен­ства, которое необходимо, чтобы оставаться исполнителем мирового уровня, эти суровые тренировки надо начинать все в более раннем детстве. На проходивших в рамках Олимпийских игр 1992 года соревнованиях по прыжкам в воду участвовала команда китайских ныряльщиков в возрасте 12 лет, за свою жизнь потративших на тренировки столько же времени, сколь­ко члены американской команды, которым было немного за двадцать, только китайские спортсмены начали тренироваться в суровом режиме уже с четырех лет. Аналогичным образом виртуозные скрипачи двадцатого столетия приступали к заня­тиям в пять лет, а чемпионы игры в шахматы международного класса впервые сели за шахматную доску в среднем в семилет­нем возрасте, те же, кто начинал в десять лет, не поднялись выше уровня национальной знаменитости. Более раннее нача­ло обеспечивает преимущество с точки зрения продолжитель­ности жизни: добившиеся наибольших успехов студенты-скри­пачи лучшего музыкального училища в Берлине, которым едва исполнилось двадцать лет, практиковались в игре на скрипке в общей сложности в течение десяти тысяч часов, тогда как сту­денты второго уровня посвящали этому занятию в среднем око­ло семи с половиной тысяч часов.

Что, видимо, отличает тех, кто достиг высшей ступени в основанных на соревновании занятиях, от других людей с при-

Эмоциональный интеллект

мерно равными способностями, так это то, до какой степени они, рано начав заниматься, на протяжении многих лет могут соблюдать заведенный порядок изнурительных практических занятий. И это упорство зависит от эмоциональных особенно­стей человека — и прежде всего от энтузиазма и стойкости пе­ред лицом неудач.

Какой добавочный выигрыш в борьбе за достижение успе­ха в жизни дает — помимо врожденных способностей — моти­вация, можно понять по замечательной работоспособности, демонстрируемой студентами-азиатами в американских шко­лах. Тщательный анализ данных говорит о том, что средний коэффициент умственного развития американских детей ази­атского происхождения всего лишь на два-три балла превыша­ет этот показатель для белых детей. И все же, если проводить сравнение на базе таких профессий, как юриспруденция и ме­дицина, в которых специализируются многие американцы азиатского происхождения, они как группа ведут себя так, как если бы их коэффициент умственного развития был намного выше, то есть эквивалентен коэффициенту умственного раз­вития, равному ПО у американцев японского происхождения и 120 у американцев китайского происхождения. Причина, по-видимому, заключается в том, что уже с самых младших клас­сов школы азиатские дети занимаются усерднее, чем белые. Сенфорд Доренбуш, социолог из Стэнфордского университе­та, наблюдая более чем за десятью тысячами учащихся средней школы, обнаружил, что американцы азиатского происхожде­ния тратят на выполнение домашних заданий на 40 процентов времени больше, чем остальные ученики. «В то время как боль­шинство американских родителей готовы признавать, что их ребенок слаб в некоторых областях, и подчеркивать его силь­ные стороны, азиаты занимают такую позицию: если ты недо­статочно хорошо справляешься с учебой, будешь заниматься до поздней ночи, а если это не поможет, встанешь пораньше и будешь учить уроки утром. Они считают, что любой ребенок может отлично успевать в школе, если будет прикладывать над­лежащие усилия». Короче говоря, сильные этические принци­пы труда, характерные для их культуры, преобразуются в выс­шую мотивацию и упорство — в эмоциональное преимущество.

Дата добавления: 2015-07-02