Говорящие головы

Фрэнк родился в 1941 году в доме номер 2520 по Норт-Лейтгоу-стрит, тогда этот район был больше известен как Вест-Кенсингтон. Район «голубых воротничков» располагался так близко к фабричному району, где работали местные жители, что ароматы джемов и виноградного желе перемешивались на улицах с запахами кожи, свечного воска и специй.

Его отец, Фрэнк-старший, побывал на войне – сражался на Окинаве и Иво-Дзиме. Он писал семье почти еженедельно, и всегда внизу каждого письма не забывал нарисовать поезд.

У Фрэнка развилась страсть к поездам, а по возвращении отца – и к оружию. Фрэнк-старший брал сына на рыбалку и рассказывал, как таскал тяжелую автоматическую винтовку Браунинга по песчаным пляжам Иво-Дзимы, и это подвигло Фрэнка учиться стрелять. У него уже была малокалиберная винтовка, которую он нашел в подвале – дед сказал ему и его двоюродному брату, что не помнит, куда ее положил.

– Кто ее найдет, того она и будет, – сказал он.

Эта винтовка 22-го калибра стала первой в коллекции оружия Фрэнка. Многие солдаты принесли винтовки домой на память, хотя их женам не нравилось, что в доме есть оружие. Мать Фрэнка, Сара, не возражала, чтобы он брал оружие, если будет осторожен.

Фрэнку едва исполнилось шесть лет, когда Сара и Фрэнк-старший стали по воскресеньям водить его в Художественный Мемориал Флейшера на уроки рисования. Сначала они ждали его во дворе, но на следующий год он уже самостоятельно ездил в центр на троллейбусе. Фрэнк делал наброски и писал маслом, развивая интерес к соотношению форм и понимание, что и за вещами в высшей степени рациональными очень увлекательно наблюдать. Оружие и поезда стали его страстью. «Кольт» 45-го калибра, немецкий «люгер», локомотивы «хадсон», построенные Генри Дрейфусом для «Твентис сэнчери лимитед», и поезда Рэймонда Лови.

Когда он учился во втором классе в высшей школе Эдисона, несколько его картин были сочтены достаточно хорошими, чтобы быть выставленными на студенческой выставке, устраиваемой ежегодно в универмаге «Гимбелс». Он получил золотую печать за акварель с морским пейзажем, которую Вальтер Стемпфиг, художник, преподававший в академии, купил за пять долларов. Фрэнк так и не получил деньги, хотя Стемпфиг предложил ему стипендию для обучения живописи в академии на все время, пока он преподает в Пенсильванском университете.

После того как картины Фрэнка забрали из «Гимбелс», некоторые из них выставлялись его школой, но назад ему их так и не отдали. Это произвело на него глубокое впечатление и расстроило настолько, что он больше не хотел быть художником – во всяком случае, выставлять свои картины. Он не менял решение многие годы, твердя себе, что если когда-нибудь станет художником, его искусство будет служить другим целям. Хотя не вполне понимал, каким именно.

Когда его приятель Фрэнни Джербелни, который был вторым в очереди за стипендией, признался, что очень хочет учиться в академии, Фрэнк уступил ему. Сара была вне себя.

– Тебе ничего не добиться в жизни без университетского диплома, – сказала она.

– Посмотрим, – ответил Фрэнк.

Фрэнк-старший устроил его на работу в издательскую компанию «Кертис», издающую «Сэтедэй ивнинг пост» и «Леди хоум джорнал».

Работая посыльным в отделе фотографий, Фрэнк прислушивался к советам фотографов и парней из проявочной лаборатории, побывал в студии на двенадцатом этаже, где делали портреты и фотографировали картины Норманна Рокуэлла для обложек. Он познакомился с Рокуэллом.

В свободное время он тайком пробирался в студии и проявочные, чтобы сделать собственные фото. Спрашивал молодых дам, с которыми болтал в коридорах, не хотят ли они попозировать ему, и в конце концов анонимно выставил один из своих снимков на устроенный компанией внутренний конкурс. Боссу понравился снимок, но, узнав, что его сделал Фрэнк, он сказал, что как посыльный тот идет вне конкурса.

Поскольку военную службу никто не отменял, Фрэнк продолжил семейную флотскую традицию. Ему представилась возможность служить в подразделении фотографом, но он отказался и стал механиком. Получил назначение на «Калкетерру», эсминец береговой охраны, патрулировавший в водах Гренландии и Новой Шотландии, следя за тем, чтобы русские траулеры не заходили в трехмильную зону.

В 1962 году Фрэнк демобилизовался с флота и вернулся в «Кертис». Однако компания испытывала финансовые затруднения, и вскоре он потерял работу. С набором эскизов и фотографий девушек, сделанных в «Кертис», он ходил по студиям в поисках работы и добрел до «Фараган» на Арч-стрит.

– Раз ты умеешь так рисовать, – сказал Джордж Фараган, – то я тебя беру.

Когда Фрэнк познакомился с Джан Проктор, он оказался на крючке. Она год жила в Филадельфии. За три дня до восемнадцатилетия Джан сбежала из дома в Вест-Кенсингтон с пятью долларами в кармане, которые стащила из кошелька отца. Она убегала не в первый раз, но так получилось, что в последний. Годовалую дочку Лайзу оставила родителям.

Сняв квартиру в городе, Джан устроилась танцовщицей в ночной клуб и время от времени позировала для фото. Пепельно-русыми волосами, широко расставленными глазами с длинными ресницами она напоминала Джин Шримптон. Их познакомил приятель-фотограф Джо Петреллис.

Джан попозировала Фрэнку обнаженной, а затем заставила его поработать в своем клубе – были нужны новые слайды (цвета, формы, что-нибудь броское), чтобы проецировать их во время выступления девушек. Фрэнк загорелся помочь – не столько потому, что нуждался в работе, сколько потому, что был заинтригован Джан.

Она была неукротима. Выпивала, дымила, как паровоз, трахалась направо и налево и даже экспериментировала с девицами. Но на него не обращала внимания, даже когда он переехал в ее квартиру на Спрюс-стрит. У них было по комнате – Фрэнку досталась кухня, Джан гостиная, – и они были разделены ванной.

Молодые люди стали болтаться вместе, посещая кенсингтонские ночные клубы, вроде «Рэндолф сошиал клаб» и «Сент-Джорджио» на Пятой улице. Фрэнк брал Джан с собой на съемки, один раз даже в Нью-Йорк, куда они добирались на его «Харлее-1200». Вернувшись на Спрюс-стрит, пили «риппл» и курили марихуану, которую Джан прятала за телевизором. Фрэнк начал показывать ей, как работает фотокамера, и, прежде чем она ее освоила, они оказались в постели.

– Ты подловил меня на старом трюке с камерой, – шутила она после.

Фрэнк первым заговорил о браке, Джан сказала, что это ей неинтересно. Мол, ее родителям не повезло, и она не желает повторять их ошибки. Но потихоньку Джан начала приручаться. У Фрэнка была очень сексуальная внешность – голубые глаза, татуированные плечи боксера и твердый, как камень, живот, в который она любила вцепляться, сидя позади него. К тому же он был великолепный любовник. Ей льстило, что из всех девчонок, которых он мог выбрать, ему приглянулась именно она.

На Хэллоуин в 1969 году Джан взяла Фрэнка с собой на вечеринку к подруге.

– Никогда не видела, чтобы ты так хорошо ладила с парнем, – шепнула ей на ухо подруга. – Вы подходите друг другу?

Джан посмотрела через всю комнату на Фрэнка.

– Думаю, да.

Она не удержалась и рассказала об этом разговоре Фрэнку.

– Значит, – как бы между прочим поинтересовался он, – ты хочешь замуж или что-то в этом роде?

– Конечно.

На следующий Хэллоуин они поженились. Джан напекла маленьких кексов, которые вручала каждому, кто подходил во время церемонии с требованием выкупа. Случайно на свадьбе оказалось тринадцать гостей. Мать Фрэнка решила, что затея не только жуткая, но и несчастливая.

– Не святотатство ли жениться на Хэллоуин? – спросила она.

– Надеюсь, нет, – ответила Джан, не уверенная, что поступает правильно.

Первым жильем парочки стала малогабаритная трехкомнатная квартирка на Бингэм-стрит в Лоундэйле, по соседству с родителями Фрэнка. Джан думала, что ей хорошо будет жить в пригороде, вдали от прежней вольной жизни с вечеринками и наркотиками. Через год родилась Ванесса. Лайза, первая дочь Джан, когда ей исполнилось семь лет, переехала жить к ним, и Фрэнк ее удочерил. Она называла его «Фрэнк», а не «папа», но обожала. После житья у бабушки с дедом и редких встреч с Джан Фрэнк в ее глазах был человеком, подарившим ей семью. Он всегда шутил, превратил ее жизнь в сплошное удовольствие. По воскресеньям, перед тем как повести девочек в церковь, он останавливался у булочной и покупал всем чего-нибудь поесть.

Октябрьский день 1977 года, когда Фрэнк отправился с Бартом Цанделем на свое первое вскрытие, не показался Джан необычным. Она бессчетное число раз перечитала в детстве «Дракулу» и была так очарована анатомией человека, что не прошло много времени, как Фрэнк познакомил ее с Филлинджером и взял с собой на вскрытие.

После опознания Анны Дюваль Джан написала на листе бумаги «судебная медицина» и его словарное объяснение и приклеила на холодильник в кухне. Она была убеждена: эти слова станут важными в их жизни – и считала, что Фрэнк обладает необычным талантом.

Примерно с того времени как Фрэнк работал над восстановлением лица мужчины, которого нашли повешенным в Уайтмарше, он стал приносить черепа домой – не хотел проводить ночи в студии и не видеть дочерей. Он привозил домой черепа в любой таре, которая подходила по размерам – картонных коробках, деревянных ящиках, сумках-холодильниках «Иглу», в холодильниках для пива, – и все шутили по этому поводу.

– Правда, было бы смешно, если бы голова выпала прямо в поезде? – говорила Лайза.

– И покатилась бы по полу, – добавляла Ванесса.

Все смеялись. Фрэнк был не против того, чтобы время от времени использовать черепа для розыгрышей родных. Однажды несколько подруг Лайзы остались на ночь. Все они были в курсе того, что Фрэнк делает с черепами, считали, что это круто, и называли его Владельцем Голов или Приятелем Черепов. Собравшись идти спать, девочки вышли из кухни и увидели на книжной полке череп. В отличие от других черепов, которые они видели в доме, этот светился. Они решили, здесь что-то не так, и собрались звать Фрэнка, когда тот выскочил из-за двери, где прятался.

– Попались! – крикнул он и расхохотался.

Лежащие по всему дому черепа не мешали Джан, но однажды Фрэнк зашел слишком далеко в использовании домашнего инвентаря для своей работы. Он принес домой череп моряка с «Коринфа», хотя тот еще недостаточно высох, чтобы на него можно было накладывать глину. Фрэнк решил, что за тридцать минут в духовке череп мог бы высохнуть. Когда Джан вошла на кухню, она увидела, как из плиты выползают насекомые.

– Фрэнк! – закричала она. – Вынимай отсюда свою гребаную голову и сходи навестить свою мать!

Он отнес череп в соседнюю квартиру и завершил сушку, попивая с родителями кофе.

Когда Фрэнк и Джан купили свой первый дом на Палметто-стрит, в нем было достаточно места, чтобы девочкам выделить по отдельной комнате на втором этаже, которые разделяла ванная. Маленькую кухоньку, видя, что она не используется по прямому назначению, Фрэнк превратил в мастерскую.

В кухоньке не было двери, поэтому каждый раз, направляясь в ванную, Лайза волей-неволей видела, над чем он работает. Особенно тяжело ей было по ночам. Девочка старалась не смотреть на черепа, но ничего не могла с собой поделать. Еще она замечала странные вещи, которые не могла объяснить. Однажды на столе была выложена рука скелета, вытянутая в длину, пальцы тоже. Но на следующий день указательный и средний пальцы на той руке были скрещены. Что это: розыгрыш?

Зная, что Фрэнк иногда держит какую-нибудь голову в маленьком холодильнике на кухне, Лайза начала страдать от кошмара, в котором дверца этого холодильника медленно открывалась. Внутри находились несколько голов, которые вели между собой разговор. В конце концов она попросила Фрэнка что-нибудь с этим сделать, и он повесил в дверном проеме штору.

Дата добавления: 2015-06-27