Старый Ящер

КОЛОКОЛ

МАДРИГАЛ

СОЛНЦЕ СЕЛО

ПЕРЕПУТЬЕ

Как больно, что не найду

свой стих в неведомых далях

страсти, и, на беду,

мой мозг чернилами залит!

Как жалко, что не храню

рубашки счастливца: кожи

дубленой, что на броню,

отлитую солнцем, похожа.

(Перед моими глазами

буквы порхают роями.)

О, худшая из болей -

поэзии боль вековая,

болотная боль, и в ней

не льется вода живая!

Как больно, когда из ключа

песен хочешь напиться!

О, боль слепого ручья

и мельницы без пшеницы!

Как больно, не испытав

боли, пройти в покое

средь пожелтелых трав

затерянною тропою!

Но горше всего одна

боль веселья и грезы -

острозубая борона,

рыхлящая почву под слезы!

(Луна проплывает вдоль

горы бумаг средь тумана.)

О, истины вечная боль!

О, вечная боль обмана!

Солнце село. Как статуи,

задумчивы деревья.

Хлеб скошен.

Тока опустели.

Они печальны безмерно.

Облаял пес деревенский

все вечернее небо.

Оно - как пред поцелуем,

и яблоком в нем - Венера.

Москиты - росы пегасы -

летают. Стихли ветры.

Гигантская Пенелопа

ткет ясную ночь из света.

«Спите! Ведь волки близко», -

ягнятам овечка блеет.

«Подружки, неужто осень?» -

цветок поверить не смеет.

Вот-вот пастухи со стадами

придут из далеких ущелий,

и дети будут резвиться

у двери старой таверны,

и наизусть будут петься

заученные домами

любовные куплеты.

Мой поцелуй был гранатом,

отверстым и темным,

твой рот был бумажной

розой.

А дальше - снежное поле.

Мои руки были железом

на двух наковальнях.

Тело твое - колокольным

закатом.

А дальше - снежное поле.

На черепе лунно,

дырявом и синем,

мои "люблю" превратились

в соленые сталактиты.

А дальше - снежное поле.

Заплесневели мечты

беспечного детства,

и просверлила луну

моя крученая боль.

А дальше - снежное поле.

Теперь, дрессировщик строгий,

я укрощать научился

и мечты свои и любовь

(этих лошадок слепых).

А дальше - снежное поле.

Колокол чистозвонный

в ритме креста и распятья

одевает раннее утро

париком из туманов белых

и струями тихого плача.

А старый мой друг тополь,

перепутанный соловьями,

давно считает мгновенья,

чтоб в траву

опустить ветки

прежде еще, чем осень

его золотить станет.

Но глаз моих

две опоры

ему не дают гнуться.

Старый тополь, помедли!

Не чувствуешь, как древесина

любви моей расщепилась?

Прострись на зеленом луге,

когда душа моя треснет,

которую вихрь поцелуев

и слов

изнемочь заставил

и разодрал в клочья.

На узенькой тропинке

маленький старый ящер

(родственник крокодила!)

сидел и думал.

В своем сюртуке зеленом,

похожий одновременно

на дьявола и на аббата,

подтянут, весьма корректен,

в воротничке крахмальном,

глядел он солидно и важно,

словно старый профессор.

Эти глаза артиста

с неудавшеюся карьерой,

как печально они провожали

умирающий вечер!

Вы только в сумерки, друг мой,

совершаете ваши прогулки?

Вы ходите разве без трости,

дон Ящер? Ведь вы стары,

и дети в деревне могут

напугать вас или обидеть.

Что ищете вы на тропинке,

близорукий философ?

Взгляните, разорвано небо

призрачными тенями

августовской вечерней прохлады!

Вы просите подаянья

у тускнеющего небосвода?

Осколок звезды иль каплю

лазури?

Вы, может, читали

стихи Ламартина, хотите

насладиться серебряной трелью

певчих птичек?

(Ты смотришь на пламя заката,

и глаза твои заблестели -

о грозный дракон лягушек! -

человеческими огоньками,

И плавают челны-мысли,

без руля и ветрил, качаясь

в подернутых тенью водах

твоих зрачков потемневших.)

Пришли вы, быть может, в надежде

красавицу ящерку встретить,

зеленую, словно колос

в мае,

гибкую, словно былинка

над тихой заводью сонной?

Она вас отвергла, я знаю,

и покинула ваше поле...

О, где ты счастливая младость,

любовь в камышах душистых?!

Но к черту! Не унывайте!

Вы мне симпатичны, право.

Девиз: "Я противопоставляю

себя змее", - недаром

начертан на вашем подбородке.

Уже растворилось солнце

в тумане между холмами,

по дороге, пыль подымая,

двинулось стадо.

Пора на покой, дружище,

сойдите с тесной тропинки,

ступайте домой, и хватит

думать!

Успеете налюбоваться

на звезды и на небо,

когда не спеша вас будут

есть черви...

Вернитесь в свой дом скорее,

под поселком сверчков болтливых!

Спокойной вам ночи, друг мой,

дон Ящер!

Поле уже безлюдно,

холмы погрузились в сумрак,

и дорога пустынна;

лишь время от времени тихо

кукует кукушка где-то

в тополях темных.

Дата добавления: 2015-07-02