Рождество на берегах Гудзона

ПЛЯСКА СМЕРТИ

Призрак! Взгляните - призрак!

Призрак с берегов Африки летит в кварталы

Нью-Йорка!

Где же горькие деревья перца

с маленькими фосфорными бутонами?

Где верблюды с усталой плотью

и волны света, проткнутые лебединым клювом?

Взгляните, все высохло:

колосья ослепли, и звери сплющились,

заржавело железо на высоких мостах,

и пробковая тишина разлилась вокруг.

Взгляните, все мертвые звери собрались вместе,

пронзенные острым светом дня;

гиппопотам вытянул лапу с копытом из пепла,

а во рту у газели зацвела повилика.

А в тишине, увядшей и пустынной,

пляшет раздавленный призрак.

Позади – пески половины мира,

впереди – ртуть другой половины,

где не всходит солнце.

Призрак! Взгляните - призрак!

Песок пустыни и страх крокодиловой бездны

летит над Нью-Йорком!

*

Я стоял на балконе, сражаясь с луной.

Целые стаи окон впивались зубами в лицо ночи.

Облака пили сок моих глаз, как телята.

И длинными веслами ветер

бил в покрытые пеплом стекла Бродвея.

Капля крови засохла на ветке луны,

похожая на мертвый цветок яблони,

пастухи пригнали ветер равнины,

и он дрожал раздавленной медузой.

Нет, это не мертвые пляшут в пляске смерти.

Нет, я уверен.

Мертвые тихо лежат и грызут свои пальцы.

Это те, другие, пляшут под звуки скрипки,

на которой играет смерть-призрак.

Те, другие, опьяневшие от серебра,

холодные люди,

вырастающие на перекрестке голых ног

и огней колючих,

ищущие червей в панорамах лестниц,

пьющие в своих банках слезы девочек мертвых,

жрущие на углах осколки зари небесной.

Призрак! Смотрите – призрак!

Как он плюется ядом трав ядовитых

в бесформенное лицо Нью-Йорка!

***

Бесполезно искать закоулки,

где ночь забывает дорогу,

уголок тишины

без лохмотьев, скорлупок и слез,

ибо даже единственный крошечный пир паука

рушит все равновесие неба.

***

О толпа! О солдатский бордель!

От тебя есть единственный остров спасенья - глаза слабоумных,

заповедник ручных, зачарованных флейтами змей,

где тела одинаково пахнут мышами и медом,

где висят над могилами яблоки цвета зари, -

надо скрыться туда, чтобы хлынул немыслимый свет,

от которого, прячась за линзы, отпрянут банкиры.

И да станут золой все, кто мочится рядом со стоном

в зеркала, где растет одиночество каждой волны…

Этот губчатый дым!

И моряк с раскроенной глоткой.

И большая река.

И ветер из темных пределов.

И этот нож, любовь, этот нож.

Было четверо моряков, сражавшихся с миром,

миром шипов, давно очевидных любому,

миром, который проскачет насквозь лишь конный.

Был моряк, были сотни и тысячи их,

сражавшихся с миром головокружительной гонки,

не замечая, что мир

опустел, покинутый небом.

Мир покинут покинутым небом.

Груды кирок и пиршества трав.

Кропотливые, муравьи и монеты в болотной жиже.

Мир покинут покинутым небом,

и ветер у всех околиц.

Червь воспевал надвигающееся колесо,

а моряк с раскроенной глоткой

воспевал водяного медведя, который его придушит,

и все воспевали хвалу.

Аллилуйя. Пустынное небо.

И все то же. Все то же! Одна аллилуйя.

Я целую ночь провел на лесах окраин,

оставляя кровавые пятна на гипсе проектов,

помогая матросам собрать ошметки снастей.

И вот я с пустыми руками стою над ревущим устьем.

И пускай в любое мгновенье

новый ребенок расправит кустик сосудов

и гадючье потомство, ползущее из-под веток,

усмирит кровожадных, вперяющихся в нагого.

Есть лишь одно: пустота. Покинутый мир. И устье.

Какой там рассвет! Давно отжившая сказка.

Только это - речное устье.

О мой губчатый дым!

О моя раскроенная глотка!

О большая моя река!

О мой ветер из чуждых пределов!

О любовь моя, нож, этот ранящий нож!

Дата добавления: 2015-07-02