Охотники и собиратели Южной и Северной Америки 4 страница

Итак, в общинах эскимосов доминировали родственные связи, а там, где этих связей оказывалось почему-либо недостаточно, они дополнялись квазиродственными связями. Иными словами, эскимосская община, по существу, ничем не отличалась от общин других охотников и собирателей. В конце XIX - начале XX в. общинная собственность на землю как главное средство производства оставалась у эскимосов господствующей формой собственности, а в производстве и распределении господствовали принципы коллективизма. Все сказанное не дает оснований характеризовать эскимосскую общину как соседскую.

Выше говорилось, что в традиционных условиях центральные эскимосы (нетсилик и иглулик) и медные эскимосы проводили зиму в стойбищах, каждое из которых насчитывало около 100 человек. Я называю эти объединения общинами. В целом их состав был непостоянным, но из года в год сохранялось ядро общины, включавшее до 70 % всего ее состава, которое возвращалось в зимнее стойбище [244, с. 113; 242, с. 126]. Иными словами, существовала устойчивая группа семей, связанных родственными узами, которая и была одним из факторов стабильности общины как социально-экономической единицы. Общины состояли из сложных семей, а последние, в свою очередь, из простых семей. Те и другие, комбинируясь в хозяйственные группы различной величины и состава, тоже выполняли в период дисперсии общин определенные экономические функции. У нетсилик и иглулик хозяйственные группы формировались на основе родственных связей и имели сравнительно более устойчивый, более постоянный характер, чем у медных эскимосов, у которых они образовывались безотносительно к родственным связям. С мая по ноябрь размеры и состав хозяйственных групп медных эскимосов непрерывно менялись: то это были простые семьи в три-пять человек, то группы из нескольких простых семей численностью около 20 человек [349, с. 121-144]. В последние десятилетия состав, размеры, экономическая роль этих основных структурных ячеек общества центральных эскимосов претерпели значительные изменения, однако в работах А. Баликци можно найти описание традиционной социальной структуры и анализ изменений в ней [166].

Общины центральных и медных эскимосов выделяли из своей среды, когда это было необходимо, не только хозяйственные, но и целевые группы, например, группы охотников на полярного медведя. Ежегодно в начале зимы несколько семей медных эскимосов, входящих в общину, объединялись в общем стойбище для шитья зимней одежды. Такие временные целевые объединения насчитывали от 20 до 70 человек. С наступлением зимы, когда начиналась охота на тюленей, общины воссоединялись. Эти зимние объединения медных эскимосов Д. Дамас предлагает называть «максимальными общинами» (maximal band), а их сегменты, состоящие из нескольких сложных семей, «минимальными общинами» (minimal band).Те и другие были связаны с определенными территориями, проходили циклы концентрации и дисперсии, имели стабильное ядро из одних и тех же людей, связанных родственными узами. Некоторые «минимальные общины» имели самоназвания [243, с. 26-27]. Модель, предлагаемая Дамасом, дает основание говорить о двухстепенной общинной структуре и рассматривать сегменты общин, или «минимальные общины», как общины второй степени, а «максимальные общины» как общины первой степени.

Во второй половине XIX в. эскимосы карибу делились на четыре территориальные группы, каждая из которых, в свою очередь, состояла из общин. В отличие от последних территориальные группы не функционировали как единое целое и редко собирались в полном составе. Вместе с тем каждая община имела постоянное базовое поселение, в котором жила в сентябре - октябре и апреле - мае. В базовом поселении находился дом для обрядов и собраний, символизировавший единство общины. Общины насчитывали от 25 до 150 человек и состояли из нескольких сложных семей, или домохозяйств, как называет их Н. Габсер. В периоды сезонных миграций оленей они образовывали временные хозяйственные группы из двух, трех, иногда четырех сложных семей. Иногда, обычно весной или осенью, общины перегруппировывались, при этом одна или несколько сложных семей могли отделиться от одной общины и присоединиться к другой. Община у нунамиут была сравнительно непостоянным объединением, как это свойственно и другим охотникам, живущим в экстремальных природных условиях, но ее связь с определенной территорией, экономически осваиваемой, была одним из главных факторов относительной стабильности. Фактором, объединявшим общину, были, как и у центральных эскимосов, также родственные связи. В каждой общине, однако, имелись семьи, не связанные родством с ее основным костяком - родственным ядром [304, с. 165-166].

Итак, во второй половине XIX в. общинная структура эскимосов карибу имела типичные, универсальные черты, свойственные и другим первобытным охотникам и собирателям. У эскимосов карибу, как и у центральных и медных эскимосов, наблюдалась следующая закономерность: чем крупнее была единица социальной структуры и принадлежавшая ей территория, тем стабильнее были ее численность и состав, тем меньше она была подвержена колебаниям, связанным со сменой сезонов и распределением природных ресурсов. Эта закономерность не распространялась лишь на простую семью как простейшую клетку социальной структуры.

Основной социальной общностью полярных эскимосов, по мнению исследователей, было стойбище, иначе говоря - община первой или второй степени. Главными факторами, связывавшими людей в общину, были родство, товарищество на охоте, взаимопомощь и дружба [135, с. 177; 412, с. 296]. Но родственные узы, как всегда у первобытных охотников, были весьма пластичны, что позволяло общине эффективно функционировать как экономической общности. По словам Ж. Малори, коллектив полярных эскимосов в социологическом плане является общиной. «Родственная общность, - пишет он, - составляет, конечно, главное звено с генеалогической точки зрения... но в границах достаточно „открытых", чтобы составить экономически (и посредством расширения, переступающего границы непосредственных кровных связей) единство перегруппировки и организации» [95, с. 86]. Но и у них прочное родственное ядро является фактором устойчивости общины. «Сколь различной по формирующим признакам ни казалась бы группа, в действительности внутреннее ее ядро прочное и структура строго определена: еще в большей степени, чем коллективизм, чем слияние групп, ядро является орудием, совокупностью средств выживания, складывавшейся под влиянием опасностей на протяжении тысячелетий» [95, с.88-89].

В первой половине XIX в., когда только начинались интенсивные контакты с европейцами, эскимосы Северо-Западной Аляски жили поселениями-общинами, в среднем по 300 человек каждая. По данным Э. Берча, у эскимосов Северо-западной Аляски насчитывалось в это время 25 общин (около 11 тыс. человек). Общины были территориальными объединениями сложных, относительно автономных семей, а последние, в свою очередь, состояли из простых семей. Группа из нескольких сложных семей или одна сложная семья образовывали внутри каждой общины интегрированную социальную систему. Каждая такая система, по словам Э. Берча, социально, территориально и культурно отличалась от ее соседей [19, с. 55; 212]. Таким образом, и у эскимосов Северо-Западной Аляски существовала двухстепенная общинная структура, подобная структуре медных эскимосов, и прослеживалась тенденция к складыванию на основе общин этнических общностей. Если Э. Берч называет общины первой степени «обществами», то Д. Рэй - «племенами» [491]. Общины второй степени, состоявшие только из одной сложной, или локальной, по терминологии Берча, семьи, существовали в менее благоприятных условиях; правда, в такую общину могло входить 75 человек. В наименее продуктивных районах локальные семьи, а следовательно, и общины насчитывали от двух до пяти простых семей (10-30 человек). Такие локальные семьи отличались наименьшей стабильностью. И общины первой, и общины второй степени имели собственные территории, границы которых признавались соседями, их произвольное нарушение вело к столкновениям. Первичной ячейкой этой структуры была, по мнению Берча, большая, или сложная, билатеральная семья, состоявшая из нескольких простых семей. Сложная семья населяла два или несколько расположенных рядом жилищ. Численность и стабильность общин второй степени (в том числе сложных семей) зависели от продуктивности осваивавшихся ими территорий. Состав общин был довольно устойчивым, хотя в разное время года они проходили фазы концентрации и дисперсии. Большинство общин второй степени собиралось один или два раза в году, причем не только для производственных, но и для иных целей, например по случаю «праздника кита». Во многих поселениях, о которых упоминали ранние авторы, обитала одна сложная семья. Более крупные поселения населяло несколько сложных семей, связанных между собою узами кровного родства и свойства.

В интеграции общин, начиная со сложносемейного уровня, особое значение имел мужской, или обрядовый, дом - кариги. Вокруг него концентрировалась вся жизнь общины [212, с. 36-37]. В дневное время в нем собирались, работали, ели только мужчины и мальчики-подростки. Но по вечерам он был открыт для всех членов общины. Здесь устраивались праздники, проводились обряды, решались все жизненно важные общественные проблемы, улаживались конфликты. Обычно обрядовый дом принадлежал всей общине, и только на севере Аляски у охотников на китов, хозяйство которых способствовало накоплению прибавочного продукта, концентрации богатства в руках владельцев умиаков и росту их общественного влияния, кариги становились собственностью одной семьи или небольшой семейной группы.

Ранние источники содержат немало сведений о военных столкновениях между общинами Северо-Западной Аляски. Но сближение общин в результате обмена и обменного партнерства, взаимных браков сглаживало межобщинное напряжение. В XIX в. существовали широкие обменные связи между различными территориальными группами эскимосов. Межобщинный обмен, нередко выступавший в обрядовой форме, имел важное социальное и экономическое значение. В центрах регулярного обмена собирались сотни, иногда тысячи людей. Сезонные передвижения общин, даже если они выходили за пределы их собственных территорий, совершались в соответствии с нормами обычного права, с согласия собственников территорий, и конфликтов на этой почве почти не возникало.

Партнерство у эскимосов играло важную роль в таких областях, как обмен, охота и распределение мяса, обрядовая жизнь. Таково, например, партнерство по потреблению мяса у эскимосов Гренландии [351, с. 362-371]. Партнерство было институциализированным выражением дружеских скреп, объединявших общину и цементировавших межобщинные отношения. Социальные связи между общинами, семьями и отдельными людьми выходили далеко за пределы формальных родственных связей. Помимо партнерства они регулировались посредством обычаев адопции и обмена супругами [243, с. 30-32]. «Изобретательский гений эскимосов, - пишет К. Расмуссен, - приводит их к открытию все более многочисленных средств связи» [95, с. 88], необходимых, чтобы преодолеть разобщенность социальных групп. Институциализированные межсемейные экономические отношения, о которых говорит Расмуссен [488, с. 164], также были одним из факторов укрепления общины.

Значение родственных связей у эскимосов было очень велико. Каждый нетсилик отождествлял себя с определенным кругом людей, который включал как кровных родственников, так и свойственников. Родственные семьи селились в стойбищах рядом. Во главе родственных групп стояли старейшие члены. По словам А. Баликци, каждый такой круг людей имел тенденцию к эндогамии [166, с. 25-36], хотя в поселениях-общинах существовала тенденция к экзогамии, или локальной экзогамии, как называет ее Р. Спенсер [536, с. 62-63]. Во многих группах брак был запрещен между людьми, родившимися в одном поселении [427, с. 69-70]. У эскимосов Северо-Западной Аляски экзогамными были обычно и сложные семьи, которые выступали здесь как общины второй степени [212, с. 26]. Узы кровного родства и свойства были одним из ведущих структурообразующих факторов общины. У медных эскимосов наличие родственных уз прослеживалось примерно у 90 % всего состава общин первой степени [243, с. 28].

Данные о значении простой семьи и ее месте в эскимосской общине противоречивы. Многие авторы рассматривают простую семью как основную и автономную социально-экономическую ячейку эскимосского общества [349, с. 83; 380; 412; 536, с. 64]. Это очевидное преувеличение. Семья обретает свое значение прежде всего как часть общины. Без помощи коллектива семья не выдержала бы борьбы за существование. Даже кочуя самостоятельно, семьи нередко оставались экономически взаимозависимыми, они, в частности, питались мясом из складов, оставленных другими семьями [135; 604, с. 142-143; 490, с. 44]. Преувеличение роли семьи ведет к недооценке значения первобытнообщинного коллективизма у эскимосов.

Вместе с тем несомненно, что семья была важной производственной ячейкой эскимосского общества и первичной ячейкой общинной структуры. У медных эскимосов, например, такой первичной ячейкой была простая семья, у иглулик и нетсилик - сложная, или расширенная, как называет ее Д. Дамас [242, с. 129].

Всюду наблюдалась как вирилокальность, так и уксорилокальность брака; у полярных эскимосов он был преимущественно неолокальным. Нередкой была полигиния и изредка полиандрия, вызванная убийством девочек [365].

Несомненно и то, что сложные семьи при определенных условиях имели тенденцию становиться автономными общинами. Так было, например, у эскимосов карибу во второй половине XIX в. Первичной ячейкой общества у них в этот период была сложная семья. В некоторых случаях численность такой семьи достигала 35 человек, в среднем - 19 человек. Члены простой семьи жили в одной палатке или в одном снежном доме, сложные семьи - в нескольких. Связи между сложными семьями поддерживались двумя социальными институтами - обменом супругами и обрядовым («танцевальным») партнерством. Наиболее авторитетным человеком в сложной семье был исуматак - представитель среднего или старшего поколения мужчин, искусный охотник, иногда шаман, получивший признание благодаря своему опыту и мудрости, а также тесным родственным связям с большинством членов сложной семьи [210].

У медных эскимосов каждая простая семья также жила в отдельном доме, у нетсилик и иглулик одно жилище часто населяло несколько родственных семей. Но и у медных, и у центральных эскимосов простая семья входила в качестве составной части в более крупные коллективы - в стойбище зимой и в сложную семью (илагийт) летом. Общинные трапезы - одно из выражений общинного коллективизма [195, с. 577]. В современных условиях семья становится экономически все более автономной, и это подрывает общину как экономическое целое [166, с. 71-75].

В традиционных условиях у иглулик в группы охотников входили родственники, у нетсилик - представители нескольких сложных семей. На основе сложных семей формировались и китобойные артели - команды умиаков - у эскимосов Северной Аляски. Взаимные браки и фиктивные родственные связи способствовали расширению и консолидации этих групп. Потребности производства - коллективной охоты на китов, на оленей карибу - заставляли людей выходить за границы родственных связей. Некоторые виды охоты и рыболовства требовали участия всех охотников стойбища, независимо от его размеров.

Проблема родовой организации у эскимосов остается дискуссионной. В то время, когда изучали эскимосов, ее не было - она либо не сложилась, либо исчезла в ходе заселения огромных пространств Арктики и атомизации общества. Имеются, правда, указания на существование элементов тотемизма, а также тотемических групп [448, с. 324-325], но связь таких групп с родовой организацией совсем не обязательна. В ареале расселения эскимосов были зафиксированы унилинейные родственные группы, но убедительных доказательств существования родовой организации в прошлом все же нет, «что вынуждает сторонников родовой концепции строить свои выводы, базируясь на весьма проблематичной теории пережитков» [144, с. 4].

Отношения первобытнообщинного коллективизма пронизывали всю жизнь эскимосов, что обнаруживается прежде всего в коллективной собственности на основные средства производства - на землю и море со всеми их ресурсами. Общественной собственностью были охотничьи угодья и места лова морского зверя, каменные изгороди, которые использовали при коллективной охоте загоном на оленей, запруды на реках для ловли рыбы, общественные дома [349, с. 91; 192, с. 146]. Территория, осваиваемая полярными эскимосами, рассматривалась ими как их общая собственность. «Однако „жизненное пространство" непосредственно вокруг лагеря - собственность тех, кто здесь живет. Так, например, житель другого лагеря не может постоянно ставить здесь силки на песцов без согласия обитателей... Единственное место охоты на моржей, которыми оно изобилует ввиду благоприятных гидрографических условий», является общественной территорией для всех полярных эскимосов [95, с. 137].

Личная собственность распространялась на предметы индивидуального пользования (охотничье снаряжение у мужчин, предметы домашнего хозяйства у женщин), на продушины во льду. Имелись семейные и родственногрупповые знаки собственности. У охотников на китов умиак считался собственностью умиалика, хозяина умиака, гарпун - собственностью гарпунера.

Коллективизм и взаимопомощь, свойственные эскимосам, были особенно ощутимы в сфере распределения пищи между членами общины. Принципы коллективизма требовали, чтобы никто не оставался без пищи, особенно в голодное время. Такое распределение, которое мы называем равнообеспечивающим, свойственно и другим первобытным охотникам, живущим в экстремальных условиях. Праздники с раздачей подарков членам общины были формой перераспределения имущества общины и выравнивания имущественного неравенства [134, с. 134-135; 380, с. 195]. Люди как бы стремились ограничить распространение тенденций, подрывавших древние устои общинной жизни. У нетсилик, живших в особенно неблагоприятных условиях, цель равномерного жизнеобеспечения всех членов общины преследовали совместные общинные трапезы [488, с. 482]. У многих групп эскимосов бытовал обычай раздавать первую добычу молодого охотника или первую добычу в новом охотничьем сезоне всем членам общины [134, с. 131-132], что напоминает обычай принесения в жертву первинок, существовавший у некоторых охотничьих и раннеземледельческих народов, однако у эскимосов жертва приносится не духам-хозяевам, а самому первобытному коллективу.

В XIX - начале XX в. большинство эскимосов придерживались сложных и тщательно разработанных правил распределения охотничьей добычи [192, с. 146; 488, с. 163; 487, с. 105 - 107; 566, с. 645 - 646; 241, с; 220 - 240]. Особенно большое социальное значение имело распределение среди членов общины мяса тюленей. Оно было призвано укреплять социальные связи, необходимые для успешной охоты на тюленей и для совместной жизни в многолюдном стойбище. Распределение мяса оленей не регламентировалось столь строго, так как в период охоты на этих животных такие связи не играли значительной роли. Мясо тюленя делилось на определенное число частей, каждая из которых доставалась одному из партнеров по потреблению тюленьего мяса [592; 166, с. 33 - 39]. У нетсилик распределение мяса тюленей варьировало от неформального дарения до обусловленного строгими нормами распределения мяса между всеми членами общины [168, с. 81]. У медных эскимосов охотник тоже делил добытых тюленей со своими партнерами, среди которых могли быть как родственники, так и неродственники [243, с. 24 - 25]. Такую систему отношений можно рассматривать как один из механизмов упрочения социальных связей и, следовательно, самой общины. Другим механизмом, выполнявшим аналогичную функцию, был широко распространенный обычай совместных трапез всех членов общины [134, с. 116 - 119, 132 - 133].

У иглулик добычу часто распределял исуматак - самый авторитетный человек в общине [244, с. 115]. Коллективизм в производстве и потреблении, по единодушному мнению всех исследователей, особенно ощущался у полярных эскимосов. Охотиться полярные эскимосы предпочитали коллективно, убитое животное распределялось согласно строгим правилам, хотя свою долю получали все обитатели стойбища [135, с. 173 - 175; 490, с. 47].

Института вождей у эскимосов не было, но люди выдающихся способностей, незаурядного ума, большой физической силы, а также искусные охотники часто становились руководителями общин. Нередко они одновременно являлись и шаманами. Эскимосы называли руководителя общины исуматак (исума - мысль; исуматак - тот, кто много думает, мудрец). Этот человек пользовался наибольшим авторитетом и уважением, он был первым среди равных. Некоторых предводителей эскимосы называли «сильными людьми». Они имели значительную власть. В целом, однако, общество эскимосов было эгалитарным, в основе его лежал первобытный демократизм. Лишь у очень немногих территориальных групп, обитавших преимущественно на северо-западе Аляски, появились, как и у калифорнийских индейцев, первые признаки социального и имущественного расслоения. Но ни у одной из групп эскимосов распад первобытнообщинных отношений не продвинулся так далеко, как у индейцев Северо-Западной Америки.

Исуматак (ихуматак у нетсилик) обычно не имел реальной власти, но мог указывать охотникам, куда им следует идти и где охотиться, он руководил перекочевками, нередко под его наблюдением осуществлялся дележ добычи. Такой человек часто стоял во главе сложной семьи или общины второй степени [195, с. 578; 191, с. 258]. Родственное ядро общины, представителем которого он являлся, было постоянно связано с общинной территорией. Таким образом, его положение в общине определялось не только личными качествами, но и тем, что исуматак представлял родственное ядро общины и ее глубокие, традиционные связи с общинной территорией. Этим он очень напоминает руководителей общин у бушменов.

У медных эскимосов почти в каждой общине имелся атаник - организатор охоты, но он был, видимо, менее влиятельным человеком, чем исуматак у центральных эскимосов. Кроме руководителей общин у центральных и медных эскимосов были шаманы, мужчины или женщины (у нетсилик - ангаткоки, у медных эскимосов - ангаткуки). У полярных эскимосов промыслом и перекочевками руководил наиболее опытный охотник стойбища, который нередко был и шаманом. Его тоже называли «тот, кто думает за всех» [135, с. 177-178]. Положение человека, находившегося в центре общественной, производственной и обрядовой жизни общины, делало его фактическим руководителем этой общины. «В Туле употребляется термин „налагак", хотя он означает скорее власть, чем мудрость... Это тот, кто благодаря своей власти, своему умению предвидеть и организовывать обеспечивает группе регулярные ресурсы» [95, с. 89].

У эскимосов Северо-Западной Аляски во главе каждой сложной семьи и каждой общины стоял общественный и религиозный руководитель, умиалик, которого эскимосы называли «предводителем охоты на китов». Умиалик как руководитель группы охотников и собственник умиака играл важную роль в распределении охотничьей добычи, запасов мяса, в религиозно-обрядовой деятельности, руководил своей группой и в мирное, и в военное время. Положение этого человека основывалось на имущественных различиях в общине, обусловленных накоплением продовольствия и других ценностей. Однако, когда пищи не хватало, он кормил членов своей группы из собственных запасов. Вместе с тем раздача имущества умиаликом, коренящаяся в традициях первобытнообщинной взаимопомощи, была средством укрепления его социального статуса [486, с. 21 - 22, 122 - 123; 536, с. 152 - 153].

У охотников на китов поселение было местом длительного хранения китового мяса, центром создания прибавочного продукта. Это и послужило основой формирования иерархической социальной структуры, в эскимосском мире характерной только для китобоев Аляски. На высших ступенях иерархической лестницы находилась родня умиалика, на низших - сироты и семьи, в которых не было охотников, остальные общинники занимали промежуточное положение. При распределении умиалик и его родственники получали большую и лучшую часть. Когда в поселении жила только одна сложная семья, у европейских наблюдателей складывалось впечатление, что умиалик - вождь поселения. Однако власть умналика была ограничена советом старейших представителей сложной семьи [212, с. 21 - 26]. Чем крупнее была такая семья, тем большими хозяйственными возможностями она располагала, тем большие запасы имела, тем могущественнее был умиалик. Но его влияние ограничивалось общиной второй степени; на уровне общины первой степени никаких руководителей не существовало. Любопытно, что на северо-западе Аляски в хозяйственных группах охотников на дичь руководитель охоты также назывался умиаликом, здесь он тоже одновременно был религиозно-обрядовым лидером.

Социальная дифференциация эскимосов Северо-Западной Аляски была не только следствием умения создавать и хранить избыточный продукт, но и одним из последствий освоения разнообразной и сложной природной среды, предъявляющей повышенные требования к обществу. Освоение этой среды может быть достаточно эффективным, если опирается на сравнительно развитую технику производства, если существуют специализация и хорошо организованные формы кооперированного труда, такого, как охота на китов. Далеко не случайно, что именно среди охотников на китов возникла специализация. Именно здесь специалисты, занимавшиеся изготовлением различных изделий, получали вознаграждение от общества за свой труд.

Общество эскимосов, несмотря на его своеобразие, обусловленное особенностями природной среды и исторических судеб, в целом типично для первобытных охотников. Для него характерны знакомые нам фундаментальные свойства социально-экономической структуры, в центре которой стоит община, в основе своей та же, что и в пустынях Австралии и Южной Африки, в тропических лесах Центральной Африки и Юго-Восточной Азии, на холодных скалах Огненной Земли и на необъятных пространствах Арктики.

Глава 6.

Дата добавления: 2015-07-02