Повседневные заботы 1 страница. Вол­шеб­ные се­ти, пет­ли в не­ко­то­рых слу­ча­ях ис­поль­зо­ва­лись и до сих пор ис­поль­зу­ют­ся в ка­че­ст­ве смер­то­нос­но­го ору­жия

Наряды

Кузен

Вол­шеб­ные се­ти, пет­ли в не­ко­то­рых слу­ча­ях ис­поль­зо­ва­лись и до сих пор ис­поль­зу­ют­ся в ка­че­ст­ве смер­то­нос­но­го ору­жия.

«КОЛ­ДОВ­СКИЕ УЗ­ЛЫ»

В де­сять ут­ра в но­мер Ку­ой­ла по­сту­ча­лась гор­нич­ная. По­том она при­от­кры­ла дверь, про­су­ну­ла в нее го­ло­ву и ска­за­ла:

— Я иду при­брать в ком­на­те, до­ро­гой!

— По­до­ж­ди­те, — ска­зал Ку­ойл. — Еще пол­ча­са. — Вы­цвет­ший, по­лу­жи­вой го­лос.

— По­хо­же, ты был на той ве­че­рин­ке, где уто­пи­ли лод­ку! Гар­ри­ет го­во­рит, что на кух­не уже го­то­вы сво­ра­чи­вать­ся с зав­тра­ком, что­бы под­го­то­вить­ся к обе­ду. Ска­зать ей, что­бы ос­та­ви­ла те­бе пор­цию яиц с ча­ем?

Ку­ойл сто­ял на ко­ле­нях пе­ред туа­ле­том, ту­жась в по­пыт­ке вы­звать рво­ту. Его тош­ни­ло, ему бы­ло пло­хо. Он не­на­ви­дел се­бя. Ее го­лос ка­зал­ся ему до­куч­ли­вым жуж­жа­ни­ем осы, по­пав­шей в бан­ку. В кон­це кон­цов ему уда­лось вклю­чить душ и встать под его го­ря­чие ко­лю­чие струи, ли­цом пря­мо на­про­тив рас­пы­ли­те­ля. Го­лов­ная боль не­мно­го от­сту­пи­ла. Бо­ле­ли но­ги.

Воз­дух в спаль­не по­сле го­ря­че­го ду­ша по­ка­зал­ся ему ле­дя­ным. Ко­гда он на­тя­ги­вал оде­ж­ду, она ца­ра­па­ла его, буд­то бы­ла сде­ла­на из же­ле­за. Ко­гда он на­кло­нил­ся, что­бы за­вя­зать шнур­ки на бо­тин­ках, го­лов­ная боль вер­ну­лась, за­бо­ле­ли гла­за и су­до­рож­но сжал­ся же­лу­док.

Гряз­но-се­рое не­бо за ок­ном, ве­тер кру­жил пе­сок по ули­цам. Ми­мо про­еха­ло не­сколь­ко гру­зо­ви­ков. Вы­хлоп­ные га­зы под­ни­ма­лись вверх спи­ра­ле­вид­ны­ми ни­тя­ми. Хо­лод­но. Ру­кав курт­ки ока­зал­ся изо­рван­ным от пле­ча до ман­же­ты.

Вни­зу Гар­ри­ет ух­мыль­ну­лась, уви­дев Ку­ой­ла.

— Го­во­рят, ве­че­рин­ка уда­лась, — ска­за­ла она.

Ку­ойл кив­нул.

— Те­бе на­до бы вы­пить чаш­ку чаю. Хо­ро­ше­го, креп­ко­го го­ря­че­го чаю.

— Я до­ма по­пью, — ска­зал он. — Мне се­го­дня на­до съез­дить на мыс, кое-что за­брать. — Кое-что — это бо­тин­ки Сан­шайн, дет­ские ва­реж­ки, его ру­баш­ки, биб­лио­теч­ные кни­ги, ко­то­рые он дол­жен был сдать не­сколь­ко не­дель на­зад, ин­ст­ру­мен­ты. По­сле обе­да он дол­жен быть у Эл­ви­на Яр­ка. У не­го ос­та­лись смут­ные вос­по­ми­на­ния о раз­гром­лен­ном трей­ле­ре На­тби­ма. Вы­хо­дит, они не смо­гут в нем жить? Он по­пы­тал­ся по­зво­нить На­тби­му опус­тив не­сколь­ко мо­нет в про­резь те­ле­фо­на-ав­то­ма­та. Ни­кто не от­ве­тил.

— Го­во­рят, се­го­дня ве­че­ром бу­дет снег, — ска­за­ла Гар­ри­ет и за­ше­ле­сте­ла бу­ма­га­ми. — Что слыш­но от Аг­нис? Ей нра­вит­ся в Сент-Джон­се? Я знаю, что До­ун в вос­тор­ге от Сент-Джон­са. Она моя ку­зи­на, са­мая млад­шая из де­тей Ар­ки. По-мо­ему, она счи­та­ет, что сбы­лась ее меч­та. Она го­во­рит, что сю­да боль­ше не вер­нет­ся.

— На­вер­ное, у нее все в по­ряд­ке, — ска­зал Ку­ойл. Его тряс­ло.

Он вы­шел на ули­цу и не смог най­ти свою ма­ши­ну. Он си­лил­ся вспом­нить о том, что про­ис­хо­ди­ло пе­ред ве­че­рин­кой и во вре­мя ее, но его соз­на­ние вер­ну­ло его в тот мо­мент, ко­гда он шел к до­му Уэй­ви. Что­бы по­смот­реть в ее ок­но. Долж­но быть, ма­ши­на все еще сто­ит воз­ле трей­ле­ра На­тби­ма. Или он раз­бил ее, съе­хав с до­ро­ги ли­бо сва­лив­шись в мо­ре? Он не знал. Ему при­шлось дой­ти до пор­то­вой кон­то­ры так­си, что­бы на­нять ма­ши­ну. Он по­про­сил от­вез­ти его к трей­ле­ру. Мень­ше все­го на све­те ему хо­те­лось воз­вра­щать­ся к это­му мес­ту.

— Так вот, ока­зы­ва­ет­ся, где бы­ло ве­се­лье, — ска­зал во­ди­тель. — Я и не знал. Прав­да, я ви­дал гу­лян­ки на два, три дня. Сей­час так не гу­ля­ют. Эх, про­шли хо­ро­шие вре­ме­на. — И с эти­ми сло­ва­ми он уе­хал.

Его «уни­вер­сал» сто­ял пе­ред трей­ле­ром. На две­ри ма­ши­ны бы­ла вмя­ти­на. На зад­нем си­де­нье ва­ля­лось семь или во­семь ба­нок пи­ва. К кры­лу при­клеи­лись съе­жив­шие­ся кру­жоч­ки вет­чи­ны. Трей­лер на­кре­нил­ся на од­ну сто­ро­ну. Вся зем­ля во­круг бы­ла усы­па­на ос­кол­ка­ми бу­ты­лоч­но­го стек­ла. Ни На­тби­ма, ни его ве­ло­си­пе­да не бы­ло вид­но. Лод­ки на при­ста­ни то­же не бы­ло. Не­у­же­ли он уп­лыл вдре­без­ги пья­ный, да­же не по­про­щав­шись? Долж­но быть, он сей­час где-то в от­кры­том океа­не му­ча­ет­ся от го­лов­ной бо­ли.

Ку­ойл по­ду­мал о бо­чон­ке с мо­чой и ос­тат­ка­ми чип­сов, о кро­хот­ных алю­ми­ние­вых ком­нат­ках. Ему по­че­му-то не хо­те­лось жить в этом трей­ле­ре.

***

Би­ти встре­ти­ла его хо­лод­ным взгля­дом и чаш­кой го­ря­че­го чая.

— Я но­че­вал в гос­ти­ни­це, — ска­зал он. — Как вы, на­вер­ное, до­га­да­лись.

— А по те­бе не ска­жешь. Ты вы­гля­дишь так, буд­то спал в со­бачь­ей ко­ну­ре. Я не ду­ма­ла, что ты на это спо­со­бен.

— Я то­же, — ска­зал он. Об­жи­гаю­щий чай с двои­ной пор­ци­ей са­ха­ра и мо­ло­ка по­сте­пен­но воз­вра­щал ему си­лы. — Ден­нис уже встал?

— Да. Мож­но ска­зать, что он и не ло­жил­ся. При­шел уже за­свет­ло с бед­ня­гой На­тби­мом взять ка­кие-то ин­ст­ру­мен­ты. Сей­час он ищет всех ос­таль­ных, кто то­пил лод­ку. Бед­ный, бед­ный мис­тер На­тбим.

— То­пи­ли лод­ку? Я это­го не ви­дел. По­хо­же, я ушел до это­го мо­мен­та. Ни­че­го не ви­дел. Сей­час там ни­че­го и ни­ко­го нет. Со­всем.

— Они уе­ха­ли за кра­ном. Ден­нис го­во­рит, что вче­ра они все ра­зо­шлись. Вот и ре­ши­ли под­шу­тить: ос­та­вить бед­но­го На­тби­ма на бе­ре­гу, раз­бив его лод­ку. А те­перь они долж­ны бу­дут ее по­чи­нить.

— Бо­же мой, — ска­зал Ку­ойл. — А я ду­мал, что На­тбим от­плыл вче­ра ве­че­ром.

— Да он бы и до­ро­гу пе­рей­ти не смог.

— Пап, зна­ешь что? Пап, я за­бо­ле­ла. И Бан­ни то­же за­бо­ле­ла. И Мар­ти.

— В две­рях стоя­ла Сан­шайн в мя­той пи­жа­ме. У нее тек­ли со­п­ли. Она дер­жа­ла в ру­ках лист бу­ма­ги.

— Бед­ная де­воч­ка, — ска­зал Ку­ойл, под­ни­мая ее на ру­ки и оку­ная в чай ку­со­чек тос­та для нее.

— Они все про­сту­ди­лись, — ска­за­ла Би­ти.

— А я со­би­рал­ся взять их с со­бой в дом. Они бы­ли с то­бой всю не­де­лю, Би­ти. Те­бе обя­за­тель­но нуж­но пе­ре­дох­нуть.

— Они для ме­ня как род­ные, — от­ве­ти­ла она. — Но, мо­жет быть, ты при­смот­ришь за ни­ми зав­тра по­сле по­луд­ня? Здесь бу­дет Вин­ни, но мне бы хо­те­лось, что­бы в до­ме все-та­ки был взрос­лый. Мы с Ден­ни­сом хо­тим на­вес­тить его мать и от­ца. Они при­гла­си­ли нас на ве­чер­нюю служ­бу и ужин. Мы бы взя­ли с со­бой де­тей, но они все чи­ха­ют и каш­ля­ют.

— Я с удо­воль­ст­ви­ем при­смот­рю за ни­ми, Би­ти. Ты и так нам очень по­мо­га­ешь. Вче­ра я ви­дел Дже­ка и Ден­ни­са вме­сте. У них обо­их был очень до­воль­ный вид. Так что, я ду­маю, от­но­ше­ния на­ла­жи­ва­ют­ся.

— Да это все сплет­ни. Они ни­ко­гда не пор­ти­лись. Ну, бы­ли на­тя­ну­ты­ми ка­кое-то вре­мя, ино­гда они ру­га­лись, но это уже дав­но по­за­ди. А раз­ду­ли из это­го це­лую ис­то­рию.

Сан­шайн по­ка­за­лась Ку­ой­лу го­ря­чей. Он по­смот­рел на ее ри­су­нок. Фи­гу­ра с уша­ми, по­хо­жи­ми на как­тус, и спи­ра­ле­вид­ным хво­стом. Но­ги тя­ну­лись до са­мо­го края лис­та.

— Это обезь­я­на с длин­ны­ми но­га­ми, — ска­за­ла Сан­шайн.

Ку­ойл по­це­ло­вал го­ря­чий ви­сок, сно­ва вспом­нив о тай­ных си­лах, за­став­ляв­ших ее ри­со­вать де­ре­вья из брок­ко­ли с ко­рич­не­вы­ми ство­ла­ми.

— Трей­лер На­тби­ма се­го­дня вы­гля­дел пла­чев­но. Его сня­ли с под­по­рок с од­ной сто­ро­ны. Я ду­маю, что луч­ше бу­дет, ес­ли я пе­ре­ве­зу де­тей не в трей­лер, а в на­стоя­щий дом. Ес­ли смо­гу най­ти что-ни­будь под­хо­дя­щее. Ты не зна­ешь, кто со­гла­сил­ся бы сда­вать жи­лье на ко­рот­кое вре­мя?

— А ты не го­во­рил с Бер­ка­ми? Они сей­час во Фло­ри­де. У них хо­ро­ший дом. Рань­ше они хо­те­ли его про­дать, но сей­час, мо­жет быть, со­гла­сят­ся сда­вать его. Го­во­рят, они ни в ка­кую не хо­те­ли его сда­вать, но за все это вре­мя у них не на­шлось под­хо­дя­ще­го по­ку­па­те­ля. Дом сто­ит по до­ро­ге в бух­ту Муч­ной Ме­шок. Ты про­ез­жа­ешь его по два раза на день. Та­кой се­рый, с над­пи­сью «Про­да­ет­ся» на фа­са­де.

— Во­круг не­го та­кая чер­но-бе­лая ог­ра­да?

— Точ­но, это он.

Он ви­дел этот дом. Ак­ку­рат­ный дом с го­лу­бой от­дел­кой. Вы­со­кий. На­стоя­щий иде­ал же­ны мо­ря­ка.

— По­про­бую ра­зуз­нать об этом в по­не­дель­ник. Мо­жет быть, он ока­жет­ся как раз тем, что нам нуж­но. Толь­ко я не мо­гу его ку­пить. Я вло­жил слиш­ком мно­го де­нег в тот ста­рый дом на мы­се. Ос­та­лось все­го ни­че­го. А день­ги де­во­чек от­ло­же­ны на по­том, для их соб­ст­вен­ных нужд. Лад­но, вот ка­кой у нас бу­дет план, — ска­зал он од­но­вре­мен­но и для Би­ти, и для Сан­шайн. — Я сей­час по­еду в зе­ле­ный дом, что­бы за­брать на­ши ве­щи. По­том за­еду к Эл­ви­ну Яр­ку, что­бы по­мочь ему с лод­кой. По­том я за­гля­ну к На­тби­му, уз­наю, что слу­чи­лось с его лод­кой. Ес­ли они дос­та­нут ее, смо­гут по­чи­нить. Ес­ли Ден­нис ре­шит на де­нек пе­ре­дох­нуть от ра­бо­ты, я при­ве­зу пиц­цу и фильм из про­ка­та. Как ты к это­му от­не­сешь­ся, Би­ти? Те­бе ка­кие филь­мы нра­вят­ся? Про лю­бовь?

— Да ну! Брось ты эти глу­по­сти! Да­вай луч­ше по­смот­рим ко­ме­дию. Та, ав­ст­ра­лий­ская, ко­то­рую ты про­шлый раз при­во­зил, бы­ла до­воль­но при­лич­ная.

Ку­ойл по­ду­мал, что ис­то­рию про ав­ст­ра­лий­ских вам­пирш-лес­бия­нок то­же уже мог­ли пре­вра­тить в ки­но­фильм.

***

Гра­вий­ная до­ро­га на мыс Ку­ой­лов с ос­кол­ка­ми льда в рыт­ви­нах и ка­на­вах ни­ко­гда рань­ше не ка­за­лась ему та­кой убо­гой. Вет­ра не бы­ло, и гус­то­го цве­та не­бо ниж­ним кра­ем упи­ра­лось пря­мо в мо­ре. Бы­ло ти­хо. Мерт­вен­но ти­хо и спо­кой­но. «Ни зву­ка», — ска­зал бы Бил­ли. Шум мо­то­ра ка­зал­ся не­ес­те­ст­вен­но гром­ким. Бан­ки с пи­вом ка­та­лись по по­лу. Он свер­нул к бух­те Оп­ро­ки­ну­той, уви­дел ды­мок, вью­щий­ся над до­ма­ми, про­ехал фаб­ри­ку по по­ши­ву пер­ча­ток и подъ­е­хал к мрач­но­му до­му на ска­ле.

Там ца­ри­ла ти­ши­на за­пус­те­ния. Спер­тый воз­дух. Все, как в пер­вый раз. Буд­то они ни­ко­гда в нем не жи­ли. Го­лос и энер­гия те­туш­ки не ос­та­ви­ли на нем сле­да.

Дом при­ни­мал его тя­же­ло. Про­шлое на­пол­ня­ло ком­на­ты, как бес­цвет­ный газ. Да­ле­ко вни­зу ды­ша­ло мо­ре. Этот дом мно­го зна­чил для те­туш­ки. Дос­та­точ­но ли это­го бы­ло для то­го, что­бы при­вя­зать к не­му и Ку­ой­ла? Ему очень нра­вил­ся бе­рег воз­ле до­ма, но сам дом был ка­ким-то не­пра­виль­ным. Он все­гда был та­ким. Его та­щи­ли по льду дол­гие ми­ли, упи­ра­ясь, дер­гая за ве­рев­ки, кри­ча про­кля­тия и ру­га­тель­ст­ва в ад­рес бо­го­лю­би­вой тол­пы. Под­ни­ма­ли на эту ска­лу. Он сто­нал, как свя­зан­ный за­клю­чен­ный, стре­мя­щий­ся об­рес­ти сво­бо­ду. Гу­де­ли ка­бе­ли, их виб­ра­ция пе­ре­да­ва­лась до­му, де­ла­ла его жи­вым. В этом и бы­ло все де­ло: на­хо­дясь в этом до­ме, он чув­ст­во­вал се­бя внут­ри свя­зан­но­го жи­вот­но­го. Не ра­зум­но­го, но ост­ро чув­ст­вую­ще­го. Ка­за­лось, его про­гла­ты­ва­ло са­мо про­шлое.

Он под­нял­ся по ле­ст­ни­це. Кто-то по­ло­жил кус­ки за­вя­зан­ной стран­ны­ми уз­ла­ми бе­че­вы на по­рог ка­ж­дой ком­на­ты. Гряз­ные об­рыв­ки при вхо­де в ком­на­ту, где спа­ли его де­ти! Ку­ойл по­чув­ст­во­вал ярость и стал хло­пать две­ря­ми.

Он по­ду­мал о ды­ме, ко­то­рый ви­дел, подъ­ез­жая к бух­те Оп­ро­ки­ну­той, и о том, что Бил­ли Прит­ти рас­ска­зы­вал о его ку­зе­не, жи­ву­щем где-то в тех мес­тах. Так вот кто за­вя­зы­вал эти чер­то­вы уз­лы! Ку­ойл со­рвал свои ру­баш­ки с ве­ша­лок, ви­сев­ших на две­ри, на­шел бо­тин­ки Бан­ни. У де­тей не ока­за­лось за­пас­ных ва­ре­жек. Он вы­ско­чил из до­ма, за­пи­хи­вая на хо­ду в кар­ман кус­ки ве­рев­ки с уз­ла­ми.

***

Он ос­та­но­вил­ся на до­ро­ге в Оп­ро­ки­ну­тую. Он дол­жен пре­кра­тить эти без­обра­зия. До­ро­гу дав­но не ре­мон­ти­ро­ва­ли. В за­мерз­шей гря­зи он уви­дел со­ба­чьи сле­ды. Он на­шел пал­ку и взял ее с со­бой, го­то­вясь от­би­вать­ся от ры­ча­щей тва­ри. Или уг­ро­жать лю­би­те­лю уз­лов. Поя­ви­лась бро­шен­ная де­рев­ня. Из-за кру­то­го скло­на ка­за­лось, что до­ма сто­ят друг на дру­ге. На са­мом де­ле от до­мов ос­та­лись толь­ко ос­то­вы: об­шив­ки и стен на них не бы­ло. Го­лу­бой фа­сад, тор­ча­щие реб­ра ба­лок, под­дер­жи­ваю­щих воз­дух. Гнию­щие дос­ки в во­де.

Из тру­бы хи­жи­ны, стоя­щей бли­же все­го к бе­ре­гу, шел дым. Ку­ойл ог­ля­нул­ся в по­ис­ках со­ба­ки и за­ме­тил вы­та­щен­ную на бе­рег лод­ку, по­кры­тую меш­ко­ви­ной. Она бы­ла при­ва­ле­на кам­ня­ми. Се­ти и по­плав­ки, вед­ро и до­рож­ка, ве­ду­щая от до­ма к строе­нию, ко­то­рое слу­жи­ло туа­ле­том. Че­шуя трес­ки, под­став­ки для каль­ма­ров. Три ов­цы в за­го­не не боль­ше но­со­во­го плат­ка. По­лен­ни­ца с дро­ва­ми, крас­ная мор­ская звез­да из по­ли­эти­ле­но­во­го меш­ка, вы­мы­то­го на бе­рег вол­ной.

Ко­гда Ку­ойл по­до­шел бли­же, ов­цы мет­ну­лись от не­го, зве­ня ко­ло­коль­чи­ка­ми. Со­ба­ки не бы­ло вид­но. Он по­сту­чал. Ему не от­ве­ти­ли. Но он знал, что ста­рый ку­зен был до­ма.

Он по­звал его: «Мис­тер Ку­ойл, мис­тер Ку­ойл», и ему по­ка­за­лось, что он зо­вет са­мо­го се­бя. Ему по-преж­не­му не от­ве­ча­ли.

Он толк­нул дверь и во­шел. Ку­ча по­лень­ев и му­со­ра, силь­ная вонь. За­ры­ча­ла со­ба­ка. Он уви­дел ее в уг­лу, воз­ле печ­ки: бе­лая со­ба­ка с ма­то­вы­ми гла­за­ми. Ле­жав­шая в дру­гом уг­лу ку­ча тря­пья за­ше­ве­ли­лась, и из нее по­ка­зал­ся че­ло­век.

Да­же при туск­лом ос­ве­ще­нии, не­смот­ря на древ­ний воз­раст это­го че­ло­ве­ка, Ку­ойл уз­нал в нем зна­ко­мые чер­ты. Не­по­слуш­ные те­туш­ки­ны во­ло­сы, без­гу­бый рот от­ца, фа­миль­ные глу­бо­ко по­са­жен­ные гла­за, же­ст­кие бро­ви, по­сад­ка го­ло­вы бра­та. И его, Ку­ой­ла, чу­до­вищ­ный под­бо­ро­док, те­перь ка­жу­щий­ся ка­ким-то ма­лень­ким, на­по­ми­наю­щий кос­тя­ной клиф, по­кры­тый бе­лым мхом.

В этом до­миш­ке, в ни­ще­те и ве­ко­вой дрях­ло­сти Ку­ойл уви­дел тень сво­его пра­ро­ди­те­ля. Этот че­ло­век был бе­зу­мен. Яс­ность ума дав­но по­ки­ну­ла его, и вся его жизнь пе­ре­мес­ти­лась из ог­ром­но­го ми­ра в ма­лень­кое про­стран­ст­во его го­ло­вы. Он со­шел с ума от оди­но­че­ст­ва, или от­сут­ст­вия люб­ви, или из-за ка­ко­го-то ге­не­ти­че­ско­го де­фек­та. Или от ощу­ще­ния, что его пре­да­ли, не­из­беж­но­го спут­ни­ка всех за­твор­ни­ков. Под его но­га­ми ле­жа­ли мот­ки ле­сы, спу­тан­ные клуб­ки, спрес­со­ван­ные до кам­ней, дре­вес­ная тру­ха, пе­сок, мор­ская сы­рость, грязь, тра­ва и во­до­рос­ли, кло­чья шер­сти, об­гло­дан­ные ба­ра­ньи реб­ра, хвоя, ры­бья че­шуя и кос­ти, пла­ва­тель­ные пу­зы­ри, по­тро­ха тю­ле­ней, хря­щи каль­ма­ров, би­тое стек­ло, рва­ная оде­ж­да, со­ба­чья шерсть, об­лом­ки ног­тей, ко­жа и кровь.

Ку­ойл вы­та­щил из кар­ма­на за­вя­зан­ные уз­ла­ми ве­рев­ки и бро­сил их на пол. Стран­ный че­ло­век мет­нул­ся впе­ред, схва­тил их не­гну­щи­ми­ся паль­ца­ми и бро­сил в печь.

— Все, те­перь уз­лы не раз­вя­зать! Их взял огонь.

Ку­ойл не мог на не­го кри­чать, да­же за кол­дов­ские уз­лы на по­ро­ге ком­на­ты его де­тей и за бе­лую со­ба­ку, ко­то­рая так на­пу­га­ла Бан­ни. Он толь­ко ска­зал: «Вам не нуж­но это­го де­лать». Что это оз­на­ча­ло, он и сам не знал. По­том он ушел.

***

На об­рат­ном пу­ти по раз­би­той до­ро­ге он ду­мал о ста­ром Ку­ой­ле и его убо­гом вол­шеб­ст­ве, дер­жа­щем­ся на ос­тан­ках жи­вот­ных и ве­рев­ках. У не­го не бы­ло со­мне­ний в том, что ста­рик жил, под­чи­ня­ясь лун­но­му цик­лу, ос­тав­ляя ма­ги­че­ские зна­ки на де­ревь­ях, ви­дя кро­ва­вые до­ж­ди и чер­ный снег и ве­ря в то, что гу­си уле­та­ют на зи­му на бо­ло­та Ма­ни­то­бы, где вмер­за­ют в лед до на­сту­п­ле­ния вес­ны. Его по­след­ней жал­кой по­пыт­кой за­щи­тить­ся от втор­же­ния во­об­ра­жае­мых вра­гов ста­ли уз­лы на ку­соч­ках ве­рев­ки.

***

Ку­ойл вва­лил­ся в мас­тер­скую. Эл­вин Ярк в по­лу­мра­ке ра­бо­тал над изо­гну­тым кус­ком дре­ве­си­ны с по­мо­щью кри­во­ли­ней­но­го стру­га.

— По­хо­же, хо­ро­шее де­ре­во, — буб­нил он. — Вот иду я по ле­су, гля­жу — сто­ит хо­ро­шая ель. И го­во­рю се­бе, вот этот ствол сго­дит­ся для Ку­ой­ла. Ви­дишь, как она слав­но рас­ши­ря­ет­ся кни­зу? По­лу­чит­ся хо­ро­шая, уз­кая лод­ка. Ну, не слиш­ком уз­кая, а хо­ро­шая. Я тут де­лал лод­ку для Ноя Дея, лет де­сять на­зад. Ствол смот­рел­ся хо­ро­шо в де­ре­ве, но для лод­ки был слиш­ком пря­мым, слиш­ком ров­ным. Не бы­ло у не­го хо­ро­ше­го рас­ши­ре­ния. Нос по­лу­чил­ся слиш­ком от­вес­ный. Вот Ной мне и го­во­рит: «Ес­ли бы у ме­ня бы­ла дру­гая лод­ка, я бы эту про­дал».

Ку­ойл кив­нул и при­крыл ру­кой под­бо­ро­док. «Муж­чи­на с по­хме­лья слу­ша­ет о слож­но­стях ко­раб­ле­строе­ния».

— Вот по­че­му все лод­ки раз­ные. По­ни­ма­ешь, ка­ж­дое де­ре­во рас­тет по-сво­ему, по­это­му у ка­ж­дой лод­ки свой на­клон но­са и свой на­клон кор­мы. У ка­ж­дой лод­ки свое на­зна­че­ние. Все они раз­ные, как муж­чи­ны и жен­щи­ны, кто-то хо­ро­ший, а кто-то не очень. — Ско­рее все­го, он слы­шал это на про­по­ве­ди и те­перь по­вто­ря­ет как соб­ст­вен­ную мысль. Он на­чал петь низ­ким си­п­лым го­ло­сом: «Ах ты, гусь, „Гусь-ны­рок”, не пой­му, ка­кой от те­бя прок?»

Ку­ойл сто­ял по­сре­ди тор­чав­ших, как кос­ти, кус­ков дре­ве­си­ны, по са­мые щи­ко­лот­ки в опил­ках. Бы­ло хо­лод­но. У Эл­ви­на Яр­ка на ру­ках бы­ли ва­реж­ки, а бе­гу­нок на его мол­нии от­ра­жал свет. Он при­сло­нил­ся к сте­не, где стоя­ли са­мые боль­шие кус­ки де­ре­ва.

— Эти сре­зал на про­шлой не­де­ле. Сей­час их нет смыс­ла ре­зать все сра­зу, — объ­яс­нил Ярк Ку­ой­лу. — Я сна­ча­ла де­лаю три ос­нов­ные — бреш­тук, ми­дель-бимс и гак. У ме­ня есть ле­ка­ла, их мне дал еще отец. Он с их по­мо­щью от­ме­рял и ре­зал всю дре­ве­си­ну, но боль­шин­ст­во раз­ме­ток уже по­ис­тер­лись. Не­ко­то­рые бы­ли без под­пи­сей, так что я да­же не знаю, за­чем они бы­ли нуж­ны. Вот, зна­чит, я де­лаю три са­мые глав­ные час­ти и кор­мо­вой под­зор. От­ту­да я уже смот­рю, что де­лать даль­ше.

Ку­ой­лу бы­ло по­ру­че­но под­ни­мать, дер­жать и пе­ре­но­сить. Его го­лов­ная боль уси­ли­лась. Ему ка­за­лось, что он чув­ст­ву­ет ее раз­мер и цвет: она бы­ла в фор­ме ги­гант­ской бу­к­вы «Y», ко­то­рая на­чи­на­лась в моз­гу и за­кан­чи­ва­лась в глаз­ных яб­ло­ках. Она бы­ла крас­но-чер­ная, как мя­со на гри­ле.

Эл­вин Ярк вы­ре­зал и об­ра­ба­ты­вал ко­сые сты­ки до тех пор, по­ка они не сце­п­ля­лись друг с дру­гом, как креп­кое ру­ко­по­жа­тие. Го­то­вые де­та­ли ле­жа­ли, ожи­дая сбор­ки. По­том они со­еди­ня­ли нос с ки­ле­вы­ми сты­ка­ми. Ко­гда Ку­ойл на­кло­нил­ся, ему по­ка­за­лось, что у не­го от бо­ли лоп­нут гла­за.

— Так, те­перь под­ни­ми старн­пост.

Даль­ше они кре­пи­ли су­хо­стой на внут­рен­ние сты­ки.

— Те­перь да­вай со­би­рать, — ска­зал Ярк, за­го­няя де­ся­ти­сан­ти­мет­ро­вые на­ге­ли и за­тя­ги­вая вин­ты. Он сно­ва за­пел: «Ка­кой от те­бя прок, „Гусь-ны­рок”?» — Вот он, твой хре­бет. Вот хре­бет тво­ей лод­ки. Счи­тай, она уже в сбо­ре. Вот по­смот­ришь на нее, ес­ли ты, ко­неч­но, раз­би­ра­ешь­ся в лод­ках, то сра­зу пой­мешь, что к че­му. Но ни­кто те­бе не ска­жет, как она по­ве­дет се­бя на во­де, на вол­не, на зя­би. Все уз­на­ешь, ко­гда спус­тишь ее и ис­про­бу­ешь. Был, прав­да, у нас ста­рый дя­дюш­ка Лес, Лес Бад­жел. Зем­ля ему пу­хом. Ему сей­час бы­ло бы сто три­дцать лег. Он был пер­вым мас­те­ром-ло­доч­ни­ком на этом бе­ре­гу еще до то­го, как я уви­дел свой пер­вый мо­ло­ток. Он де­лал за­ме­ча­тель­ные яли­ки и плос­ко­дон­ки. Они ре­за­ли во­ду, как те­п­лое мас­ло. По­след­няя лод­ка у не­го бы­ла са­мая луч­шая. Прав­да, пил он, дя­дюш­ка Лес. Да не ста­ка­на­ми, а лит­ра­ми. Но до­жил до се­дин. Стран­ное это де­ло, как жизнь-то скла­ды­ва­ет­ся.

При упо­ми­на­нии об ал­ко­го­ле го­ло­ва Ку­ой­ла за­пуль­си­ро­ва­ла.

— Же­на умер­ла, де­ти уе­ха­ли в Ав­ст­ра­лию. У не­го в го­ло­ве бы­ли од­ни по­хо­ро­ны, гро­бы да жем­чуж­ные во­ро­та. В кон­це кон­цов он ре­шил сде­лать се­бе гроб. По­шел в свою мас­тер­скую, на­брав пол­чай­ни­ка са­мо­го­на, и за­сту­чал мо­лот­ком. Пи­лил, сту­чал це­лую ночь. По­том пе­ре­полз в дом и ус­нул на по­лу на кух­не. Мой отец по­шел в мас­тер­скую, по­то­му что ему очень хо­те­лось по­смот­реть на этот гроб. Он его уви­дел: гроб с но­сом и ки­лем, слав­но вы­пи­лен­ный, с про­смо­лен­ны­ми шва­ми, сто во­семь­де­сят сан­ти­мет­ров в дли­ну и за­ме­ча­тель­но вы­кра­шен­ный.

Ку­ойл сла­бо за­сме­ял­ся.

Ярк при­тя­нул вин­том к внут­рен­ней по­верх­но­сти но­са ку­сок ели, ко­то­рый он по­че­му-то на­звал «пе­ред­ни­ком».

— Он де­ла­ет нос жест­че, да и об­шив­ку под­дер­жи­ва­ет. Ох, до­жи­ву ли я до то­го, что­бы ее за­кон­чить. — Он со­гнул­ся, что-то из­ме­рил и за­бил гвоздь в са­мый ко­нец ки­ля. По­том за­це­пил за не­го пет­лю от ме­ло­вой ни­ти, ко­то­рую по­том про­тя­нул до дру­го­го кон­ца и за­це­пил ее там. По­том за­щип­нул нить, на­тя­нул ее и от­пус­тил, от­ме­тив ось тон­кой го­лу­бой ли­ни­ей.

— Я ду­маю, мы уже мо­жем вы­пить по чаш­ке чаю, — про­мур­лы­кал он. Вы­тер нос тыль­ной сто­ро­ной ру­ки, а по­том на­гнул­ся и вы­смор­кал из но­са пыль и опил­ки. И сно­ва за­тя­нул свою пес­ню: «Нет, ка­кой тут прок, раз ты лен­тяй и ле­же­бок».

Но Ку­ойл чай пить не стал. Он дол­жен был ехать к трей­ле­ру На­тби­ма.

***

На сту­пе­нях воз­ле трей­ле­ра си­де­ли На­тбим, Ден­нис, Бил­ли Прит­ти и чер­но­во­ло­сый муж­чи­на. Они не об­ра­ща­ли вни­ма­ния на хо­лод и пи­ли пи­во. Ку­ой­ла чуть не стош­ни­ло от од­ной толь­ко мыс­ли о пи­ве. Ни кра­на, ни лод­ки не бы­ло вид­но.

— Хре­но­во вы­гля­дишь, Ку­ойл.

— Чув­ст­вую се­бя со­от­вет­ст­вую­ще. Что тут у нас? — Он ви­дел, что трей­лер вер­нул­ся в свое нор­маль­ное по­ло­же­ние на опо­рах. В по­гну­тое окош­ко встав­ле­но но­вое стек­ло вза­мен раз­би­то­го.

— Про­па­ла лод­ка, — по­дал го­лос Ден­нис. — Сна­ча­ла нам бы­ло ни­как не най­ти кран, по­том прие­хал Карл на буль­до­зе­ре. Ерун­да по­лу­чи­лась: мы ото­рва­ли ей ка­би­ну. Ну, мы по­зва­ли во­до­ла­за, ко­то­рый жи­вет на Бе­зы­мян­ном. Его зо­вут Овар, так вот, он прие­хал и про­дел под нее ка­бель. Мы под­ня­ли ее так, что­бы за­це­пить бук­си­ром и вы­та­щить на бе­рег, а она пе­ре­ло­ми­лась по­по­лам. Так что те­перь, ко все­му про­че­му, она еще и пред­став­ля­ет опас­ность для на­ви­га­ции.

— Про­тив­но-то как! — ска­зал Бил­ли Прит­ти.

Его ко­ле­ни бы­ли из­ма­за­ны гря­зью, по­ло­ви­на ли­ца изо­дра­на и кро­во­то­чи­ла, яр­ко-го­лу­бые гла­за, по­дер­ну­тые крас­ной се­точ­кой, вы­гля­ды­ва­ли из-под ко­зырь­ка. Он, при­хле­бы­вая, пил ка­кой-то апе­ри­тив.

На­тбим сде­лал боль­шой гло­ток и по­смот­рел на за­лив. Тя­же­лое не­бо низ­ко ви­се­ло над во­дой. Бы­ло все­го три ча­са, но уже на­чи­на­ло тем­неть.

— Я бы все рав­но ни­ку­да не до­п­лыл, — ска­зал он. — Вон бу­ря над­ви­га­ет­ся. Штор­мо­вое пре­ду­пре­ж­де­ние, мок­рый снег и по­том обиль­ный сне­го­пад, за ко­то­рым при­дет мо­роз. Вот та­кой ком­плект удо­воль­ст­вий. Ко втор­ни­ку тут уже все бу­дет по­кры­то льдом. Я бы не до­п­лыл.

— Мо­жет, и не до­п­лыл бы, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Но лод­ку ты бы мог вы­та­щить, до вес­ны.

— Что тол­ку те­перь пла­кать? — ска­зал На­тбим.

Не­сколь­ко ма­лень­ких сне­жи­нок упа­ли на ко­ле­ни Бил­ли. Он дол­го на них смот­рел, по­том дох­нул на них, что­бы они рас­тая­ли. Еще не­сколь­ко сне­жи­нок за­ня­ли их ме­сто.

— Вот они, дья­воль­ские пе­рья.

Но На­тбим не со­би­рал­ся так лег­ко от­ка­зы­вать­ся от бла­го­дар­ной пуб­ли­ки.

— По хо­ду се­го­дняш­них со­бы­тий я ре­шил из­ме­нить пла­ны.

— Мо­жет, то­гда ос­та­нешь­ся? Не­на­дол­го? Ос­та­вай­ся, по­смот­ришь ро­ж­де­ст­вен­ские тор­же­ст­ва, а там бу­дет вид­но.

— Вряд ли мне за­хо­чет­ся еще ко­гда-ни­будь по­се­тить ве­че­рин­ку, — ска­зал На­тбим. — Это как в той ис­то­рии про пар­ниш­ку, ко­то­рый лю­бил тас­кать по ло­жеч­ке са­ха­ру, по­ка его ба­бу­ля не по­са­ди­ла его пе­ред це­лым меш­ком, да­ла лож­ку и ска­за­ла: «По­ка все не съешь, не дви­нешь­ся с мес­та!» По­сле это­го са­хар ему ра­зо­нра­вил­ся на всю ос­тав­шую­ся жизнь. — Он рас­хо­хо­тал­ся, раз­ду­вая ще­ки.

— Хо­ро­шо, что ты хоть мо­жешь над этим по­сме­ять­ся, — ска­зал Ден­нис, ко­то­рый то­же улы­бал­ся.

— А как же. Ес­ли не сме­ять­ся, то мож­но и с ка­ту­шек съе­хать, прав­да? Нет, я ре­шил плю­нуть на все, за­быть и рва­нуть в Бра­зи­лию на са­мо­ле­те. Там те­п­ло и нет ту­ма­нов. Во­да за­ме­ча­тель­но­го зе­ле­но­го цве­та, как в бас­сей­не. На­стоя­щий цвет Дэ­ви­да Хок­ни[9]. Ду­ши­стые бри­зы… Мо­жет быть, у ме­ня да­же по­лу­чит­ся про­жить там не­сколь­ко ме­ся­цев в свое удо­воль­ст­вие. А ка­кая там ры­ба! Ах, бо­же мой! Стей­ки из жел­то­хво­сти­ка… Там есть та­кой про­стой со­ус, с ним мож­но есть ры­бу или сме­ши­вать с дру­ги­ми со­уса­ми и при­прав­лять са­ла­ты. Вы­жи­ма­ешь чаш­ку со­ка лай­ма, хо­ро­шень­ко его со­лишь и ос­тав­ля­ешь так на не­сколь­ко не­дель. По­том про­це­жи­ва­ешь его и на­ли­ва­ешь в бу­тыл­ку с проб­кой. Все, он го­тов к упот­реб­ле­нию. Пах­нет он стран­но­ва­то, но на вкус про­сто пре­вос­хо­ден. Мож­но кап­нуть не­сколь­ко ка­пель на ды­мя­щую­ся по­сле гри­ля рыб­ную мя­коть. А ку­бин­ский зе­ле­ный со­ус? Лайм, чес­нок, во­дя­ной кресс, ост­рый пе­рец, сме­та­на и ко­рал­ло­вый омар. А я го­тов­лю кар­ри, мол­лю­сков с кар­ри, вы­мо­чен­ных в ко­ко­со­вом мо­лоч­ке, и по­даю их на лом­ти­ках коп­че­но­го па­рус­ни­ка. По­верь­те мне, это на­стоя­щий рай на та­рел­ке!

— Ос­та­но­вись, — ска­зал Ку­ойл.

Над за­ли­вом по­вис­ло по­лот­но сне­го­па­да. Сне­жин­ки за­сы­па­ли их пле­чи и го­ло­вы.

— Друг мой, я еще не до­шел до ка­мен­ных кра­бов. О, эти кра­бы: рос­кош­ный им­пер­ский жел­тый цвет, алая и бе­лая хва­леб­ная песнь всем кра­бам се­ми мо­рей, эпи­ку­рей­ский час сла­вы. Мо­мент Ис­ти­ны на тво­ем сто­ле! Я люб­лю их с то­п­ле­ным мас­лом, к ко­то­ро­му до­бав­ляю ка­пель­ку со­уса из ки­сло­го лай­ма и ли­ке­ра из грец­ких оре­хов. Ино­гда мож­но по­ло­жить доль­ку чес­но­ка.

— Ты — на­стоя­щий по­эт еды, На­тбим, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Я ни­ко­гда не за­бу­ду, как ты на­кор­мил ме­ня кар­ри с плав­ни­ком тю­ле­ня. Это бы­ла це­лая по­эма.

— Я ду­маю, Бил­ли, что не оши­бусь, ес­ли ска­жу, что мы с то­бой един­ст­вен­ные здесь лю­ди, про­бо­вав­шие это ред­кое блю­до. И кре­вет­ки по-бра­зиль­ски. Бе­решь боль­шую ко­рич­не­вую ско­во­ро­ду с длин­ной руч­кой, на­гре­ва­ешь олив­ко­вое мас­ло, ки­да­ешь в не­го па­ру зуб­чи­ков чес­но­ка, а по­том кла­дешь ту­да кре­ве­ток та­ки­ми, ка­ки­ми их вы­тас­ки­ва­ют из во­ды. Ну, ко­неч­но, сна­ча­ла их на­до не­мно­го под­су­шить. Ко­гда они дос­ти­га­ют за­ме­ча­тель­но­го крас­но-оран­же­во­го цве­та, сбра­сы­ва­ешь их в бу­маж­ный па­кет, что­бы стек­ло мас­ло, и до­бав­ля­ешь не­мно­го мор­ской со­ли и два мо­ло­тых зе­ле­ных пер­ца. Или про­сто встрях­ни над ни­ми пе­реч­ни­цу с ост­рым пер­цем. По­да­вать их на­до пря­мо в этих меш­ках. Про­сто от­ку­сы­ва­ешь го­ло­ву и вы­тас­ки­ва­ешь мя­со соб­ст­вен­ны­ми зу­ба­ми. Хво­сты толь­ко вы­пле­вы­вай.

На них па­дал снег. Ко­гда На­тбим под­ста­вил ли­цо вет­ру, его во­ло­сы и бро­ви бы­ст­ро об­рос­ли сне­жин­ка­ми. Ос­таль­ные ста­ра­лись по­вер­нуть­ся так, что­бы ве­тер дул им в спи­ну.

— Имен­но так го­то­вил кре­ве­ток мой друг Парт­ридж, — ска­зал Ку­ойл.

Мол­чав­ший до это­го чер­но­во­ло­сый муж­чи­на на­хму­рил­ся. На его пле­чах ле­жа­ли пу­ши­стые бе­лые эпо­ле­ты.

— Не знаю. У Нелл в Бе­зы­мян­ной бух­те их то­же хо­ро­шо го­то­вят. Она бе­рет ма­лень­ких та­ких кре­ве­ток, раз­ме­ром с но­готь, чис­тит их, оку­на­ет в мас­ло, а по­том об­ва­ли­ва­ет в дроб­ле­ных кре­ке­рах из му­ки гру­бо­го по­мо­ла. По­том жа­рит их и по­да­ет с па­ке­ти­ком со­уса по-та­тар­ски. Вот это я по­ни­маю! А еще они вкус­ные, ес­ли их есть с муч­ным со­усом и фа­со­лью.

— Да, это са­мые слад­кие кре­вет­ки из всех, что я про­бо­вал, — ска­зал На­тбим. — Эти ма­лень­кие кре­вет­ки очень вкус­ны. В об­щем, позд­нее я про­плы­ву по по­бе­ре­жью на юг, до­бе­русь до Ти­хо­го океа­на, до ка­кой-ни­будь де­ре­вень­ки, где ры­ба­ки хо­дят на акул. Очень слож­ные мес­та и слож­ное за­ня­тие. Я, ко­неч­но, ни­че­го не пла­ни­рую. Ту­да еще на­до до­б­рать­ся.

— Ага, — ска­зал Бил­ли, вы­би­рая ру­кой снег из-за во­ро­та тви­до­вой ру­баш­ки. — Эх, ес­ли бы я сно­ва стал мо­ло­дым, то по­ехал бы с то­бой. Я был в Сан-Пау­лу и на всем том по­бе­ре­жье. Я да­же про­бо­вал тот со­ус, о ко­то­ром ты рас­ска­зы­вал. Дав­но это бы­ло, го­ду этак в три­дца­том. И ка­мен­ных кра­бов ел. И на Ку­бе был, и в Ки­тае. Это еще до вой­ны. Да, нью­фа­унд­ленд­цы — са­мые что ни на есть пер­вые пу­те­ше­ст­вен­ни­ки. У ме­ня тут пле­мян­ник не­дав­но за­хо­дил сю­да на во­ен­ном суд­не. Они пе­ре­во­зи­ли аме­ри­кан­цев на их вой­ну в Пер­сид­ском за­ли­ве. В лю­бом угол­ке ми­ра мож­но встре­тить че­ло­ве­ка с Нью­фа­унд­лен­да. Но сей­час я уже вы­шел из то­го воз­рас­та, ко­гда все ин­те­рес­но. И те­перь мне уже один черт — лайм там или кар­тош­ка, ры­ба или жар­кое.

— Ко­гда ты со­би­ра­ешь­ся ехать?

— Во втор­ник. Да­та ос­та­ет­ся не­из­мен­ной. У ме­ня есть по­след­ний шанс на­стря­пать еще пор­цай­ку су­ма­сшед­ших ис­то­рий для Дже­ка и Тер­та. «Пре­ста­ре­лая вдо­вуш­ка бе­жит с лю­бов­ни­ком-ома­ром», «Пре­мьер-ми­нистр ку­па­ет­ся в им­порт­ном пи­ве», «По­хот­ли­вый ста­рый па­па­ша на­си­лу­ет дет­ско­го по­ни». Мо­жет быть, я все-та­ки бу­ду ску­чать по «Бол­туш­ке». Да, Ку­ойл, у ме­ня есть для те­бя пло­хие но­во­сти. Гуд­лэ­ды го­во­рят, что боль­ше ни­ко­гда не сда­дут свой трей­лер ра­бот­ни­ку га­зе­ты. Это по­сле вче­раш­не­го. Я их убе­ж­дал, уго­ва­ри­вал, объ­яс­нял, что у те­бя две слав­ные до­чур­ки и что ты очень скром­ный па­рень. Что ак­ку­рат­ный хо­зя­ин и ни­ко­гда не уст­раи­ва­ешь ве­че­ри­нок, и так да­лее, и то­му по­доб­ное, но они на­стаи­ва­ют на сво­ем. Мне ужас­но жаль.

Дата добавления: 2015-07-02