Повседневные заботы 2 страница

— Я что-ни­будь най­ду, — ска­зал Ку­ойл.

С ка­ж­дым вдо­хом сне­жин­ки за­ле­та­ли ему в нос. Го­лов­ная боль пре­вра­ти­лась в глухую пуль­са­цию.

— Ка­кая жа­лость, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. Он стал се­реб­ря­ным от сне­га. Ме­нял цве­та в со­от­вет­ст­вии с се­зо­ном. — Ка­кая жа­лость. — Эти сло­ва вы­ра­жа­ли все, что он хо­тел ска­зать.

Ку­ойл при­щу­рил­ся и по­смот­рел на не­бо. Там не бы­ло вид­но ни­че­го, кро­ме мил­лио­нов дви­жу­щих­ся сне­жи­нок, под­го­няе­мых жи­вым вет­ром.

— Это ды­ха­ние ма­че­хи, — ска­зал Бил­ли.

Ко­гда-то мо­ря­ки за­пле­та­ли свои во­ло­сы дву­мя спо­со­ба­ми: в два «кры­си­ных хво­ста» или де­ли­ли на че­ты­ре квад­рат­ные зо­ны, вы­пле­тая как линь. По­след­ний штрих вы­пол­нял­ся с по­мо­щью ко­жи ма­ри­но­ван­но­го уг­ря. Мо­ряк ак­ку­рат­но ска­ты­вал с уг­ря ко­жу (как ска­ты­ва­ют кон­дом), на­де­вал его на ко­си­цу, а по­том ту­го за­тя­ги­вал. Для тор­же­ст­вен­ных слу­ча­ев при­чес­ка ук­ра­ша­лась крас­ной тесь­мой, за­вя­зы­вае­мой в фор­ме бан­та.

— Ку­ойл, да­вай за­кан­чи­вай с этим, и я от­ве­зу те­бя за угол, в «Плохую По­го­ду». Вы­пьем гро­га.

Уг­рю­мый и блед­ный Терт Кард с не­на­ви­стью смот­рел на ско­ван­ный льдом за­лив. Бы­ло очень хо­лод­но. Пла­сти­ны льда со­еди­ни­лись друг с дру­гом, об­ра­зо­вав ог­ром­ные ле­дя­ные про­стран­ст­ва. Не­ров­ное зе­ле­ное те­ло льда ста­но­ви­лось все креп­че, он все проч­нее це­п­лял­ся за бе­рег, свя­зы­вая су­шу и мо­ре в еди­ное це­лое. Жид­кое ста­ло твер­дым, твер­дое ока­за­лось по­гре­бен­ным под кри­стал­ли­че­ским. Ле­до­вая рав­ни­на про­сти­ра­лась поч­ти до са­мо­го устья за­ли­ва. Терт смот­рел, как ле­до­кол про­гры­зал се­бе до­ро­гу по чер­ной по срав­не­нию со льдом во­де.

— Мож­но… — с не­охо­той от­ве­тил Ку­ойл. Ему не хо­те­лось пить с Тер­том Кар­дом, но, кро­ме не­го, ни­кто на это не со­гла­сит­ся. Он мо­жет все сде­лать по-бы­ст­ро­му. — Сей­час, я толь­ко по­зво­ню Би­ти и ска­жу, что не­мно­го за­дер­жусь.

На са­мом де­ле он хо­тел за­брать до­че­рей и по­ехать до­мой, в дом Бер­ков. Скри­пу­чий, но удоб­ный дом, где бы­ло мно­го шка­фов в са­мых не­ожи­дан­ных мес­тах. Са­мым уди­ви­тель­ным в этом мес­те был аба­жур, ко­то­рый на­чи­нал мяг­ко по­щел­ки­вать, ко­гда на­гре­ва­лась лам­поч­ка. Там бы­ла ван­ная ком­на­та с са­мо­дель­ной мед­ной ван­ной, дос­та­точ­но ши­ро­кой, что­бы в ней уме­стил­ся Ку­ойл. Это бы­ла пер­вая ван­на, в ко­то­рой он по­ме­щал­ся. Еще бы­ли сво­бод­ные ком­на­ты для гос­тей. На тот слу­чай, ес­ли кто-ни­будь прие­дет.

— То­гда мы вы­пьем па­ру ста­кан­чи­ков, па­ру раз, — ух­мыль­нул­ся Терт Кард. Дья­вол ще­ко­тал его гор­ло, из­вле­кая из не­го стран­ные зву­ки. — Да­вай за мной. — Гу­де­ние дви­га­те­лей раз­нес­лось по мо­роз­но­му воз­ду­ху.

«Пло­хая По­го­да» ока­за­лась длин­ной ком­на­той с по­лом, по­кры­тым про­гнив­шим ли­но­ле­умом, с за­па­хом за­со­рив­ше­го­ся туа­ле­та, бле­во­ти­ны, за­ста­ре­ло­го та­бач­но­го ды­ма и ли­ке­ра. Здесь пил Терт Кард, от­сю­да он от­прав­лял­ся до­мой, ино­гда полз­ком, ино­гда не в со­стоя­нии под­нять­ся по сту­пе­ням соб­ст­вен­но­го до­ма. Ку­ойл ре­шил, что Терт кри­чит на сво­их до­маш­них. Или ху­же. Он ви­дел его же­ну все­го не­сколь­ко раз, и она все вре­мя хо­ди­ла со­гнув­шись, буд­то съе­жив­шись. Де­ти вздра­ги­ва­ли, ес­ли Ку­ойл пы­тал­ся с ни­ми по­здо­ро­вать­ся. Ку­ойл вез­де за­ме­чал ма­лень­ких де­тей.

Коль­ца флюо­рес­цент­ных ламп. Мощ­ные спи­ны за стой­кой ба­ра. Си­лу­эты муж­чин в кеп­ках с от­лож­ны­ми уша­ми, ко­то­ры­ми их хо­зяе­ва поль­зо­ва­лись при пер­вой не­об­хо­ди­мо­сти. Там го­во­ри­ли о стра­хов­ках и без­ра­бо­ти­це и о том, что нуж­но уез­жать на за­ра­бот­ки. Ку­ойл и Терт Кард се­ли за стол, за­ва­лен­ный гряз­ны­ми сал­фет­ка­ми. Му­сор­ное вед­ро ды­ми­лось. За ни­ми си­де­ли два про­мы­сло­ви­ка из До­не­го­ла в курт­ках и шап­ках. Ка­за­лось, что это не лю­ди, а кук­лы из тро­ст­ни­ка и тол­стых шар­фов с ру­ка­ви­ца­ми. Они си­де­ли бок о бок на длин­ной ска­мье, у ка­ж­до­го в ру­ке бы­ло по ста­ка­ну. Ку­ойл по­ду­мал, что, ско­рее все­го, это де­ре­вен­ская рю­моч­ная.

— Что бу­дешь пить? — Терт Кард тя­же­ло об­ло­ко­тил­ся на стол и тот за­ша­тал­ся. — Не го­во­ри мне, что бу­дешь пить. Бу­дешь са­мо­гон с пеп­си. — И по­шел к стой­ке, ко­па­ясь в кар­ма­не в по­ис­ках де­нег.

Сно­ва вер­нул­ся и сел. Они вы­пи­ли. Гор­ло Тер­та Кар­да де­ла­ло жад­ные дви­же­ния, и он про­гло­тил свою рюм­ку од­ним ма­хом. По­том под­нял ру­ку с дву­мя рас­то­пы­рен­ны­ми паль­ца­ми и по­ма­хал ей.

— Бы­ва­ло и ху­же, — ска­зал он, имея в ви­ду по­го­ду — Два го­да на­зад по все­му по­бе­ре­жью в это вре­мя уже ле­жал тол­стый слой льда. Ле­до­ко­лам при­хо­ди­лось ра­бо­тать два­дцать че­ты­ре ча­са в су­тки. А бу­ри ка­кие, бо­же упа­си! А не­сколь­ко лет на­зад в пер­вую не­де­лю де­каб­ря за­ду­ли та­кие вет­ры, что с мо­ря по­шли пят­на­дца­ти­мет­ро­вые вол­ны. Ка­за­лось, что под­ни­ма­ет­ся са­мо дно океа­на. Ты бы ви­дел, как Бил­ли тряс­ся от хо­ло­да в сво­ем уг­лу. По­том па­ру не­дель шел силь­ней­ший ли­вень, ка­ких еще ни­кто здесь не ви­ды­вал. Все за­то­пи­ло, все бы­ло раз­ру­ше­но. Со­рва­ло пло­ти­ну Про­пав­ше­го Без Вес­ти. Ущер­ба бы­ло на мно­гие мил­лио­ны. Де­кабрь­ские штор­ма здесь са­мые ко­вар­ные, из­мен­чи­вые и су­ро­вые. За де­сять ми­нут те­п­лый бриз мо­жет пре­вра­тить­ся в по­ляр­ную ме­тель.

На сте­не ви­сел ка­лен­дарь ры­ба­ка, на нем бы­ла от­кры­та по­след­няя стра­ни­ца. Пус­тые сто­лы от­ра­жа­ли свет. Терт Кард с раз­дра­же­ни­ем зе­вал. На ули­це бы­ло тем­но: на­сту­пи­ла по­ра са­мых длин­ных но­чей. Из ви­сев­ше­го за стой­кой ба­ра ра­дио до­но­сил­ся про­гноз по­го­ды. Тен­ден­ция к по­те­п­ле­нию. Ожи­да­ют­ся вы­со­кие зна­че­ния тем­пе­ра­ту­ры, вы­ше нор­мы.

— Вот ка­кая у нас сей­час по­го­да: шторм, ме­тель и хо­лод, по­том по­те­п­ле­ние. Как йо-йо, вверх-вниз. Те­п­ло, хо­лод­но, силь­ный ве­тер, вы­со­кий при­лив. Пря­мо как ка­кой-то рек­лам­ный трюк.

Но­вые на­пит­ки им при­нес ста­рик. Ку­ойл ре­шил, что ему, долж­но быть, не мень­ше вось­ми­де­ся­ти лет. На­до же, он еще ра­бо­тал. Его во­ло­сы пре­вра­ти­лись в се­реб­ря­ную ще­ти­ну, гла­за то­же от­ли­ва­ли се­реб­ром, круг­лые, как лю­не­ты. Се­рая ка­п­ля под но­сом от­ра­жа­ла свет. Усы бы­ли по­хо­жи на со­сно­вую хвою. Ра­зи­ну­тый рот, как ды­ра в че­ре­пе, де­мон­ст­ри­ро­вал бе­лый язык и дес­ны. Он ту­по ус­та­вил­ся на день­ги, ко­то­рые ему бро­сил Терт Кард.

— Я те­бе кое о чем рас­ска­жу, — за­го­во­рил Терт Кард. — Джек и Бил­ли Прит­ти уже об этом зна­ют. Зна­ешь, я уез­жаю. Хва­тит с ме­ня Якор­ной Ла­пы. Еду три­дцать пер­во­го де­каб­ря. Ме­ня зо­вут в Сент-Джонс, со­став­лять ин­фор­ма­ци­он­ный бюл­ле­тень для по­став­щи­ков неф­ти. Вче­ра мне по­зво­ни­ли и ска­за­ли. Я на­пи­сал за­яв­ле­ние год на­зад, но там не то­ро­пи­лись с вы­бо­ром. Они бе­рут толь­ко луч­ших из луч­ших, са­мые слив­ки. Ве­ришь, я рад от­сю­да уе­хать. Ес­ли я пра­виль­но ра­зы­граю свои кар­ты, то мо­гу по­ехать в Шта­ты, в Те­хас, где у них го­лов­ной офис. Прав­да, боль­ше все­го я люб­лю Фло­ри­ду. Я не за­бу­ду о те­бе, Ку­ойл. Не знаю толь­ко, на­дол­го ли ты тут за­дер­жишь­ся? По­ни­ма­ешь, я уез­жаю три­дцать пер­во­го де­каб­ря. Го­тов по­бить­ся об за­клад, что за мной и ты вер­нешь­ся в Шта­ты. Дже­ку и Бил­ли при­дет­ся са­мим та­щить на се­бе «Бол­туш­ку». Ес­ли они су­ме­ют, ко­неч­но.

— А как твоя же­на от­но­сит­ся к пе­ре­ез­ду?

— Же­на? Она ни­ку­да не по­едет. Она ос­та­нет­ся здесь, до­ма. Ее ме­сто до­ма. Вся ее се­мья здесь. Она ос­та­нет­ся. Жен­щи­ны си­дят до­ма. Она ос­та­нет­ся здесь.

Он при­шел в ярость от од­ной мыс­ли о том, что это мо­жет быть не так. Ко­гда Терт под­нял ру­ку, что­бы за­ка­зать еще вы­пив­ки, Ку­ойл встал и ска­зал, что ему по­ра ехать за деть­ми. Ско­рее прочь от Тер­та Кар­да.

— Зна­ешь, Джек от­да­ет мою ра­бо­ту Бил­ли. Ско­рее все­го, они по­са­дят те­бя на стра­ни­цу для жен­щин и най­мут ко­го-ни­будь но­во­го для ко­ра­бель­ных ис­то­рий и ка­та­ст­роф. Я ду­маю, что твои дни тут со­чте­ны.

Он за­су­нул ру­ку под ру­баш­ку и при­нял­ся че­сать­ся.

***

Ку­ойл был удив­лен во­ца­рив­шей­ся жа­рой, ко­то­рая при­шла вме­сте с де­кабрь­ски­ми штор­ма­ми. Буд­то вет­ра вы­пус­ти­ли на во­лю не­кую де­мо­ни­че­скую си­лу, и она вол­ной рас­про­стра­ни­лась по по­бе­ре­жью. Ку­да бы он ни по­шел, вез­де раз­да­ва­лись зву­ки пи­лы и мо­лот­ка, по­сту­ки­ва­ние спиц и крюч­ков, раз­но­сил­ся аро­мат би­ск­ви­тов, вы­ма­чи­вае­мых в брен­ди, и за­пах кра­сок, ко­то­ры­ми рас­пи­сы­ва­лись ку­коль­ные ли­ца. Да­же из ста­рых нос­ков ши­лись мяг­кие иг­руш­ки.

Бан­ни рас­ска­зы­ва­ла о празд­ни­ке в шко­ле. Она го­то­ви­ла ка­кой-то но­мер с Мар­ти. Ку­ойл стал го­то­вить се­бя к ча­со­во­му про­слу­ши­ва­нию чте­ния сти­хо­тво­ре­ний. Он не лю­бил Ро­ж­де­ст­во. Оно на­по­ми­на­ло ему о том, как его брат сры­вал празд­нич­ную упа­ков­ку с рос­кош­но­го на­бо­ра кро­хот­ных ма­ши­нок, точ­ных мо­де­лей всех воз­мож­ных цве­тов ра­ду­ги. Ему, ка­жет­ся, то­же да­ри­ли ка­кую-то иг­руш­ку, но ему по­че­му-то боль­ше за­пом­ни­лись мяг­кие пло­ские упа­ков­ки, в ко­то­рых ле­жа­ли пи­жа­мы или ко­рич­не­вые с си­ним вя­за­ные сви­те­ра, ку­п­лен­ные ма­те­рью. «Ты слиш­ком бы­ст­ро рас­тешь», — уп­ре­ка­ла она его, гля­дя на бра­та Ку­ой­ла, ко­то­рый был не вы­ше сред­не­го рос­та. Ку­ойл то­же смот­рел, как он от­прав­ля­ет «аль­фа ро­мео» пря­мо в бок крас­но­му двух­па­луб­но­му ав­то­бу­су.

Он до сих пор не мог это­го за­быть. Ему бы­ли не­при­ят­ны из­де­ва­тель­ские го­ло­са дик­то­ров ра­дио­эфи­ра, от­счи­ты­вав­ших, сколь­ко дней ос­та­лось для по­ку­пок, и при­зы­вав­ших по­тен­ци­аль­ных по­ку­па­те­лей оформ­лять кре­дит. Прав­да, ему нра­вил­ся за­пах ели. Ему при­дет­ся пой­ти на школь­ный празд­ник. Ко­то­рый на са­мом де­ле празд­ни­ком не был.

***

Зал был на­бит бит­ком. Все на­ря­ди­лись в луч­шую оде­ж­ду: ста­ри­ки бы­ли в пах­ну­щих кам­фа­рой чер­ных пид­жа­ках, под­жи­мав­ших их под мыш­ка­ми, жен­щи­ны — в шел­ках и тон­кой шер­сти. Бе­же­вый, ки­но­варь, алый, брон­зо­вый, оран­же­вый и крас­ный. Италь­ян­ские туф­ли. За­ви­тые ло­ко­ны, взби­тые и за­ли­тые ла­ком до пла­ст­мас­со­во­го со­стоя­ния. По­ма­да. Крас­ные кру­ги ру­мян. Вы­бри­тые ску­лы у муж­чин. Гал­сту­ки в цве­то­вой гам­ме по­да­роч­ной упа­ков­ки. Де­ти в яр­ко-ро­зо­вых и кре­мо­вых на­ря­дах. Аро­ма­ты на­ду­шен­ных тел, гул го­ло­сов, как жуж­жа­ние над цве­точ­ным лу­гом.

Ку­ойл нес на ру­ках Сан­шайн. Он ни­где не ви­дел Уэй­ви. Они се­ли в треть­ем ря­ду, ря­дом с оди­но­ко си­дя­щим Ден­ни­сом. Ку­ойл по­ду­мал, что Би­ти по­мо­га­ет на кух­не. Впе­ре­ди си­де­ли ста­рый бар­мен из «Пло­хой По­го­ды», па­ра груз­чи­ков с при­ста­ни. Их тем­ные-во­ло­сы бы­ли вы­мы­ты и рас­че­са­ны, а ли­ца при­пух­ли от вы­пи­то­го и от вос­тор­га еди­не­ния с тол­пой. Ряд, в ко­то­ром си­де­ли мо­ло­дые хо­ло­стые ры­ба­ки, ожи­даю­щие объ­яв­ле­ния о ва­кан­си­ях где-ни­будь на сто­ро­не, по­даль­ше о до­ма. Не­на­деж­ные ре­бя­та. Це­лые кла­ны со все­воз­мож­ны­ми род­ст­вен­ны­ми от­ветв­ле­ния­ми раз­мес­ти­лись на склад­ных стуль­ях. Сан­шайн стоя­ла на сту­ле и раз­вле­ка­лась тем, что при­вет­ст­вен­но ма­ха­ла не­зна­ко­мым лю­дям. Ку­ойл по-преж­не­му не ви­дел ни Уэй­ви, ни Гер­ри. Пах­ло пуд­рой. Она ска­за­ла, что бу­дет на празд­ни­ке. Он про­дол­жал ее ис­кать.

На сце­ну вы­шла ди­рек­тор шко­лы, на­ря­жен­ная в ко­рич­не­вый кос­тюм. Про­жек­тор скольз­нул лу­чом по ее но­гам, за­пел дет­ский хор. Зву­ки звон­ких, чис­тых го­ло­сов хлы­ну­ли на ау­ди­то­рию.

Это бы­ло со­всем не то, че­го он ожи­дал. Да, де­ти, ше­пе­ля­вя, чи­та­ли ко­ми­че­ские или ре­ли­ги­оз­ные сти­хи, вы­зы­вая гром ап­ло­дис­мен­тов. Но вы­сту­па­ли не толь­ко де­ти. На сце­ну вы­хо­ди­ли жи­те­ли го­ро­да и близ­ле­жа­щих се­ле­ний. Бен­ни Фадж, чер­но­во­ло­сый смуть­ян, ко­то­рый вел тол­пу гро­мить лод­ку бед­но­го На­тби­ма — то­го те­перь ина­че как «бед­ный На­тбим» и не на­зы­ва­ли, — вы­шел и спел «Лун­ный свет». У не­го ока­зал­ся соч­ный те­нор. Он за­кон­чил вы­сту­п­ле­ние рит­мич­ным щел­кань­ем паль­цев и по­сту­ки­ва­ни­ем каб­лу­ков.

— Ко­гда я был ма­лень­ким, они при­хо­ди­ли но­чью и пе­ли под две­рью, — про­шеп­тал Ден­нис. — Ста­рик Спар­ки Фадж, дед Бен­ни, был зна­ме­нит сво­им го­ло­сом. Про­пал, бед­ня­га, в мо­ре.

По­том вы­шли Бан­ни и Мар­ти и вста­ли на краю сце­ны. Боль­ше там ни­ко­го не бы­ло.

— При­вет, Бан­ни! — за­кри­ча­ла Сан­шайн. — При­вет, Мар­ти! — По за­лу про­нес­лась вол­на сме­ха.

— Ти­хо, — про­шеп­тал ей Ку­ойл. Ре­бе­нок был как на игол­ках.

На Бан­ни и Мар­ти бы­ли оди­на­ко­вые крас­ные ком­би­не­зо­ны. Би­ти по­зво­ли­ла им сесть за швей­ную ма­шин­ку и про­стро­чить пря­мые бо­ко­вые швы. Ку­ойл ви­дел, как у Бан­ни дро­жат ко­ле­ни. Она стис­ну­ла ру­ки. Де­воч­ки за­пе­ли, и Ку­ойл вспом­нил, как эта ме­ло­дия про­са­чи­ва­лась из-за две­рей. Неж­ная ме­ло­дия, не­зна­ко­мые ино­стран­ные сло­ва, ко­то­рые ему по­ка­за­лись од­ним из аф­ри­кан­ских на­ре­чий. Как они его за­пом­ни­ли? Они с Ден­ни­сом тер­ли в удив­ле­нии гла­за и стыд­ли­во со­пе­ли.

— Не­пло­хо, — карк­нул Ку­ойл.

— Ну да, — ото­звал­ся Ден­нис го­ло­сом пред­во­ди­те­ля во­ров.

Ку­ойл вдруг вспом­нил плен­ку На­тби­ма. Мо­жет быть, де­ти за­пом­ни­ли ка­кую-то язы­че­скую пес­ню со слу­ха? Он на­де­ял­ся, что так оно и бы­ло.

На сце­ну, улы­ба­ясь, вы­шла жен­щи­на, се­дые во­ло­сы ко­то­рой на­по­ми­на­ли све­тя­щий­ся шар над ее лбом. Пух­лые ще­ки над улыб­кой, как два хол­ма над до­ли­ной. Гла­за за стек­ла­ми оч­ков. При­бе­жал ре­бе­нок и по­ло­жил на пол пря­мо за ней фут­боль­ный мяч.

— О! Это здо­ро­во, — ска­зал Ден­нис, толк­нув лок­тем Ку­ой­ла. — Те­туш­ка Со­фи сей­час по­ка­жет ку­ри­цу.

Не­сколь­ко се­кунд она стоя­ла не­под­виж­но, за­ло­жив длин­ные ру­ки в кар­ма­ны коф­ты из джер­си. Тви­до­вая юб­ка до­хо­ди­ла ей до ко­лен. Жел­тые чул­ки и крас­ные та­поч­ки на но­гах. Не­ожи­дан­но она за­скреб­ла но­гой сце­ну, ру­ки пре­вра­ти­лись в кры­лья, и, за­ку­дах­тав, те­туш­ка Со­фи пре­вра­ти­лась в на­стоя­щую ку­ри­цу-на­сед­ку над яй­цом.

Ку­ойл сме­ял­ся, по­ка у не­го не за­бо­ле­ло гор­ло. До. это­го он не счи­тал ку­ри­цу за­нят­ной пти­цей.

По­том поя­ви­лись Уэй­ви и Гер­ри. На маль­чи­ке был кос­тюм мо­ря­ка, на обу­ви на­бой­ки для сте­па, ко­то­ры­ми он цо­кал по сце­не, по­ка не вы­шел на ее се­ре­ди­ну. Уэй­ви в се­ром, сши­том ею са­мой пла­тье се­ла на стул и при­ло­жи­ла к гру­ди ак­кор­де­он. Па­ра фаль­ши­вых нот. По­том Уэй­ви ска­за­ла Гер­ри что-то, что мог слы­шать толь­ко он. На­пря­жен­ная ти­ши­на. По­том: «Раз, два, три» — и Уэй­ви на­ча­ла иг­рать. В за­ле раз­да­лись зву­ки во­лын­ки и сот­ни каб­лу­ков од­но­вре­мен­но ста­ли от­би­вать ритм, по­ка маль­чик от­би­вал че­чет­ку на сце­не. Ку­ойл хло­пал в ла­до­ши, они все ап­ло­ди­ро­ва­ли и кри­ча­ли, по­ка Гер­ри не вы­бе­жал впе­ред и не по­кло­нил­ся в по­яс, как нау­чи­ла его мать. Он ши­ро­ко улы­бал­ся.

Гвоз­дем про­грам­мы бы­ла Би­ти.

Сна­ча­ла из-за за­на­ве­са по­ка­за­лась чер­ная трость, и ау­ди­то­рия за­гу­де­ла. По­том са­ма Би­ти вы­порх­ну­ла на сце­ну. На ней бы­ли уз­кое три­ко для тан­цев и ту­ни­ка, рас­ши­тая бле­ст­ка­ми и стек­ля­ру­сом, бу­си­на­ми, ат­ла­сом и стра­за­ми, перь­я­ми и пу­го­ви­ца­ми, жем­чу­жи­на­ми и ви­тым кан­том, пер­ла­мут­ром и елоч­ным до­ж­дем. Стои­ло ей сде­лать вдох, как ее на­ряд на­чи­нал рас­сы­пать кру­гом мер­цаю­щие бли­ки. На ней бы­ла шля­па, от­ра­жаю­щая свет, как бле­стя­щие бу­ме­ран­ги. Она опер­лась на трость, за­кру­ти­ла шля­пу на паль­це, под­ки­ну­ла ее в воз­дух, что­бы она сде­ла­ла двой­ной пе­ре­во­рот, и пой­ма­ла ее, на­дев пря­мо на го­ло­ву

— Мы все зна­ем, ка­кой хит­рец Бил­ли Прит­ти, — ска­за­ла она звон­ким иг­ри­вым го­ло­сом.

Та­ко­го то­на Ку­ойл ни­ко­гда от нее не слы­шал. Он взгля­нул на Ден­ни­са, ко­то­рый по­дал­ся впе­ред с по­лу­от­кры­тым ртом. Он, как и все ос­таль­ные, ло­вил ка­ж­дое ее сло­во.

— Ко­пей­ка рубль бе­ре­жет, да, Бил­ли?

Смею­щая­ся пуб­ли­ка раз­вер­ну­лась на сво­их стуль­ях, что­бы по­смот­реть на Бил­ли, ко­то­рый си­дел у даль­ней сте­ны, с тру­дом сдер­жи­ва­ясь. Трость за­тан­це­ва­ла в ру­ках Би­ти.

— Да, мы зна­ем его хит­ро­сти. Но кто из вас зна­ет, как про­шлой зи­мой, ка­жет­ся, в фев­ра­ле, то­гда еще бы­ла от­те­пель, Бил­ли ре­шил от­ре­мон­ти­ро­вать ста­рые де­дов­ские ча­сы, сто­яв­шие на кух­не? Де­ло бы­ло так. — Трость по­шла по кру­гу. — Бил­ли зво­нит Ле­ан­д­ру Ме­ше­ру. — Зри­те­ли сно­ва ста­ли обо­ра­чи­вать­ся, что­бы по­смот­реть на ба­ка­лей­щи­ка. Всем бы­ло из­вест­но, что на до­су­ге он чи­нит ан­тик­вар­ные ча­сы. — Все зна­ют, что Ле­андр мо­жет по­чи­нить лю­бые ча­сы у се­бя на ку­хон­ном сто­ле. Ста­рые ча­сы, ко­то­рых мно­гие из вас да­же не пом­нят. В ста­ри­ну их на­до бы­ло за­во­дить ка­ж­дый день. Прав­да? По­мо­гай­те, так оно и бы­ло! Жизнь во­об­ще в ста­ри­ну бы­ла тя­же­лой. Так вот, зво­нит он Ле­ан­д­ру. Зво­нок ме­ст­ный, по­это­му пла­ты за не­го не бе­рут. — Вне­зап­но она пре­вра­ща­ет­ся в Бил­ли Прит­ти, го­во­ря­ще­го по те­ле­фо­ну. — «Ле­андр, — го­во­рит Бил­ли, — сколь­ко ты возь­мешь за то, что­бы по­чи­нить ча­сы мое­го де­да? Они уже сто лет сто­ят у ме­ня на кух­не. Я за­во­жу их клю­чом, толь­ко они со­всем не ра­бо­та­ют». «Ну, — го­во­рит Ле­андр, — дол­ла­ров сто де­сять. Са­мое до­ро­гое — это дос­та­вить их ко мне. Ма­ши­на до твое­го до­ма, по­том до мое­го обой­дет­ся мне в пять­де­сят дол­ла­ров в один ко­нец. При­дет­ся на­ни­мать силь­ных пар­ней, пла­тить за бен­зин и мас­ло для гру­зо­ви­ка. По­том стра­хов­ка, под­кач­ка ко­лес». «Под­кач­ку де­ла­ют бес­плат­но», — го­во­рит Бил­ли. — «Ты что, с лу­ны сва­лил­ся? А что та­кое ин­фля­ция, ты зна­ешь?» За­ду­мал­ся Бил­ли. Его дом сто­ит на хол­ме, а дом Ле­ан­д­ра — у под­но­жия хол­ма. Ме­ж­ду ни­ми дю­жи­на улиц. И Бил­ли кое-что при­ду­мал. Он сам от­не­сет ча­сы к Ле­ан­д­ру! Сэ­ко­но­мит пять­де­сят дол­ла­ров. А Ле­андр, ко­гда по­чи­нит, сам при­не­сет их хо­зяи­ну. На­верх, на вер­ши­ну хол­ма. Ни­че­го, не та­кие уж они и тя­же­лые. Там один ко­роб для ма­ят­ни­ка, и все. Не­удоб­но не­сти, а так ни­че­го. — Она по­ка­за­ла раз­мер де­дов­ских ча­сов, кос­нув­шись тро­стью де­ре­вян­но­го го­лу­бя, ко­то­рый, как всем бы­ло из­вест­но, ук­ра­шал вер­хуш­ку ча­сов Бил­ли. По­том она рас­ши­ри­ла ру­ки, изо­бра­жая, что стря­хи­ва­ет пыль с рез­но­го фа­са­да.

Ку­ойл ог­ля­нул­ся и уви­дел, что Бил­ли хо­хо­чет от удо­воль­ст­вия, со­зер­цая свои соб­ст­вен­ные ча­сы на сце­не. Кто-то в за­ле ска­зал «тик-так».

— Бе­рет он длин­ную ве­рев­ку и креп­ко так об­вя­зы­ва­ет ею свои ча­сы, что­бы удоб­нее бы­ло брать­ся ру­ка­ми. По­том взва­ли­ва­ет на спи­ну — и впе­ред! К до­му Ле­ан­д­ра. — Те­перь она изо­бра­жа­ла, как Бил­ли се­ме­нит вниз по сту­пе­ням, по­скаль­зы­ва­ясь на об­ле­де­нев­шем скло­не хол­ма. — «Ужас как скольз­ко ид­ти по этим сту­пе­ням», — го­во­рит наш Бил­ли. А там, у под­но­жия хол­ма, жи­вет те­туш­ка Фи­зард, де­вя­но­ста лет от ро­ду. Прав­да, до­ро­гая?

Все вы­тя­ну­ли шеи, что­бы уви­деть пре­ста­ре­лую ле­ди в пер­вом ря­ду, ко­то­рая под­ня­ла в воз­дух обе свои тол­стен­ные пал­ки в дро­жа­щем при­вет­ст­вии, вы­звав одоб­ри­тель­ные воз­гла­сы и ап­ло­дис­мен­ты пуб­ли­ки.

— Так вот, ей де­вя­но­сто лет, и она как раз на­де­ла свои слав­ные га­ло­ши с ме­хо­вой опуш­кой, на ко­то­рые ей на­би­ли гвоз­ди в каб­лу­ки, что­бы не сколь­зи­ли. По­том на­де­ла чер­ное зим­нее паль­то, по­том вя­за­ную ша­поч­ку, взя­ла в ка­ж­дую ру­ку по пал­ке с ре­зи­но­вы­ми на­ко­неч­ни­ка­ми, что­бы не упасть, ес­ли кто ее толк­нет. — Те­перь Би­ти пре­вра­ти­лась в те­туш­ку Фи­зард, мел­ки­ми шаж­ка­ми про­дви­гаю­щую­ся впе­ред и бро­саю­щую по сто­ро­нам прон­зи­тель­ные взгля­ды. А ну как кто ре­шит толк­нуть ста­руш­ку!

— А на хол­ме… — за­ре­ве­ла пуб­ли­ка.

— А на хол­ме вы­шла не­при­ят­ность. Сна­ча­ла Бил­ли спус­ка­ет­ся по ма­лень­ким сту­пень­кам, что ве­дут на­пра­во, по­скаль­зы­ва­ет­ся, съез­жа­ет на­ле­во, по­том пря­мо, а даль­ше склон хол­ма идет кру­то вниз. А лед бле­стит как во­да, и вот он ле­тит на сво­их ча­сах, раз­го­ня­ясь, слов­но на сан­ках. Толь­ко ру­лить не мо­жет. Бед­ная те­туш­ка Фи­зард слы­шит по­доз­ри­тель­ный шур­ша­щий звук, смот­рит на­верх, но… слиш­ком позд­но. Ча­сы под­хва­ты­ва­ют ее и од­ним ма­хом вми­на­ют в ог­ром­ный суг­роб. На­сту­па­ет зло­ве­щая ти­ши­на. По­том Бил­ли вста­ет и на­чи­на­ет вы­ни­мать свои дра­го­цен­ные ча­сы из сне­га, что­бы сно­ва взва­лить на спи­ну. Он же еще не до­шел до до­ма Ле­ан­д­ра! По­том смот­рит — а из сне­га тор­чат га­ло­ши те­туш­ки Фи­зард. Вот они за­дви­га­лись, и вся те­туш­ка Фи­зард по­ка­зы­ва­ет­ся из-под сне­га. Шап­ка сби­лась, од­на пал­ка ос­та­лась под сне­гом до при­хо­да вес­ны, а чер­ное паль­то так из­ва­ля­лось в сне­гу, что ста­ло бе­лым. «Ты! Ах ты. Бил­ли Прит­ти! — кри­чит она ему, раз­ма­хи­вая пал­кой. — Ты что, — длин­ная пау­за, — ты что, не мо­жешь но­сить на­руч­ные ча­сы, как все нор­маль­ные лю­ди?»

Пуб­ли­ка взре­ве­ла. Мо­ло­дежь ста­ла под­бра­сы­вать свои ча­сы в воз­дух.

— Ну мо­лод­чи­на, ну да­ет, — Ден­нис хло­пал Ку­ой­ла по спи­не, тя­нул­ся впе­ред, что­бы кос­нуть­ся пле­ча ста­рой мис­сис Фи­зард.

— Ну ни сло­ва прав­ды, — про­кри­ча­ла она, рас­крас­нев­шись от сме­ха, — а как по­хо­же! Ох и мо­лод­чи­на она!

***

Спус­тя не­сколь­ко дней Ку­ойл по­да­рил Уэй­ви чай­ник из про­зрач­но­го стек­ла и шел­ко­вый шарф с узо­ром из ягод чер­ни­ки. Он за­ка­зал их по поч­то­во­му ка­та­ло­гу из Шта­тов. Она по­да­ри­ла ему тем­но-крас­ный сви­тер, ко­то­рый свя­за­ла са­ма дол­ги­ми ве­че­ра­ми. Он был ему впо­ру. Их ли­ца бы­ли так близ­ко, что сме­ши­ва­лось ды­ха­ние. Ку­ой­ла пре­сле­до­ва­ло вос­по­ми­на­ние о един­ст­вен­ном по­дар­ке, ко­то­рый ему сде­ла­ла Пе­тал. Она при­ня­ла от не­го дю­жи­ну по­дар­ков: би­рю­зо­вый брас­лет, ак­ва­ри­ум с тро­пи­че­ски­ми рыб­ка­ми, жи­лет с вы­ши­тым би­се­ром изо­бра­же­ни­ем Эл­ви­са Пре­сли. Яр­ко-жел­тые гла­за, гу­бы с бле­ст­ка­ми. Пе­тал от­кры­ла по­след­нюю ко­роб­ку и взгля­ну­ла на не­го. Он си­дел сло­жив ру­ки и смот­рел на нее.

— По­до­ж­ди ми­нут­ку, — ска­за­ла она и вы­бе­жа­ла на кух­ню. Он ус­лы­шал хло­пок двер­цы хо­ло­диль­ни­ка. Она вер­ну­лась, дер­жа ру­ки за спи­ной. — У ме­ня не бы­ло воз­мож­но­сти ку­пить те­бе по­да­рок, — ска­за­ла она и вы­тя­ну­ла пе­ред со­бой обе ру­ки со сжа­ты­ми паль­ца­ми. По­том она их раз­жа­ла. В ка­ж­дой ру­ке она дер­жа­ла по ко­рич­не­во­му яй­цу. Он взял их у нее. Они бы­ли хо­лод­ны­ми на ощупь. То­гда этот по­да­рок по­ка­зал­ся ему ми­лым, за­бот­ли­вым жес­том. Она сде­ла­ла ему по­да­рок. Пусть яй­ца, это уже бы­ло не важ­но. Глав­ное, что они бы­ли пе­ре­да­ны ему из ее рук. По­да­рок для не­го. Его не сму­ща­ло, что он сам ку­пил их за день до это­го. Он те­шил се­бя фан­та­зи­ей, что она по­ня­ла его, что для то­го, что­бы по­нять, что ва­жен не сам по­да­рок, а про­тя­ну­тые впе­ред ру­ки, сам факт да­ре­ния, на­до лю­бить че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го ода­ри­ва­ешь.

На Ро­ж­де­ст­во в не­бе поя­ви­лись тя­же­лые об­ла­ка. Те­туш­ка ос­та­лась в Сент-Джон­се, и они бы­ли при­гла­ше­ны на ро­ж­де­ст­вен­ский ужин к Баг­ги­там, вме­сте с Ден­ни­сом и Би­ти. Лю­ди при­хо­ди­ли на кух­ню и ухо­ди­ли, жар­ко го­рел огонь, зву­ча­ли рас­ска­зы о преж­них вре­ме­нах, шут­ки и ве­се­лые ис­то­рии. Джек ти­хо хо­дил ме­ж­ду гос­тя­ми, под­ли­вая ро­мо­вый пунш. Из­да­ле­ка до них до­но­си­лись еди­нич­ные вы­стре­лы. Са­лют.

***

Усы Ден­ни­са по­бе­ле­ли от мо­ро­за. В суб­бо­ту, на сле­дую­щее ут­ро по­сле Ро­ж­де­ст­ва, они с Ку­ой­лом по­шли в ело­вый лес на бе­рег за­ли­ва ру­бить дро­ва на вто­рую по­ло­ви­ну зи­мы. У Ку­ой­ла бы­ла бен­зо­пи­ла, с ко­то­рой он ни­как не мог рас­стать­ся, а Ден­нис нес то­пор, об­ру­бать су­чья. Си­ний шарф, ко­то­рый ему свя­за­ла Сан­шайн, ед­ва при­кры­вал шею Ку­ой­ла. В пол­день они уже стоя­ли воз­ле ко­ст­ра, по­пи­вая го­ря­чий чай.

— Би­ти го­во­рит, что нам на­до про­ве­дать ста­ри­ка Но­ла­на. Здесь не­да­ле­ко, в бух­те Оп­ро­ки­ну­той. Мы тут по­рань­ше за­кон­чим и съез­дим к не­му. Отец или кто-ни­будь дру­гой обыч­но хо­дит к не­му в на­ча­ле зи­мы, убе­дить­ся, что у не­го хва­та­ет дров и пи­щи. В этом го­ду мы что-то при­позд­ни­лись. Би­ти ис­пек­ла ему пи­рог и хле­ба. Я ут­ром ви­дел дым из его из­буш­ки.

— Я о нем да­же не ду­мал, — ска­зал Ку­ойл. Ему бы­ло стыд­но.

Они сде­ла­ли боль­шой круг и по­шли вдоль за­ли­ва. Ден­нис гром­ко рас­ска­зы­вал ис­то­рии о пья­ных во­ди­те­лях сне­го­хо­дов, ко­то­рые на­все­гда скры­лись по­до льдом по­то­му, что не зна­ли мар­шру­та.

— Как хо­лод­но, черт возь­ми, — за­кри­чал он, со­щу­рив­шись и раз­гля­ды­вая вы­ем­ку на по­бе­ре­жье. Пус­тые до­ма вы­гля­де­ли как на­бро­сок уг­лем на гру­бой бу­ма­ге. Они по­вер­ну­ли и дол­го еха­ли к бе­ре­гу.

Из ме­тал­ли­че­ской тру­бы ста­ро­го до­миш­ки шел дым. Визг мо­то­ра сне­го­хо­да пе­ре­шел в ро­кот хо­ло­сто­го хо­да.

— Ос­та­вим вклю­чен­ным, — ска­зал Ден­нис.

Внут­ри бы­ло ху­же, чем про­шлый раз. Вонь бы­ла та­кая, что вы­зы­ва­ла рво­ту. Ста­рик ли­бо ос­лаб, ли­бо был бо­лен, по­то­му что не вы­хо­дил в туа­лет. Пе­ред ни­ми пред­стал дро­жа­щий ске­лет. Со­ба­ка за­мер­ла воз­ле печ­ки и не дви­га­лась. Но она бы­ла жи­ва. Ку­ойл был не в си­лах вы­не­сти это зре­ли­ще. Он с тру­дом по­да­вил рвот­ный реф­лекс и рва­нул­ся к две­рям. Во дво­ре в ого­ро­жен­ном пя­тач­ке уга­ды­ва­лись три хол­ми­ка, по­кры­тых сне­гом. За­мерз­шие ов­цы.

— Дя­дюш­ка Но­лан, — ус­лы­шал Ку­ойл. — Я Ден­нис Баг­гит, сын Дже­ка Баг­ги­та, с той сто­ро­ны за­ли­ва. Моя же­на при­сла­ла для вас хле­ба. — С эти­ми сло­ва­ми он вы­та­щил из сум­ки хлеб. Раз­нес­ся аро­мат до­ма и ую­та. Ске­лет на­бро­сил­ся на не­го, за­пи­хав сра­зу поч­ти всю бу­хан­ку в рот и по­ста­ны­вая.

Ден­нис вы­шел на ули­цу и плю­нул. От­каш­лял­ся и сно­ва плю­нул.

— Ка­кая га­дость. Бед­ный ста­рик уми­ра­ет с го­ло­ду. Бо­же ты мой, ка­кая же там грязь. На­до его от­прав­лять в дом пре­ста­ре­лых, а ты что ска­жешь? Он точ­но не в сво­ем уме. Ви­дел, он сжи­га­ет соб­ст­вен­ные сте­ны? Он твоя род­ня, так что те­бе ре­шать, что с ним бу­дет даль­ше. Ко­гда его уве­зут, я прие­ду сю­да и уто­п­лю ста­ро­го пса. Он и так уже еле жи­вой.

— Я по­ня­тия не имею, что для не­го мож­но сде­лать.

— Би­та зна­ет, к ко­му нуж­но об­ра­тить­ся. Она кое-что де­ла­ет для «Спа­саю­щей Бла­го­да­ти», ну, это где по­мо­га­ют жен­щи­нам и под­ро­ст­кам-ма­те­рям. Она всех зна­ет. Она и еще Уэй­ви.

— Би­ти и Уэй­ви? — Ли­цо Ку­ой­ла пы­ла­ло от чув­ст­ва ви­ны. Он дол­жен был взять на се­бя за­бо­ту о по­ло­ум­ном ку­зе­не с са­мой пер­вой встре­чи. Но ему это не при­хо­ди­ло в го­ло­ву.

— Да, Би­ти и Уэй­ви ор­га­ни­зо­ва­ли эту «Спа­саю­щую Бла­го­дать», па­ру лет на­зад. Тут ря­дом с на­ми жил один из важ­ных, член му­ни­ци­паль­но­го со­ве­та, так он бил свою же­ну и как-то зи­мой вы­гнал ее на снег в чем мать ро­ди­ла. Она при­шла к Би­ти. Си­няя от хо­ло­да, поч­ти глу­хая, с ок­ро­вав­лен­ны­ми уша­ми. На сле­дую­щий день Би­ти по­зво­ни­ла Уэй­ви. Та зна­ет, как ор­га­ни­зо­вы­вать груп­пы, на­чи­нать вся­кие важ­ные де­ла. В об­щем, как при­влечь к се­бе вни­ма­ние вла­стей.

— Бы­ва­ют же жен­щи­ны, — ска­зал Ку­ойл. А сам по­ду­мал: «Ты бы ви­дел Пе­тал! Ви­дел бы ты мою кра­са­ви­цу». Что за не­ле­пая мысль. Пе­тал в Якор­ной Ла­пе. Нет, это да­же не смеш­но. Она бы за­кри­ча­ла и се­ла на пер­вый же са­мо­лет, ле­тя­щий в лю­бом на­прав­ле­нии. И боль­ше ни­ко­гда бы здесь не поя­ви­лась.

— Э, па­рень, — ска­зал Ден­нис. — Счи­тай, что ты еще ни­че­го не ви­дел. — И по­гнал сне­го­ход по про­ду­вае­мо­му вет­ром за­ли­ву.

По­все­днев­ные за­бо­ты сво­дят­ся как ми­ни­мум к про­ве­де­нию точ­ных рас­че­тов от по­луд­ня до по­луд­ня, где ут­рен­ние и днев­ные за­ме­ры по­мо­га­ют оп­ре­де­лить дол­го­ту, а вы­со­та зе­ни­та — ши­ро­ту.

«МОР­СКОЙ СЛО­ВАРЬ»

— Нам на­до по­го­во­рить, Ку­ойл, — кри­чал Джек из труб­ки. — За­еду за то­бой зав­тра ут­ром, что­бы они зна­ли, с кем ты по­ехал в бух­ту Мис­ки. — За­каш­лял­ся и по­ве­сил труб­ку до то­го, как Ку­ойл ус­пел от­ве­тить. Ему бы­ло не­че­го ска­зать в от­вет.

В ян­ва­ре зи­ма во­шла в свои пра­ва. Так бы­ло все­гда. Не­бо не­по­сти­жи­мым об­ра­зом сли­ва­лось цве­том с за­ко­ван­ным в ле­до­вый пан­цирь океа­ном. Воз­ле бе­ре­га он был сплош­ным мо­но­ли­том, а в пя­ти­де­ся­ти ми­лях от бе­ре­га пре­вра­щал­ся в рва­ную ли­нию пла­ву­чих льдин, но­ро­вя­щих на­крыть друг дру­га. Снег шел ка­ж­дый день, ко­гда ва­лил хлопь­я­ми, ко­гда па­дал ред­ки­ми сне­жин­ка­ми, буд­то по­лу­чив дол­го­ждан­ный от­дых ме­ж­ду бу­ря­ми. Его ста­но­ви­лось все боль­ше: пол­то­ра мет­ра, два с по­ло­ви­ной, три с чет­вер­тью. До­ро­ги пре­вра­ти­лись в тон­не­ли без кры­ши. Зву­ки ме­тал­ла и де­ре­ва за­глу­ша­лись бе­лым одея­лом. Ку­ойл под­счи­тал, что ка­ж­дые де­сять дней при­хо­ди­ла но­вая бу­ря.

Дата добавления: 2015-07-02