Часть вторая осень 6 страница

Перекупщик умолк: он сказал все. Соркор не знал, на кого смотреть – на Фалдена или на своего капитана. Бедняга потел и таращил глаза. Одно дело – слушать, как твой кэп рассуждает о власти. И совсем другое – когда уважаемый в Делипае купец принимает его слова очень даже всерьез…

Кеннит слегка облизнул губы. Покосился вниз, на ухмыляющийся амулет. Нахальная маленькая рожица подмигнула ему, а потом крепко сжала губы, словно и его призывая к молчанию. Кеннит едва смог оторвать от него взгляд. Он сел очень прямо, стер с лица всякое выражение и поднял глаза на Фалдена.

– То, что ты предлагаешь, – проговорил он, – выходит далеко за рамки простого совместного ведения дел. Ты тут все время употреблял слово «партнер»… Так вот, дорогой синкур Фалден, у нас с моим старпомом к этому слову свое особое отношение. До сих пор мы так называли только друг друга, и более никого. Нам очень хорошо известен глубинный смысл слова «партнер»… Деньгами такого не купишь! – оставалось только надеяться, что Соркор поймет и оценит подобный намек на обоюдную верность. Фалден выглядел отчасти встревоженным. Кеннит улыбнулся ему. – Тем не менее мы по-прежнему слушаем.

И снова откинулся на неудобную спинку.

Купец оценивающе посмотрел на того и другого…

– Я же вижу, господа мои, чем вы сейчас заняты. Вы накапливаете не только богатство, но и влияние. Измеряемое верными людьми и мощными кораблями… Но то, что предлагаю вам я, тоже приобретается не так-то легко. То, что как следует утверждается только временем. – И он помолчал, придавая весу своим словам. Потом сказал: – Респектабельность!

Соркор бросил на Кеннита озадаченный взгляд. Кеннит ответил едва заметным жестом, означавшим: «Замри и не двигайся!»

– Респектабельность? – Кеннит придал своему тону оттенок насмешки.

Фалден сглотнул… и без оглядки устремился вперед

– Чтобы заполучить то, чего ты хочешь, господин мой, ты должен будешь дать людям некоторые гарантии. Ну а ничто так не упрочивает положение в обществе, как именно респектабельность. А ты, если мне опять же позволено будет заметить, особо ничем со здешними местами не связан. У тебя здесь ни дома, ни земель, ни жены, ни прочей родни. То бишь никаких кровных уз с теми, на ком держится этот город. Когда-то, может, это и не было важно. Что мы все тогда собой представляли? Сборище отбросов общества. Беглые рабы, мелкие преступники, скрывающиеся от правосудия, должники, смутьяны и проходимцы… – Он дождался, пока оба пирата нехотя кивнули. – Но, капитан Кеннит и синкур Соркор, так обстояло дело поколение-два тому назад. – Его голос начал подрагивать от возбуждения. – И я твердо верю, господа мои, что вы ясно видите все то, что вижу и я. Времена меняются – и мы меняемся с ними. Лично я здесь уже лет двадцать. Моя жена – та вообще здесь родилась. Не говоря уж о моих детях. И если вольницу грязных хибар, царящую здесь сегодня, предстоит сменить достойному обществу, то именно мы с вами должны стать краеугольными камнями в его основании. Мы – и другие подобные нам, и те, кто вошел в наши семьи.

Если хозяин дома подал кому-то какой-то сигнал, то Кеннит его не заметил. Но вряд ли по чистому совпадению именно в этот момент в комнату вошла синкура Фалден и с ней две молодые женщины. На столе появились фрукты, хлеб, сыр, копченое мясо. У обеих девушек были черты лица Фалдена – в женском их варианте. «Дочери, – сообразил Кеннит. – Ставка Фалдена в нашей будущей сделке, как он ее видит. А для нас с Соркором – пропуск в эту самую респектабельность. Да уж… это небось не делипайские потаскухи…»

Взглянуть на Кеннита не отважилась ни та, ни другая. Лишь одна осмелилась застенчиво улыбнуться Соркору и бросить быстрый взгляд из-под опущенных ресниц. «Чего доброго, даже и девственницы, – подумал Кеннит. – Небось без присмотра бдительной маменьки на улицу-то не высовывались. И собой недурны…»

Дарийская кровь давала себя знать в нежной, очень светлой коже и медовом цвете волос. Глаза, однако, у девушек были карие, миндалевидные. И обе – пухленькие, как спелые яблочки, обнаженные руки – белые, круглые. Они раскладывали еду и разливали напитки, готовя стол для троих мужчин и своей матери.

Соркор сперва уставился в свою тарелку, но закусил при этом губу, что говорило о напряженной работе ума. Потом он вскинул глаза и откровенно уставился на одну из сестричек, и та тут же залилась ярким румянцем. Она не посмела взглянуть на него, но и отворачиваться не стала. Младшей дочери Фалдена было лет пятнадцать, старшей – не больше семнадцати. «Вот так, – сказал себе Кеннит, – мужчина и переносится в дивный мир, где царят ласковые спокойные женщины, всегда готовые предугадать желания мужа. Мир, о котором грезит множество мужчин. Из их числа, похоже, и Соркор. Ибо какова самая недостижимая мечта заскорузлого, покрытого шрамами и татуировками морского разбойника? Конечно же – любящие объятия нежной белокурой девственницы. А чего человек хочет всего более? Конечно, самого недостижимого…»

Фалден притворился, будто вовсе не замечает, как пялится на его дочь матерый пират.

– Как вовремя подоспела еда, – воскликнул он радостно. – Давайте же, друзья, ненадолго отвлечемся от важных дел и слегка подкрепимся. Прошу вас, господа мои, насладитесь гостеприимством моего дома. С синкурой Фалден вы, как я понял, уже познакомились. А это мои дочери – Алиссум и Лилия.

Девушки по очереди поклонились. И заняли места между матерью и отцом.

«Эти две, – размышлял тем временем Кеннит, – всего лишь самое первое предложение, которое делает нам Делипай. И совершенно не обязательно самое лучшее. А в том, что касается респектабельности, Делипай может вовсе оказаться ни при чем. Есть на островах и другие пиратские города. И купцы побогаче Фалдена. То есть никакой нужды спешить с выбором. Совсем никакой».

Солнце успело проделать немалый путь по небу, прежде чем Кеннит с Соркором покинули дом синкура Фалдена. Кеннит выгодно пристроил весь свой груз, умудрившись при этом воздержаться от каких-либо долговременных обязательств, в том числе и от постоянного сотрудничества с Фалденом. Как только жена и дочери купца покинули комнату, Кеннит заявил без обиняков, что деловое партнерство с Фалденом, несомненно, представляет собой очень выигрышный вариант. Но вот так с бухты-барахты вдаваться в иные аспекты партнерства значило, по его мнению, явить прискорбное равнодушие. И Кеннит заставил его удовольствоваться обещанием, что ему будет позволено первым прицениваться ко всему, что привезет «Мариетта». Фалден был торгашом до мозга костей и понял, конечно, что предложение было вовсе не выдающееся. Но, будучи человеком житейски умудренным, понял он и то, что с наскока от его гостей ничего больше не добьешься. А потому натянуто улыбнулся – и предложение принял.

– Я прямо-таки видел, как у него в глазах цифры крутились, – идя по улице, сказал Кеннит Соркору. – Уже подсчитывал, сколько придется нам переплатить за последующие три привоза, чтобы мы наконец поверили в серьезность его намерений!

– Та младшенькая… – задумчиво проговорил Соркор. – Это была Алиссум или Лилия?

– Какая тебе разница, – заметил Кеннит бессердечно. – Уверен, если тебе не понравится ее имя, Фалден с радостью позволит тебе переменить его… Вот, держи! – И капитан протянул Соркору счетные палочки, так легко полученные от Фалдена. – Доверяю. Смотри только, не позволяй разгружать, пока сполна не отсчитают оговоренный задаток… Как, постоишь сегодня ночью на вахте?

– А то, кэп… – рассеянно отозвался могучий старпом.

Глядя на него, Кеннит не знал, хмуриться или смеяться. Как, оказывается, просто купить мужчину. Предложи ему нетронутую невесту – и он твой с потрохами… Кеннит задумчиво потер подбородок, глядя в спину Соркору, удалявшемуся в сторону гавани. Над городом уже сгущались ранние осенние сумерки.

– Шлюхи, – пробормотал он себе под нос. – Насколько же проще иметь дело со шлюхами.

Поднялся ветер, и сразу стало понятно, что зима не за горами. Она уже царствовала всего в нескольких днях плавания к северу. Сменится луна в небесах – и зима пожалует в Делипай.

– А мне никогда не нравился холод, – подумал Кеннит вслух.

– Холод никому не нравится, – посочувствовал тоненький голосок. – Даже и шлюхам.

Кеннит поднял рукав – медленно, словно его амулет был насекомым, способным от резкого движения сорваться в полет. Капитан огляделся: на улице никого не было. Все же он притворился, будто поправляет манжету. И тихо спросил:

– Отчего ты решил сейчас заговорить со мной?

– Ах, прошу прощения за беспокойство. – На маленьком лице была его, Кеннита, собственная язвительная ухмылка. – Я-то думал, это ты первым ко мне обратился. Я просто выразил покорнейшее согласие…

– Так значит, в твоих словах не таилось никакого скрытого смысла?

Лицо, изваянное из диводрева, задумчиво собрало губы бантиком.

– Не больше, чем я мог бы усмотреть в твоих. – И амулет с жалостью посмотрел на своего обладателя: – Я ведь знаю только то, что тебе самому известно, приятель. Вся разница между нами состоит в том, что мой ум гораздо более открыт. Я легче делаю выводы. Попробовал бы сам, а? Прямо сейчас. Скажи вслух: «Со шлюхами иметь дело проще, но с течением времени получается, что шлюха обходится дороже, чем самая расточительная жена…»

– Что?…

– А? – обернулся к Кенниту старик, проходивший мимо по улице. – Ты мне что-то сказал?

– Нет. Ничего.

Старик присмотрелся:

– Э, кого я вижу! Да никак сам капитан Кеннит с «Мариетты»? Тот, что освобождает рабов и приставляет их к пиратскому ремеслу?…

Куртка деда заметно обтрепалась по рукавам, а один башмак откровенно просил каши. Держался он, однако, с важностью человека далеко не последнего.

Кеннит кивнул – да, мол, это и правда я. А на последнюю реплику заметил:

– Да, примерно так кое-кто про меня говорит.

Старик натужно закашлялся и сплюнул в сторонку.

– А еще кое-кто полагает, что мало в этом хорошего. Кое-кто находит, что тебя начало заносить на поворотах. Чем больше пиратов, тем легче достается добыча. А ежели слишком много пиратов станет грабить невольничьи корабли, как бы это не прогневало государя сатрапа. Так и боевых галер в наших водах можно дождаться. Купца-другого распотрошить – это, парень, одно. Но сатрапу идет неплохой бакшиш с продажи рабов. И влезать в карман к человеку, который снаряжает военные корабли, – кабы отдача не замучила. Догоняешь, о чем речь?

– Да-да, – отозвался Кеннит чопорно. «Может, голову свернуть старому дураку? Ведь напрашивается…»

А тот посипел, посипел, вновь сплюнул и скрипуче произнес:

– Только я вот что скажу: пусть тебе, капитан Кеннит, какая только возможно власть в руки придет, вот. Наподдай ему как следует, паренек, да еще за меня добавь парочку раз. Пора уж ему показать, что капля синей туши, вколотой в кожу, – не основание больше не считать тебя человеком… И не думай, я не то чтобы на каждом углу про это болтаю. Услышь люди, как я тут с тобой рассуждаю, и кое-кто был бы рад-радешенек пасть мне заткнуть. Но, коли уж свел нас с тобой случай – дай, думаю, выскажу, чтоб ты знал: не всяк, который помалкивает в тряпочку, – тебе враг. И все. Вот и все…

Старикан вновь зашелся свистящим кашлем. Похоже, он был здорово болен.

Кеннит с интересом обнаружил, что роется в недрах кармана. Выудив серебряную монетку, он протянул ее старику:

– Уйми кашель глоточком бренди, дедушка. И доброго тебе вечера.

Тот в величайшем изумлении уставился на денежку… Потом потряс ею в спину уходившему Кенниту:

– Я за твое здоровьичко стану пить, кэп! Да! За твое здоровьичко!

– За мое здоровьичко… – буркнул Кеннит больше про себя. «Вот так оно и бывает. Начал сам с собой разговаривать – и уже не остановиться. Меньше надо нищим на улицах подавать. Люди-то в основном по двое с ума сходят…» Он отставил неприятную мысль. По его наблюдениям, избыточная работа мысли вела прямиком к одиночеству и отчаянию. Уж лучше вовсе не думать. Уподобиться Соркору… который, по всей видимости, в это время мечтал о застенчивой девственнице на своем ложе.

Он, Кеннит, лучше пойдет и купит женщину, которая станет повизгивать и краснеть нисколько не хуже – если таково будет его желание, оплаченное звонкой монетой…

Им еще владела задумчивость, когда ноги принесли его к веселому заведению Беттель. Вечер был не из теплых, но, странное дело, у порога сшивалось гораздо больше бездельников, чем он ожидал. А еще там торчали двое вышибал – по обыкновению улыбчиво-наглых. Кеннит мысленно пообещал себе, что однажды вот ужо сотрет с этих рож намертво приклеенные ухмылки.

Один из двоих осмелился этак лениво обратиться к нему:

– Вечер добрый, капитан Кеннит.

– Добрый, – отозвался он весьма сухо. Кто-то из лоботрясов пьяно захохотал, отчего безмозглый смех распространился и по всему сборищу. Кеннит быстро взошел по ступеням. Музыка сегодня доносилась изнутри заведения определенно громче обычного, ноты звучали фальшиво. Внутри к капитану подскочил все тот же мальчик-слуга. Кеннит вытерпел его расшаркивания, рассеянно кивнул – дескать, удовлетворен, – и шагнул во внутренние покои.

Там, внутри, обстановка отличалась от привычной настолько, что его рука сама собой потянулась к рукояти шпаги. В комнате торчало слишком много народу – и это при том, что Беттель никогда не позволяла клиентам засиживаться. Пришел выбрать себе временную подружку – ну и забирай ее в отдельную комнату веселиться. Это тебе не какой-нибудь дешевый матросский бордель, где девок можно было шлепать и тискать, пока на какой-нибудь не остановишься. Нет! У Беттель было приличное заведение. Все чинно-благородно…

Однако сегодня здесь явно происходило что-то не то. В воздухе витал густой запах циндина, а в креслах, где принимали изящные позы продажные красотки, развалясь сидели мужчины. Девки же стояли по углам или сидели у клиентов на коленях. Улыбки у них были неуверенные, смех вымученный. Кеннит обратил внимание, что они все время поглядывали на бандершу. Кеннит тоже на нее посмотрел. В этот раз ее черные волосы были завиты блестящими крутыми кудряшками. И даже многочисленные слои пудры не могли скрыть капель пота на ее лбу и верхней губе, а дыхание явственно отдавало циндином.

– Капитан Кеннит, радость моя! – при виде него воскликнула Беттель с обычной своей наигранной приязнью. И пошла навстречу, распахивая руки для объятия – но, конечно, в последний момент восторженно заломила их перед грудью. Сверкнули позолоченные ноготки. – Посмотри только, радость моя, что я для тебя приготовила! Подожди чуток и…

– Не хочу ждать, – бросил Кеннит досадливо. Его глаза уже обшаривали комнату. «Где?…»

– Я знала, я знала, что ты всенепременно пожалуешь! – знай ворковала бандерша. – Да, когда «Мариетта» причаливает в порту, это теперь трудно с чем-либо спутать! Мы тут все-все-все истории о твоих похождениях слышали! Но мы будем так счастливы, так уж счастливы, если бы ты надумал сам нам обо всем рассказать!…

И она знай хлопала накрашенными ресницами, не забывая выкатывать пышную грудь, еле помещавшуюся в тесном вырезе платья.

– Будь добра, мне то же, что и всегда, – сказал Кеннит. Но она уже ухватила его руку и собралась не то к сердцу прижать, не то утопить в ложбинке между волнующимися полушариями:

– То же, что всегда? Да наплюй ты на это «всегда», мой капитан! Люди не затем посещают заведение матушки Беттель, чтобы получить нечто обычное. Пошли лучше со мной, я кое-что тебе покажу. Я тут для тебя кое-что приберегла…

По крайней мере трое из торчавших в комнате слушали их разговор со вниманием, весьма выходившим за рамки приличного. И ни один из них (как заметил Кеннит) не обрадовался, когда Беттель потащила его к озаренному свечами алькову в сторонке от главного помещения. Кеннит преисполнился любопытства и опаски – и заглянул внутрь.

Он ее никогда раньше не видел. То ли новоприбывшая, то ли во время его прежних визитов всегда была занята. Если кто западал на маленьких светлокожих женщин – это был идеал. Большие голубые глаза, личико сердечком, на щеках – умело нанесенный румянец. Пухлый маленький рот в красной помаде. Мягкие золотые волосы послушными колечками… Беттель нарядила девушку в голубенькое платье и снабдила позолоченными украшениями. И вот она поднялась со взбитых подушек и нежно улыбнулась Кенниту. Она нервничала, но улыбалась все равно нежно. У нее даже соски были накрашены. Чтобы явственней выделялись под прозрачной голубизной платья…

– Все для тебя, капитан Кеннит! – промурлыкала Беттель. – Сладенькая, что твой мед. А уж хороша-то, ну прям куколка. И комната уже приготовлена. Самая большая. Ну? Тебе, наверное, сперва еду подать? Как всегда?

Он улыбнулся бандерше.

– Да. Сначала еду. В той комнате, которую я всегда занимаю. И пусть придет моя всегдашняя женщина. Я, знаешь, в куклы играть не люблю. Неинтересно мне это.

Он повернулся и пошел прочь – к лестнице. Лишь напомнил уже через плечо:

– Да пускай Этта как следует вымоется. И вино, Беттель. Какое следует вино.

– Но капитан!… – возопила она. В ее голосе вдруг явственно прозвучал страх. – Пожалуйста! Испытай сперва Эворетту!… Не понравится – я и денег с тебя не возьму!…

Кеннит уже шагал вверх по ступеням.

– Ну и не бери. Потому что она мне не нравится.

Поясницу заранее сводило от напряжения. Он успел рассмотреть в глазах тех троих жгучую алчность. Кеннит достиг площадки и открыл дверь, что вела на узкую лесенку. Вошел и плотно притворил дверь. Еще несколько быстрых, легких шагов – и он стоял на второй площадке, поменьше, там, где горел фонарь. Здесь лесенка делала крутой поворот. Кеннит бесшумно ступил за угол и стал ждать. Очень тихо он вытащил и шпагу, и боевой нож. Скоро внизу негромко скрипнула дверь: вот она открылась – и снова закрылась. Осторожные шаги на лестнице… Судя по всему, за ним шло не менее троих человек. Кеннит хищно улыбнулся. Уж лучше он пообщается с ними здесь, в тесноте, а не под открытым небом, в темноте какого-нибудь переулка. Здесь, если ему хоть сколько-то повезет, первого из убийц он застанет врасплох…

Долго ждать ему не пришлось. Они слишком спешили добраться до него. Вот первый показался из-за угла… и клинок Кеннита мгновенно скользнул по его горлу. Как просто!… Кеннит с силой швырнул умирающего назад, и тот, невнятно булькая кровью, завалился прямо на подельников. Все трое откатились по ступеням назад. Кеннит тотчас прыгнул следом. Походя он расколошматил фонарь – и в рожи убийцам полетело горячее стекло и не менее горячее масло. Они бешено матерились впотьмах: истекающее кровью тело не давало им продвинуться дальше. Кеннит наудачу сделал несколько выпадов шпагой. Оставалось только надеяться, что умирающий уже сполз к их ногам: пырнуть его вдругорядь значило впустую потратить силы и время. Поэтому Кеннит старался метить повыше. Оба раза его выпады сопровождались воплями боли – к немалому удовлетворению капитана. Хорошо бы еще лестница и закрытая дверь их приглушили… Кеннит нимало не сомневался, что на самом верху его ждали еще сюрпризы. Что ж! Не будем обманывать ничьих ожиданий!

Уверившись, что та троица благополучно откатилась к нижней двери, Кеннит устремился вперед, втыкая шпагу и кинжал во все, что шевелилось. На его стороне были все преимущества: любой кроме него самого был однозначно врагом, тогда как его противники в темноте и тесноте лестничной клетки могли с одинаковой вероятностью пырнуть как Кеннита, так и друг друга. Один из них отчаянно искал ручку двери и вслух ругался – не мог нашарить. В конце концов он ее нашел… и вместе с двоими умирающими вывалился на площадку.

У основания лестницы стояла Беттель и с ужасом смотрела наверх.

– Крыс что-то развелось, – заметил ей Кеннит. Еще один точный высверк шпаги – и последний убийца умер, так и не успев подняться. – Что-то у тебя, Беттель, крысы прямо по лестницам шастают. Нехорошо…

– Они меня заставили! Заставили! А я пыталась тебя не пустить наверх! Ты видел, я пыталась!

Жалобная мольба бандерши прозвучала уже у него за спиной – Кеннит вернулся на лестницу. И заново притворил за собой дверь, очень надеясь, что звук не достигнет комнаты наверху. Тихо, точно кот, взбежал он в темноте по ступеням, держа шпагу перед собой… Перед второй дверью немного помедлил. Если они там встревожились… Нет, если у них там было на всех хоть немножко ума – за дверью его будут ждать. Он осторожно отодвинул засов… поудобнее перехватил шпагу и кинжал… и по-прежнему тихо, пригнувшись как можно ниже, бросился через порог.

Там никого не было.

Дверь в его любимую комнату оказалась закрыта, а из-за нее доносились приглушенные голоса. Мужские голоса… Два человека, а может и больше. В них звучало нетерпение. Уж, верно, они разглядели в окно, как он подходил к заведению Беттель. Интересно, почему они не устроили засады наверху лестницы? Понадеялись, что их приятели справятся с ним и затащат к ним в комнату?…

Поразмыслив, Кеннит решительно громыхнул в дверь кулаком.

– Поймали!… – выкрикнул он хрипло. И неприятели попались на удочку: какой-то недоумок тут же растворил дверь. Кеннит всадил ему кинжал в самый низ брюха и с силой рванул кверху. К сожалению, выпустить кишки не получилось, и даже хуже: кинжал и рука запутались в просторной рубахе. Руку Кеннит высвободил, а клинок пришлось оставить. Он отшвырнул раненого внутрь комнаты и сам прыгнул следом – навстречу шпаге второго. Тот неплохо встретил его выпад, отвел удар в сторону и ударил сам. «Ишь как мы фехтуем. Как вельможи… – пронеслось у Кеннита в голове. Вражья шпага едва не воткнулась ему в горло. – Что за показушная игра в благородство!»

Ему удалось быстро оглядеть комнату. В ней был еще один мужчина. Он с самым сосредоточенным видом сидел в его, Кеннита, кресле возле огня, и в руке у него был бокал кларета, но на коленях – хватило благоразумия! – лежала наготове шпага, вынутая из ножен. А на кровати распростерлась обнаженная Этта. На теле женщины и на простынях была кровь.

– Ага. Король Кеннит явился проведать свою даму, – лениво процедил человек в кресле. И указал бокалом на Этту: – Думается, она вряд ли готова тебя принимать прямо сейчас. Мы тут с нею целый день забавлялись, так что вряд ли она… скажем так – в настроении.

Он определенно хотел отвлечь внимание Кеннита. И почти преуспел. Почти. В следующий миг Кеннит преисполнился сокрушительной ярости. «Эта комната… всегда такая чистая и приятная… в почти спокойном доме Беттель… Здесь я наслаждался покоем. Но после сегодняшнего этому больше уже не бывать. Никогда не бывать. Они украли у меня это. Скоты!!!»

Краем уха он расслышал доносившиеся с улицы крики и шум. Все громче и громче… «Так. Надо побыстрее разделаться с тем первым, потом приколоть говнюка в кресле…» Но только успел Кеннит схлестнуться с первым противником, как второй поднялся и тоже двинулся к нему со шпагой. Видно, ума хватило смекнуть: подрядился убить, так не делай вида, будто честно дерешься. Кеннит, со своей стороны, понял, что с одним клинком против двух он навоюет немного. До чего ж скверно, что пришлось бросить кинжал!…

«И какая глупая получится смерть», – сказал он себе, отбивая одну шпагу своей, а вторую отводя рукавом. Хорошо хоть камзол был из плотной материи. Его противник, видя, каким образом он защищается, сменил тактику и принялся наносить режущие удары. Пришлось Кенниту пятиться. Он уворачивался и парировал, парировал и уворачивался – ему было уже не до того, чтобы нападать самому. Двое посмеивались, от души перебрасываясь шуточками – что-то там такое о королях, рабах и потаскухах. Кеннит не прислушивался, ему было некогда. Позволить себе отвлечься значило немедленно умереть. Все его внимание было накрепко приковано к двум шпагам перед лицом – и к людям по ту сторону блестящих лезвий. «Скоро придется выбирать, – понял он погодя. – Позволить им убить меня быстро – или ждать, пока я выдохнусь и они смогут играть со мной, как кошки с пойманной мышью?…»

Он изумился не менее двоих нападавших, когда с кровати вдруг словно само собой взвилось стеганое одеяло и упало на одного из них. Пока убийца, ругаясь, выпутывался из одеяла, через комнату полетело и остальное белье: толстые пуховые подушки, развевающиеся простыни. Они путались в ногах, обвивали руки со шпагами. Одна из простыней опустилась прямо на голову фехтовальщику и превратила его в подобие ожившего мертвеца, облаченного в саван. С улыбкой мрачного торжества Кеннит насквозь пронзил шпагой и простыню, и тело под ней. Когда он высвободил клинок, на белой материи распустился большой алый цветок. Этта с бешеным визгом сгребла в охапку перину и с нею вместе прыгнула на своего второго мучителя. Кеннит как раз добивал первого. Когда он обернулся, Этта уже оседлала сбитого с ног мужчину и, нашарив под периной его голову, что было сил колошматила ею об пол. Он пытался подняться, перина заглушала его рык. Кеннит со вкусом пырнул его несколько раз. Потом, с трудом переведя дух, направил шпагу туда, где у поверженного полагалось быть сердцу. Бьющийся ком под периной тут же затих, но Этта не отпускала его: все лупила и лупила об пол головой…!

– Хватит с него, пожалуй, – бросил Кеннит. Этта разжала руки… Но бухающий звук почему-то не прекратился.

Они разом обернулись навстречу тяжелому топоту, приближавшемуся со стороны лестницы. Голая Этта скорчилась верхом на своей жертве, оскалив зубы, точно рассвирепевшая кошка. Кеннит, шагая через тела и раскиданное белье, поспешил к двери, чтобы запереть ее. Ему помешал труп, в животе которого торчал его кинжал. Кеннит начал было оттаскивать мертвеца, но тут дверь распахнулась во всю ширь, да с такой силой, что грохнула в стену. На пороге вырос Соркор!

Он был красен от быстрого бега, и вместе с ним в комнату ввалились верные пираты с «Мариетты».

– Старик… – отдуваясь, прохрипел Соркор. – Приперся на корабль… Сказал, что ты пошел сюда и что ты, верно, в беде.

– Вот что значит с толком потратить монетку, – пропищал тоненький голосок. Соркор сразу посмотрел на Этту, думая, что это она заговорила… и потупился, отводя глаза от нагой, избитой в кровь женщины. Этта же поднялась на ноги, повела взглядом на уставившихся мужчин – и, неловко нагнувшись, потянула к себе край одеяла, чтобы прикрыться. Из-под одеяла показалась рука валявшегося на полу мертвеца.

– Да уж, – заметил Кеннит сухо. – В беде. Было немножко. – И, спрятав в ножны шпагу, указал на тело возле двери: – Передай кинжал, будь любезен.

Соркор опустился на корточки и высвободил лезвие.

– А ты был кругом прав, – пояснил он, чтобы что-то сказать. – В городе против нас в самом деле кое-кто сговорился. Не нравится им, вишь ты, то, что мы делаем. А это кто тут? Часом, не Рей с «Морской лисички»?

– Не знаю, – сказал Кеннит. – Он не представился.

И стащил перину со второго убитого.

– Это был Рей! – отозвалась Этта. Разбитые губы плохо слушались ее. – Я узнала его. И других. Все – с «Морской лисички». – И она указала на того, которого недавно колошматила головой об пол. – А этот был капитан ихний. Скелт… – И, понизив голос, обратилась к Кенниту: – Они все говорили, мол, сейчас покажут тебе, что всякий пират – сам себе король. Что и не нужен ты им, и править ими не сможешь…

– Вместе с теми, что внизу, будет шестеро, – подсчитал кто-то из моряков. И уставился на Кеннита с благоговейным восторгом: – Это что ж получается? Наш кэп в одиночку замочил шестерых?…

– А снаружи сколько было? – спросил Кеннит с любопытством, пряча в ножны переданный Соркором кинжал.

– Четверо, – с тяжелым медленным гневом проговорил Соркор. – Выходит, десять на одного, а? Ну до чего храбрые говнюки…

Кеннит передернул плечами:

– Если бы мне непременно надо было кого-то убить, я бы тоже перестраховался. – И улыбнулся Соркору углом рта: – А все-таки они проиграли! Десять на одного – и проиграли! Вот как они, стало быть, боялись меня! – Его улыбка сделалась шире. – Власть, Соркор. Власть! Далеко не всем нравится, что мы приобретаем ее. И это покушение – только свидетельство, что мы верно движемся к цели! – Тут он заметил, что пираты смотрели на него, не отводя глаз. – И с нами – наши верные люди! – добавил он, улыбаясь всем сразу. Пятеро головорезов расплылись в ответ.

Соркор убрал абордажную саблю, которую до сего момента держал обнаженной.

– И что теперь? – спросил он капитана.

Кеннит на мгновение задумался… Потом кивнул двоим:

– Ты и ты. Живо обегите бардаки и таверны. Только смотрите, держитесь вместе. Разыщите всех наших и предупредите их, но обязательно тихо. Полагаю, надо нам провести эту ночь на борту да выставить какое следует охранение. Мы с Соркором тоже скоро придем, только сперва хорошенько засветимся в городе – пускай вся здешняя сволочь видит, что мы живехоньки и целехоньки… А вас хочу предостеречь: никакой болтовни про то, что случилось. Как будто ничего и не было, ясно? Как будто для нас это пустяк, о котором и упоминать-то не стоит! – Пираты закивали, по достоинству оценив его замысел. – Теперь ты и ты, – продолжал Кеннит. – Пойдете за Соркором и за мной, пока мы будем гулять. Глаз с нас не спускайте, но сами держитесь поодаль. Спину нам на всякий случай прикроете, ясно? Да заодно и разговоры послушаете. Будете слушать и запоминать, кто что о нас говорит. Потом все как есть мне расскажете!

Они понятливо закивали. Кеннит оглядел комнату… Ему следовало сделать здесь что-то еще. Что-то такое, о чем он… «Хм». Этта молча смотрела на него. Крохотный рубинчик поблескивал у нее в ухе.

– Так, – сказал Кеннит. И мотнул головой пятому моряку: – Позаботься о моей женщине.

Дубленая рожа головореза расцвела красными и белыми пятнами:

– Да, кэп… есть, кэп… То есть как, кэп?…

Дата добавления: 2015-07-02