Часть третья 1 страница. Настоящим докладываю Вам текущую обстановку в рамках проведения финального этапа операции «Полоса отчуждения» на сегодня

РАПОРТ

ПРИКАЗ

РАПОРТ

Настоящим докладываю Вам текущую обстановку в рамках проведения финального этапа операции «Полоса отчуждения» на сегодня, 13 ноября 1990 Г.

Сегодня рейсом СУ-0231 в Москву из Еревана вернулся А. Б. Турецкий, покинувший район бывш. г. Сиртак только через десять дней после имевшего там место землетрясения. Все время, прошедшее с момента гибели М. А. Грамовой и А. А. Грамовой в результате взрыва склада ГСМ, А. Б. Турецкий находился в Сиртаке и руководил стихийно организованной спасательной группой вплоть до окончания работ по извлечению оставшихся в живых из-под завалов (с 10 ноября 14.45 в бывш. г. Сиртак живых уже не извлекали).

Гибель М. А. Грамовой и А. А. Грамовой достоверно подтверждена только вчера, нашим сотрудником майором Н. И. Мальцевым, случайно оказавшимся очевидцем этого происшествия.

От капитана А. 3. Иванникова, последовавшего за объектами в г. Сиртак утром 3 ноября, по-прежнему не поступало никаких вестей. Несмотря на то обстоятельство, что останков А. 3. Иванникова до сих пор не обнаружено, на основании доклада майора Мальцева о характере и разрушительной силе Сиртакского землетрясения следует, видимо, считать А. 3. Иванникова не пропавшим без вести, а погибшим.

Как я вам уже докладывал в утреннем телефонном разговоре, А. Б. Турецкий вернулся в Москву в крайне тяжелом, депрессивном состоянии, что дает основание надеяться на логичное завершение финального этапа по сценарию в стиле Ю. А. Травина в самое ближайшее время.

В тот же день, 13 ноября, Кассарин позвонил Невельскому по телефону спецсвязи:

— Альберт Петрович, я получил ваш рапорт. Слава Богу, ситуация переломилась наконец. Я вот что вам звоню: вам надо бы свой рапорт поправить немного. Подчеркнуть, что Грамова с дочерью погибли безо всякого физического воздействия с нашей стороны, но не в связи с землетрясением, понимаете?

— Понимаю, понимаю, — в голове Невельского мелькнула мысль, что, может быть, Грамова покончила жизнь самоубийством, сознательно чиркнув спичкой там, на бензоскладе. А если»«может быть», то, значит, так и есть! И психотрон конечно же сработал «на отлично». Якобы. — Будет сделано! — отчеканил он в трубку.

— Хорошо. Теперь вот еще что: представьте вашего Иванникова к присвоению звания майора, посмертно, я завизирую.

— Сегодня же напишу представление.

— И, наконец, последнее, Всю операцию следует завершить целиком и полностью к 20 ноября. Так что не теряйте контроля над Турецким. И чуть что — сразу же сообщайте.

— Есть! — Невельский положил трубку и подумал: «Эх, Турецкий, стрелялся бы ты побыстрей, что ли! Все равно дольше 20 ноября Василий Васильевич жить тебе запретил!»

Видно, Бог услышал неустанную молитву Невельского, так как уже через три дня, 16 ноября, за четыре дня до истечения. последнего срока, Невельский, отзвонившись по спецсвязи Кассарину и обрадовав его устно, уже строчил письменный отчет об успешно завершенной работе.

«Настоящим докладываю Вам, что А. Б. Турецкий успешно застрелился сегодня вечером, 16 ноября 1992 года, в 22.45, застрелив предварительно свою собаку при минимальном воздействии с нашей стороны (научный отчет, составленный старшим лейтенантом А. А. Сухановой, прилагается).

В связи с тяжелой рабочей обстановкой (в подъезде дома бригада слесарей, несмотря на поздний вечер, ремонтировала лифт не менее двух часов), пришлось пожертвовать работой регистрирующей аппаратуры (мы были бы не в состоянии достаточно оперативно свернуть полный аппаратурный комплект при тревоге, а лифторемонтная бригада, постоянно ездившая вверх-вниз за нашими спинами, создавала весьма напряженный рабочий фон). Поэтому, с целью надежного контроля, мы привлекли прапорщика В. Я. Карнаухова, оказавшегося по счастливой случайности (как выяснилось лишь сегодня) бывшим одноклассником А. Б. Турецкого. Контроль состояния объекта В. Я. Карнаухов осуществлял с помощью обычного телефона, а конкретнее, находясь дома по причине гриппа, звонил несколько раз А. Б. Турецкому, интересуясь его здоровьем, жизнью и т. д., а затем оперативно перезванивал нам на лестничную площадку по защищенному от прослушивания радиотелефону.

В 22.41 мы услышали на лестничной площадке выстрел и, решив, что «событие» уже свершилось, запросили тем не менее по радиотелефону В. Я. Карнаухова проконтролировать этот факт. Однако, как выяснилось, это был еще не конец, т. к. А. Б. Турецкий после первого выстрела еще оставался жив.

Нами было допущено, что первоначально А. Б. Турецкий застрелил свою собаку, чтобы избавить ее от лишних страданий из-за отсутствия хозяина. Действительно, через минуту прозвучал еще один выстрел, сопровождаемый отчетливо слышным даже на лестничной площадке звуком падения тела. После этого звука в квартире воцарилась полная, абсолютная тишина.

Проверочный звонок В.Я.Карнаухова, произведенный буквально через пару минут после второго выстрела, остался безответным.

После часового ожидания мы позвонили в квартиру, довольно настойчиво, несмотря на позднее время — 23.45. В ответ на наш звонок в дверь в квартире не раздалось ни звука, ни шороха

Только после этого мы полностью свернули «Витамин С» в походное, упакованное состояние и подключились к аппаратуре скрытного наблюдения.

Аудиоконтроль давал только шорох, похожий на звук занавесок, колеблющихся под действием ветра.

Предположив, что А. Б. Турецкий зачем-то перед смертью открыл окно в квартире и именно этим объясняется звук, похожий на шорох занавесок, мы немедленно переместились в подъезд дома напротив окон квартиры М. А. Грамовой. Наше предположение подтвердилось. Окна в квартире были распахнуты настежь, что позволило нам с помощью телеобъектива произвести ряд фотоснимков, позволяющих различить тело мужчины и тело собаки, лежащие недалеко друг от друга на полу (снимки прилагаются). Подробный анализ операции во всей совокупности я представлю Вам несколько позднее, рассчитываю и планирую к 20 ноября.

16 ноября 1992».

Кассарин — Невельскому

Ознакомившись с» результатом полного успешного завершения операции «Полоса отчуждения», ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Одобрить все произведенные в ходе выполнения операции действия, считать операцию «Полоса отчуждения» успешно завершенной.

2. Обеспечить вынесение благодарности от моего имени всему личному составу ОНПО с пожеланием ему дальнейшего совершенствования профессионального мастерства, еще более глубокого освоения традиций ведения современной борьбы на невидимом идеологическом фронте.

2. В связи с успешным полным завершением операции представить список особо отличившихся офицеров группы по реализации операции «Полоса отчуждения» с целью:

а) представления на присвоение внеочередного звания;

б) вынесения им благодарности в приказе;

в) денежного вознаграждения;

г) награждения особо отличившегося фотографией его самого на фоне развернутого знамени Особого НаучноПроизводственного Отдела при Председателе ЦКК МБ РФ.

17 ноября 1992

Невельский — Кассарину

СРОЧНО!!!

Настоящим докладываю Вам, что только что (в 15.43) стало известно о том, что мой рапорт от 16 ноября 1992 года не вполне соответствует действительности. А именно, воспользовавшись тем обстоятельством, что о смерти А. Б. Турецкого органам внутренних дел еще не стало известно, мы приняли решение проникнуть в квартиру М.А. Грамовой и произвести наряду с осмотром тела погибшего осмотр его личных документов, бумаг, находившихся при нем.

Спецгруппа, сформированная нами только к 14.20 (из-за занятости специалиста по полиграфии), прибыла на место лишь к 14.55 и обнаружила уже, к сожалению, что в указанной квартире находится ряд официальных лиц, а именно участковый, стажер А. Б. Турецкого С. М. Седых, врач и двое понятых.

Это неприятное обстоятельство усугубилось также тем фактом, что сам А. Б. Турецкий, как и его собака, оказались живы и здоровы (из разговора, частично проконтролированного нами, следовало, однако, что сам А. Б. Турецкий испытывает значительные мучения из-за глубокого абстинентного синдрома (находится в похмелье, говоря попросту).

Узнав об этой новости, я немедленно затребовал записи всех телефонных разговоров, которые велись из квартиры М. А. Грамовой. На счастье, несмотря на нашу вчерашнюю полную уверенность в гибели А. Б. Турецкого, прослушивание телефона нами снято не было (моя досадная оплошность, обернувшаяся некоторым плюсом).

Прослушивание записи показало, что в ночь на 17 ноября А. Б. Турецкий в абсолютно пьяном состоянии беседовал по телефону со своим стажером С. М. Седых (в 02.11–02.23, 03.25–03.57 — два раза!).

Мне представляется опасным не столько сам факт «ложного самоубийства» А. Б. Турецкого, сколько полная потеря нами контроля, непонимание нами сути происходящего.

Напомню Вам, что случай, с которым столкнулась наша группа, не первый и уже, увы, даже не второй. Первая Градская больница. Внезапное исчезновение А. Б. Турецкого от неизбежной санации в Киев с непонятной целью. Далее — перестрелка около дендрария с таким непредсказуемым и непредставимым по тяжести исходом. Смерть Иванникова, последовавшего за объектами в Сиртак (в результате землетрясения? — спрошу я теперь), и, наконец, это псевдосамоубийство.

Чрезвычайно настораживающим является и тот факт, что во всех вышеперечисленных случаях А. Б. Турецкий оказывается весьма нетрезв (стычка возле дендрария произошла после посещения объектами ресторана!), что говорит в первую очередь о наплевательском отношении А. Б. Турецкого к нашим действиям и носит, с моей точки зрения, отчетливо издевательский характер.

Мы что-то крупно недопонимаем в происходящем. Напомню Вам в этом ряду странный «архивный бред», мимо которого мы, как бы сказать, прошли летом и в начале осени, философскую подкладку событцй последнего этапа (при котором влияние психотрона осложнялось рождением определенной картины мироздания, почти что религии).

Считаю, что в настоящий момент нам следует немедленно «закапсулироваться», свернуть всякую деятельность за исключением пристального и всестороннего наблюдения за А. Б. Турецким.

Учитывая, что наши попытки навязать свою инициативу постоянно наталкивались на внезапные и труднообъяснимые сложности, следует временно передать инициативу противной стороне, заставить ее проявить свое активное начало, получив при этом преимущества наблюдателя.

17 ноября 1992

Кассарин позвонил Невельскому сразу после прочтения его рапорта с грифом «срочно»..

— Значит вот что, Альберт Петрович, — голос Кассарина был ровен, хотя Невельский сразу ощутил, что полковник сильно нервничает. «Тоже почувствовал край», — мелькнуло в голове у Невельского. — Я только что ознакомился с вашим последним рапортом…

— Так, — Невельский постарался придать своему голосу максимальное безразличие.

— Да, — Кассарин слегка помолчал. — Вы абсолютно правы, Альберт Петрович. Так вот. Я приказываю вам свернуть всякую инициативу, — Кассарин подчеркнул интонацией слово «приказываю». — Передадим инициативу Турецкому. Пока. Временно. Заставим его тем самым проявить свою сущность и степень информированности, выдать свои цели и мотивы. Вам же, Альберт Петрович, я приказываю организовать предельно скрытное и максимально всестороннее наблюдение за действиями Турецкого. Что он будет делать, предоставленный сам себе, при полном отсутствии каких бы то ни было воздействий с нашей стороны. Письменный приказ я вам пришлю через час.

«Он не дурак, Кассарин, — подумал Невельский. — Не дурак и не подлец — раз письменный приказ пообещал. Да, сколько ни живи, а все не перестаешь удивляться…»

— Есть, товарищ полковник! — отчеканил Невельский, положил трубку на аппарат и лишь после этого позволил себе шумно, с облегчением вздохнуть.

Василий Васильевич Кассарин-младший мерил шагами свой рабочий кабинет на Лубянке.

Было уже 11.23, было уже 25 декабря 1992 года. Тикали часы, надвигалось окончание срока, отпущенного Кассарину-младшему на полное проявление обстановки, связанной с психотронным оружием.

Прошло уже 37 суток с того дня, когда Кассарин-младший пробился на «длинный» прием к В. А. Сомову и лично доложил ему обстановку, сложившуюся к тому моменту на последнем этапе операции «Полоса отчуждения».

Это был очень непростой разговор. Но Кассарину-младшему удалось захватить Сомова во время более-менее благодушного настроения, что бывало теперь все реже и реже.

Они проговорили не менее двух часов и пришли к консенсусу: лечь на дно, посмотреть, что будет. Разобраться.

В иное время Кассарин-младший мог бы, заручившись пониманием председателя, «разбираться» и год, и два — сколько потребуется. И звезды б шли, и деньги б шли, и время шло б…

Но теперь, когда эта огромная страна явно стронулась с места и все пришло в состояние все ускоряющегося скольжения по наклонной плоскости, Сомов долго ждать не хотел и не мог. Ему был нужен психотрон как воздух. Если бы он был и функционировал как часы уже теперь, разве возникло бы это противостояние ветвей высшей власти в России? Нет, ни за что. Надо было крутиться, быстрее давить. Этот процесс нужно было тут же тормознуть и, медленно выворачивая руль государства направо, развернуть назад, может быть, к СССР.

Они проговорили более двух часов, и Кассарин-младший получил требуемое ему — время. Но только до конца 1992 года. Дальше уже времени не было, ни у Кассарина-младшего, ни у самого Сомова. И это время почти истекло.

Было уже 11.23, было уже 25 декабря 1992 года, было уже пора подводить итоги.

Что произошло, что случилось за истекшие 37 суток передышки? Что удалось ему, Кассарину-младшему, установить за истекший срок? Случилось многое. А вот установить не удалось, напротив, почти ничего. Что удалось несомненно, так это запутаться окончательно.

Кассарин-младший сел к столу, взял ручку и начал систематизировать происшедшее, делая выводы и обобщения.

За истекший период главный объект наблюдений А. Б. Турецкий проявлял активность? Да, безусловно. Что это была за активность? Да так себе, довольно пассивная активность. Ее можно назвать активностью любопытствующего — не более. Дело служебное, особенно взятое на высокий контроль, Турецкий раскручивал бы, конечно, не так: тут он волчком бы крутился. Но он был в отпуске и действовал в режиме «нога за ногу», особо не усердствуя и не отказывая себе ни в чем.

Так. «Не отказывая себе ни в чем». Турецкий, судя по скрупулезным наблюдениям «наружки», позволял себе за эти 37 суток солидные траты, и более — порой сорил деньгами. Источник его средств, доходов установлен? (Спросит Сомов, например.) Нет, Владимир Александрович, пока не установлен. Плохо. Но может быть, деньги возникли давно, за рамками операции «Полоса отчуждения». А это действительно так? Установлено? Нет. Это не установлено. Плохо еще раз. Плохо, что неизвестно.

А что известно?

О, известно многое!

Известно, например, что Турецкий установил связь с Меркуловым и оба поддерживали ее: двухсторонне. Предмет разговоров, тема, цель контактов Турецкого и Меркулова? Все разговоры прослушивались (когда это представлялось возможным, конечно), записывались, анализировались. Но это, увы, разговорчики ни о чем. Так, трепотня сослуживцев, симпатизирующих друг другу: учителя и ученика. И все? И все. Плохо! Третий раз плохо!

Но это далеко не все. Известно достоверно, что Турецкий посещал «Химбиофизику» еще раз, имел беседу там с Воща-гиным, тот сам о ней сообщил, распознав в Турецком майора МБ и опасаясь провокации. Чем в «Химбиофизике» интересовался Турецкий? Да вроде как ничем. Чем занимался Грамов. А вы ему? А я ему продемонстрировал наш помидор. И все? Клянусь — и все! Не густо. Чем богаты, тем и рады.

Так. Далее. Турецкий с помощью своего стажера С. М. Седых наводил уйму справок. О Грамове и обо всех оставшихся родственниках. Ну, это ясно: вопрос наследства. Нет, не только, и об Иванникове, и о Чудных, и о Невельском. С чего он вышел на эти лица?

Иванников с Чудных работали с отцом его жены. И вдруг исчезли, ушли работать в МБ. Они могли быть в курсе дел, финансовых дел, покойного тестя: валютные гонорары за зарубежные издания, бывает, кормят потом наследников довольно сытно, и не год, не два. Тут интересы объяснимы.

А почему он вышел на Невельского? А на Невельского из-за этой дурацкой квартиры — раз, и через этого пьяницу, патанатома Ефимыча, — два. Ефимыч его заложил после беседы. Беседа у них состоялась в морге. И что из этого? Да тоже как будто бы ничего. Поймав Ефимыча на подлоге, Турецкий обязан был бы заявить, завести на Ефимыча дело. Он поступил так? Нет. Почему? Турецкий всегда был дотошен, принципиален. А тут? Либо задумал что-то, либо наплевать. А может, просто собирал компромат на Невельского, чтоб, шантажнув, вышибить Альберта из грамовской квартиры? Может такое быть? Да, очень может. Я сам бы лично так и сделал бы. Вот не останься мне квартира от отца, виновником чьей смерти был Турецкий, между прочим.

Он, собственно, и поступил затем согласно этим целям: пошел прям в гости к Невельскому. Но дома не-застал. Крутился возле квартиры, когда Алина Суханова, дочь Невельского, застукала его. И до сих пор все сходится. И все спокойно.

Но здесь-то начинается кошмар! И первый пункт кошмара — Алина. Во-первых, она сомневалась, что это точно был Турецкий. Как она сказала? «Турецкий, вылитый. Но вроде и не он. Сгорбленный и лет на десять постаревший, как мертвый. Да и вдобавок хам трамвайный». — «Так все же он или не он?» — «Он! Но не знаю, точно не скажу!»

Вот это да! Сам и не сам?! Как понимать? Турецкий ведь не Дмитрий-самозванец?

Ну хорошо. Пока опустим, до конца не уточняя.

Что происходит далее?

Алина Альбертовна Суханова отрезает сама себе левую руку.

Всего-то навсего.

А почему же? Почему? Прекрасно помню, как она, уже в госпитале, придя в себя после потери крови, после операции по формированию жульти, сшивания сосудов, объяснила это отцу, склонившемуся на моих глазах над ее кроватью в отдельном боксе Первого блока третьей управы на территории бывшей Кремлевки.

— Кто тебе отрезал руку, доча? — спросил Невельский.

— Сама я себе отрезала, папа, — ответила, еле шЬвеля гу-бами, — бледная после операции и от потери крови Алина.

— Как же так вышло-то?

— Я себе платье купила…

— Ну?

— Ну и примерила. Перед зеркалом… Смотрю: рукава коротки!

— И что же?

— Ну платье красивое, жалко менять, не сменяешь: я же последнее взяла… И не надставишь, как их надставишь? Такого же материала отдельно сроду в Москве не найдешь…

— Так…

— Я взяла нож твой, ну, «большой хирургический», которым ты мясо обычно разделываешь… Дай, думаю, руки укорочу!

— Не понимаю!

— Да что непонятно тебе? Если рукава коротки, то что сделаешь? Либо их удлинить, либо руки подрезать…

— О Боже! — Невельский повернулся тогда к нему, к Кассарину: — Ее надо психиатру показать.

— Да нет, ерунда, папа!

— Как ерунда, когда ты, превозмогая боль нечеловеческую…

— Совсем было не больно! Как если ногти стричь… Или волосы. Я отхватила, даже не почувствовала.

— А если так… — некстати встрял он тут, Кассарин, — если вам не больно было. Ведь вы хотели руки укоротить, а укоротили только одну, левую.

— Да-а, — согласилась Алина, — Тут я тоже попалась. Когда левую-то отрезала и хотела правую тоже, ан — нечем! Левой-то нет уже! Как ведь отрежешь, не в зубы ж нож возьмешь?! Как поняла, так сразу так досадно стало!

Невельский, Кассарин помнил хорошо, тут стал весь белый, как повязка на Алининой культе.

— Левая рука… Левая рука… — прошептал он.

— Ну разумеется, — ответил Кассарин. — Ведь нож, когда порезать что-то, в правую берешь. Ну если не левша ты, верно?

— Не в этом дело! — Невельский аЖ покачнулся, что-то, видимо, то ли поняв, то ли осознав. — Она ведь левой психотрон крутила. Левой! Усиленье!

— Да нет же, я ножом отрезала ее! — возразила Алина.

Невельский только покачал головою.

— Ты ее себе психотроном отрезала, — прошептал он. — Это конец…

Кассарин не успел выспросить Невельского, что тот имел в виду, утверждая, что руку дочери отрубил «Витамин С». В тот скорбный день ему помешало чисто человеческое участие. Да и то сказать, что мог бы объяснить ему убитый напрочь, помешавшийся от горя отец?

Да ничего!

Поэтому Кассарин решил расспросить Невельского на другой день. Но опять не расспросил. Не расспросил, потому что на другой день Альберт Петрович Невельский покончил с собой, взявшись руками за оголенные, токонесущие провода в распределительном щитке, прямо рядом со своей квартирой, бывшей квартирой А. Н. и С. А. Грамовых, той самой квартиры, в которой так ловко и беспроблемно был проведен первый этап «Полосы отчуждения»…

Самоубийство.

Это было признано единодушно всеми экспертами. А уж Кассарин-младший экспертов нагнал вагон!

Да это было видно и без экспертов. Дочь сошла с ума. Все, все полетело у него, Невельского! А он старался для дочери побольше, чем для Комитета! Побольше даже, чем для самого себя.

И тут такое! Тут и под поезд ляжешь!

Единственное, что слегка свербило Кассарина в душе, так это выбранный Невельским способ. Не застрелился. А ведь мог! Не отравился, съев килограмм снотворного. Нет, током! Конечно, странно. Впрочем, все самоубийцы слегка «того», Кассарин знал. Чудных историй в этом смысле — пропасть! Альберт решил вот током. Почему? Ему теперь уж в голову-то не залезешь. Он так решил. Хозяин — барин.

Даже если бы Василий Васильевич Кассарин-младший и смог бы залезть в голову Невельского, чтобы прочитать его предсмертные мысли, ему бы это вряд ли что прояснило.

Действительно, в тот роковой для себя вечер Альберт Петрович Невельский ничуть не помышлял о самоубийстве.

Его высказывание, сделанное накануне о том, что руку Алине отрезал, дескать, не нож, а «Витамин С», было просто случайно допущенной слабостью.

Говоря это, Альберт Петрович имел в виду в первую очередь опасность, вредность их службы вообще, то есть то обстоятельство, что, работая с психотронным оружием и волей-неволей попадая под его боковое излучение, недолго и самому свихнуться.

Относительно успокоившись, слегка как бы отойдя от увиденного, Альберт Петрович пришел к заключению, что раз уж такое свершилось, то надо теперь с матери-Родины содрать для Алины кусок пожирнее — теперь-то. Пусть эта сука заплатит, содрав с остальных своих сыновей-дочерей.

Что же касается замужества, то с хорошим приданым и пенсией жениться можно и на русалке, лишенной, как известно, не только ног одних.

Потом, ведь левая рука — это не правая, если уж на то пошло. Да и без рук есть специалисты: хочешь — на скрипке сыграют, хочешь — в карман к тебе залезут.

Ему же, папе, надо теперь просто быть позубастей, напоминать и требовать, не быть таким скромнягой, каким он был все время до сих пор.

Покруче надо быть, покруче.

Придя к такому выводу, Альберт Петрович решил пойти принять душ, чтобы смыть с себя кроме грязи еще и эту кошмарную полосу невезения, и, зажигая в ванной свет, вдруг с отвращением почувствовал, что выключатель липкий, как вареньем перемазанный.

Нет, руки чистые!

А выключатель? Тоже чистенький на вид.

Да нет же, липнет!

Что за оказия?!

А стенка рядом?

Нет, не липнет!

А ручка двери?

Тоже нет.

А морозилка в коридоре?

О! Морозилка липнет! И как еще! Руки не отдерешь!

Через двадцать минут непрерывного экспериментирования Альберт Петрович точно установил, что все, что имеет отношение к электричеству и в данный Момент включено, к его рукам липнет, а все остальное-' нет. При этом, что странно, и руки и предметы были абсолютно чисты и, например, тот же холодильник после выключения его из сети липнуть к рукам переставал.

«Занятно, — подумал Альберт Петрович, — такое чудо только здесь, в квартире, или везде?»

Он вышел на лестничную площадку, открыл распределительный щиток и осторожно, действуя лишь одной рукой, едва-едва, опасливо прикоснулся лишь к одному проводу: чтоб током не ударило.

И тут же ощутил: вот это он прилип! Прилип, как приварился! Наглухо! Гораздо хуже, чем к железу на морозе! Нет, здесь только с мясом отдерешь теперь!

Почувствовав такое, Альберт Петрович как-то резко испугался и даже вскрикнул чуть, сквозь зубы, заполошно, сдавленно.

Пытаясь отодрать прилипшую руку, он сунул в щиток и вторую, обезумев от какого-то просто утробного страха. Вторая рука, трясущаяся, суетящаяся, схватила сначала первую руку, прилипшую, а потом, пытаясь освободить ее, наткнулась там, в щитке, на провод номер два.

«Так что в смерти Невельского не было ничего особо странного, — размышлял Кассарин-младший, измеряя шагами свой кабинет. — Удивительный факт всплыл сразу после его похорон, точнее, прямо почти на похоронах».

Невельского хоронили, как и положено майору, без лишней помпы, на Истряковском кладбище.

«Странно устроена жизнь, — подумал тогда Кассарин, идя за гробом Невельского. — Возможно, те самые могильщики, что-напоили тогда «Сахрой» группу, посланную Невельским сюда, на кладбище, для ликвидации Турецкого, пили тогда эту самую «Сахру» над уже раскопанной для самого Невельского могилой. Тогда была осень и земля была еще мягкой. Они копали могилы впрок и пили «Сахру».

Именно странная сентиментальность, охватившая в тот момент Василия Васильевича Кассарина-младшего заставила его во время процедуры погребения Невельского отойти метров на семьдесят в сторону, чтобы глянуть на последний результат жизнедеятельности Невельского, продукт его кипучей работы, а именно глянуть на могилы С. А. Грамовой, О. А. и Н. Ю. Грамова, а также на чисто ритуально-фиктивное захоронение М. А. и А. А. Грамовой, от которых, как знал Кассарин, остался один лишь прах, доставленный в Москву Турецким на рейсе СУ-0231 из Еревана.

Каково же было удивление Кассарина-младшего, когда он обнаружил вместо аккуратного семейного некрополя хамски перерытый-перекопанный участок, с криво торчащими временными пирамидками-памятниками… Целым и невредимым можно было признать лишь ритуально-фиктивное захоронение, содержащее уже упомянутый прах, порошок…

Что сей сон означает?!

Кассарин почувствовал, как внутри у него все внутренности мгновенно похолодели, став такими же ледяными, как у его бывшего сослуживца Невельского, которого как раз в это самое время зарывали в ста двадцати шагах отсюда.

Одних — зарывают, а других — разрывают… — подумал

Кассарин-младший и, не дожидаясь окончания траурной церемонии, зашагал к зданию администрации кладбища.

Сокращая дорогу и шагая между могил, Кассарин даже и не предполагал, насколько он в своих рассуждениях был близок к истине в данный момент, близок к скрытому, но в общем-то ясному по своей гуманности смыслу происходящего… «Одних— зарывают, а других— разрывают»— эта мысль была абсолютно точна как в прямом, так и в переносном смысле.

Но Кассарин-младший об этом не знал.

— Да, — подтвердили в администрации, — могилы, о которых вы говорите, были разграблены. Подчистую причем. Их так и оставили пустыми, как у нас говорят, «нараспашку»… Наши уже сотрудники их закидали кое-как… А что мы можем сделать? На это денег нам не выделяют. А вы, видно, родственник? Так вы и займитесь! Нет, все могилы раскопали не одновременно. У нас записано: смотрите. Работали по графику: сначала С. А. Грамову. И на другой же день забрали тело мужа: А. Н. Грамова. И, наконец, затем уж О. А. и

Н. Ю. Грамовых, — вот, значит, дочку с внуком. Да пожалуйста, да хоть сто раз перепишите. Откуда же я знаю кто? В милицию? Конечно! Они, я думаю, конечно, тоже ничего не знают. Здесь много банд орудует, «археологов» так называемых… А что мы можем сделать? У нас ни средств, ни штатов: мы ж не КГБ. Какие ж шутки здесь? Пожалуйста, пожалуйста.

В тот же вечер Кассарин вышел на «своих», комитетских людей, внедренных к «археологам», и выяснил мгновенно, что «археологи» и сами рады бы узнать, кто «Грамовых разул». В их «археологической среде» объявлена за это даже премия чего-то чуть ли не в сто тысяч, кто это сделал? Кто-то неизвестный. Кто-то «незаконно» стал орудовать на их исконной, Истряковской территории — то ли чечня, то ли солнцевские. Еще агент просил сообщить, что если МБ узнает, кто «Грамовых разул», то пусть он не таит: все три истряковских группы «археологов» на это скинутся, отблагодарят. А с разорителями наших-то, родных, могил они и сами мигом разберутся.

Эта «археологическая» история сильно выбила Кассарина из колеи. Он потерял, наверное, не менее двух дней, подробно, досконально разбираясь с «археологами».

Еще два дня Кассарин упустил, «шифруя» срочно «Витамин С» и последнего, кто мог с ним обращаться, — Чудных Бориса Валерьевича. Обстановка приобретала настолько опасный, чреватый Бог знает чем окрас, что следовало перестраховаться дважды, трижды!

Чудных он устроил в сейфовый блок внутренней тюрьмы, в хороший блок, прекрасно оборудованный, с сауной и бассейном. И вместе с тем — не выйти, не войти. Живи и радуйся на полном автономе. Как в подводной лодке.

Дата добавления: 2015-06-27