Симптоматика поражений 4 страница

Я надеюсь, что эта деталь будет доработана впредь.

Центральный процессор выдает информацию; я быстро ввожу код доступа, что позволяет мне просмотреть историю прошлых сеансов. Через плечо я наблюдаю за тем, как компьютер обрабатывает данные; я смотрю на недавно отремонтированное двухстороннее зеркало, что ведет в основную камеру. Я все еще не могу поверить, что она сломала стену из стекла и бетона, и осталась невредимой.

Невероятно.

Машина издает сигнал дважды; я поворачиваюсь назад. Программы, находящиеся в моем пользовании, загружены и готовы к запуску.

Ее файл в самом верху списка.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь избавиться от воспоминаний. Я не жалею, что позволил ей пройти через этот ужас; я не знаю… но она никогда не позволила бы себе потерять контроль, а я нашел эффективный метод… чтобы она смогла узнать собственное тело. В конечно итоге, я действительно считаю, что помог ей, как и собирался сделать. Но я не хочу, чтобы она тыкала мне в лицо пистолетом, а после выпрыгивала через окно.

Я еще раз вдыхаю, медленно успокаиваясь.

И выбираю тот момент, когда привел ее сюда.

Глава 16

Я нахожусь в главной камере.

Сталкиваюсь лицом к лицу с самим собой.

Это просто моделирование. На мне все та же одежда, те же волосы, и даже покрытие пола не изменилось. Мне ничего не остается, кроме как создать клона самого себя и вручить ему пистолет.

Он, не переставая, смотрел на меня.

Один.

Он поднимает голову.

- Готов? – спрашивает он, а затем делает паузу. – Боишься?

Мое сердце начинает учащенно биться.

Он поднимает руку, слегка улыбаясь.

- Не волнуйся, - говорит он. – Все сейчас закончится.

Два.

- Еще немного, и я уйду, - проговаривает он, тыча пистолетом в мой лоб.

Мои ладони потеют. Пульс учащается.

- Все будет в порядке, - лжет он. – Я обещаю.

Три

Выстрел.

Глава 17

- Ты уверен, что не голоден? – интересуется у меня отец, продолжая жевать. – Еда действительно неплохая.

Я чуть сдвинулся, продолжая сидеть на стуле. Сосредоточил свое внимание на складках штанов, что на мне.

- Хм? – произносит он. Я на самом деле ощущаю его улыбку.

Я осознаю причину присутствия солдат, которые стоят вдоль стены. Он всегда держит их настолько близко, чтобы те всегда оставались в конкуренции друг с другом. Их первым заданием было определить слабое звено среди одиннадцати человек. А самый убедительный довод – избавиться от цели.

Мой отец находит такие методы забавными.

- Боюсь, что не голоден. Из-за лекарства, - я лгу, - у меня нет аппетита.

Ах, - он вздыхает. Слышу, как он положил столовые принадлежности. – Конечно. Как неловко.

Я молчу.

- Оставьте нас.

Только два слова, а его люди уже исчезли в мгновение. За ними закрылись двери.

- Посмотри на меня, - проговаривает он.

Я поднимаю взгляд, глаза лишены эмоций. Я ненавижу его лицо. Я терпеть не могу так долго смотреть на него; мне не нравится быть под влиянием такого бесчувственного, как он. Его не мучает то, что он делает, или как живет. На самом деле, он пользуется этим. Он стремится к силе; он думает, будто непобедим.

И, в некотором роде, он прав.

Я пришел к выводу, что самый опасный человек в этом мире тот, кто не чувствует угрызения совести. Тот, кто никогда не просит прощения и, следовательно, не ищет его. Потому что, в конце концов, наши эмоции делают нас слабыми, не действия.

Я отворачиваюсь.

- Что ты нашел? – спрашивает он без прелюдий.

В уме тут же всплывает блокнот, лежащий в моем кармане, однако я не двигаюсь. Я не рискую даже вздрагивать. Люди редко осознают, что лгут они устами, но правда всегда остается в их глазах. Оставьте человека в комнате с чем-то, что он должен спрятать, а затем спросите его, где он спрятал эту вещь; он скажет, что не знает; что вы спрашиваете не того человека; но его взгляд почти всегда будет устремлен в нужном направлении. И сейчас я осознаю, что мой отец наблюдает за мной, ожидая, куда я посмотрю, или, что скажу в следующий момент.

Я расслабляю свои плечи и медленно, почти незаметно делаю вдох, чтобы успокоить сердцебиение. Я не отвечаю, делая вид, что задумался.

- Сын?

Я поднимаю взгляд, имитирую удивление.

- Да?

- Что ты нашел, когда обыскивал ее комнату сегодня?

Я выдыхаю. Качаю головой и откидываюсь на спинку кресла.

- Разбитое стекло. Растрепанная кровать. Ее шкаф полностью открыт. Она взяла только несколько туалетных принадлежностей, немного одежды и нижнего белья. Все остальное оставалось на своих местах.

Ничего из этого не было ложью.

Я слышу, как он вздыхает. Он отталкивает от себя тарелку.

Я ощущаю жжение в верхней части моей ноги, которое вызвал ее блокнот.

- И ты говоришь, что не знаешь, куда бы она могла отправиться?

- Я знаю только то, что она, Кент и Кишимото должны быть вместе, - отвечаю я. – Дэлалью говорит, что они угнали машину, но ее след пропал в заброшенной области. Мы отправили туда патруль, обыскивали все в течение нескольких дней, но ничего не нашли.

- И где, - спрашивает он, - ты планируешь продолжить поиски? Как думаешь, могли ли они перейти в другой сектор?

Его голос понижается. Он развлекается.

Я смотрю на его улыбающееся лицо.

Он задает мне эти вопросы, просто чтобы проверить меня. Его собственные ответы, собственное решение уже давно подготовлено. Он хочет посмотреть, как я потерплю неудачу, ответив неправильно. Он пытается доказать, что без него я принимал неправильные решения.

Он просто смеется надо мной.

- Нет, - отвечаю я твердым, ровным голосом. – Я не думаю, что они бы сделали что-то настолько идиосткое, как переход в другой сектор. У них нет ни доступа, ни средств, ни возможностей. Оба тяжело ранены, быстро теряют кровь и находятся слишком далеко от любого центра помощи. Вероятно, они уже мертвы. Вероятно, что девушка единственная, оставшаяся в живых, но уйти далеко она не могла, так как не ориентируется в этих местах. Она не видела всего этого слишком долго; вся эта среда чужда для нее. Кроме того, она не знает, как водить транспорт, а если, каким-то образом, ей и удалось угнать машину, то мы тут же получили бы сигнал об угоне. Учитывая ее состояние здоровья, непривычность к использованию физических возможностей, отсутствие продуктов питания, воды, медицинской помощи, то она, вероятно, просто рухнула уже без сил в пяти милях от той области, где они, предполагаемо, скрылись. Нам нужно найти ее, прежде чем она замерзнет до смерти.

Мой отец прокашливается.

- Да, - проговаривает он, - какие интересные теории. И, при обычных обстоятельствах, они могут быть даже верны. Но ты не в состоянии вспомнить одну важную деталь.

Я встречаюсь с ним взглядом.

- Она не является нормальной, - говорит он, откидываясь на спинку кресла. – И она не единственная в своем роде.

Мое сердцебиение учащается. Я моргаю слишком быстро.

- Ну а сейчас, что бы ты предположил? Какую гипотезу? – он смеется. – Просто невозможно, что она единственная ошибка нашего мира. Ты знал об этом, но не хотел верить. И я прибыл сюда, чтобы сказать тебе, что это правда.

Он поднимает голову, устремляя взгляд на меня. Улыбается широкой, яркой улыбкой.

- Есть еще несколько таких же. И они забрали ее.

- Нет, - выдыхаю я.

- Они проникли в твои войска. Жили тайно среди вас. И теперь они украли твою игрушку и скрылись. Бог только знает, как они будут использовать ее в собственных интересах.

- Как ты можешь быть уверен в этом? – спрашиваю я. – Откуда тебе известно, успели ли они забрать ее с собой? Кент был полумертвый, когда я оставил его…

- Обрати внимание, сынок. Я говорю о том, что они далеко не нормальные. Они не следуют твоим правилам; не следуют логики, которой можно было бы все это связать. Ты понятия не имеешь, на что они способны, - он делает паузу. – Кроме того, некоторое время я уже знал, что существует группа под прикрытием в этой области, куда входят такие же. Но все эти годы они держались вместе и не мешались. Они не вмешивались в мои дела, и я подумал, что пусть себе умирают сами по себе, дабы не разводить панику среди гражданских. Ты ведь прекрасно понимаешь, - говорит он, - что мы едва удерживали одного из них. Они творят странные вещи для созерцания.

- Ты знал? – я оказываюсь на ногах. Пытаюсь сохранить спокойствие. – Все это время ты знал об их существовании, и не сделал ничего? И ты ничего не сказал?

- Казалось, что в этом нет необходимости.

- А теперь? – спрашиваю я.

- А теперь это вполне уместно.

- Невероятно! – я размахиваю руками в воздухе. – Чтобы ты скрывал такие сведения от меня! После того, как узнал о моих планах насчет нее… после тех усилий, которые мне пришлось предпринять, чтобы привести ее сюда…

- Успокойся, - проговаривает он, приподнимая одну ногу и кладя ее на другую. – Мы собираемся найти их. Дэлалью говорил, что это бесплодная земля… там, где мы потеряли их след? То есть, мы знаем их местоположение. Они должны находиться под землей. Нам нужно найти вход и спокойно уничтожить их изнутри. А затем мы накажем всех виновных, и это остановит восстание и вдохновит наших людей.

Он наклоняется вперед.

- Гражданские слышат все. И они дрожат с новой силой. Они вдохновлены тем, что кто-то смог убежать и ранить тебя. Это делает нашу оборону слабее и легко пронзаемую. Мы должны уничтожить восстание, создающее дисбаланс. Страх вернет все на свои места.

- Но они искали, - я обращаюсь к нему. – Мои люди. Каждый день они рыскали по той области, но так ничего и не нашли. Как мы можем быть уверены, что найдем там вообще что-то?

- Потому что, - говорит он, - ты будешь водить их. Каждую ночь после комендантского часа, пока гражданские спят. Вы прекратите свои поиски в дневное время, чтобы жители ни о чем не узнали. Действуй спокойно, сын. Не раскрывай свои карты. Я останусь на базе, и буду управлять твоими обязанностями через своих людей, задействую Дэлалью, если будет необходимо. А тем временем ты найдешь их, чтобы я смог уничтожить их как можно быстрее. Эта глупость не продлится долго, - говорит он, - и я больше не буду милостивым.

Глава 18

Мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне очень жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне очень жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне очень очень жаль мне очень жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне так жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль мне жаль. Мне жаль, мне так жаль, пожалуйста, прости меня.

Это было случайно

Прости меня

Пожалуйста, прости меня

Существует так мало вещей, которые я позволяю открыть в себе. И еще меньше, чтобы рассказать о них. И это одна из немногих вещей, которую я не обсуждал ни с кем.

Я люблю достаточно долго принимать ванну.

Сколько я себя помню, у меня всегда была навязчивая идея насчет чистоты. Я всегда был окутан грязью, находясь среди смерти и разрушений, и думаю, что это некая компенсация – быть чистым хотя бы какое-то время. Я часто принимаю душ. Я чищу зубы пастой, а затем нитью три раза на день. Обрезаю волосы каждую неделю. Я вымываю руки и ногти перед сном и после своего пробуждения. У меня присутствует некая нездоровая озабоченность носить только недавно выстиранную одежду. И каждый раз, когда я испытываю накал эмоций, единственное, что успокаивает мои нервы – хорошая ванна.

То, что я делаю сейчас.

Медики научили меня перевязывать травмированную руку специальным пластиком, поэтому у меня больше нет проблем с погружением под воду. Я погружаю голову на долгое время, задерживая дыхание, поскольку выдыхаю через нос. Я ощущаю, как маленькие пузыри поднимаются на поверхность.

Теплая вода заставляет почувствовать меня невесомым. Она уносит мое бремя от меня, понимая, что я нуждаюсь во времени, чтобы уменьшить груз, повисший на моих плечах. Закрыть глаза и расслабиться.

Мое лицо разрушает поверхность воды.

Я не открываю глаза; только мой нос и губы соприкасаются с кислородом по ту сторону. Я делаю маленькие, размеренные вдохи, чтобы успокоить свой разум. Уже настолько поздно, что я даже не знаю, какой сейчас час; все, что я знаю, так это то, что температура значительно понизилась, отчего холодный воздух щекотит мой нос. Такое странное ощущение, когда 98% моего тела плавает в тепле, чувствует его, а нос и губы дрожат от холода.

Я снова погружаю свое лицо под воду.

Думаю, я мог бы жить здесь. Жить там, где неважно кто я. Там, где я свободен, не привязан цепями этой жизни. В ином теле, в другой оболочке, а мое бремя в руках других. Так много ночей я мечтал об этом, и не мог заснуть под простыней.

Я погружаюсь глубже.

За одну неделю вся моя жизни изменилась.

Все мои приоритеты поменялись. Моя сдержанность была уничтожена. Все мои нынешние заботы вращаются вокруг одного человека, и впервые в моей жизни этот человек не я. Ее слова устроили пожар в моей голове. Я не могу перестать представлять ее, как и она, возможно, не может перестать воображать то, что она испытала. Находка ее блокнота подорвала меня. Мои чувства к ней вышли из-под контроля. Я никогда не ощущал такое отчаяние, чтобы увидеть ее, поговорить с ней.

Мне хочется сказать ей, что теперь я понимаю ее. Понимаю то, что не понимал ранее. Мы на самом деле очень похожи; больше, чем я мог себе представить.

Но теперь она вне досягаемости. Она ушла с незнакомыми людьми, которые не знают ее, которые не будут так о ней заботиться, как заботился бы я. Она окунулась в иную среду, не имея возможности перемещаться, и я беспокоюсь о ней. Человек с ее ситуацией… с ее прошлым… не восстановится в течение одной ночи. Но теперь произойдет одно из двух: либо она полностью закрылась, либо скоро взорвется.

Я встаю слишком быстро, вырываясь из воды, и хватаю воздух ртом.

Откидываю мокрые волосы с лица. Облокачиваюсь спиной о черепичную стену, позволяя холодному воздуху успокаивать меня, приводить в порядок мысли.

Я должен найти ее, прежде чем она сломается.

Я никогда не хотел сотрудничать со своим отцом раньше, никогда не соглашался с его мотивами и методами. Но в данном случае, я готов на все, чтобы вернуть ее обратно.

И мне не терпится сломать Кенту шею.

Этот предатель, ублюдок. Идиот, который думает, что выиграл красивую девушку. Он понятия не имеет, кто она. Он без понятия, кем она собирается стать.

И если он думает, что хоть отдаленно подходит ей, то он еще более идиот, чем я думал.

Глава 19

- Где кофе? – спрашиваю я, осматривая стол.

Дэлалью роняет вилку. Серебро издает характерный звук, ударяясь о фарфоровую плитку. Он поднимает взгляд, широко раскрывая глаза.

- Сэр?

- Мне хочется попробовать его, - отвечаю я, пытаясь намазать свой тост левой рукой. Бросаю взгляд в его сторону. – Ты всегда предлагал мне его, разве нет? Я думал, что…

Дэлалью вскакивает из-за стола без лишних слов. Убегает за дверь. Я тихо смеюсь, прикрываясь столовым прибором из серебра.

Дэлалью везет повозку с чаем и кофе, останавливает ее возле моего стула. Его руки дрожат, когда он наливает темную жидкость в чашку, ставит ее на блюдце, а затем и на стол, передвигая в мою сторону.

Прежде чем сделать глоток, я жду, пока он не вернется на свое место. Это странный, до непристойности горький напиток; не то, что я ожидал. Я смотрю на него и с изумлением обнаруживаю, что такой человек как Дэлалью начинает свой день с принятия такого крепкого и неприятного на вкус напитка. И я уважаю его за это.

- Не так ужасно, - сообщаю ему я.

На его лице отражается широкая улыбка, что-то похожее на блаженство, и я задумался, не ослышался ли он меня. Он практически сиял, когда начал говорить:

- Я пью свой с добавлением сливок и сахара. Вкус намного лучше, и поэтому…

- Сахар, - я ставлю чашку обратно. Сжимаю губы, не давая возможности появиться улыбке. – Конечно, ты добавляешь сахар. Конечно. В этом больше смысла.

- Не хотите ли, сэр?

Я удерживаю руку навесу. Качаю головой.

- Отзови войска, Лейтенант. Мы собираемся прекратить дневные вылазки, но вместо этого начать осматривать территорию ночью, после отбоя. Ты останешься на базе, - говорю ему я, - где отдавать приказы будет Главнокомандующий с помощью своих людей; выполнять любые требования, которые требуются от вас. Я буду возглавлять группу.

Я прерываюсь. Удерживаю на нем взгляд.

- Больше не будет разговоров о том, что произошло. Гражданские не будут ничего видеть или говорить. Ты понимаешь?

- Да, сэр, - отвечает он, забывая про свое кофе.

- Я отдам приказы сразу же.

- Понял

Он поднимается.

Я киваю.

Он уходит.

Впервые, после того, как она оставила меня, я начинаю надеяться. Мы собираемся найти ее. Теперь, имея в наличии новую достоверную информацию, целую армию… против кучки невежественных повстанцев… - теперь это не кажется таким уж невозможным.

Я делаю глубокий вдох и вновь отпиваю немного кофе.

И удивляюсь, замечая, что получаю удовольствие от его горького привкуса.

Глава 20

Он ждет, пока я вернусь в свою комнату.

- Приказ выполнен, - говорю я, не глядя в его сторону. – Мы выдвинемся этой ночью, - я колеблюсь. – Поэтому… прошу меня простить, но я должен разобраться с другими вопросами.

- Какого это, - спрашивает он, - быть покалеченным? – он улыбается. – Как ты можешь стоять и смотреть на себя, зная, что был покалечен собственными подчиненными?

Я останавливаюсь прямо у порога своего кабинета.

- Что ты хочешь?

- Какое оно, - интересуется он, - твое увлечение этой девушкой?

В позвоночнике чувствуется тяжесть.

- Для тебя она значит больше, чем просто эксперимент, не так ли? – спрашивает он вновь.

Я медленно оборачиваюсь. Он стоит посреди комнаты, засунув руки в карманы, и улыбается мне, отчего мне становится противно.

- Что ты имеешь в виду?

- Посмотри на себя, - говорит он. - Я даже не назвал ее имени, а ты уже распадаешься.

Он качает головой, все еще изучая меня.

- Твое лицо бледное, а единственная рабочая рука сжата в кулак. Твое тело слишком напряжено, и ты слишком быстро дышишь, - он прерывается. – Ты обманул сам себя, сын. Думаешь, что слишком умный? – продолжает он. – А не забыл ли ты, кто научил тебя всем этим уловкам?

Мне горячо и холодно одновременно. Я стараюсь разжать кулак, но не могу этого сделать. Хочу сказать ему, что он не прав, но вдруг почти не ощущаю опоры. Жаль, что я так мало поел утром, и после еще раз жалею, что вообще ничего не съел.

- Я делаю свою работу, - вот и все, что я успеваю сказать.

- Скажи мне, - говорит он, - что тебя не волнует, если она окажется мертвой вместе с остальными.

- Что? – слишком рано это дрожащее, нервное слово слетает с моих уст.

Мой отец опускает глаза. Он сжимает и разжимает свои руки.

- Ты разочаровывал меня множество раз, - его голос кажется обманчиво мягким. – Прошу, не позволяй этому случится еще раз.

В какой-то момент я не ощущаю себя на своем месте, словно нахожусь по ту сторону, смотря на себя с его стороны. Я вижу свое лицо, раненную руку, эти ноги, которые больше не в состоянии держать тело. На моем лице, руках, ногах, торсе начинают формироваться трещины.

Полагаю, он бы хотел, чтобы я развалился.

Я не сразу осознаю, что он позвал меня по имени, пока отец не повторяет еще дважды.

- Что ты хочешь от меня? – спрашиваю я, и удивляюсь, потому что слышу собственный голос. – Ты вошел в мою комнату без разрешения; стоишь здесь и обвиняешь меня в вещах, которые я не понимаю. Я следую своим правилам и твоим приказам. Ты можешь уничтожить их, если считаешь нужным.

- И твою девушку? – спрашивает он, склонив голову набок. – Твою Джульетту?

Я вздрагиваю, слыша ее имя. Мой пульс учащается настолько быстро, что я сам слышу его.

- Если я прострелю три дырки в ее голове, как ты будешь себя чувствовать? – Он пристально смотрит на меня. Ждет. – Разочаруешься, потому что потерял любимый проект? Или будешь опустошен, потому что потерял девушку, в которую влюблен?

Кажется, что время замедляется, все вокруг расплывается.

- Это была бы пустая трата, - отвечаю я, игнорируя дрожь глубоко внутри себя, чувствуя, как она намеревается сломить меня, - потерять то, на что потратили столько времени.

Он улыбается.

- Приятно знать, что ты видишь все это таким образом, - говорит он. – Но проекты, в конце концов, можно заменить. И я уверен, что мы можем найти что-то лучше, что не затрачивает так много времени.

Я медленно моргаю, смотря на него. Какая-то частичка в моей груди рухнула вниз.

- Конечно, - я могу слышать собственные слова.

- Я знал, что ты поймешь, - он хлопает меня по травмированному плечу, а затем уходит. Мои колени почти согнулись. – Это было хорошей попыткой, сын. Но она стоила нам слишком много времени и расходов, и доказала, что абсолютно бесполезна. Таким образом, мы избавимся от всех неудобств в один момент. Мы просто считаем ее дефективным убытком.

Он стреляет в меня последней улыбкой, проходя мимо, и исчезает за дверью.

Я припадаю спиной к стене.

А затем скатываюсь на пол.

Глава 21

Я достаточно часто глотаю слезы, а после начинаю ощущать как они, словно кислота, обжигают горло.

Самое ужасное, когда ты сидишь неподвижно, и продолжаешь так сидеть, вот так дальше, потому что не хочешь видеть свои слезы потому что не хочешь плакать, но твои губы не перестают дрожать, а глаза уже переполнены, и я прошу прощения, умоляю, вновь прошу прощения, говорю, как мне жаль, прошу помилования, что, возможно, в этот раз все будет иначе… но, как и всегда – то же самое. Никто не в безопасности. Нет никого, кто бы был на моей стороне.

Свеча зажглась для меня, но мне некому прошептать.

Кто-то

Кто-нибудь

Если ты тут

Пожалуйста, скажи мне, можешь ли ты чувствовать этот огонь.

Мы пять дней патрулировали ту местность, но до сих пор ничего не нашли.

Я веду группу каждую ночь, ступая в безмолвие этих холодных, зимних пейзажей. Мы ищем скрытые проходы, замаскированные люки – любое указание на то, что под нашими ногами может существовать другой мир.

И каждую ночь мы возвращаемся ни с чем.

Бесполезность последних дней полностью захлестнула меня, притупляя чувства, держа меня в оцепенении, отчего я не мог больше вырывать свой путь сам. Каждый день я просыпаюсь в поиске решения проблем, которые легли на меня, но я понятия не имею, как это исправить.

Если она там, то он найдет ее. А затем убьет.

Чтобы преподать мне урок.

Я надеюсь найти ее первым. Может, я смог бы спрятать ее. Или сказать ей бежать. Или сделать вид, будто она мертва. Или, я докажу ему, что она другая, она – лучше остальных; что она стоит того, чтобы оставить ее в живых.

Я похож на жалкого, отчаянного идиота.

Я ребенок, который все время прячется в темных углах, молясь, что на это раз он не найдет меня. Надеясь, что сегодня у него будет хорошее настроение. Что, возможно, все будет хорошо. И, может быть, в этот раз мама не будет кричать.

Как же быстро я перенял другую сторону, находясь в его присутствии.

Меня парализовало.

Я выполнял свои обязанности машинально, не тратя на них больших усилий. Передвигаюсь достаточно просто. Питание – это то, к чему я уже привык.

Но я не могу перестать читать ее дневник.

Это причиняет боль моему сердцу, но по какой-то причине, я не могу перестать листать страницы. Будто я бьюсь о невидимую стену, словно мое лицо поместили в какую-ту пластмассовую штуку, и я не могу дышать, видеть или слышать что-либо, кроме биения собственного сердца.

Кое-чего мне все-таки хочется в этой жизни.

Я никогда ни о чем никого не просил.

А теперь, все, что я прошу – это дать мне еще один шанс. Возможность увидеть ее вновь. И если мне удастся остановить его, то эти слова будут всем, что останется у меня от нее.

Эти тексты, предложения. Эти письма.

Я стал одержим. Я ношу ее блокнот с собой повсюду, трачу свободное время на расшифровку ее слов, нацарапанных на полях, на раскрытие целой истории, что сопровождается написанными числами.

Я также заметил, что последняя страница отсутствует. Она вырвана.

Я задавался вопросом почему. Я искал по всей книге, где, возможно, страницы просто затерялись, но ничего не нашел. И по какой-то причине я чувствую себя обманутым, зная, что что-то упустил. Это не мой блокнот; это даже не мое дело, но я столько раз перечитывал ее тексты, что они уже стали моими собственными. Фактически, я даже могу все пересказать по памяти.

Это странное чувство – находиться в ее голове, но в тоже время не видеть ее. Я ощущаю ее здесь, прямо перед собой. Я теперь знаю ее настолько близко, как самого себя. Мне комфортно среди ее мыслей; каким-то образом это придает мне сил. Осознал. Настолько погрузился во все это, что даже забыл, что именно она прострелила мне руку.

И я почти забыл, что она до сих пор ненавидит меня, не смотря на то, что я так сильно влюбился в нее.

И я упал.

Это так трудно.

И я упал на землю. Прямо сквозь нее. Никогда в своей жизни не чувствовал такого. Ничего подобного. Я чувствовал стыд и трусость, знал слабость и силу. Я знаком со страхом и равнодушием, ненавистью к себе и полным отвращением. Я наблюдал за вещами, которые невозможно не увидеть.

И все-таки я не знаю ничего похожего подобно этому страшному, ужасному чувству, которое просто парализует. Я словно искалечен. Отчаянный, вот-вот выйду из-под контроля. И с каждым днем становится только хуже. Каждый день я чувствую себя больным. Пустым, испытывающим боль.

Любовь – бездушная сволочь.

Я свожу с ума себя самого.

Я падаю спиной на кровать в одежде. На мне пальто, сапоги, перчатки. Я слишком устал, чтобы снять все с себя. Эти ночные вылазки почти не оставляют мне времени на сон. Я полностью истощен.

Когда моя голова касается подушки, я моргаю. Потом снова.

И я проваливаюсь.

Глава 22

- Нет, - я слышу собственный голос. – Ты не должен быть здесь.

Она сидит на моей кровати. Она облокотилась локтями, вытянув ноги вперед, скрещивая их в районе лодыжек. Какая-то часть меня понимает, что я, должно быть, снова сплю, но другая, более доминирующая частичка отказывается воспринимать все происходящее как сон. Часть меня хочет верить, что она здесь, в нескольких дюймах от меня, одетая в короткое, черное облегающее платье, что так подчеркивает ее бедра. Но все вокруг другое и какое-то странное; цвета все такие же яркие, но не те. Ее губы выглядят богаче, более яркого розового оттенка; глаза кажутся немного больше и темнее. Она обута, но я знаю, что она никогда не носила туфли. А самое странное – она улыбается мне.

- Привет, - шепчет она.

Это просто слово, но мое сердце уже колотится. Я медленно двигаюсь от нее, спотыкаюсь, чуть не ударившись головой об изголовье кровати, а затем осознаю, что мое плечо больше не травмировано. Я смотрю на себя. Мои руки полностью здоровы. На мне нет ничего, кроме белой футболки и нижнего белья.

Она двигается, подперев колени под себя, и ползет ко мне. Затем забирается на колени. Обхватывает меня за талию, отчего я ощущаю ее дыхание.

Ее губы возле моего уха. А голос настолько нежный.

- Поцелуй меня, - говорит она.

- Джульетта…

- Я проделала весь этот путь, приехав сюда.

Она все еще улыбается мне. Это настолько редкая улыбка, которую она никогда не проявляла. Но, так или иначе, прямо сейчас она – моя. Она моя, и она идеальна; она хочет меня, и я не собираюсь бороться с этим.

Я не хочу.

Она теребит мою футболку, дернув ее вверх, попутно снимая через мою голову. Кидает ее на пол. Она наклоняется вперед и целует меня в шею, один раз, но медленно. Я закатываю глаза.

Мне недостаточно слов этого мира, чтобы описать то, что я сейчас чувствую.

Я ощущаю движение ее рук на моей груди, по животу, а далее по краю нижнего белья. Ее волосы падают вперед, задевая мою кожу, и мне приходится сжать руки в кулаки, чтобы не пригвоздить ее к своей кровати.

Каждая частичка моего тела проснулась. Я никогда не чувствовал себя настолько живым и отчаянным в своей жизни, но я уверен, если она услышит это, то захлопнет дверь и никогда больше не вернется.

Но я так хочу ее.

Сейчас.

Здесь.

Повсюду.

Я не хочу, чтобы между нами что-то стояло.

Я хочу снять ее одежду и увидеть ее, изучать. Мне хочется расстегнуть молнию на ее платье и прикасаться к каждому дюйму ее кожи, тянуть время. Я не могу просто смотреть; знать про нее и ее черты лица: наклон носа, изгиб губ, линию подбородка. Мне хочется пробежать кончиками пальцев по нежной коже ее шеи, и продолжить этот путь вниз. Я хочу чувствовать ее, когда она подо мной, вокруг меня.

Дата добавления: 2015-06-27