В ожидании малыша 16 страница

Ну а когда она через месяц вернулась (за этот месяц не было не единого звонка. Должно быть, верила в силу своего любовного магнетизма при возвращении), я просто-напросто поставил ее 'перед фактом'.

P.P.S.

С момента былой истории прошло почти десять лет. А сейчас, когда я еду в поезде дальнего следования (решил впервые за долгие годы выбраться на юг, на море) и уже почти дописываю эти строки воспоминаний (как оказалось, купе вагона необычайно к этому располагает), после одной из станций - столь незначительных, что поезд стоял там не более минуты, в наше - с мирно дремлющим на протяжении всей поездки соседом - купе тихо постучали, и когда через пару должно быть специально выдержанных секунд та отворилась, я инстинктивно обернул голову и... и отказался верить своим глазам. На пороге купе стояла... Она. Изменившаяся, постаревшая, но... Она. Марина...

2003 год.

Повесть

Братья Григорьевы, или семейная идиллия

«Весь мир - театр. В нем женщины, мужчины - все актеры».

Шекспир

Глава 1

Григорьев понимал, что он себя, в общем-то, запутал сам.

И сам виноват, что не может найти выхода.

Причем, зачастую, выхода в ситуациях, в которые раньше попросту не попадал. Как ни удивительно, это было так. Больше того. Эти ситуации раньше даже не могли и возникнуть. Это исключалось. Самим фактом существования и Григорьева, и, наверное, даже специфики ситуаций. Ведь часто получается так, что существует определенная категория людей, которая попросту не попадает в какие-то ситуации. И те (ситуации) словно проходят стороной. Обрекая на страдания других. И оставляя без своего ужасающего внимания 'избранных'.

Евгений Григорьев не мог поручиться, что он принадлежал к этим избранным. Просто все складывалось так, что жизнь ему доставалась легко. Он не задумывался о том, что будет с ним завтра-послезавтра. Так же как не помнил, что было вчера. Да и зачем ему было об этом думать? Причем, совсем даже не потому, что за него думали другие. Нет. Женя Григорьев всегда любил думать сам. Даже, может быть, размышлять.

..................................................................................................................

Размышлял Женя обо всем. В его размышлениях не прослеживалась какая-то конкретная линия. Как-то выходило, что в один из дней он вдруг начинал чувствовать, что находится на пороге каких-то удивительных мыслей. Быть может даже открытий.

Что это было, и о чем, собственно, будут эти гениальные мысли-открытия, Женя не знал. Конечно же, не знал. Да и откуда он мог знать? Ведь все равно все, большей частью, случалось внезапно. Григорьев занимался какими-нибудь повседневными делами. И вдруг - озарение. И в его мыслях случалось какое-нибудь открытие. Ему становилось тут же интересно. Еще бы. Почему? Как? Что будет после?.. Задавал себе вопросы Григорьев. Ему непременно хотелось что-то выяснить, докопаться, быть может, до глубин...

Но чтобы столь глубоко копать, Григорьеву нужно было залазить в свое подсознание. Чего делать ему не хотелось. Он боялся. Боялся невольно выпустить нечто страшное. Что до времени скрывалось там. И без наличия чего, в своей сознательной жизни, ему очень даже хорошо жилось. Но вот если оно внезапно выпрыгнет ('а оно непременно выпрыгнет,-- рассуждал Григорьев,-- если он только откроет засовы души'), то уже все в его жизни может пойти по-другому. Наперекосяк. И этого Евгений очень боялся.

Он боялся также темноты, огня, и вообще стихийных бедствий. Любых. Причем он совсем не боялся умереть. Уже два раза Женя пытался покончить жизнь самоубийством. Причем весьма сознательно. У него было такое желание. Хотя и до реального его воплощения дело, конечно, не дошло. В последний момент Григорьев подумал, что умирать сейчас было бы слишком глупо. Рано. Слишком рано. Тем более, что он как-то до сих пор и не разобрался в собственных мыслях-желаниях. Мыслях -- и тайных желаниях. Тайных мыслей -- и скрытых в подсознании желаний.

Желания у Евгения все больше носили сексуальную подоплеку.

Иногда в своих мыслях Григорьев соглашался с собой, что он законченный негодяй и сексуальный развратник. Ему хотелось насилия. Над женщинами. Причем, даже совсем необязательно насиловать ему. Пусть выебут его они. Набросят удавку на голову, свяжут руки-ноги, привяжут к кровати, и, приведя в возбужденное состояние его член - станут Григорьева насиловать. Много и без стыда.

От подобных мыслей у Жени Григорьева всегда вставал член. Он рисовал в своем воображении все то, что эти многочисленные женщины будут делать с ним. И что он, Евгений Григорьев, будет вытворять с ним после. Когда долгожданное лидерство перейдет к нему. И уже будет ебать их он, а не они - его.

От подобных мыслей Григорьеву иной раз становилось страшно. Притом что он совсем даже был не пугливым человеком.

Удивительно, но когда дело касалось наличия какой-то опасности (даже только теоретического возникновения ее), Григорьев не боялся. Он сразу внутренне как-то мобилизовался. Ему становилось даже на удивление приятно. А еще - легко и свободно. Он словно начинал существовать в новой, совсем иной плоскости восприятия этой жизни. Ничто его не отвлекало от осознавания существования какой-то истины. Истины, которую он даже и не искал,-- зная что она есть. Существует. А ему становилось как-то уж очень свободно, что это было так.

Дата добавления: 2015-06-27