Брет Истон Эллис американский психопат 3 страница

"ПАСТЕЛИ"

Когда мы наконец оказываемся в "Пастелях", я едва не плачу, поскольку совершенно уверен, что мест нет. Но нам предлагают хороший столик, и облегчение накрывает меня благодатной волной. Макдермотт знаком с метрдотелем "Пастелей", и, хотя мы заказали столик всего несколько минут назад из такси, нас тут же проводят через переполненный бар в розовый, ярко освещенный зал и сажают за превосходный отгороженный столик. Заказать столик в "Пастелях" совершенно невозможно, и, по-моему, Ван Паттен, я сам и даже Прайс потрясены до глубины души. Может быть, мы даже завидуем той прыти, которую проявил Макдермотт. Набившись в такси на Уотер-стрит, мы поняли, что так никуда и не позвонили, и лишь когда дело дошло до обсуждения достоинств нового калифорнийско-сицилианского бистро в верхнем Ист Сайде (я так паниковал, что едва не порвал "Загат" пополам) мы пришли к согласию. Только Прайс возражал, но и он в конце концов пожал плечами со словами "Да мне все по хую", и мы позвонили с его мобильного, чтобы заказать столик. Прайс надел наушники и включил звук плейера так громко, что Вивальди был слышен даже сквозь автомобильный шум, доносившисядоносившийся через полуопущенные окна такси. Ван Паттен и Макдермотт отпускали грубые шуточки о размере члена Тима, и я от них не отставал. Возле входа в "Пастели" Тим выхватил у Ван Паттена салфетку с окончательной версией его тщательно сформулированных вопросов для GQ и швырнул ее нищему, который валялся возле ресторана с грязной картонкой в руках: "Я ГОЛОДНЫЙ И БЕЗДОМНЫЙ ПОЖАЛУЙСТА ПОМОГИТЕ МНЕ".
Кажется, все идет нормально. Метрдотель прислал нам четыре бесплатных коктейля Вellini, но мы все равно заказываем напитки. Ronettes поют "Then He Kissed Me" ("Потом он поцеловал меня"), у нашей официантки хорошая фигура и даже Прайс, похоже, отошел, хотя и ненавидит это заведение. К тому же за столиком напротив четыре женщины, и все отлично выглядят - блондинки с большими сиськами. На одной шерстяное платье-рубашка от Calvin Klein; вторая одета в шерстяное вязаное платье и жакет с застежкой из фая от Geoffrey Beene; третья в юбке из плиссированного тюля и бархатном бюстье, по моему, от Christian Lacroix, на ногах у нее туфли на шпильке от Sidonie Larizzi; четвертая - в черном с блестками платье без пояса, поверх которого надет жакет от Bill Blass (шерстяной креп). Теперь играют Shirelles, "Dancing in the Street": из-за высоких потолков и мощных колонок звук такой громкий, что нам приходится кричать нашей фигуристой официантке. На ней двухцветный шерстяной костюм с бисером от Myrone de Premonville и высокие бархатные ботиночки. Мне кажется, что она кокетничает со мной: соблазнительно смеется, когда я выбираю на закуску ската и кальмара с красной икрой, проникновенно смотрит, когда я заказываю запеканку из лосося с зеленым соусом томатилло. Я вынужден состроить озабоченное, убийственно серьезное выражение и уставиться на стаканы с розовым коктейлем Bellini, чтобы она не подумала, будто я слишком заинтересовался. Прайс заказывает тапас, оленину с йогуртовым соусом и салат из папоротника и манго. Макдермотт - сашими с козьим сыром и копченую утку с эндивием и кленовым сиропом. Ван Паттен берет колбаску из морского гребешка и лосось-гриль с малиновым уксусом и гуакамоле. В ресторане на полную мощность работает кондиционер, и я начинаю сожалеть, что не надел новый пуловер от Versace, купленный на прошлой неделе в Bergdorf's. Он бы хорошо смотрелся с моим костюмом.
- Не могли бы вы, пожалуйста, забрать эти коктейли, - обращается Тим к официанту, указывая на Bellini.
- Погоди, Тим, - говорит Ван Паттен. - Успокойся. Я их выпью.
- Это европейская дрянь, Дэвид, - поясняет Прайс. - Европейская дрянь.
- Возьми мой, Ван Паттен, - предлагаю я.
- Подожди, - говорит Макдермотт, останавливая официанта. - Я свой тоже выпью.
- Зачем? - спрашивает Прайс. - Ты что, пытаешься произвести впечатление на эту армянскую цыпочку в баре?
- Какую еще армянскую цыпочку? - Ван Паттен неожиданно заинтригован, он вытягивает шею.
- Уноси все коктейли! - вскипает Прайс.
Официант покорно забирает стаканы и, кивнув неизвестно кому, уходит.
- Кто дал тебе право распоряжаться? - ноет Макдермотт.
- Поглядите, парни. Смотрите, кто пришел, - присвистывает Ван Паттен. - Мать честная.
- Ради бога, только, блядь, не Пристон, - вздыхает Прайс.
- О нет, - зловеще произносит Ван Паттен. - Он нас пока не заметил.
- Виктор Пауэл? Пол Оуэн? - неожиданно испугавшись, спрашиваю я.
- Ему двадцать четыре года, и у него отвратительно много денег, скажем так, - с ухмылкой подсказывает Ван Паттен. Человек его, очевидно, приметил, и на лице Ван Паттена вспыхивает лучезарная улыбка. - Настоящий говнюк.
Я вытягиваю шею, но не могу понять, кто там и что.
- Это Скотт Монтгомери, - произносит Прайс. - Да? Скотт Монтгомери.
- Возможно, - подначивает Ван Паттен.
- Карлик Скотт Монтгомери, -- говорит Прайс.
- Прайс, - говорит Ван Паттен. - Ты бесподобен.
- Смотрите, какой я сейчас изображу восторг, - замечает Прайс, обводя взглядом стол. - Ну, я ведь всегда прихожу в восторг, встречая кого-нибудь из Джорджии.
- Ух-ты, - произносит Макдермотт. - Он нарядился так, чтобы всех поразить.
- Да, - отвечает Прайс. - Я убит, то есть поражен.
- Да-а-а, - говорю я, заметив Монтгомери. - Элегантный темно-синий.
- В мелкую клетку, - шепчет Ван Паттен.
- И много бежевого, - добавляет Прайс. - Вы же понимаете.
-- Он идет сюда, - говорю я, внутренне подбадривая себя.
К нашему столику приближается Скотт Монтгомери. На нем - темно-синий двубортный блейзер с пуговицами из искуственногоискусственного черепахового панциря, мятая, застиранная хлопчатобумажная рубашка в полоскусполоску с красной вышивкой, шелковый галстук с красно-бело-синим рисунком в виде фейерверков (от Hugo Boss) и фиолетовые шерстяные брюки от Lazo (косые карманы; спереди - четыре складки). В руках у него стакан с шампанским, который он передает своей спутнице. Она - определенно модель: стройная, с неплохой грудью, задница отсутствует, высокие каблуки. На ней креповая юбка, велюровый жакет (шерсть с кашемиром), через руку перекинуто велюровое пальто, все от Louis Dell'Olio. Туфли на каблуках от Susan Bennis Warren Edwards. Темные очки от Alan Mikli. Кожаная сумка с тиснением от Hermes.
- Здорово, парни. Как жизнь? - Монтгомери гнусавит, как и все выходцы из штата Джорджия. - Познакомьтесь с Ники. Ники, это Макдональд, Ван Барен, Бэйтмен - ты отлично загорел - и мистер Прайс. Пожав руку только Прайсу, он забирает стакан у Ники. Ники вежливо, словно робот, улыбается, - вероятно, она не говорит по-английски.
- Монтгомери, - произносит Прайс любезным, дружеским тоном, пялясь при этом на Ники. - Ну как жизнь?
- Ну, парни, - говорит Монтгомери, - вижу, у вас классный столик. Уже расплатились? Шучу.
- Слушай, Монтгомери, - говорит Прайс, глядя на Ники. Он по-прежнему демонстрирует необычайное расположение к человеку, которого я считал чужаком. - Может, в сквош?
- Позвони мне, - рассеянно отвечает Монтгомери, обводя взглядом зал. - Это не Тайсон? Вот моя визитка.
- Отлично, - говорит Тимоти, пряча ее в карман. - Как насчет четверга?
- Не могу. Улетаю завтра в Даллас, но... - Монтгомери уже отходит от нашего стола, торопясь подойти еще к кому-то. Ники он увлекает за собой. - Давай на следующей неделе.
Ники улыбается мне, потом смотрит в пол (розовые, голубые, лимонно-зеленые плитки перекрещиваются треугольничками), словно в них скрывается ответ, некая разгадка, разумное объяснение тому, почему она связалась c Монтгомери. Я вяло размышляю, старше ли она его и не заигрывала ли со мной.
- До встречи, - говорит Прайс вдогонку.
- Пока, парни... - Монтгомери уже в середине зала. Ники семенит за ним. Я был не прав: у нее есть задница.
- Восемьсот миллионов, - качая головой, присвистывает Макдермотт.
- Университет? - спрашиваю я.
- Смехотворный, - намекает Прайс.
- Роллинс? - гадаю я.
- Ну почти, - говорит Макдермотт. - Хемпден-Сидней.
- Паразит, неудачник, сука, - подводит итог Ван Паттен.
- Но у него восемьсот миллионов, - выразительно повторяет Макдермотт.
- Ну и пойди отсоси y карлика, - заткнешься ты или нет? - говорит Прайс. - Неужели ты такой впечатлительный, Макдермотт?
- Все равно, - замечаю я. - А телка ничего себе.
- Девка что надо, - поддакивает Макдермотт.
- Согласен, - с неохотой кивает Прайс.
- Слушайте, вы, - горестно произносит Ван Паттен. - Я знаю эту цыпочку.
- Да ладно, - стонем мы в один голос.
- Попробую угадать, - говорю я. - Подцепил ее в 'Туннеле", да?
- Нет, - он отпивает, - она модель. Анорексичка, алкоголичка, неврастеничка. Настоящая француженка.
- Ну что за клоун, - говорю я, не понимая, врет он или нет.
- Поспорим?
- Ну и что? - пожимает плечами Макдермотт. - Я бы трахнул ее.
- Она выпивает в день литр "Столичной", блюет и снова выпивает столько же, - объясняет Ван Паттен. - Стопроцентная пьянчужка.
- Стопроцентная дешевая пьянчужка, - бормочет Прайс.
- А мне безразлично, - мужественно произносит Макдермотт. - Она прекрасна. Я хочу трахнуть ее. Жениться на ней. Иметь от нее детей.
- Господи, - почти ржет Ван Паттен. - Ну кто женится на цыпочке, которая родит бутылку водки с клюквенным соком?
- Его слова не лишены смысла, - говорю я.
- Угу. Еще он собирается подцепить ту армянскую цыпочку в баре, - ухмыляется Прайс. - А она что родит - бутылку шампанского и пинту персикового сока?
- А где армянская цыпочка? - вытягивая шею, раздраженно спрашивает Макдермотт.
- О боже. Пошли вы на хуй, пидоры, - вздыхает Ван Паттен.
К столику подходит метрдотель, здоровается с Макдермоттом, потом замечает, что у нас нет наших бесплатных коктейлей, и убегает до того, как мы успеваем его остановить. Не знаю, откуда Макдермотт так хорошо знаком с этим Аленом, - может, через Сесилию?
Однако это меня слегка задевает, и я решаю заработать очки своей новой визиткой. Я достаю ее из бумажника (газелевая кожа, Barney's, $850), кидаю на стол и жду реакции.
- Это что, грамм? - не без интереса спрашивает Прайс.
- Новая визитка, - я пытаюсь вести себя небрежно, но все равно гордо улыбаюсь. -Ну как вам?
- Ух-ты, - взяв ее в руки, говорит Макдермотт, и с искренним восхищением потирает ее пальцами. - Очень красивая. Посмотри-ка...
Он передает визитку Ван Паттену.
- Вчера забрал из печати, - замечаю я.
- Хороший цвет, - говорит Ван Паттен, пристально рассматривая карточку.
- Это цвет кости, - уточняю я. - А тиснение называется Silian Rail.
- Silian Rail? - переспрашивает Макдермотт.
- Да. Неплохо, а?
- Очень неплохо, Бэйтмен, - сдержанно произносит завистливая скотина Ван Паттен, - но это ничто по сравнению с... - Он вытаскивает свой бумажник и швыряет рядом с пепельницей свою визитку. - Посмотри-ка на эту.
Мы все склоняемся и рассматриваем визитку Дэвида. Прайс тихо говорит:
- Да, это действительно круто.
Цвета такие элегантные, шрифт просто великолепный, и меня охватывает короткая судорога зависти. Я стискиваю кулаки, а Ван Паттен самодовольно говорит:
- Цвет яичной скорлупы и шрифт Romalian...
Он оборачивается ко мне:
- Что скажешь?
- Мило, - хрипло говорю я. Мне даже удается кивнуть. Мальчик приносит четыре новых Bellini.
- Боже, - говорит Прайс. Он смотрит визитку на свет, не обращая внимания на коктейли. - Вот это действительно супер. И откуда у такого дурня, как ты, столько вкуса?
Я смотрю на карточку Ван Паттена, потом на свою, и не могу поверить, что Прайсу больше нравится визитка Ван Паттена. Перед глазами у меня все плывет, я отпиваю и делаю глубокий вдох.
- Но постойте-ка, - говорит Прайс. - Вы еще ничего не видели... - Из внутреннего кармана пиджака он достает свою визитку и медленно, театральным жестом выкладывает ее на всеобщее обозрение. - Это моя.
Даже я должен признать, что она великолепна.
Внезапно мне кажется, что ресторан затих и отодвинулся от нас. В сравнении с этой визиткой музыка превратилась в бессмысленный шум, и мы хорошо слышим слова Прайса:
- Рельефное тиснение, цвет - бледно-облачный...
- Черт возьми, - восклицает Ван Паттен. - Никогда не видел ничего подобного...
- Мило, очень мило, - вынужден я признать. - Но постойте. Давайте посмотрим на визитку Монтгомери.
Прайс вытаскивает визитную карточку Монтгомери, и, хотя он сидит с бесстрастным видом, я не понимаю, как он может оставаться равнодушным к ее утонченной окраске и стильной плотности. Я удручен тем, что затеял все это.
- Давайте закажем пиццу, - предлагает Макдермотт. - Никто не хочет взять пиццу, напополам со мной? "Ред снеппер"? М-м-м. Бэйтмен будет, - говорит он, весело потирая руки.
Я беру карточку Монтгомери и даже ощупываю ее, чтобы понять, какое ощущение она оставляет на подушечках пальцев.
- Что, нравится? - По тону Прайса понятно, что он видит, как я завидую.
- Ага, - небрежно отвечаю я, возвращая Прайсу визитку так, словно мне она до фени, однако чувствую, что мне трудно глотать.
- Пицца "Ред снеппер", - напоминает мне Макдермотт. - Я, блядь, умираю от голода.
- Никакой пиццы, - бормочу я, чувствуя облегчение от того, что Тим убрал визитку Монтгомери в карман, с глаз долой.
- Ну давай, - ноет Макдермотт. - Давай закажем пиццу.
- Заткнись, Крэйг, - говорит Ван Паттен, наблюдая за официанткой, принимающей заказ у другого столика. - И позови сюда вон ту, симпатичную.
- Но это не наша официантка, - отвечает Макдермотт, нервно теребя меню, которое он выхватил у проходившего мимо официанта.
- Все равно позови, - настаивает Ван Паттен. - Попроси у нее воды, "Корону", что угодно.
- А почему ее? - я ни к кому конкретно не обращаюсь. Моя визитка, оставленная без внимания, лежит на столе рядом с орхидеей в синей стеклянной вазе. Я перегибаю ее пополам и убираю в бумажник.
- Она жутко похожа на девушку из отдела Жоржетты Клингер в Bloomingdale's, - говорит Ван Паттен. - Позови ее.
- Будет кто-нибудь пиццу или нет? - Макдермотт входит во вкус.
- А ты-то откуда знаешь? - спрашиваю я Ван Паттена.
- Я там покупаю духи для Кейт, - отвечает он.
Прайс машет руками, чтобы привлечь наше внимание:
- Я говорил вам, что Монтгомери карлик?
- Кто такая Кейт? - спрашиваю я.
- Кейт - это телка, с которой у Ван Паттена роман, - объясняет Прайс, не сводя глаз со столика, за которым сидит Монтгомери.
- Что случилось с мисс Китт ридж? - интересуюсь я.
- Ага, - улыбается Прайс. - И как же Аманда?
- Господи, ребята, будьте проще. Верность? Ну конечно.
- И ты не боишься подхватить что-нибудь? - спрашивает Прайс.
- От кого, от Аманды или Кейт? - интересуюсь я.
- Мне казалось, мы сошлись на том, что с нами это в принципе не может случится, - громко произносит Ван Паттен. - Так что... дураки вы. Заткнитесь.
- Разве я тебе не говорил?...
Приносят еще четыре Bellini. Теперь на столе их уже восемь.
- Боже мой, - стонет Прайс, пытаясь поймать официанта, пока тот не удрал.
- Пицца "ред снеппер"... пицца "ред снеппер", - Макдермотт нашел себе мантру на вечер.
- Вскоре на нас набросятся горячие иранские девки, - бубнит Прайс.
- Но ведь это ноль-ноль-ноль с чем-то процента чего-то,... вы слушаете? - спрашивает Ван Паттен.
-...Пицца... пицца, - Макдермотт бьет кулаком по столу, и тот трясется. - Черт возьми, кто-нибудь меня слушает или нет?
Я все еще в трансе от визитки Монтгомери - классные цвета, плотность, тиснение, шрифт. Внезапно я поднимаю руку, словно готовясь ударить Грега, и ору что есть мочи:
- Никто не хочет твою ебаную пиццу! Пицца должна быть пышной и плотной и сырная корочка должна быть что надо! А здесь, блядь, корочка слишком тонкая, потому что мудозвон-повар все пережаривает! Пицца здесь пересушенная и ломкая!
Побагровев, я грохаю об стол своим стаканом, а когда поднимаю глаза, то оказывается, что закуски уже принесли. Симпатичная официантка смотрит на меня со странным, застывшим выражением лица. Я вытираю рукой лицо и мягко улыбаюсь ей.
Она продолжает смотреть на меня так, словно я чудовище. Кажется, она действительно напугана. Я смотрю на Прайса - зачем? Ищу поддержки, что ли?
Он произносит одними губами:
- Сигары, - и похлопывает себя по карману пиджака.
Макдермотт тихо произносит:
- А мне кажется, они не ломкие.
- Милая, - говорю я. Не обращая на Макдермотта никакого внимания, я беру официантку за руку и притягиваю к себе. Она вздрагивает, но я улыбаюсь, и она не сопротивляется, когда я подтягиваю ее поближе.
- Итак, мы намерены здесь как следует покушать... - начинаю я.
- Но я совсем не это заказывал, - говорит Ван Паттен, глядя в свою тарелку. - Я хотел колбаску из мидий.
- Заткнись, - кидаю я на него злобный взгляд, потом спокойно поворачиваюсь к симпатичной официантке, ухмыляясь, как идиот. Но как красивый идиот. - Одним словом, понимаете, мы тут часто бываем, и, скорее всего, мы сейчас закажем хороший бренди, коньяк... кто его знает. Мы желаем отдохнуть и насладиться этой атмосферой, - я делаю жест рукой. - А потом, - другой рукой я вынимаю бумажник из газелевой кожи, - мы бы хотели покурить превосходные гаванские сигары, и нам бы не хотелось, чтобы нас беспокоили неотесанные...
- Неотесанные, - Макдермотт кивает Ван Паттену и Прайсу.
- Неотесанные, невежливые посетители или туристы, которые неизбежно будут жаловаться на наши маленькие безобидные привычки... Поэтому... - я сую в ее маленькую ручку купюру (надеюсь, это полтинник), - если вы сумеете сделать так, чтобы нам не досаждали, мы с благодарностью оценим это. - Я поглаживаю ее руку, сжимая ее в кулачок. - А если кто-то будет жаловаться, ну так... - я делаю паузу, а потом перехожу на угрожающий тон, - вышвырните их вон.
Она кивает и уходит с озадаченным, растерянным видом.
- Кроме того, - -говорит Прайс, улыбаясь, - если очередные Bellini появятся в радиусе трех метров от нашего стола, мы устроим метрдотелю аутодафе. Так что предупредите его на всякий случай.
Мы долго молчим, созерцая наши закуски. Тишину нарушает Ван Паттен.
- Бэйтмен?
- Да? - я накалываю на вилку кусочек рыбы, макаю его в красную икру, а затем откладываю вилку.
- Ты - просто совершенство, - мурлычет он.
Прайс видит, что еще одна официантка приближается к нам с подносом, на котором стоят четыре стакана для шампанского, наполненные бледно-розовой жидкостью. Он говорит:
- Господи, это уже становится нелепым...
Однако она ставит стаканы на соседний столик, за которым сидят четыре телки.
- Клевая, - говорит Ван Паттен, оторвавшись от своей колбаски из морского гребешка.
- Фигура что надо, - согласно кивает Макдермотт. - Это точно.
- А я не впечатлился, - Прайс шмыгает носом. - Посмотрите на ее колени.
Мы разглядываем официантку, и, хотя у нее длинные, загорелые ноги, я вижу, что одно колено у нее определенно больше другого. Левое колено шире и крупнее правого. Теперь этот незначительный недостаток кажется огромным, и мы все теряем к ней интерес. Ван Паттен ошеломленно смотрит в свою тарелку, потом на Макдермотта. Он говорит:
- Я тоже не это заказывал. Это суши, а не сашими.
- Господи, - вздыхает Макдермотт. - Ты же сюда не есть пришел.
Мимо нашего столика проходит парень - вылитый Кристофер Лаудер. Прежде чем отправиться в туалет, он похлопывает меня по плечу и говорит:
- Привет, Гамильтон, ты хорошо загорел.
- Ты хорошо загорел, Гамильтон, - передразнивает Прайс, кидая тапас в мою тарелку для хлеба.
- Твою мать, - говорю я, - надеюсь, я не покраснел.
- В самом деле, куда ты ходишь, Бэйтмен? - спрашивает Ван Паттен. - Я имею в виду, загорать?
- Да, Бэйтмен. Куда же? - Макдермотт, кажется, искренне интересуется этим вопросом.
- Читайте по губам, - отвечаю я,. - В солярий. - И раздраженно добавляю. - Как и все.
- У меня, - говорит Ван Паттен, выдержав для максимального эффекта паузу, - солярий... дома, - и он отправляет в рот большой кусок колбаски из гребешка.
- Чушь собачья, - съеживаясь, говорю я.
- Это правда, - с полным ртом подтверждает Макдермотт. - Я его видел.
- Да это, блядь, что-то сверхъестественное, - говорю я.
- Что же в этом, блядь, сверхъестественного? - спрашивает Прайс, гоняя вилкой по тарелке свой тапас.
- Ты знаешь, сколько стоит членство в ебаном солярии? - терзает меня Ван Паттен. - Годовой абонемент?
- Ты просто псих, - бормочу я.
- Смотрите, ребята, - говорит Ван Паттен. - Бэйтмен рассердился.
Неожиданно возле нашего стола возникает официант. Не спрашивая, можно ли убирать закуски, он уносит наши почти нетронутые тарелки. Никто не жалуется, разве что Макдермотт спрашивает:
- Он что, унес наши закуски?
Потом он смеется непонятно чему. Осознав, что он смеется один, Макдермотт замолкает.
- Он забрал их, потому что порции такие маленькие. Наверное, он решил, что мы уже поели, - устало говорит Прайс.
- Я все же думаю, что иметь солярий дома - это сумасшествие, - говорю я Ван Паттену. Вообще-то в глубине души я считаю, что солярий дома - это роскошно, вот только в моей квартире для него нет места. Есть ведь и другие удовольствия в жизни, не только солярий.
- А с кем это Пол Оуэн? - Макдермотт спрашивает Прайса.
- С каким-то уродом из Kicker Peabody, - раздраженно отвечает Прайс. - Он знаком с Маккоем.
- Тогда почему он сидит с этими кретинами из Drexel? - спрашивает Макдермотт. - Разве это не Спенсер Уин?
- У тебя глюки, что ли? - спрашивает Прайс. - Это не Спенсер Уин.
Я смотрю на Пола Оуэна, сидящего с тремя парнями. Один из них, возможно, Джефф Дюваль. Все четверо в подтяжках и в очках в роговой оправе; у всех волосы зачесаны назад, все пьют шампанское. Я лениво размышляю о том, как Оуэну удалось заполучить счета Фишера. Аппетит от этого не улучшается, однако еду приносят сразу после того, как убрали закуски, и мы начинаем есть. Макдермотт снимает подтяжки. Прайс называет его "тряпкой". Я как будто парализован, однако мне все же удается отвернуться от Оуэна и заглянуть в свою тарелку (запеканка - в виде желтого шестиугольника, окруженного полосками копченого лосося и завитками зеленого, как горошек, соуса томатилло). Потом я перевожу взгляд на толпу людей, которые ждут своей очереди. Кажется, они злые и опьяневшие от бесплатных коктейлей; они устали так долго ждать столик, который наверняка окажется говеным, где-нибудь возле кухни, хоть они и сделали предварительный заказ.
Ван Паттен нарушает тишину нашего стола, швырнув вилку и отодвинув стул.
- Что случилось? - спрашиваю я, поднимая глаза. Вилка застыла над тарелкой, но моя рука не движется: она словно наслаждается красотой содержимого тарелки, у нее как будто есть собственный разум, который отказывается разрушать этот дизайн. Вздохнув, я печально откладываю вилку.
- Черт. Я должен записать фильм по кабельному для Мэнди. - Ван Паттен, стоя, вытирает рот салфеткой. - Я еще вернусь.
- Пусть она сама запишет, идиот, - говорит Прайс. - Ты что, чокнутый?
- Она в Бостоне, у своего дантиста, - подкаблучник Ван Паттен пожимает плечами.
- Ну и что ты собираешься делать? - мой голос дрожит. Я по-прежнему думаю о его визитке. - Будешь звонить на кабельное телевидение?
- Нет, - говорит он. - Мой телефон подключен к видеопрограммеру Videonics, который я купил в Hammacher Schlemmer. - Он удаляется, на ходу надевая подтяжки.
- Круто, - тускло говорю я.
- Эй, что ты хочешь на десерт? - кричит ему Макдермотт.
- Что-нибудь шоколадное и без муки, - кричит он в ответ.
- Ван Паттен, кажется, забросил тренировки? - спрашиваю я. - Он, кажется, поправился.
- Похоже на то, - говорит Прайс.
- А разве он не член клуба "Вертикаль"? - спрашиваю я.
- Не знаю, - бормочет Прайс, изучая свою тарелку, потом, выпрямившись, отодвигает ее и жестом показывает официантке, что он хочет еще одну "Финляндию" со льдом.
Очередная симпатичная официантка с опаской подходит к нам. У нее в руках бутылка шампанского Perrier-Jouet, неурожайного года. Она говорит, что это подарок от Скотта Монтгомери.
- Неурожайный год! Вот сука, - шипит Прайс. Вытянув шею, он ищет глазами столик Монтгомери. -Неудачник.
Прайс показывает Монтгомери большой палец. - Блядь, такой низкорослый, что его еле видно. По-моему, я дал знак Конраду, но не уверен.
- А где Конрад? - спрашиваю я. - Я должен поздороваться с ним.
- Да тот, который назвал тебя Гамильтоном, - говорит Прайс.
- Это был не Конрад, - говорю я.
- Ты уверен? Пиздец, как похож на Конрада, - отвечает он. На самом деле он не меня слушает, а пялится на декольте фигуристой официантки, которая наклонилась, чтобы поудобнее ухватить штопор.
- Нет, это был не Конрад, - говорю я, удивляясь, как это Прайс не может узнать своего коллегу. - Этот парень лучше пострижен.
Пока официантка разливает шампанское, мы молчим. Когда же она уходит, Макдермотт спрашивает, понравилась ли нам еда. Я отвечаю, что запеканка была отличной, но слишком много соуса томатилло. Макдермотт кивает:
- Мне так и говорили.
Ван Паттен возвращается и бормочет:
-- Туалет такой, что не нюхнешь.
- Может, десерт? - говорит Макдермотт.
- Разве что шербет Bellini, - зевает Прайс.
- Давайте расплатимся, - предлагает Ван Паттен.
- Пора по бабам, джентельмены, - говорю я.
Симпатичная официантка приносит чек. 475 долларов - значительно меньше, чем мы ожидали. Поскольку у меня нет наличных, я расплачиваюсь своей карточкой Platinum AmEx и собираю у них купюры, в основном новые полтинники. Макдермотт требует десять долларов, поскольку его колбаска из гребешка стоила всего шестнадцать. Бутылка шампанского от Монтгомери осталась на столе нетронутой. У выхода из "Пастелей" сидит еще один нищий с табличкой, на которой написано что-то абсолютно неразборчивое. Он тихо просит у нас мелочь или (с большим оптимизмом) что-нибудь поесть.
- Чувак явно нуждается в косметологе, - отмечаю я.
- Слушай, Макдермотт, - хихикает Прайс. - Кинь ему свой галстук.
- Блядь. А что это ему даст? - глядя на нищего, спрашиваю я.
- Сможет перекусить в "Jams", - смеется Ван Паттен и протягивает мне ладонь, по которой я хлопаю своей.
- Отдать чуваку, - явно обиженный Макдермотт рассматривает свой галстук.
- Пардон... такси! - говорит Прайс, останавливая рукой машину. -... и выпить.
- В "Туннель", - говорит Макдермотт шоферу.
- Отлично, Макдермотт, - констатирует Прайс, садясь на переднее сиденье. - Кажется, ты раздухарился.
- Ну и что? Я ведь не такой растраченный пидор-декадент, как ты, - отвечает Макдермотт, садясь в такси передо мной.
- А вы в курсе, что пещерные люди были покрепче нас в смысле характера? - спрашивает водителя Прайс.
- Э-э-э, где-то я это уже слышал, - отмечает Макдермотт.
- Ван Паттен, - говорю я. - Ты видел шампанское, которое нам прислал Монтгомери?
- Правда? - переспрашивает Ван Паттен, перегнувшись через Макдермотта. - Дай-ка угадаю. Может, Perrier-Jouet?
- В точку, - произносит Прайс. - Неурожайного года.
- Мудак ебаный, - говорит Ван Паттен.

"ТУННЕЛЬ"

Почему-то сегодня все мужчины, толпящиеся у входа в "Туннель", в смокингах. Единственное исключение - бродяга средних лет, сидящий возле мусорного контейнера, всего в паре метров от канатов. Он протягивает каждому, кто обратил на него внимание, пластиковый стаканчик, и просит мелочь. Когда Прайс, делая знаки одному из швейцаров, проводит нас мимо толпы за канаты, Ван Паттен машет хрустящей однодолларовой банкнотой перед лицом бездомного бродяги, лицо которого на мгновение озаряется. Но Ван Паттен убирает доллар в карман, и мы, получив дюжину талонов на выпивку и два пропуска в зал VIP внизу, проскальзываем в дверь. Внутри к нам пристают еще два швейцара (они в длинных шерстяных шинелях, волосы завязаны в хвосты,- видимо, немцы): они желают знать, почему мы не в смокингах. Прайсу все же как-то удается уладить проблему, - то ли он дал этим козлам денег, то ли уболтал их (первое более вероятно). Я стою в стороне, спиной к нему, и пытаюсь слушать, как Макдермотт жалуется Ван Паттену на то, что я, псих ненормальный, отклонил в "Пастелях" его предложение разделить с ним пиццу. Однако трудно услышать что бы то ни было, кроме песни "I Feel Free" в исполнении Белинды Карлайл, грохочущей из динамиков. В кармане моей куртки от Valentino лежит нож с зубчатым лезвием, и мне очень хочется сию минуту выпустить Макдермотту кишки, раскроить ему лицо, раскурочить спинной хребет. Но Прайс уже машет нам, и желание убить Макдермотта сменяется смутным предвкушением развлечений: я выпью шампанского, найду клевую девку, нюхну, может быть, даже потанцую под какое-нибудь старье, а может, и под новую песню Джанет Джексон, которая мне очень нравится.
В холле спокойнее. Двигаясь к входу, мы проходим мимо трех очень клевых фигуристых девиц. На одной - черный шерстяном жакет с пуговицами по бокам, брюки (шерсть с крепом) и обтягивающий кашемировый свитер с высоким воротом, все от Oscar de la Renta. Вторая - в двубортном пиджаке из шерсти, мохера и нейлонового твида; в том же стиле - брюки джинсового покроя и мужская хлопчатобумажная рубашка, все от Stephen Sprouse. Самая красивая одета в пестрый шерстяной жакет и шерстяную юбке с завышенной талией (Barney's) и шелковую блузку от Andra Gabrielle. Они явно обратили на нас внимание, и мы в ответ поворачиваем головы - все, кроме Прайса, который полностью игнорирует девиц и произносит что-то грубое.
- Бог мой, Прайс, приди в себя, - ноет Макдермотт. - Что с тобой? Девки - очень клевые.
- Ага. Если говоришь на фарси, - отвечает Прайс, протягивая Макдермотту два питейных талона, словно для того, чтобы тот умилостливилсяумилостивился.
- Что?! - говорит Ван Паттен. - В них вообще не было ничего испанского.
- Знаешь, Прайс, если ты хочешь поебаться, тебе придется изменить свой подход, - замечает Макдермотт.
- Кто это мне говорит о ебле? - спрашивает Крэйга Прайс. - Ты? Ты, которого недавно ублажили рукой?
- Твои взгляды - просто труба, Прайс, - говорит Крэйг.
- Слушай, неужели ты думаешь, что когда я намерен заполучить пизду, то веду себя так же, как с вами? - с вызовом говорит Прайс.
- Да, - в один голос отвечают Ван Паттен и Макдермотт.
- Знаете, ребята, - вмешиваюсь я, - все-таки, когда хочешь потрахаться, то можешь вести себя по-другому. Надеюсь, Макдермотт, эта идея не помешает тебе сохранить девственность. - Я прибавляю шаг, пытаясь держаться вместе с Тимом.
- Да, но это не объясняет, почему Тим ведет себя как полный кретин, - говорит Макдермотт, стараясь догнать меня.
- Как будто этим девкам не все равно, - фыркает Прайс. - Поверь мне, когда я им сообщу размер своего годового дохода, мое поведение будет мало что значить.
- Ну и как же ты преподнесешь эту пикантную информацию? - спрашивает Ван Паттен. - Скажешь: "Вот бутылка "Короны", кстати, я делаю сто восемьдесят штук в год, а какой твой знак Зодиака?"
- Сто девяносто, - поправляет его Прайс. - Да, именно так. Здесь хорошие манеры интересуют девушек меньше всего.
- О Всезнающий, чего же хотят эти девушки? - вставляет Макдермотт, слегка кланяясь на ходу.
Ван Паттен смеется, На ходу он бьет ладонь Макдермотта своей ладонью.
- Слушай, - смеюсь я. - Если бы ты знал, то не спрашивал бы.
- Они ищут красивого чувака, который водил бы их в "Цирк" два раза в неделю, и и иногда в "Nell's". Ну ещё, может, познакомил бы с Дональдом Трампом, - равнодушно говорит Прайс.
Мы отдаем билеты симпатичной девке в толстом пальто (шерстяное сукно) и шелковом шарфике от Hermes. Когда она пропускает нас, Прайс ей подмигивает, а Макдермотт произносит: "Не успел я войти, как меня начали преследовать мысли о болезнях. Тут есть грязные телки. Я просто чувствую это".
- Чувак, я же говорил тебе, - Ван Паттен снова терпеливо излагает свои факты. - Ничего подхватить нельзя. Это ноль ноль ноль одна десятитысячная процента...
К счастью, его голос тонет в песне "New Sensation", которую поют INXS (длинная версия). Музыка звучит так громко, что приходится орать друг другу. Народу в клубе много; единственный свет - вспышки на танцполе. Все в смокингах. Все пьют шампанское. Поскольку у нас только два пропуска в нижний зал VIP, Прайс сует их Ван Паттену и Макдермотту, и они весело машут билетами перед парнем, дежурящим у лестницы. На нем - двубортный смокинг из шерсти, хлопчатобумажная сорочка рубашка с воротником-апаш от Cerruti 1881 и бабочка в черно-белую клетку от Martin Dingman Neckwear.
- Слушай, - кричу я Прайсу. - Почему мы туда не пошли?
- Потому что, - схватив меня за воротничок, он пытается перекричать музыку, - нам нужен Боливийский Живительный Порошок...Я иду за ним. Прайс быстро идет по узкому коридору вдоль танцпола, и через бар входит в "Зал с канделябрами", битком набитый ребятами из Drexel, Lehman's, Kidder Peabody, First Boston, Morgan Stanley, Rothschild, Goldman, бог мой, даже из Citibank, все в смокингах, с стаканами шампанского. "New Sensation" постепенно переходит в "The Devil Inside", как будто это одна и та же песня. Прайс замечает в глубине зала Теда Мэдисона, который стоит, прислонившись к перилам. На нем - двубортный шерстяной смокинг, хлопчатобумажная рубашка с воротником-апаш от Paul Smith, бабочка и шарфик от Rainbow Neckwear, бриллиантовые запонки от Trianon, лакированные туфли с шелковой отделкой от Ferragamo и старинные часы Hamilton от Saks. Позади Мэдисона - уходящие в темноту железнодорожные рельсы: сегодня они расцвечены яркими зелеными и розовыми фонариками. Прайс неожиданно останавливается и смотрит сквозь Теда, который, заметив Тимоти, понимающе улыбается. Прайс сглядитглядит на рельсы с тоской, как будто они символизируют некую свободу, олицетворяют избавление, которое он ищет, но я кричу Прайсу: "Эй, вон Тедди!". Это выводит его из оцепенения, он трясет головой, словно пытаясь выкинуть из нее мысли, фокусирует взгляд на Мэдисоне и решительно кричит: "Да нет, черт возьми, это не Мэдисон, это Тернбол ". С парнем, которого я принял за Мэдисона, подходят поздороваться двое других парней в смокингах, он поворачивается к нам спиной, и внезапно, сзади, Эберсол обхватывает шею Тимоти и делает вид, что хочет его задушить. Прайс отпихивает руку, а потом пожимает ее со словами: "Привет, Мэдисон".
Мэдисон (а вовсе не Эберсол, как мне показалось) одет в чудесный двубортный костюм из белого льна от Hackett of London, купленный в Bergdorf Goodman. В одной руке у него незажженная сигара, в другой - наполовину пустой стакан шампанского.
- Мистер Прайс, - орет Мэдисон. - Рад вас видеть, сэр.
- Мэдисон, - кричит в ответ Прайс, - мы нуждаемся в твоих услугах.
- Ищите приключений? - улыбается Мэдисон.
- Нечто более срочное, - орет Прайс.
- Понятно, - кричит Мэдисон, кивает мне холодно (почему - не знаю), и, кажется, кричит: "Бэйтмен", а потом - "ты хорошо загорел".
Парень, стоящий за Мэдисоном - вылитый Тед Драйер, на мой взгляд. Он одет в двубортный смокинг с шалевым воротником и в хлопчатобумажную рубашку с шелковой клетчатой бабочкой, я почти уверен, что все это - из коллекции Polo от Ralph Lauren. Мэдисон стоит и то и дело кивает каким-то людям, возникающим из толпы.
Наконец Прайс теряет самообладание. Кажется, он кричит:
- Слушай, нам нужны наркотики.
- Терпение, Прайс, терпение, - кричит Мэдисон. - Я поговорю с Рикардо.
Он по-прежнему остается стоять, кивая проталкивающимся мимо нас людям.
- Нам нужно сейчас! - вопит Прайс.
- Вы почему не в смокингах? - кричит Мэдисон.
- Сколько нам надо? - спрашивает меня Прайс. На лице у него написано отчаяние.
- Грамма хватит, - кричу я. - Рано утром я должен быть в офисе.
- У тебя есть наличные?
Я не могу соврать, киваю, даю ему сорок долларов.
- Грамм, - орет Прайс Теду.
- Познакомьтесь, - говорит Мэдисон, указывая на своего друга, - это Ю.
- Нам грамм! - Прайс сует купюры Мэдисону. - Что? Ю?
Парень и Мэдисоном улыбаются, Тед качает головой и снова выкрикивает имя, которое я не могу расслышать.
- Нет, - кричит он. - Хью!
Во всяком случае, так мне слышится.
- Приятно познакомиться, Хью! - Прайс поднимает руку и постукивает пальцем по золотым часам Rolex.
- Сейчас вернусь, - кричит Мэдисон. - Пообщайтесь пока с моим приятелем. Возьмите что-нибудь выпить.
Он исчезает. Ю, Хью, Хую или как его там растворяется в толпе. Я иду за Прайсом к перилам. Я хочу прикурить сигару, но у меня нет спичек; однако меня успокаивает ее вид и запах, а также осознание того, что скоро появится кокаин. Я беру у Прайса два талона на выпивку и хочу принести ему "Финляндию" со льдом, но "Финляндии" нет, говорит мне сука-барменша. Все же у нее отличная фигура, девица так соблазнительно выглядит, что я оставляю ей большие чаевые. Я решаю взять "Абсолют" для Прайса, а себе - J&B со льдом. Я думаю, не принести ли Тиму коктейль Bellini, но, кажется, он сегодня слишком взвинченный, чтобы оценить мою шутку. Протиснувшись сквозь толпу, я даю ему "Абсолют". Не поблагодарив меня, Тимоти одним глотком выпивает водку, морщится, глядя на стакан, и негодующе смотрит на меня. Я беспомощно пожимаю плечами. Его взгляд снова прикован к рельсам. Сегодня в "Туннеле" очень мало девок.
- Слушай, завтра вечером я встречаюсь с Кортни.
- С Кортни? - кричит он, уставившись на рельсы. - Прелестно.
Его сарказм слышно даже сквозь шум.
-А почему бы и нет! Керрутерса нет в городе.
- С таким же успехом ты мог бы заказать девицу из эскорт -сервиса, - не задумываясь, кричит он с горечью.
- Почему? - ору я.
- Потому что поебаться с ней обойдется тебе гораздо дороже.
- Вовсе нет, - кричу я.
- Слушай, я с этим тоже столкнулся, - кричит Прайс, слегка потряхивая стакан. Кубики льда гремят неправдоподобно громко. - Мередит такая же. Она тоже считает, что я должен ей платить. Они все так думают.
- Прайс? - Я делаю большой глоток виски. - Тебе цены нет...
Он показывает себе за спину.
- Куда ведут эти рельсы?
Начинает мерцать лазерная вспышка.
- Не знаю, - отвечаю я после очень долгой паузы (трудно даже сказать, сколько она длилась).
Мне надоедает смотреть на Прайса, который молчит и не двигается. Он отрывает взгляд от рельсов только для того, чтобы посмотреть, не идут ли Мэдисон или Рикардо. Вокруг - никаких женщин, одни профессионалы с Уолл-стрит в смокингах. Единственная девушка танцует одна в углу под песню, которая, как мне кажется, называется "Love Triangle". На ней топ со стразами (кажется, от Ronaldus Shamack), на котором я и пытаюсь сосредоточиться. Но я в таком нервном, предкокаиновом состоянии, что принимаюсь нервно жевать талон на выпивку, а какой-то парень с Уолл-стрит, похожий на Бориса Каннингхема, загораживает девушку. Прошло уже двадцать минут, и я хочу снова отправиться в бар, но тут возвращается Мэдисон. Он шумно дышит, на его лице застыла тревожная улыбка. Он пожимает руку вспотевшему, суровому Прайсу, который отходит так быстро, что, когда Тед пытается по-дружески хлопнуть его по спине, то его рука рассекает воздух.
Я снова иду за Прайсом мимо бара, мимо танцпола, мимо лестницы, ведущей вниз, мимо длинной очереди в женский туалет (странно, ведь вроде бы сегодня женщин в клубе почти нет), и вот мы в пустом мужском туалете. Мы втискиваемся в кабинку, Прайс запирает дверь на щеколду.
- Меня трясет, - говорит он, передавая мне маленький конвертик. - Открывай ты.
Я беру крошечный белый конвертик, осторожно разворачиваю. В флюоресцентномфлуоресцентном свете кажется, что тут меньше грамма.
- Господи, - шепчет Прайс на удивление мягко, - да здесь не так уж много, да? - Он наклоняется, чтобы рассмотреть порошок получше.
- Может, это из-за освещения так кажется, - замечаю я.
- Рикардо охуел, что ли? - спрашивает Прайс, с удивлением рассматривая кокаин.
- Тс-с-с, - шепчу я, вынимая свою платиновую карточку American Express. - Давай просто сделаем это.
- Может, он миллиграммами его продает? - не может успокоиться Прайс.
Сунув свою платиновую карточку American Express в порошок, он подносит ее к носу и вдыхает. Мгновение он стоит в молчании, а потом сдавленным голосом произносит:
- О боже.
- Ну, что? - спрашиваю я.
- Да это, блядь, миллиграмм... сахарной пудры, - выдавливает он.
Вдохнув немного порошка, я прихожу к тому же заключению.
-- Конечно, он слабоват, но если мы не будем его жалеть, то, думаю, будем в полном порядке...
Но Прайс в бешенстве, он вспотел и побагровел. Он орет на меня, как будто это я во всем виноват, как будто это мне пришла в голову идея купить грамм у Мэдисона.
- Я хочу оторваться, Бэйтмен, - медленно говорит Прайс, постепенно повышая голос, - а не подслащивать этим овсянку!
- Можно добавить его в кофе с молоком, - доносится жеманный голос из соседней кабинки.
Прайс смотрит на меня, он таращит глаза, не в силах в такое поверить, наконец в ярости он колотит кулаком в стенку.
- Успокойся, - говорю я ему. - Какая разница, давай продолжим.
Он поворачивается ко мне, проводит рукой по своим жестким, зачесанным назад волосам. Кажется, он смягчился.
- Пожалуй, ты прав, - он повышает голос, - если пидор в соседней кабинке не возражает. Мы ждем, когда человек подаст признаки жизни, наконец, голос в соседней кабине шепелявит:
- Я не возразаю...
- Иди на хуй, - орет Прайс.
- Сам иди, - передразнивает голос.
- Иди на хуй! - вопит Прайс, пытаясь перелезть через разделительную алюминиевую стенку, но я одной рукой стаскиваю его. Слышится звук спускаемой воды в соседней кабинке, и незнакомец, явно напуганный, выбегает из туалета. Прайс, прислонившись к двери нашей кабинки, смотрит на меня с какой-то безнадежностью. Проведя дрожащей рукой по своему багровому лицу, он крепко зажмуривает глаза, его губы белеют, под одной ноздрей следы кокаина. Не открывая глаз, он тихо говорит:
- Ладно. Давай продолжим.
- Вот это я понимаю, - говорю я.
Мы по очереди черпаем своими кредитками порошок из конвертика, а когда они более не годятся, подчищаем остатки пальцами, вдыхаем, лижем, втираем его в десны. Я почти ничего не чувствую, но, возможно, еще один виски со льдом подарит мне ложное ощущение, будто меня хоть слабо, но вставило. Выйдя из кабинки, мы моем руки, разглядываем наши отражения в зеркале, и, удовлетворенные, отправляемся в "Зал с канделябрами". У меня возникает желание сдать в раздевалку пальто (Armani). Что бы Прайс не говорил, я чувствую, что меня зацепило. Спустя несколько минут я стою у стойки бара, пытаясь привлечь внимание официантки, и в словах Прайса уже нет никакого смысла. В конце концов я вынужден показать официантке купюру в двадцать баксов, несмотря на то, что у меня ещё полно талонов на бесплатную выпивку. Это срабатывает. Поскольку у меня есть талоны, я заказываю две двойных "Столичных" со льдом. Я отлично себя чувствую и, пока она наливает мне водку, я кричу ей:
- А ты случайно не учишься в Нью-йоркском университете?
Она хмуро качает головой.
- А в Хантере? - снова кричу я.
Она снова качает головой. Нет, она не учится в Хантере.
- Может, в КколумбийскомКолумбийском? - ору я. Это шутка такая.
Она по-прежнему занимается "Столичной". Я не хочу продолжать разговор и, когда она ставит передо мной два стакана, кидаю на стойку талоны. Она качает головой и кричит:
- Уже больше одиннадцати. Талоны не действуют. Бар работает за наличные. Это стоит двадцать пять долларов.
Я не качаю права, а хладнокровно достаю свой бумажник из газелевой кожи и протягиваю ей полтинник, на который она (я клянусь!) смотрит с презрением. Вздохнув, она поворачивается к кассе, чтобы дать мне сдачу, а я, глядя на нее, громко (хоть меня и заглушает толпа и "Pump Up the Volume"), с улыбкой говорю:
- Ебаная уродская сука, как бы я хотел забить тебя до смерти и насладиться твоей кровью.
Не оставив этой пизде чаевых, я отправляюсь на поиски Прайса. Он опять стоит у перил с угрюмым видом, вцепившись руками в решетку. Рядом с ним стоит Пол Оуэн, который занимается счетами Фишера. На нем - шестипуговичный двубортный смокинг из шерсти. Он орет что-то вроде:
- ПятьсоткратноеПятисоткратное понижение учетной ставки минус понижение на ICM PC, а потом доехал на служебном автомобиле до "Smith & Wollensky".
Кивая ему, я протягиваю водку Прайсу. Тот не произносит ни слова, даже не благодарит. Он стоит со стаканом в руке и печально смотрит на рельсы, потом прищуривается и склоняет голову к стакану. Когда вспыхивает стробоскопический свет, он выпрямляется и что-то бормочет сам себе.
- Тебя разве не вставило? - спрашиваю я его.
- Как дела? - орет Оуэн.
- Мне очень хорошо, - отвечаю я.
Играет музыка. Песня не кончается, а переходит в следующую, - их разделяет только сухой треск ударных. Разговаривать невозможно, но пока мой единственный собеседник - мудак Пол Оуэн, это даже хорошо. Похоже, в " Зале с канделябрами" появились девушки, и я пытаюсь посмотреть одной девке в глаза: она похожа на модель, у нее большие сиськи. Прайс пихает меня в бок, и я наклоняюсь, чтобы спросить, не взять ли нам еще грамм.
- Почему вы не в смокингах? - спрашивает Пол Оуэн.
- С меня хватит, - кричит Прайс, - я пошел.
- Чего с тебя хватит? - в замешательстве кричу я.
- Этого, - орет он. Мне кажется, что он имеет в виду двойную "Столичную", но я не уверен.
- Не уходи, - говорю я ему. - Я ее выпью.
- Эй, Патрик, - орет он, - Я ухожу.
- Куда? - я действительно в замешательстве. - Хочешь, я найду Рикардо?
- Я ухожу, - вопит он, - Я... ухожу!
Совершенно не понимая, что он имеет в виду, я начинаю смеяться:
-- Ну и куда ты уходишь?
- Вообще ухожу! - орет он.
- Стой, - кричу я. - Уходишь из банка?
- Нет, Бэйтмен. Я серьезно, глупый ты сукин сын. Ухожу. Исчезаю.
- Куда? - Я продолжаю смеяться, ничего не понимая, и снова ору: - В Morgan Stanley? Лечиться? А?
Он не отвечает, отворачивается от меня, смотрит поверх перил, пытаясь отыскать точку, где заканчиваются рельсы. Он хочет понять, что там, в темноте. Мне скучно с ним, но Оуэн еще хуже, а я случайно встретился взглядом с этим мудаком.
- Скажи ему "don't worry, be happy", - орет Оуэн.
- Ты по-прежнему занимаешься счетами Фишера?
Что еще я могу сказать?
- Что? - переспрашивает Оуэн. - Погоди. Это не Конрад?
Он указывает на парня, стоящего возле бара, прямо под канделябром. На нем - однобортный смокинг из шерсти с шалевым воротником, хлопчатобумажная сорочка с бабочкой, все от Pierre Cardin. В руках у него стакан шампанского. Он изучает свои ногти. Потом вытаскивает сигару, просит прикурить. Мне так скучно, что я, даже не пизвинившисьизвинившись, иду в бар - сказать официантке, что я душу продам за спички. "Зал с канделябрами" набит битком, все люди похожи друг на друга и кажутся знакомыми. В воздухе висит густой сигарный дым; снова играет INXS, громче обычного... что? Я случайно касаюсь своей брови - она мокрая. В баре я беру спички. На обратном пути я сталкиваюсь с Макдермоттом и Ван Паттеном, которые начинают клянчить у меня талоны на выпивку. Зная, что они уже не действуют, я отдаю им то, что осталось, но нас зажали в центре зала, и талоны на выпивку - не аргумент, чтобы нас пропустили к бару.
- Грязные телки, - говорит Ван Паттен. - Будь осторожен. Хороших тут нет.
- Внизу говно, -орет Макдермотт.
- Вы ншлинашли наркотики? - кричит Ван Паттен. - Мы видели Рикардо.
- Нет, -ору я, - не получилось. У Мэдисона нет.
- Пропустите официанта, блядь, пропустите официанта, - сзади орет парень.
- Ничего не выйдет, - ору я. -Ничего не слышу.
- Что? - вопит Ван Паттен. -Ничего не слышу.
Вдруг Макдермотт хватает меня за руку:
- Прайс что, совсем охуел? Смотри!
Как в кино, я оборачиваюсь с усилием, и, встав на цыпочки, вижу, что Прайс залез на перила и пытается сохранить равновесие. Кто-то сунул ему стакан с шампанским. Не то пьяный, не то обдолбанныйобдолбанный Прайс, закрыв глаза, простирает руки вперед, словно благословляя толпу. Позади него, как и прежде, вспыхивает стробоскопическая лампа ИскуственныйИскусственный дым пыхает как сумасшедший, обволакивая Прайса серым туманом. Тим что-то выкрикивает, но мне не слышно - зал набит до отказа. Шумовой фон создается комбинацией оглушительной песни "Party All the Time", которую поет Эдди Мерфи, и несмолкающим гулом бизнесменов, так что, не сводя с Прайса глаз, я проталкиваюсь вперед. Мне удается протиснуться мимо Мэдисона, Хью, Тернбола, Каннингхэма, но людей так много, что добраться туда невозможно. Всего несколько лиц обращены к Тиму, по-прежнему балансирующему на перилах. С полузакрытыми глазами он что-то выкрикивает. Мне неловко. Я даже рад тому, что застрял в толпе, и не могу добраться до него, не могу спасти его от практически неизбежного позора. Я слышу, как Прайс кричит: "Прощайте!". Он очень удачно поймал секундное затишье. Когда толпа наконец обращает на него внимание, он орет: "Мудозвоны!". Ловко повернувшись, он спрыгивает с перил и, оказавшись на рельсах, бежит прочь; шампанское пенится в стакане, который он держит в руке. Прайс спотыкается, раз, второй. Стробоскоп продолжает вспыхивать, и от этого все как бы в замедленной съемке. Удержавшись на ногах, Прайс исчезает в темноте. У перил сидит все тот же ленивый охранник. Кажется, он качает головой.
- Прайс! Вернись! - ору я, но толпа аплодирует этому представлению.
- Прайс! - я опять кричу, невзирая на рукоплескания. Но Прайс исчез, и я сомневаюсь, что, если бы он меня услышал, то отреагировал бы хоть как-нибудь. Стоящий рядом Мэдисон, как бы поздравляя меня с чем-то, протягивает мне руку.
- Этот чувак - без тормозов.
Сзади подходит Макдермотт и хватает меня за плечо.
- Тут еще какой-то зал VIP, о котором Прайс знает, а мы - нет, а? Макдермотт, похоже, очень взволнован.
Мы стоим у входа в "Туннель", я все еще прусь, но уже очень устал. Удивительно, но во рту у меня по-прежнему вкус сахарозаменителя, даже после еще пары стаканов "Столичной" и J&B. Половина первого, и мы наблюдаем, как лимузины пытаются повернуть налево, на Вест Сайд хайвей. Нас трое: Макдермотт, Ван Паттен и я. Мы обсуждаем, получится ли отыскать новый клуб под названием "Nekenieh". На самом деле меня не то что прет, но похоже, что я пьян.
- Может, пообедаем вместе? - спрашиваю я, зевая. - Например, завтра?
- Не могу, - отвечает Макдермотт. - Я иду стричься в Pierre.
- Тогда, может, позавтракаем? - предлагаю я.
- Не получится, - говорит Ван Паттен. - У меня маникюр в Gio.
- Кстати, - говорю я, рассматривая свою руку, - мне тоже нужно сделать маникюр.
- Тогда поужинаем? - спрашивает меня Макдермотт.
- У меня свидание, - отвечаю я. - Черт.
- А ты? - Макдермотт спрашивает у Ван Паттена.
- Исключено, - говорит Ван Паттен. - Должен пойти в Sunmakers. А потом у меня тренировка с личным тренером.

Дата добавления: 2015-06-27