Брет Истон Эллис американский психопат 8 страница

КОНЦЕРТ

На концерте, куда нас затащил Керрутерс, все очень нервничают. Концерт проходит в Нью-Джерси, выступает ирландская группа U2, которая на прошлой неделе была на обложке журнала Time. Вообще-то билеты были куплены для группы японских клиентов, но те в последнюю минуту отменили поездку в Нью-Йорк, и Керрутерс уже не смог (во всяком случае, так он это представил нам) продать эти билеты в первом ряду. Так что мы едем в Нью-Джерси: Керрутерс и Кортни, Пол Оуэн и Эшли Кромвелл, Эвелин и я. Когда я узнал, что Пол Оуэн тоже идет, я позвонил Сесилии Вагнер, девушке Маркуса Холберстама, раз уж Оуэн так упорно путает меня с Маркусом, и хотя мое приглашение очень ее взволновало (я всегда подозревал, что она в меня влюблена), она не смогла составить мне компанию, потому что ей надо было идти на какой-то прием в честь премьеры нового британского мюзикла "Maggie!". Она что-то прощебетала насчет ланча на следующей неделе, и я сказал, что позвоню ей во вторник. Сегодня вечером я собирался поужинать с Эвелин, но мысль о том, что мне предстоит провести два часа с ней наедине, наполняет меня неизбывным ужасом, так что я ей звоню и нехотя объясняю, что планы изменились; она спрашивает, идет ли Тим Прайс, и когда я говорю, что нет, изображает мимолетное колебание перед тем, как милостиво согласиться. Я отменяю заказ на столик, который Джин сделала для нас в "H2O", новом ресторане Клайва Пауэлла в Челси, и ухожу из офиса пораньше, чтобы успеть забежать на аэробику перед концертом.
Девушкам не особенно нравится эта группа, и все три сообщили мне по секрету, что им не хочется никуда идти. Пока мы ехали в лимузине, Керрутерс пытается нас подбодрить, рассказывая о том, что Дональд Трамп - большой поклонник U2, а потом, уже совсем отчаявшись, добавляет, что Джон Гатфройнд²⁴ покупает все их альбомы. Мы открываем бутылку шампанского Cristal, потом - вторую. По телевизору передают пресс-конференцию Рейгана, но на экране - сплошные помехи, так что никто на него внимания не обращает, кроме меня. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс речь шла о жертвах нападений акул. Пол Оуэн назвал меня Маркусом четыре раза, а Эвелин, к моему несказанному облегчению, два раза - Сесилией, но Эвелин этого не замечает, потому что всю дорогу сверлит Кортни ненавидящим взглядом. Так что никто Оуэна не поправил, и, как я понимаю, уже не поправит. Я даже сам пару раз назвал Эвелин Сесилией, когда был уверен, что она меня не слышит. Керрутерс все твердил, как я замечательно выгляжу, и восхищался моим костюмом.
Мы с Эвелин одеты значительно лучше, чем все остальные. На мне пальто из овечьей шерсти, шерстяные брюки и пиджак, хлопчатобумажная рубашка, кашемировый свитер с V-образным вырезом и шелковый галстук, все - от Armani. На Эвелин- хлопчатобумажная блузка от Dolce&Gabbana, замшевые туфли от Yves Saint Laurent, кожаная юбка с набивным узором от Adrienne Landau и замшевый ремешок от Jill Stuart, колготки от Calvin Klein, хрустальные серьги от Frances Patiky Stein, а в руке - белая роза, которую я купил ей в корейской лавке перед тем, как за мной заехал лимузин Керрутерса. Керрутерс одет в спортивного покроя пальто из овечьей шерсти, кашемировый кардиган, твидовые брюки, хлопчатобумажную рубашку и шелковый галстук, все - от Hermes. ("Как вульгарно", - прошептала Эвелин мне на ухо, и я молча согласился.) На Кортни - топ из трехслойной полупрозрачной органзы и длинная бархатная юбка-"рыбка", обшитая бархатной тесьмой, сережки с эмалью, от Jose and Maria Barrera, перчатки от Portolano и туфли от Gucci. Пол и Эшли, на мой взгляд, одеты слишком нарядно, а на ней, к тому же, темные очки, хотя окна у лимузина тонированы, а снаружи уже смеркается. У нее в руках - букет маргариток, которые ей преподнес Керрутерс, но Кортни вовсе не злится по этому поводу, потому что она занята другим - еле сдерживает себя, чтобы не наброситься на Эвелин и не расцарапать ей все лицо, и я считаю (несмотря на то, что Эвелин выглядит потрясающе), что это очень даже неплохая идея. Я бы с удовольствием на это посмотрел. У Кортни чуть-чуть лучше фигура, зато сиськи красивее у Эвелин.
Концерт тянется уже минут двадцать. Я ненавижу живую музыку, но вокруг нас все стоят и одобрительно орут, стараясь, видимо, перекричать грохот, который обрушивается на нас из огромных усилителей. Единственное удовольствие, которое я получаю, - видеть, что Скотт и Анна Смайли сидят на десять рядов позади нас, - их места гораздо хуже, хотя стоят наверняка столько же. Керрутерс меняется местами с Эвелин, чтобы обсудить со мной какие-то деловые вопросы, но я не слышу ни слова и тоже меняюсь местами с Эвелин, чтобы поговорить с Кортни.
- Луис - идиот, - кричу я. - Он ничего не подозревает.
- Эдж в Armani, - кричит она, указывая на басиста.
- Это не Armani, - кричу я в ответ. - Это Emporio.
- Нет, - кричит она. - ArmaniАрмани.
- Приглушенные светло серые тона, а также темно-серые и синие. Четкие лацканы, неяркая клетка, горошек и полоска - вот Armani. Не Emporio, - кричу я, зажав уши руками. Меня раздражает, что она этого не знает и не отличает одно от другого. - Вот в чем разница. А который из них Ледж?
- Наверное, барабанщик, - кричит она. - По-моему, он. Но я не уверена. Я хочу курить. Где ты был вчера вечером? Если ты скажешь, что с Эвелин, то я тебя ударю.
- Барабанщик, вроде бы, не в Armani, - кричу я. - И не в Emporio. Совсем ничего не вижу.
- Я не знаю, который из них барабанщик, - кричит в ответ она.
- Спроси у Эшли, - предлагаю я.
- Эшли? - кричит она, перегибаясь через Пола и стуча Эшли по ноге. - Который из них Ледж?
Эшли что-то кричит ей в ответ, что я не слышу, потом Кортни опять поворачивается ко мне и пожимает плечами.
- Она говорит, ей не верится, что она в Нью-Джерси.
Керрутерс просит Кортни поменяться с ним местами. Она что-то ему выговаривает и кладет руку мне на бедро. Я напрягаю мышцы, и оно становится твердым, как камень, и ее рука восхищенно замирает. Но Луис не отстает, и Кортни кричит мне, вставая:
- Сегодня, я думаю, нам не помешает закинуться!
Я киваю. Солист, Боно, визжит что-то вроде: "Where the Beat Sounds the Same", - Эвелин с Эшли уходят, чтобы купить сигарет, посетить дамскую комнату и выпить чего-нибудь освежающего. Луис садится рядом со мной.
- Девушки скучают, - кричит он.
- Кортни просит достать кокаина, - кричу я.
- О, замечательно. - Он сразу мрачнеет.
- У нас где-нибудь столик заказан?
- В " Брюсселе", - кричит он, взглянув на свой Rolex. - Но я что-то сомневаюсь, что мы успеем.
- Если мы не успеем, - предупреждаю я, - я вообще никуда не пойду. Можете высадить меня около дома.
- Успеем, - кричит он.
- А если нет, как насчет японской кухни? - предлагаю я, немного смягчившись. - В верхнем Вест Сайде есть один неплохой суши-бар. Называется "Лезвия". Шеф-повар раньше работал в "Исоито". Этот бар получил очень высокий рейтинг в "Загате".
- Бэйтмен, я ненавижу японцев, - кричит мне Керрутерс, закрыв одной рукой ухо. - Маленькие узкоглазые уроды!
- Что, - ору в ответ, - что ты такое несешь?!
- Знаю-знаю, - кричит он, выпучив глаза. - Они зарабатывают больше нас, но они ничего нового не придумывают, они, суки, просто приноровились воровать наши изобретения, доводить их до ума, а потом нам же и продавать, мудаки хитрожопые.
Я смотрю на него и не верю своим ушам, потом смотрю на сцену, на гитариста, который бегает кругами, на Боно, который носится взад-вперед, раскинув руки, потом - снова на Луиса. Его лицо по-прежнему налито кровью, он все еще таращится на меня, широко распахнув глаза, у него на губах поблескивает слюна, но он молчит, ничего не говорит.
- Ну а "Лезвия" тут при чем, а? - говорю я, наконец. Я действительно не понимаю. - Вытри рот.
- Я поэтому и ненавижу японскую еду, - кричит он в ответ. - Сашими. Калифорнийские роллы. Буэ-э-э, - он поднес руку к горлу и сделал вид, будто его тошнит.
- Керрутерс... - я умолкаю, глядя на него в упор, не в силах вспомнить, что я хотел сказать.
- Что, Бэйтмен? - спрашивает Керрутерс, наклоняясь ко мне.
- Слушай, что за дерьмо, у меня в голове не укладывается, - кричу я ему. - У меня в голове не укладывается, что ты не заказал места на попозже. Теперь нам придется ждать.
- Что? - орет он в ответ, приложив руку к уху, как будто так лучше слышно.
- Теперь нам придется ждать! - кричу я громче.
- Это не проблема, - орет он в ответ.
Солист оборачивается к нам со сцены, стоит, простирая руки; я отмахиваюсь от него.
- Это не проблема? Это не проблема?! Нет, Луис. Ты не прав. Это проблема.
Я оборачиваюсь к Полу Оуэну, который, кажется, тоже скучает не меньше: сидит, зажав уши руками, но при этом все-таки умудряется общаться с Кортни.
- Нам не придется ждать, - кричит Луис. - Даю слово.
- Да заткнись ты, придурок, - кричу я в ответ. - Пол Оуэн все еще занимается счетами Фишера?
- Не злись на меня, Патрик, - орет Луиc в отчаянии. - Все будет в порядке.
- Ладно, забыли, - кричу в ответ. - Слушай! Пол Оуэн все еще занимается счетами Фишера?
Керрутерс смотрит на Пола, потом - опять на меня.
- Да, по-моему, да. Я слышал, у Эшли хламидиоз.
- Мне нужно с ним поговорить, - я пересаживаюсь на свободное место рядом с Оуэном.
Но когда я сажусь, на сцене происходит что-то странное, что привлекает мне внимание. Боно движется по сцене, как будто следуя за мной, он смотрит мне прямо в глаза и опускается на колени у края сцены. На нем черные джинсы (возможно, от Gitano), сандалии и кожаный жилет на голое тело. Тело у него белое, потное, и совсем не накачанное, мышц вообще не заметно, грудь покрыта редкими волосами. На голове у него - ковбойская шляпа, волосы собраны в хвост, он ноет что-то траурное, я расслышал слова: "Герой - насекомое в этом мире", - а на его губах играет слабая, едва заметная и все же явная ухмылка, она становится заметнее, его глаза загораются, а задник сцены становится красным, и на меня вдруг накатывает волна пронзительных ощущений, прилив интуитивного знания, и я словно вижу, что творится в сердце Боно, и мое собственное сердце бьется быстрее, и я понимаю, что в это мгновение я получаю от него некое невидимое послание. Я вдруг понимаю, что у нас есть что-то общее, что мы словно скованы одной цепью, и я могу поверить даже в то, что все, кроме нас, исчезли, музыка затихает, замедляется, и его послание, невнятное вначале, теперь становится более властным, и Боно кивает мне, а я в ответ киваю ему, все вокруг проясняется, мое тело горит, и неизвестно откуда возникает мерцание огней, оно охватывает меня. я его слышу, чувствую, вокруг меня парят оранжевые буквы, складывающиеся в слова: "Я... ДЬЯВОЛ... КАК... И... ТЫ..."
...А потом все - и зрители, и музыканты - появляются снова, и ритм медленно нарастает, и Боно чувствует, что я получил его послание - и я чувствую, что он знает, что я отвечу, - он доволен, он отворачивается, а меня бьет дрожь: в ушах звонит, щеки горят, член встал и пульсирует так, что мне больно, руки трясутся. Но внезапно это прекращается, как будто кто-то выключил свет, и задник сцены начинает мигать. Дьявол Боно уже на другой стороне сцены, и все чувства, бурлящие в сердце и голове, вдруг утихают. Теперь мне еще больше хочется разузнать о счетах Фишера, которыми занимается Оуэн, эта информация кажется жизненно необходимой, она гораздо важнее той связи, что возникла на миг между мной и Боно, который кажется призрачным и далеким. Я поворачиваюсь к Полу Оуэну.
- Эй, - кричу я. - Ну как?
- Вон те парни... - он показывает на парней, стоящих в проходе у дальнего края первого ряда, разглядывающих толпу и о чем-то друг с другом болтающих. - Они показывали на Эвелин, Кортни и Эшли.
- А кто они? - кричу я, - они от Оппенгеймера?
- Нет, - орет в ответ Оуэн. - Я думаю, это администраторы, подыскивающие девочек, которых можно отвести за сцену и там трахнуть.
- А, - усмехаюсь я. - А я думал, что они в Barney's работают.
- Нет, - кричит он. - Их называют секс -координаторы.
- А ты-то откуда знаешь?
- Мой двоюродный брат - менеджер "All We Need of Hell", - орет он.
- Меня бесит, что ты это знаешь, - говорю я.
- Что? - кричит он.
- Ты все еще занимаешься счетами Фишера? - ору я в ответ.
- Да, - кричит он. - Повезло мне, правда, Маркус?
- Это точно, - ору. - Как тебе это удалось?
- Ну, я занимался счетами Рэнсома, а потом оно как-то совпало. - Он беспомощно пожимает плечами, дружелюбный мерзавец. - Понимаешь?
- Ого, - кричу я.
- Ага, - кричит он, потом оборачивается и кричит на двух толстых придурковатых девиц из Нью-Джерси, курящих здоровый косяк, один на двоих. Одна из этих коров завернута во что-то, похожее на ирландский флаг. - Слушайте, уберите вы свой косяк. Он воняет.
- Я бы тоже не отказался, - кричу я ему.
- От чего быты не отказался?! - кричит он. - От марихуаны?!
- Да нет, ничего, - кричу я, у меня уже горло болит. Я возвращаюсь на свое место и тупо гляжу на сцену и покусываю большой палец, уничтожая вчерашний маникюр.
Мы уходим, как только возвращаются Эвелин с Эшли. Мы торопимся в Манхэттен, чтобы успеть в "Брюссель", где заказан столик. В лимузине мы открываем еще одну бутылку шампанского Cristal, на экране - по-прежнему Рейган, а Эвелин с Эшли рассказывают, как, когда они вышли из туалета, к ним подкатились двое громил и попытались затащить их за кулисы. Я объясняю, кто это были такие и что им было надо.
- О Боже, - шепчет Эвелин, - ты что, хочешь сказать, что меня... секс-координировали?
- Могу поспорить, что у Боно маленький член, - говорит Оуэн, глядя в тонированное окно. - Ирландец, ну вы понимаете.
- Вы не знаете, у них там есть банкомат? - спрашивает Луис.
- Эшли, - кричит Эвелин. - Ты слышала? Нас с тобой секс- координировали!
- Как у меня прическа? - спрашиваю я.
- Еще шампанского? - спрашивает Кортни у Луиса.

ВТОРНИК: ПОСЛЕПОЛУДЕННЫЕ ОБРЫВКИ

...и вот уже середина дня, и я стою в телефонной будке на углу, где-то в центре, понятия не имею - где, но я весь потный, и голова у меня раскалывается, и как-то мне беспокойно и страшно, я ищу по карманам валиум, ксанакс, остатки гальциона, что-нибудь, но нахожу только три таблетки нуприна в коробочке от Gucci, так что я закидываю их в рот и запиваю диетической пепси, не знаю, откуда взялась эта мысль, но мне показалось, что от этих таблеток зависит моя жизнь. Я напрочь забыл, c кем я сегодня обедал и, главное, - где. Может быть, с Робертом Эйлсом в "Beats"? Или с Тодом Хендриксом в "Ursula's", - это новое бистро, которое Филипп Данкен Холмс открыл в Трибеке? Или с Рики Уоррелом в "Декабре"? Или все-таки с Кевином Уебером в "Contra"? Что я заказывал? Сэндвич с куропаткой и зелеными помидорами на булочке или большую тарелку салата-эндивия с соусом из моллюсков?
- О боже, я не помню, - бормочу я со стоном. На мне - спортивный пиджак (лен с шелком), хлопчатобумажная рубашка, полотняные брюки-хаки, все от Matsuda, шелковый галстук с эмблемой Matsuda, ремень от Coach Leatherware. Вся одежда пропитана потом, я снимаю пиджак и вытираю им лицо. Телефон продолжает трезвонить, но я не знаю, кому звонил, так что я просто стою в телефонной будке, очки Ray-Ban криво держатся на лбу, и я слышу слабый знакомый звук, исходящий из телефонной трубки, - мягкий голос Джин, пытающийся перебороть вечный бродвейский гам. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс обсуждали тему "Может ли аспирин спасти вашу жизнь?"
- Джин? - кричу я. - Алло, Джин?
- Патрик, это ты? - отвечает она. - Алло?
- Джин, мне нужна помощь, - кричу я в трубку.
- Патрик?
- Что?
- Звонил Джесс Форрест, - говорит Джин. - Он заказал столик в "Melrose" сегодня на восемь, а Тэд Мэдисон и Джейми Конвей хотят выпить с тобой в "Harry's". Патрик? - говорит Джин. - Ты где?
- Джин? - я вздыхаю и вытираю нос. - Я не...
- Ах, да, еще звонил Тод Лаудер, - говорит Джин, - Ой, то есть Крис... а, нет, все-таки, Тод. Да, Тод Лаудер.
- О, черт, - я издаю слабый стон и распускаю узел галстука, августовское солнце жарит вовсю. - Что ты там бормочешь, тупая сука.
- Не в "Сохо", Патрик, столик заказан в "Melrose". А не в "Сохо".
- Что я делаю? - кричу я.
- Ты где? - Она секунду молчит и добавляет:. - Патрик? Что случилось?
- Сегодня я уже не приду в офис, Джин, - говорю я и потом, через силу, - и вообще никуда не пойду.
- Почему? - она, кажется, расстроена, а может, просто удивлена.
- Просто... скажи им... "нет", - кричу я.
- Что случилось, Патрик? С тобой все в порядке? - спрашивает она.
- Блядь, не говори со мной таким... похоронным тоном, - кричу я.
- Извини, Патрик. Я хотела... я собиралась сказать... просто сказать "нет", но...
Я вешаю трубку и выскакиваю из телефонной будки, и плейер, висящий у меня на шее, внезапно кажется мне булыжником, удушающим меня (и ранний Диззи Гиллеспи, звучащий из наушников, жутко раздражает), и мне приходится выкинуть дешевенький плейер в ближайшую урну, я об нее спотыкаюсь, хватаюсь за край и стою, тяжело дыша, дешевый пиджак от Matsuda завязан вокруг талии, я смотрю на плейер, все еще крутящий кассету, мусс у меня на волосах тает под жаркими лучами солнца, смешивается с потом, стекающим со лба, и попадает мне в рот, когда я облизываю губы, и мне нравится вкус, и проведя рукой по волосам, я жадно лижу ладонь. Я иду по Бродвею, не обращая внимания на старушек, раздающих флаеры, прохожу мимо джинсовых магазинов, из которых доносится музыка, она выплескивается на улицу, и движения людей попадают в такт, в ритм песни Мадонны, "life is a mystery, everyone must stand alone...", "жизнь - это загадка, которую каждый решает сам", курьеры на велосипедах проносятся мимо, и я стою на углу, хмуро поглядывая на них, но люди спешат по своим делам, никто не обращает внимания, никто даже и не притворяется, что не обращает внимания, и это меня ненадолго отрезвляет, так что я направляюсь к ближайшему Conran's, чтобы купить заварочный чайник, но как только я осознаю, что вернулся в нормальное состояние, у меня вдруг скручивает живот, и я приваливаюсь плечом к первой попавшейся двери и прижимаю обе руки к животу, пытаясь унять боль, и вдруг понимаю, что могу стоять прямо, и захожу в ближайший хозяйственный магазин, и покупаю набор ножей для мяса, топор, бутылку соляной кислоты, и потом, в зоомагазине через квартал, клетку для грызунов из прозрачного пластика и двух белых крыс, которых потом планирую пытать ножами и кислотой, но, видимо, позже, я забыл клетку с крысами в Pottery Barn, когда покупал свечи... или все-таки я купил чайник? Я иду по Лафайет, постанываю и потею, расталкиваю людей, на губах пена, спазмы в желудке - может быть, от стероидов, но что-то сомнительно, - но потом я слегка успокаиваюсь и захожу в Gristede's, краду банку консервированной ветчины, спокойно выхожу на улицу с банкой, спрятанной под пиджаком, и ковыляю по какому-то переулку, где я пытаюсь спрятаться в фойе American Felt Building, там открываю банку ключами, не обращая внимания на швейцара, который, похоже, меня узнал, но потом, когда я хватаю ветчину руками и запихиваю в рот вялые розовые волокна, они застревают у меня под ногтями, а швейцар грозится вызвать полицию. Я вылетаю на улицу, наклоняюсь, и меня рвет у плаката " Отверженных " на автобусной остановке, и я целую милое лицо Эпонины, ее губы, и струйки желчи стекают по ее нежному личику и слову "ЛЕСБИ", накарябанному под ним. Я ослабляю подтяжки, не обращая внимания на нищих, нищие не обращают внимания на меня, истекающего потом, разгоряченного, я вдруг понимаю, что иду обратно в Tower Records, и успокаиваю себя, бормоча себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь: "Мне нужно вернуть кассеты, мне нужно вернуть кассеты", - и я покупаю два экземпляра моего любимого компакта " Возвращение Бруно " Брюса Уиллиса, потом застреваю в крутящейся двери, делаю полных пять оборотов, и, оказавшись на улице, натыкаюсь на Чарльза Мерфи из Kidder Peabody, хотя, может быть, это был Брюс Бейкер из Morgan Stanley, впрочем, кто бы это ни был, он говорит: "Привет, Кинсли", - и я рыгаю ему в лицо, закатываю глаза, зеленоватая желчь капает с моих зубов, а он предлагает, как ни в чем ни бывало: "Встретимся во "Флейтах", ага? Северт придет". Я визжу и, шагая назад, врезаюсь в стойку с фруктами и овощами у корейского магазинчика, яблоки, апельсины и лимоны катятся по мостовой, через бордюр - на проезжую часть, где их давят машины и автобусы, и я сбивчиво извиняюсь, сую орущему корейцу мою платиновую кредитку, потом даю ему двадцатку, которую он быстро прячет в карман, но продолжает держать меня за лацканы грязного мятого пиджака, я вырываюсь и смотрю на его узкоглазое круглое лицо, и он внезапно разражается песней "Lightnin' Strikes" Лу Кристи. Я в ужасе вырываюсь из его цепких пальцев и ковыляю по направлению к дому, но люди и магазины по-прежнему меня бесят, и уличный дилер на Тринадцатой предлагает мне крэк, и когда я вслепую вытаскиваю полтинник и протягиваю ему, он благодарно бормочет: "О, Боже, мужик", - пожимает мне руку и сует мне в ладонь пять ампул, и я запихиваю их в рот целиком, он таращится на меня, пытаясь замаскировать тревогу удивленной усмешкой, я хватаю его за шею и сворачиваю ее, у меня изо рта дурно пахнет, " Лучший мотор - BMW750iL ", и потом я иду к телефонной будке, где что-то бессвязно бормочу оператору, пока, наконец, у меня не спрашивают номер кредитной карточки, и я говорю с центральным офисом "Xclusive", и отменяю сеанс массажа, на который и не записывался. Мне удается успокоиться, просто глядя на свои ноги, обутые в туфли без шнурков от A.Testoni, я пинаю голубей, и даже не замечаю, что захожу в какую-то занюханную забегаловку на Второй Авеню. Я по-прежнему испуганный, потный, дезориентированный, и я подхожу к маленькой толстой безвкусно одетой старухе-еврейке.
- Послушайте, - говорю я. - У меня тут заказан столик. На фамилию Бэйтмен. Где метрдотель? Я знаю Джеки Мэйсона.
- Я могу посадить вас и так. Заказ не нужен, - вздыхает она и достает меню.
Она ведет меня за ужасный столик в глубине зала, рядом с сортиром, я выхватываю у нее меню и мчусь за столик, который поближе к выходу, испуганный дешевизной еды.
- Это что, черт подери, здесь так шутят? - я чувствую, что официантка рядом, и говорю, даже не глядя. - Чизбургер. Средней прожарки.
- Извините, сэр, - говорит официантка. - Нет сыра. Кошер.
Я не понимаю, о чем она говорит, и отвечаю:
- Хорошо. Кошер бургер, но с сыром. Monterey Jack, может быть, и... о, черт, - у меня снова крутит живот.
- Нет сыра, сэр, - говорит она. - Кошер...
- О, черт, что еще за кошер - может, это кошмар, блядская ты жидовка? - бурчу я себе под нос, и потом: - Деревенский сыр? Просто принесите, а?
- Я позову менеджера, - говорит она.
- Как хотите. Но, может, пока мне попить принесете, а?
- Да?
- Э... ванильный... молочный коктейль...
- Нет молочных коктейлей. Кошер, - говорит она. И добавляет: - Я позову менеджера.
- Нет, постойте.
- Мистер, я позову менеджера.
- Что тут, блядь, происходит? - я потихонечку прихожу в ярость, моя платиновая AmEx уже лежит на грязном столе.
- Нет молочных коктейлей. Кошер, - говорит она, поджав губы. Обычная женщина, одна из миллиардов жителей нашей планеты.
- Тогда принесите мне этот мудацкий... ванильный... - ору я, забрызгивая слюной открытое меню. Она таращится на меня, и я добавляю: - И погуще!
Она уходит за менеджером, и когда я вижу, что он идет к моему столу (копия официантки, только лысый), я встаю и кричу:
- Да ебись ты в рот, ублюдочный блядский жид, - и выбегаю на улицу, где...

ЙЕЛЬСКИЙ КЛУБ

- Как нужно носить вязаный жилет? - спрашивает Ван Паттен.
- О чем ты? - Макдермотт морщит лоб, потягивая "Абсолют".
- Да, - говорю я. - Уточни.
- Ну, он считается однозначно неформальным...
- Или его можно носить с костюмом? - прерываю я, заканчивая предложение.
- Точно, - улыбается он.
- Ну, если по мнению Брюса Бойера... - начинаю я.
- Подожди, - прерывает меня Ван Паттен. - Это тот, который работает в Morgan Stanley?
- Нет, - улыбаюсь я. - Он там не работает.
- Это не тот, который серийный убийца? - подозрительно спрашивает Макдермотт и громко стонет. - Только не надо рассказывать нам про очередного серийного убийцу, Бэйтмен. Только не это!
- Нет, Макдерьмо, он был не серийным убийцей, - говорю я, повернувшись к Ван Паттену, но прежде чем продолжать, оглядываюсь на Макдермотта. - И меня бесит твое замечание.
- Но ты все время про них вспоминаешь, - говорит Макдермотт. - И всегда вот так, будто бы невзначай. Я просто хочу сказать, что ничего не хочу знать ни про Сына Сэма, ни про мудацкого Хиллсайдского Душителя, ни про Теда Банди или про Перистую Голову, черт их всех подери.
- Перистая Голова? - переспрашивает Ван Паттен. - А кто это? Звучит неприятно.
- Он имеет ввиду Кожаное Лицо, - говорю я сквозь зубы. - Кожаное Лицо. Тот, который участвовал в Большой Техасской резне.
- Ах, - вежливо улыбается Ван Паттен. - Да, конечно.
- И он был исключительно опасен, - говорю я.
- Ах, да, конечно, продолжай. А Брюс Бойер, что сделал он? - Макдермотт тяжко вздыхает и закатывает глаза. - Снял с кого-нибудь кожу заживо? Заморил голодом до смерти? Переехал машиной? Скормил собакам? Что?
- Ну ты даешь, - говорю я, покачивая головой в притворном восхищении. - Он сделал кое-что похуже.
- Что, например? Отвел кого-нибудь на обед в новый ресторан МакМануса? - спрашивает Макдермотт.
- Да, кстати о птичках, - вспоминает Ван Паттен. - Ты там был? Жуткое место, да?
- Ты заказывал мясную запеканку? - спрашивает Макдермотт.
- Запеканку? - Ван Паттен в шоке. - Как насчет интерьера? И ебаных скатертей?
- Но ты заказывал мясную запеканку? - не отстает Макдермотт.
- Конечно, и мясной рулет, и голубей, и марлина, - говорит Ван Паттен.
- О, черт, я забыл про марлина, - стонет Макдермотт. - Марлин с соусом чили.
- Кто, будучи в здравом уме, прочитав обзор Миллера в Times, не закажет мясной рулет или марлина?
- Но Миллер был в корне неправ, - говорит Макдермотт. - Кесадилья с папайей? Обычно весьма неплохое блюдо, но там, о Боже... - он свистит, качая головой. - Там такая помойка.
- И к тому же дешевая, - добавляет Ван Паттен.
- Да, и дешевая! - соглашается Макдермотт. - И арбузный торт...
- Господа, - я прокашливаюсь. - Кхм. Не хотелось бы вас прерывать, но...
- Хорошо, хорошо, продолжай, - говорит Макдермотт. - Расскажи нам еще что-нибудь про этого Чарлза Мойера.
- Брюса Бойера, - поправляю я. - Он автор книги "Умение правильно одеваться. Руководство для элегантных мужчин". Да, кстати, Крэйг, он и в свободное от работы время не был серийным убийцей.
- И что же малыш Брюс имеет нам сказать? - спрашивает Макдермотт, посасывая кусочек льда.
- Ты дурак. Это отличная книга. Да, кстати, Брюс Бойер считает, что вполне допустимо носить вязаный жилет с костюмом, - говорю я. - Ты слышал, что я назвал тебя дураком?
- Слышал.
- А разве он не отмечал, что жилет не должен бросаться в глаза и забивать костюм? - говорит Ван Паттен тоном знатока.
- Да... - я слегка раздражен, что Ван Паттен явно неплохо позанимался дома, но все равно спрашивает совета. Но я спокойно продолжаю:
- С костюмом в тонкую светлую полоску рекомендуется надевать жилет приглушенно синего или угольно-серого цвета. А костюм из шотландки допускает более смелые варианты.
- И главное, - добавляет Макдермотт, - последняя пуговица должна быть расстегнута.
Я с подозрением смотрю на Макдермотта. Он улыбается, отпивает из своего стакана и довольно облизывает губы.
- Почему? - спрашивает Ван Паттен.
- Это традиция, - говорю я, все еще глядя на Макдермотта. - И еще - так удобнее.
- А если надеть подтяжки, будет ли жилет сидеть лучше? - спрашивает Ван Паттен.
- С чего бы? - спрашиваю я, повернувшись к нему.
- Ну, потому что, когда на тебе подтяжки, у тебя нет... - Он замолкает, будто подыскивая подходящее слово.
- Затруднений с...? - помогаю я.
- Пряжкой ремня? - заканчивает Макдермотт.
- Все правильно, - соглашается Ван Паттен.
- И еще важно помнить... - начинаю я, и снова меня прерывает Макдермотт.
- Важно помнить, что жилет должен соответствовать стилю и цвету костюма, но ни в коем случае не совпадать по структуре с носками и галстуком, - говорит Макдермотт Ван Паттену, но улыбается мне.
- А мне казалось, что ты не читал... эту книгу, - со злости я начинаю заикаться. - Ты ведь только что сказал, что не видишь разницы между Брюсом Бойером и... и Джоном Уэйном Гэйси.
- Ну, я вдруг вспомнил, - пожимает он плечами.
- Слушай, - поворачиваюсь я к Ван Паттену, посчитав выходку Макдермотта дешевым выпендрежем. - Надевать носки в ромбик с таким же галстуком - это будет смотреться слишком вызывающе.
- Ты так считаешь? - спрашивает он.
- В таком виде ты будешь смотреться как идиот, - говорю я, внезапно расстроившись, и опять поворачиваюсь к Макдермотту. - Перистая Голова? Как вообще у тебя получилась Перистая Голова из Кожаного Лица?! Это надо было очень постараться.
- Расслабься, Бэйтмен, - говорит он, похлопывает меня по спине и пытается сделать мне массаж шеи. - Что случилось? Остался без шиацу сегодня утром?
- Давай, еще потрогай меня вот так, - говорю я и плотно зажмуриваю глаза; меня колотит, чуть ли не крутит в судорогах, - и у тебя вместо руки будет культя.
- Хо-хо, держи себя в руках, приятель, - говорит Макдермотт, отшатываясь в притворном страхе.
Макдермотт и Ван Паттен по-идиотски хихикают и хлопают друг друга по плечам, им и в голову не приходит, что я и вправду могу отрезать ему руки, да и что-то еще - и к тому же, с большим удовольствием.
Мы втроем - Дэвид Ван Паттен, Крэйг Макдермотт и я - обедаем в ресторане Йельского клуба. На Ван Паттене - костюм из шотландки от Crazier Homo, рубашка от Brooks Brothers, галстук от Adirondack и ботинки от Cole-Haan. На Макдермотте - кашемировый блейзер из овечьей шерсти, брюки из шерстяной фланели от Ralph Lauren, рубашка и галстук тоже от Ralph Lauren, ботинки от Brooks Brothers. На мне - тиковый шерстяной костюм с отделкой из шотландки, хлопчатобумажная рубашка от Luciano Barbera, галстук от Luciano Barbera, ботинки от Cole-Haan и темные очки от Bausch & Lomb. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс рассказывали про нацистов, и при просмотре я вдруг испытал приятное возбуждение. Не то чтобы я был очарован их подвигами, но они не показались мне отталкивающими (как и большинству зрителей, вероятно). Один из нацистов имел редкое чувство юмора и даже жонглировал грейпфрутами, - мне это очень понравилось, так что я сел в кровати и захлопал в ладоши.
Луис Керрутерс сидит в пяти столиках от нашего, одетый так, как будто сегодня утром на него напали злобные лягушатники: на нем неопознанный костюм от какого-то французского портного, и если я не ошибаюсь, котелок на полу под креслом тоже его, - это прямо написано у него на лице. Он улыбается мне, но я притворяюсь, что не замечаю его. Сегодня утром я провел в Xclusive два часа и поскольку мы все втроем взяли сегодня выходной, после обеда мы пойдем на массаж. Мы еще ничего не заказывали, и даже меню еще не смотрели. Мы пока просто пьем. Крэйг хотел заказать для начала бутылку шампанского, но Дэвид покачал головой и пробурчал: " Нет, нет, нет ", - так что мы просто заказали напитки. Я все еще смотрю на Луиса, а когда он поворачивается ко мне, запрокидываю голову и смеюсь, даже если Ван Паттен с Макдермоттом не говорят ничего забавного, - а это всегда так. У меня это получается так естественно, что никто не замечает моих уловок. Луис встает, вытирает рот салфеткой и снова глядит на меня перед тем, как выйти, - видимо, в сортир.
- Но есть же какой-то предел, - говорит Ван Паттен. - Я хочу сказать, мне не хочется проводить вечер в обществе Коржика²⁵.
- Но ты же все еще встречаешься с Мередит, так что какая разница? - говорю я. Он, естественно не слышит.
- И все-таки пижонство - это круто, - говорит Макдермотт. - Пижонство - это очень круто.
- Бэйтмен? - оживляется Ван Паттен. - Что наш стилист говорит по поводу пижонства?
- Что? - рассеянно говорю я, вставая.
- Пижонство, а? - говорит Макдермотт. - Пижонство - это замечательно, comprende²⁶?
- Слушай, - говорю я, отодвигая стул. - Я просто хочу, чтобы все знали, что я - за семейные ценности и против наркотиков. Извините.
Удаляясь, я слышу, как Ван Паттен подзывает официанта и скучным голосом говорит:
- Это что, вода из-под крана? Я не пью воду из-под крана. Принесите мне Evian или что-нибудь в этом роде, ладно?
Интересно, если Луис умрет, буду ли я меньше нравиться Кортни? Ответ на этот вопрос мне еще предстоит узнать, но пока что ответа нет, и я иду через ресторан, маша рукой кому-то, похожему на Винсента Моррисона, кому-то, кого я совсем не узнаю, и кому-то, похожему на Тома Ньюмена. Будет ли Кортни уделять мне то время, которое она сейчас проводит с Луисом, если он сойдет со сцены, не будет больше мешать... если он будет мертв? Если Луиса убьют, расстроится ли Кортни? Смогу ли я искренне не смеяться ей в лицо, когда ярость клокочет во мне, подавляя все? Может быть, ее возбуждает, что она встречается со мной у него за спиной, или ей просто нравится мое тело, или размер моего члена? В таком случае, что нужно сделать, чтобы ублажить Кортни? Если ей во мне нравятся только мышцы и то, как я трахаюсь, тогда она просто сучка. Но физически совершенная сучка, потрясающе красивая сучка, и это извиняет все, ну кроме, может быть, запаха изо рта и желтых зубов (этого достаточно, чтобы порвать отношения). Как сложатся наши отношения, когда я задушу Луиса? Если я женюсь на Эвелин, будет она заставлять меня покупать ей халаты от Lacroix, пока мы с ней не разведемся? Интересно, южноафриканские колониальные войска и черножопые коммунистические обезьяны уже помирились в Намибии? Станет ли мир безопаснее и добрее, если порубить Луиса на кусочки? Мой мир, возможно, и станет лучше, тогда почему бы и нет? На самом деле, здесь нет и не может быть... других мнений. На самом деле, сейчас уже поздно задаваться вопросами, потому что я уже стою в мужском туалете, глядя на себя в зеркало - загар и прическа превосходны, - и рассматриваю свои зубы, которые тоже совершенно прямые, белые и блестящие. Подмигиваю своему отражению, натягиваю пару кожаных перчаток от Armani и направляюсь в кабинку, которую занимает Луис. В сортире никого нет, кроме нас двоих. Все кабинки пусты, кроме одной - с краю, дверца не заперта, оставлена чуть приоткрытой, слышно, как Луис насвистывает что-то из "Отверженных", звук становится все громче по мере моего приближения.
Он стоит в кабинке спиной ко мне. На нем кашемировый блейзер, шерстяные брюки в складку, белая рубашка из хлопка с шелком. Он писает в унитаз. Я понимаю, что он чувствует движение у себя за спиной, потому что напрягается, прислушиваясь, и струйка мочи останавливается. Мое тяжелое дыхание заглушает все остальные звуки, зрение расплывается, - я очень медленно поднимаю руки, хватаю его за шею поверх воротника его кашемирового свитера и хлопчатобумажной рубашки, мои большие пальцы соединяются на затылке Луиса, а указательные - под кадыком. Я сжимаю руки, но пока не очень сильно, чтобы Луис смог повернуться ко мне. Теперь он стоит лицом ко мне, одна руку на свитере, другая поднимается, как в замедленной съемке. Его глаза подрагивают, а потом широко распахиваются, что мне и требуется. Лицо Луиса уже скривилось и стало багровым, а я хочу, чтобы он знал, кто его убивает. Я хочу, чтобы мое лицо было последним, последним, что Луис увидит перед смертью, я хочу закричать: "Я ебусь с Кортни! Ты меня слышишь? Я ебусь с Кортни! Ха-ха-ха!", - и эти слова станут последним звуком, который услышит Луис, пока его собственные хрипы и треск позвоночника не заглушат все. Луис смотрит на меня, и я напрягаю мышцы рук, готовясь к борьбе, которая, к моему разочарованию, почему-то не начинается.
Вместо того, чтобы сопротивляться, он смотрит на мои запястья, и вдруг как бы в нерешительности вздрагивает, наклоняет голову и ... целует мое левое запястье, потом опять поднимает глаза на меня и смотрит этак застенчиво и с выражением... любви и как бы небольшой неловкости. Он поднимает левую руку и нежно гладит меня по щеке. Я стою столбом, руки так и лежат у Луиса на шее.
- О господи, Патрик, - шепчет он. - Почему здесь?
Его рука играет с моими волосами. Я смотрю на заднюю стенку кабинки, где нацарапано: " Эдвин толкает клевую шмаль ", - я все еще парализован, и тупо таращусь на эти слова, на рамочку, окружающую буквы, как будто в ней содержится ответ, некая высшая истина. Эдвин? Какой-такой Эдвин? Я трясу головой, чтобы сбросить оцепенение, и перевожу взгляд на Луиса, у которого на лице как будто прилеплена эта жуткая влюбленная улыбка, я пытаюсь крепче сжать его шею, но мое собственное лицо искажается от этого непомерного усилия, и я не могу этого сделать, мои руки никак не сжимаются, мои руки, все еще простертые вперед, кажутся нелепыми и бесполезными в таком положении.
- Я видел, как ты смотрел на меня, - говорит он с придыханием. - Я заметил, - он сглатывает, - как ты разгорячен.
Он пытается поцеловать меня в губы, но я отступаю и случайно закрываю дверцу кабинки. Я убираю руки с шеи Луиса, он тут же хватает их и кладет обратно. Я опять убираю их, и стою, обдумывая, что делать дальше, но не могу даже пошевелиться.
- Не будь таким... робким, - говорит он.
Я глубоко вздыхаю, закрываю глаза, считаю до десяти, открываю глаза и делаю беспомощную попытку поднять руки, чтобы все-таки задушить Луиса, но руки кажутся совершенно неподъемными, руки меня не слушаются.
- Ты даже не знаешь, как долго я этого хотел... - он тяжело дышит, поглаживая мои плечи дрожащими руками. - Еще с той Рождественской вечеринки в "Аризоне 206". На тебе тогда был еще галстук от Armani в красную полоску.
Я только теперь замечаю, что его брюки все еще не застегнуты, и тихо и беспрепятственно выбираюсь из кабинки, чтобы помыть руки, но на руках у меня перчатки, и я не хочу их снимать. Мужской туалет Йельского клуба внезапно становится самой холодной комнатой на земле, и меня бьет озноб. Луис выходит следом, теребит мой пиджак, наклоняясь вместе со мной над раковиной.
- Я хочу тебя, - говорит он хриплым пидорским шепотом, и я медленно поворачиваю голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и он ловит мой взгляд и добавляет, - тоже.
Я выбегаю из сортира и сталкиваюсь, кажется, с Брюстером Випплом. Я улыбаюсь метрдотелю и, пожав ему руку, бегу к закрывающемуся лифту, но опаздываю, и громко матерюсь, стоя перед закрывшимися дверями. Я замечаю, что метрдотель разговаривает с официантом, и оба вопросительно поглядывают на меня, так что я выпрямляюсь и машу им рукой. Луис спокойно выходит из туалета, все еще улыбаясь, раскрасневшийся, а я просто стою и смотрю, как он подходит ко мне. Он молчит.
- Что... это? - наконец, говорю я сквозь зубы.
- Ты куда собираешься? - смущенно шепчет он.
- Я... я собираюсь... - обалдевший, я осматриваю заполненный ресторан, потом поворачиваюсь к Луису и вдруг понимаю, что меня всего колотит. - Мне нужно вернуть видеокассеты, - говорю я, тыча в кнопку вызова лифта, но потом, когда мое терпение иссякает, иду обратно за столик.
- Патрик, - окликает он меня.
Я оборачиваюсь:
- Что?
Он шепчет: "Я позвоню тебе", - с таким выражением на лице, которое вроде как должно уверить меня, что он сохранит мой секрет.
- О боже, - мне хочется проблеваться, меня всего трясет, и когда я сажусь за наш столик, я понимаю, что полностью опустошен, я все еще в перчатках. Я залпом проглатываю остатки моего коктейля. И как только я сажусь, Ван Паттен спрашивает:
- Эй, Бэйтмен, как правильно надо носить булавку для галстука?
- С деловым костюмом булавка для галстука вовсе не обязательна, но если она все-таки есть, она должна его дополнять. Аксессуар ни в коем случае не должен забивать сам галстук. Лучше всего выбрать простую золотую заколку и поместить ее у нижнего конца галстука, под углом в сорок пять градусов.

Дата добавления: 2015-06-27