Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Брет Истон Эллис американский психопат 12 страница




ПОЛ ОУЭН

Все утро я не отвечал на звонки. Я устало смотрел на радиотелефон, а сам пил травяной чай без кофеина. Потом я пошел в тренажерный зал, где занимался два часа, потом пообедал в "Баре здоровья", но смог съесть только половину салата из цикория с морковкой. Возвращаясь из заброшенного высотного здания возле Хеллc Китчен33, где я снимал квартиру, я остановился в "Barney's". Потом сходил к косметологу. Поиграл в сквош с Брюстером Уипплом в Йельском клубе и оттуда зарезервировал столик в "Texarkana", где мы сегодня ужинаем с Полом Оуэном, - на восемь часов на имя Маркуса Холберстама. Я выбрал "Texarkana", потому что знаю, что сегодня вечером там, скорее всего, не будет никого, кто меня знает. К тому же сегодня мне хочется поесть свинину с чили и выпить парочку кружек Dixie. Сейчас июнь, на мне льняной двухпуговичный костюм, хлопчатобумажная рубашка, шелковый галстук и кожаные туфли без шнурков, все от Armani. У дверей "Texarkana" ко мне подходит веселый черный попрошайка и объясняет, что он младший брат Боба Хоупа. Ну да. Он протягивает мне пластиковую кофейную чашку. Это кажется мне забавным, и я даю ему четвертак. Я опаздываю на двадцать минут. Из открытого окна на Десятой улице доносятся последние строчки песни Битлз "A Day in the Life", "Просто еще один день из жизни".
Бар в "Texarkana" абсолютно пуст, а в ресторане занято всего четыре или пять столиков. Оуэн сидит за столиком в дальнем конце зала и распекает официанта: въедливо допытывается, почему у них сегодня кончился суп из бамии с лангустами. Официант похож на педика, но выглядит очень даже неплохо, - кажется, он растерялся, и что-то бормочет в свое оправдание. Оуэн явно не намерен шутить, впрочем, я тоже. Когда я сажусь за столик, официант еще раз извиняется и спрашивает, что я буду пить.
- J&B, чистый, - говорю я с нажимом. - И пиво "Dixie".
Он улыбается и записывает заказ - мерзавец даже пытается строить мне глазки, - и когда я уже собираюсь предупредить его, чтобы он даже не смел со мной заговаривать, Оуэн рявкает, что он хочет двойной мартини с "Абсолютом", и наша голубая фея испаряется.
- Да, Холберстам, ресторан сегодня забит до отказа, - говорит Оуэн, показывая на полупустой зал. - Весьма популярное место, весьма.
- Слушай, здесь просто отменный суп из грязи и пережаренная рукола, - говорю я ему.
- Да ладно, - ворчит он, глядя в свой стакан с мартини. - Ты опоздал.
- Послушай, мои родители развелись, когда я был маленьким. Нельзя на меня обижаться, - я пожимаю плечами и думаю про себя: "Ох, Холберстам, какой же ты мудак". И, изучив меню, я добавляю:
- Гм, сегодня у них нет свинины с лаймовым желе.
На Оуэне - двубортный костюм из шелка и льна, хлопчатобумажная рубашка и шелковый галстук, все от Joseph Abboud. У него безупречный загар. Но сегодня он какой-то мрачный и неразговорчивый, и это портит мне настроение, а ведь я очень многого ожидал от сегодняшнего вечера. Чтобы мое хорошее настроение не испортилось окончательно, мне приходится отпускать дурацкие комментарии вроде "Это там кто, не Ивана Трамп?" А потом, со смехом: "Господи, Патрик, то есть, Маркус, о чем ты думаешь?! Что бы Иване тут делать?"
Но веселее от этого мне не становится. Это никак не отменяет тот факт, что Полу Оуэну столько же лет, сколько и мне - двадцать семь, и обстановка не становится непринужденной.
То, что я поначалу принял в Оуэне за напыщенность, на поверку оказывается обычным опьянением. Когда я пытаюсь вытащить из него информацию насчет счетов Фишера, он отделывается бесполезными статистическими данными, которые я и так уже знаю: что сначала ими занимался Ротшильд, а потом они оказались у Оуэна. И хотя Джин, по моей просьбе, собрала всю доступную информацию еще несколько месяцев назад, я продолжаю кивать, притворяясь, что для меня это ново и интересно, и говорить всякие глупости вроде "Это весьма поучительно", хотя очень хочется сказать другое: "Я совершенно безумен" или "Мне нравится расчленять девушек". Каждый раз, когда я пытаюсь перевести разговор обратно на загадочные счета Фишера, он меняет тему и начинает говорить о соляриях, или о марках сигарет, или о клубах здоровья, или о том, где в Манхэттене можно покататься на лошадях, и продолжает надираться, что меня весьма огорчает. Вначале я пью пиво Southern, пока ем закуски, а потом перехожу на диетическую пепси, потому что мне надо оставаться трезвым. Я уже собираюсь сказать Оуэну, что у Сесилии, девушки Маркуса Холберстама, две вагины, и что мы планируем пожениться следующей весной в Ист-Хемптоне, но он меня перебивает.
- Я, кажется, это... слегка перебрал, - признает он, роняя на стол дольку лайма, которую пытался положить в кружку с пивом.
- Угу.
Я макаю ломтик яма в соус из горчицы и ревеня и делаю вид, что не слушаю его.К концу ужина он такой пьяный, что я (1) заставляю его оплатить счет на двести пятьдесят долларов, (2) заставляю его признать, какой он, на самом деле, тупой сукин сын, и (3) отвожу его к себе домой, и там он наливает себе еще выпить, - на самом деле, он открывает бутылку "Акации", которую, как мне казалось, я хорошо спрятал, серебряным штопором от Mulazoni, купленную мне Рэдлоффом после того, как мы заключили сделку с Хитербергом. В ванной я достаю топор, заранее спрятанный в душе, принимаю две таблетки валиума по пять миллиграммов каждая, запиваю их колпачком средства для полоскания рта Plax, потом иду в коридор, надеваю дешевенький дождевик, который купил в среду в Brooks Brothers, и возвращаюсь к Оуэну, который сидит в гостиной у стереосистемы и рассматривает мою коллекцию дисков. В квартире включен весь свет, жалюзи плотно закрыты. Он встает, медленно отходит назад, прихлебывая вино из стакана, обходит гостиную, садится в белое алюминиевое раскладное кресло, купленное мною на распродаже в честь Дня Памяти в Conran пару недель назад, и, наконец, замечает газеты - New York Times, USA Today и W, - разложенные на полу у него под ногами, чтобы не испачкать полированный паркет из светлого дуба его кровью. Я подхожу к нему с топором в руке, свободной рукой я застегиваю дождевик.
- Эй, Хелберстем, - говорит он, умудрившись исковеркать оба слова.
- Да, Оуэн, - говорю я, подходя ближе.
- А почему здесь разложены эти газеты со светской хроникой и "Стилем жизни"? - спрашивает он устало. - У тебя что, есть собака? Чау-чау или что-нибудь в этом роде?
- Нет, Оуэн. - Я медленно обхожу кресло и, наконец, встаю прямо напротив него, но он такой пьяный, что даже не видит топор, когда я поднимаю его над головой. Не видит его он и тогда, когда я опускаю его на уровень груди, держа как будто бейсбольную биту, как будто я собираюсь отбить мяч, которым в данном случае будет голова Оуэна.
Оуэн пару секунд молчит, а потом говорит:
- Короче, раньше я терпеть не мог Игги Попа, но теперь, когда его музыка стала коммерческой, он мне нравится больше, чем...
Топор прерывает его на середине предложения, толстое лезвие входит прямо в открытый рот, затыкая его навсегда. Пол смотрит на меня, потом закатывает глаза, потом снова смотрит на меня, и он вдруг поднимает руки, пытаясь схватить рукоять топора, но сила удара сводит его усилия на нет. Сначала крови нет, и нет никаких звуков, если не считать шелеста газет под дергающимися ногами Оуэна, но когда я вытаскиваю топор (при этом почти выдергиваю Оуэна из кресла) и снова бью его топором по лицу, вскрывая череп, его руки цепляются за пустоту, кровь бьет двумя коричневыми гейзерами, заливая мой дождевик. И все это сопровождается ужасным шипящим звуком, исходящим из ран в черепе Оуэна - из тех мест, где кость и плоть больше не соединяются друг с другом, а вслед за этим раздается совсем другой звук, как будто кто-то испортил воздух, но это просто кусочек мозга, розовый и блестящий, под давлением вылезает наружу сквозь раны на лице. Пол Оуэн в агонии падает на пол, его лицо все покрыто мозгами и кровью, крови нет только в глазах, которые непроизвольно моргают; рот - каша из зубов, мяса и челюстей, язык свисает из открытой раны на щеке, он держится только на чем-то, похожем на тонкую лиловую струну.
- Блядский тупой ублюдок. Блядский ублюдок, - кричу я ему только один раз. Я стою над ним, жду и смотрю на трещину над картиной Оника, которую так и не заделали. Через пять минут Пол, наконец, умирает. Еще через тридцать минут его тело перестает кровоточить.
Я беру такси и еду через Центральный парк, в мертвой тишине этой душной июньской ночи, туда, где жил Оуэн. Только потом до меня доходит, что я так и не снял окровавленный дождевик. Я открываю дверь ключами, которые взял у него в кармане, вхожу, обливаю дождевик бензином для зажигалки и сжигаю его в камине. Гостиная обставлена по-минималистски аскетично. Бетонные стены покрашены в белый цвет, и только одна стена представляет собой огромный рисунок, изображающий что-то научное, а стена, выходящая на Пятую авеню, украшена панелью из искусственной воловьей кожи. У этой стены стоит диван, обтянутый черной кожей.
Я включаю широкоэкранный телевизор Panasonic, диагональ 31 дюйм, и смотрю шоу Поздно ночью с Дэвидом Леттерманом, потом иду к автоответчику, чтобы поменять на нем сообщение (Оуэн дает все номера, по которым его можно найти, включая морской порт, - господи, ну это-то зачем?! - а на заднем плане стильно наигрывают "Времена года" Вивальди). Я задумываюсь, куда бы мне отослать Пола, и через пару минут лихорадочных размышлений выбираю Лондон.
- Пошлем ублюдка в Англию, - хихикаю я, уменьшаю громкость телевизора и записываю новое сообщение. Голоса у нас с Оуэном очень похожи, а отличить их по телефону будет вообще невозможно. Сегодня Леттерман рассказывает о "смешных трюках домашних животных". Немецкая овчарка с кепкой на голове очищает и ест апельсин. Это показывают дважды, в замедленной съемке.
В кожаный чемодан ручной работы, обшитый парусиной цвета хаки, с утяжеленными уголками и золотыми замками (от Ralph Lauren) я укладываю шерстяной шестипуговичный двубортный костюм с узором "штрихи мела", с отворотами мысиком, и шерстяной с фланелью костюм темно синего цвета, оба - от Brooks Brothers, а также электробритву Mitsubishi с зарядным устройством, посеребренный рожок для обуви от Barney, спортивные часы Tag-Heuer, черный кожаный бумажник от Prada, ручной копировальный аппарат Sharp, электронную записную книжку Sharp, его паспорт в специальном кожаном футляре для паспорта и портативный фен Panasonic. Себе я беру портативный CD-плейер Toshiba, в котором стоит саундтрек к "Отверженным". Ванная комната полностью белая, и только одна стена оклеена обоями в пятна "под далматинца". Я бросаю все туалетные принадлежности, необходимые для поездки, в пластиковый мешок Hefty.
Когда я возвращаюсь к себе, тело Оуэна уже окоченело, и я заворачиваю его в четыре дешевых полотенца, приобретенных мною на все той же распродаже в Conran, засовываю головой вперед в спальный мешок на гусином пуху от Canalino и без труда волочу его до лифта, потом - через холл, мимо ночного портье, вниз по ступенькам, где я натыкаюсь на Артура Кристала и Китти Мартин, ужинавших в "Кафе Люксембург". К счастью, Китти Мартин встречается с Крэйгом Макдермоттом, который сегодня ночью находится в Хьюстоне, поэтому они не задерживаются, чтобы поговорить со мной, хотя Кристал - грубый ублюдок - спрашивает меня, как правильно носить белый смокинг. Я отвечаю ему очень коротко, потом выхожу на улицу, ловлю такси, без проблем укладываю мешок на заднее сидение, сам сажусь на переднее и даю водителю адрес квартиры в районе Hell's Kitchen. Я втаскиваю тело Оуэна на четвертый этаж - до квартиры в заброшенном здании, которую я приобрел недавно, - укладываю его в большую фарфоровую ванну, снимаю с него костюм и, смочив тело водой, высыпаю на него два мешка негашеной извести.
Позже, около двух, я все еще никак не могу заснуть. Эвелин отлавливает меня, когда я прослушиваю сообщения на своем 976-TWAT и смотрю кассету с записью сегодняшнего Шоу Патти Винтерс, тема которого - люди-уроды.
- Патрик? - говорит Эвелин.
Я молчу, потом говорю монотонным спокойным голосом:
- Вы позвонили Патрику Бэйтмену. В данный момент я не могу подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала... - я делаю паузу и добавляю: - Всего хорошего. - Потом опять делаю паузу, моля бога, чтобы она поверила, и издаю жалобное "Пи".
- Прекрати, Патрик, - говорит она раздраженно. - Я же знаю, что это ты. Что с тобой, черт тебя подери?
Я держу телефон перед собой на расстоянии вытянутой руки, потом роняю его на пол и пинаю так, что он врезается в тумбочку. Я нажимаю кнопки, очень надеясь, что когда я опять поднесу трубку к уху, там раздастся гудок.
- Алло? Алло? - говорю я. - Говорите! Да?
- Ради бога, прекрати. Прекрати, - вопит Эвелин.
- Привет, Эвелин, - говорю я радушно, хотя на лице у меня гримаса.
- Где ты был сегодня вечером? - спрашивает она. - Я думала, мы поужинаем вместе. Я думала, у нас столик заказан в "Raw Space".
- Нет, Эвелин, - вздыхаю я и вдруг понимаю, что очень устал. - Мы не собирались ужинать вместе. С чего ты взяла?
- Я думала, у меня так записано, - ноет она. - Моя секретарша записывала.
- Ну, кто-то из вас ошибся, - говорю я, перематывая кассету с пульта. - "Raw Space"? Господи. Ты... совсем с ума сошла.
- Дорогой, - говорит она недовольным тоном. - Где ты был сегодня вечером? Надеюсь, ты не ходил в "Raw Space" без меня.
- О Господи, - я начинаю стонать. - Мне надо было взять видеокассеты. То есть, мне надо было вернуть видеокассеты.
- А чем еще ты занимался? - спрашивает она все еще обиженно.
- Ну, случайно встретился с Артуром Кристалом и Китти Мартин, - говорю я. - Они возвращались из "Кафе Люксембург".
- Правда? - ей тут же становится интересно. - А в чем была Китти?
- В бальном платье с открытыми плечами, бархатным лифом и кружевной юбкой с цветами от Laura Marokalos, по-моему.
- А Артур?
- В том же самом.
- О, мистер Бэйтмен, - она хихикает. - Мне нравится ваше чувство юмора.
- Слушай, уже поздно. Я устал, - я делаю вид, что зеваю.
- Я тебя разбудила? - с тревогой в голосе спрашивает она. - Надеюсь, я тебя не разбудила?
- Да, - говорю. - Разбудила. Но я взял трубку, так что сам виноват.
- Поужинаем вместе, дорогой? Может, завтра? - спрашивает она, явно ожидая положительного ответа.
- Завтра я не могу. Работа.
- Ты ведь почти хозяин этой чертовой компании, - стонет она. - Какая работа? Чем ты занимаешься? Я не понимаю.
- Эвелин, - вздыхаю я. - Пожалуйста.
- О, Патрик, давай поедем куда-нибудь этим летом, - тоскливым голосом говорит она. - Давай поедем в Эдгартаун или в Хемптонс.
- Может быть, - говорю я. - Очень может быть.

PAUL SMITH

Я стою в магазине Paul Smith и разговариваю с Нэнси и Чарльзом Гамильтонами и с их двухлетней дочерью Гленн. На Чарльзе - четырехпуговичный двубортный льняной костюм от Redaelli, хлопчатобумажная черная рубашка от Ascot Chang, узорчатый шелковый галстук от Eugenio Venanzi и кожаные туфли от Brooks Brothers. На Нэнси -шелковая блузка с перламутровыми пуговицами, шелковая шифоновая юбка от Valentino и серебряные сережки от Reena Pachochi. На мне - шестипуговичный двубортный шерстяной костюм в тонкую полоску и шелковый галстук с узором, и то, и другое - от Louis, Boston, а также шелковая рубашка от Luciano Barbera. На Гленн - шелковый комбинезон от Armani, на голове у нее маленькая кепочка. Пока Чарльз рассчитывается с продавщицей, я играю с девочкой, сидящей на руках у Нэнси: протягиваю ей мою платиновую карточку American Express, она пытается ее схватить, а я качаю головой и говорю с ней тоненьким детским голосом, держа ее за подбородок и помахивая карточкой у нее перед лицом:
- Да, я абсолютно невменяемый психопат-убийца, о да, я такой, я люблю убивать людей, да, дорогая, да, мой маленький сладенький пирожок, я такой...
После офиса я играл в сквош с Рики Хендриксом, а потом мы выпили в "Флейтах" со Стивеном Дженкинсом; а в восемь вечера мы с Бонни Эббот ужинаем в "Pooncakes", новом ресторане Бишопа Салливана на Гремерси-парк. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс речь шла о людях, переживших концентрационные лагеря. Я достаю свой карманный телевизор Sony (FD-270) с черно-белым миниэкраном, диагональ 2,7 дюйма, он весит всего тринадцать унций, и протягиваю его Гленн. Нэнси спрашивает:
- Ты пробовал селедочную икру в "Rafaeli's"? Как тебе? - На улице еще не совсем стемнело, но сумерки уже сгущаются.
- Великолепно, - говорю я, радостно глядя на Гленн.
Чарльз подписывает чек, убирает в бумажник свою золотую карточку American Express, оборачивается ко мне и видит кого-то у меня за плечом.
- Привет, Луис, - говорит Чарльз, улыбаясь.
Я оборачиваюсь.
- Привет, Чарльз. Привет, Нэнси. - Луис Керрутерс целует Нэнси в щеку и жмет руку девочке. - Приветик, Гленн. Какая ты стала большая!
- Привет, Луис, познакомься. Это Роберт Чан...- начинает Чарльз.
- Пат Бэйтмен, - говорю я, убирая телевизор обратно в карман. - Не надо. Мы уже знакомы.
- Прошу прощения. Точно, Пат Бэйтмен, - говорит Чарльз. На Луисе -костюм из шерстяного крепа, хлопчатобумажная поплиновая рубашка и шелковый галстук, все - от Ralph Lauren. Его волосы зачесаны назад, как и у Чарльза, как и у меня, и он носит очки в оправе из красного дерева от Oliver Peoples. Мои-то, по крайней мере, без диоптрий.
- Привет-привет, - говорю я, пожимая Луису руку. Его рукопожатие крепкое и в то же время чудовищно чувственное. - Простите, мне надо выбрать галстук. - Я машу рукой малышке Гленн и иду выбирать галстук в соседний зал, по дороге вытерев руку о двухсотдолларовое полотенце, которое висит на мраморном крюке.
Вскоре входит Луис и прислоняется к витрине, делая вид, что изучает галстуки, как и я.
- Что ты здесь делаешь? - шепчет он.
- Покупаю галстук для брата. У него скоро день рождения. Прошу прощения, - я продвигаюсь вдоль стенда с галстуками, подальше от него.
- Ему очень повезло, что у него такой брат, - говорит он, снова пододвигаясь ко мне и радостно улыбаясь.
- Может быть, но меня от него воротит. - говорю я. - Хотя тебе бы он наверняка понравился.
- Патрик, почему ты не смотришь на меня? - чуть ли не с болью в голосе спрашивает Луис. - Посмотри на меня.
- Луис, я тебя очень прошу, пожалуйста, оставь меня в покое, - говорю я, закрываю глаза и сжимаю кулаки от бессильного гнева.
- Да ладно тебе, пойдем выпьем в "Sofi's" и поговорим, - предлагает он, вернее, даже не предлагает, а умоляет.
- Поговорим о чем? - недовольно спрашиваю я и открываю глаза.
- Ну...о нас, - он пожимает плечами.
- Ты что, специально пришел за мной сюда? - спрашиваю я.
- Куда сюда?
- Сюда. В Paul Smith. Зачем?
- Я? Пришел за тобой? Да ладно тебе, - он пытается рассмеяться, как бы издеваясь над моим предположением. - Господи.
- Луис, - я заставляю себя посмотреть ему в глаза. - Пожалуйста, оставь меня в покое. Уходи.
- Патрик, - говорит он. - Я люблю тебя, очень люблю. Надеюсь, ты это понимаешь.
Я только качаю головой и перехожу к стенду с обувью, улыбаясь продавцам.
Луис идет за мной.
- Патрик, что мы тут делаем?
- Ну, я пытаюсь купить брату галстук и...- я хватаю какую-то туфлю, потом вздыхаю, - а ты пытаешься у меня отсосать, образно выражаясь. Господи, нет, я ухожу.
Я возвращаюсь к галстукам, хватаю первый попавшийся, не выбирая, и иду к кассе. Луис плетется за мной. Я его полностью игнорирую, даю продавщице свою платиновую карточку American Express и говорю ей.
- Там на улице бродяга, - я показываю ей за окно, где на скамейке у входа в магазин стоит бомж с пакетом газет и что-то кричит. - Наверное, надо вызвать полицию или что-нибудь еще в этом роде.
Она благодарно кивает мне и пропускает мою карточку через компьютер. Луис просто стоит рядом и застенчиво смотрит в пол. Я подписываю чек, беру пакет и сообщаю девушке-продавщице, указывая на Луиса: - Он не со мной.
На Пятой авеню я пытаюсь поймать такси. Луис выбегает из магазина следом за мной.
- Патрик, нам надо поговорить, - кричит он, пытаясь переорать рев машин. Он бежит ко мне и хватает меня за рукав пальто. Я разворачиваюсь, мой пружинный нож уже наготове, и я машу ножом перед носом Луиса, заставляя его отойти. Люди обходят нас и спешат по своим делам.
- Эй, Патрик, - говорит он, поднимая руки и пятясь назад. - Патрик.
Я шиплю на него, все еще держа нож в руке, до тех пор, пока рядом не останавливается такси. Луис пытается подойти ко мне, но я опять выставляю нож, открываю свободной рукой дверцу машины и забираюсь внутрь, потом захлопываю дверцу и говорю водителю, чтобы он ехал в Гремерси-Парк, к "Pooncakes".

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ, БРАТЬЯ

Сегодня вечером мы с братом Шоном ужинаем в "Жирафе в юбке", и я весь день думаю, за каким столиком мы там будем сидеть. Поскольку сегодня у него день рождения и он в этот день оказался в городе, папин бухгалтер Чарльз Конрой, и его поверенный по недвижимости Николас Лей позвонили мне на прошлой неделе и оба сказали, что для всех было бы очень желательно использовать эту дату в качестве повода для встречи, поговорить и выяснить, что Шон собирается делать дальше, и, может быть, задать ему пару насущных вопросов. И хотя они оба знают, что я презираю Шона и что это чувство взаимно, все равно было бы очень неплохо, если бы я вытащил брата поужинать, а если он категорически не согласится, то в качестве наживки можно будет упомянуть - в форме весьма ясного намека, - что встретиться необходимо, потому что случилось что-то плохое. Разговор состоялся в прошлую среду, причем я разговаривал сразу с обоими при помощи "телефонной конференции".
- Что-то плохое? Что, например? - спросил я, пытаясь сосредоточится на цифрах у себя на мониторе и делая знаки Джин, чтобы она ушла, хотя она принесла мне на подпись целую пачку бумаг. - Что на северо-востоке закрываются все пивоваренные заводы Michelob? Что 976-BIMBO прекратил принимать вызовы на дом?
- Нет, - сказал Чарльз и спокойно добавил: - Скажи ему, что вашей матери... стало хуже.
Я помедлил, обдумывая эту тактику, и сказал:
- Ему, скорее всего, наплевать.
- Скажи ему... - Николас сделал паузу, прочистил горло и деликатно так предложил, - скажи, что речь идет о ее недвижимости.
Я оторвался от монитора, сдвинул на кончик носа темные авиаторские очки Wayfarer, пристально посмотрел на Джин и провел пальцами по свежему выпуску справочника "Загат", лежавшему у меня рядом с компьютером. "Пастели" - сразу отпадает. "Дорсия" - тоже. Когда я в последний раз звонил в "Дорсию" там повесили трубку еще до того, как я успел спросить: "Ну, если не в следующем месяце, то, может быть, в январе?", - и хотя я поклялся себе, что когда-нибудь все-таки закажу столик в "Дорсии" (если не в этом календарном году, то хотя бы до того, как мне исполнится тридцать), я уже предвижу, что это потребует нервов и немалых затрат энергии, которую мне жалко тратить на Шона. Тем более, что "Дорсия" - слишком шикарное место для такого придурка. Я хочу, чтобы он вытерпел этот ужин; я не хочу, чтобы вечер был для него приятным, чтобы его отвлекали соблазнительные девицы. Я хочу выбрать такое место, где в мужском туалете есть служитель и братцу пришлось бы обойтись без кокаина - я даже не сомневаюсь, что он сидит на кокаине хронически. Я отдал справочник Джин и попросил ее выбрать самый дорогой ресторан в Манхэттене. Она заказала столик на девять часов в "Жирафе в юбке".
- Дела в Сэндстоуне совсем плохи, - говорю я Шону. Я позвонил ему после обеда, часа в четыре. Он остановился в квартире отца в Карлайле. Мне слышно, как у него орет MTV. Слышно, как льется вода в душе. Слышны какие-то голоса.
- Что там случилось? Мать съела подушку? Или что?
- Нам надо встретиться, - говорю я.
- Доминик, сделай потише, - говорит он, потом прикрывает трубку рукой и говорит что-то в сторону.
- Эй, Шон? Что там у тебя происходит? - говорю я.
- Я тебе перезвоню, - он вешает трубку.
На прошлой неделе я купил Шону галстук в Paul Smith, но он мне понравился самому, и я решил не дарить его брату (хотя мысль о том, как мой мудак-братец повесится на подаренном мною галстуке, доставляет мне истинное наслаждение). На самом деле, я собираюсь надеть этот галстук сегодня. Вместо галстука я подарю ему часы Casio QD-150 с калькулятором, записной книжкой на пятьдесят телефонных номеров и опцией голосового набора номера в тоновом режиме через встроенный микрофон. Я смеюсь, убирая этот бесполезный подарок обратно в коробку, и говорю себе, что вряд ли у Шона вообще найдется пятьдесят знакомых. Он даже не сможет назвать пятьдесят имен. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс речь шла о салат-барах.
Шон перезванивает в пять часов из клуба "Racquet" и говорит, что мы с ним встречаемся в "Дорсии". Он только что переговорил с владельцем, Брином, и заказал столик на девять. Я в замешательстве. Можно сказать, что я в расстроенных чувствах. Не знаю уже, что и думать. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс речь шла о салат-барах.
Вечер. "Дорсия", девять тридцать: Шон опаздывает на полчаса. Метрдотель не желает сажать меня за столик, пока не появится брат. Мой самый кошмарный страх превратился в реальность. Столик прямо напротив бара - лучшее место. Пока за ним никого нет, он ждет, когда Шон почтит его своим присутствием. Из последних сил я борюсь со злостью, помогая себе ксанаксом и "Абсолютом" со льдом. Иду в сортир, чтобы отлить. Пока отливаю, смотрю на тонкую, похожую на паутинку трещину над писсуаром, и думаю, что если я вдруг исчезну в этой самой трещине - скажем, уменьшусь и провалюсь туда, то вполне может быть, что никто этого и не заметит... никто не заметит, что меня больше нет. Никто не заметит. Всем... будет... наплевать. А если мое отсутствие и заметят, то кое-кто наверняка вздохнет с облегчением по этому поводу, с несказанным облегчением. Это правда: без некоторых людей жить станет легче. Жизни людей вовсе не связаны между собой. Никто ни с кем не пересекается. Эта теория устарела. Есть люди, которым просто незачем жить среди людей. К таким людям относится и мой братец Шон, который, когда я возвращаюсь из туалета, уже сидит за столиком напротив бара. По дороге я завернул к телефону, чтобы позвонить домой и прослушать сообщения на автоответчике (Эвелин собирается покончить с собой, Кортни хочет купить чау-чау, Луис предлагает вместе поужинать в четверг). Шон уже курит сигарету за сигаретой, и я думаю про себя: " Черт, почему я ему не сказал, чтобы он заказал столик в секции для некурящих?" Он пожимает руку метрдотелю, но когда я подхожу, ему не приходит в голову нас представить. Я сажусь и киваю. Шон тоже кивает. Он уже заказал бутылку шампанского Cristal, зная, что плачу я; и зная - я в этом уверен, - что я знаю, что он не пьет шампанского.
Шон, которому сегодня исполнилось двадцать три, прошлой осенью уехал в Европу. Во всяком случае, так он сказал Чарльзу Конрою, и хотя Чарльзу потом пришел весьма солидный счет из гостиницы Plaza, подпись на счете не совпадала с подписью Шона, и никто точно не знал, сколько времени Шон провел во Франции и был ли он там вообще. Потом он вроде бы вернулся в Америку, шатался туда-сюда, завис недели на три в Кэмдене. Сейчас он в Манхэттене, а потом улетает то ли в Палм-Бич, то ли в Новый Орлеан. Вполне можно предположить, что сегодня он пребывает в дурном настроении и будет держаться особенно высокомерно. Я также заметил, что он начал выщипывать брови. Так что у него теперь две брови, а не одна. Меня подмывает высказать это наблюдение вслух, и чтобы сдержать себя, я сжимаю кулак - с такой силой, что ногти пропарывают ладонь, а бицепсы на левой руке напрягаются и проступают сквозь ткань льняной рубашки от Armani.
- Тебе нравится это место? - интересуется он, ухмыляясь.
- Мое... любимое, - шучу я, скрипя зубами.
- Давай заказывать, - говорит он, не глядя на меня. Он делает знак официантке, которая приносит нам два меню и отдельное меню со спиртным. Она заискивающе улыбается Шону, но тот ее полностью игнорирует. Я открываю меню, и - вот блядь - оно без комплексного меню, а это значит, что Шон заказывает омара с икрой и персиковые равиоли на закуску, а в качестве основного блюда - омара, жареного на углях, под земляничным соусом. Два самых дорогих блюда во всем меню. Себе я заказываю перепелиный сашими с поджаренной булочкой и крабов в виноградном желе. Симпатичная официантка открывает бутылку шампанского Cristal и разливает по его хрустальным стаканам без ножки. Видимо, предполагается, что это очень круто. Когда официантка уходит, Шон замечает, что я смотрю на него неодобрительно, и спрашивает:
- Что такое?
- Ничего, - отвечаю я.
- В чем... дело... Патрик? - меня бесит его манера делать паузы между словами.
- Омар - в начале ужина? На закуску?!
- А ты что хотел, чтобы я заказал на закуску? Картофельные чипсы "Прингл"?
- Но два раза - омара?
- У них омары чуть больше, чем эти вот спички, - говорит он. - И потом, я не особенно хочу есть.
- Тем более.
- Я пошлю извинения по факсу.
- Шон, не заводись.
- Рок-н-ролл...
- Я знаю-знаю, вся жизнь сплошной рок-н-ролл, все заебись и вообще, да?
Я отпиваю шампанское и поднимаю свободную руку, как будто сдаюсь. Про себя я размышляю, что, может быть, еще не поздно позвать официантку и попросить, чтобы она принесла кусок торта с одной свечкой - просто чтобы поставить этого говнюка на место, сбить с него гонор, - но вместо этого я ставлю стакан на стол, делаю глубокий вдох и спрашиваю:
- Слушай, а что... чем ты занимался сегодня?
- Играл в сквош с Ричардом Линдквистом, - он презрительно пожимает плечами. - Купил смокинг.
- Николас Лей и Чарльз Конрой хотели бы знать, собираешься ли ты летом в Хемптонс или нет.
- Вообще-то, нет, - пожимает он плечами.
Мимо нашего столика проходит блондинка - ее тело практически совершенно, у нее большие сиськи, а в руке - программка "Отверженных". На ней - длинное вечернее платье из искусственного шелка от Michael Kors из Bergdorf Goodman, туфли Manolo Blahnik и позолоченные серьги-подвески от Ricardo Siberno. Она останавливается, чтобы поздороваться с Шоном, и хотя даже я отымел бы ее с очень даже большим удовольствием, Шон игнорирует ее заигрывания и не представляет нас друг другу. Шон вообще держится очень грубо, но девушка все равно улыбается и машет ему рукой в перчатке.
- Мы потом поедем в "Mortimer's". Может, увидимся там.
Он кивает, глядя на мой стакан с водой, потом подзывает официантку и заказывает себе виски.
- Это кто? - интересуюсь я.
- Да так, одна крошка, она раньше ходила в "Stephens".
- А где ты с ней познакомился?
- В биллиардной в "М.К", - он пожимает плечами.
- Она не из du Pont34, случайно?
- А что? Хочешь ее телефончик?
- Да нет. Просто мне интересно, в du Pont она или нет.
- Может быть. Я не знаю. - Он закуривает очередную сигарету. Похоже, что у него золотая зажигалка от Tiffany's, восемнадцать карат. - Может быть, она подруга кого-то из du Pont.
Я по-прежнему пытаюсь придумать хотя бы одну причину, почему я сейчас сижу здесь, в "Дорсии", с моим братцем Шоном, но на ум ничего не приходит. После ужина (порции здесь микроскопические, зато еда просто отменная; Шон вообще ничего не ест) - я говорю ему, что мне надо встретится с Андреа Ротмере в "Nell's", так что если он хочет десерт или кофе, то пусть заказывает прямо сейчас, потому что к полуночи мне надо быть в центре.
- Зачем суетиться? - говорит он. - "Nell's" - уже не такое стильное заведение, как раньше.
- Ну... - я запинаюсь, но быстро беру себя в руки, - Мы там просто встречаемся. На самом деле, мы собираемся... - я лихорадочно перебираю в уме названия клубов, -... в "Чернобыль". - Я отпиваю еще шампанского из стакана без ножки.
- Скучное заведение, - говорит он, обводя взглядом зал. - Очень скучное.
- Или в "Контраклуб Восток", я не помню.
- Уже немодно. Каменный век. Доисторические времена, - он цинично смеется.
Напряженная пауза.
- А ты-то откуда знаешь?
- Рок-н-ролл, - он пожимает плечами. - Вся жизнь - сплошной рок-н-ролл.
- Ладно, Шон, а ты где будешь сегодня вечером?
Он отвечает без промедления:
- В "Petty's".
- А, ну да, - я совершенно забыл, что его уже открыли.
Он курит, что-то насвистывая себе под нос.
- А мы идем на вечеринку у Дональда Трампа, - вру я.
- Замечательно. Повеселитесь по полной программе.
- Дональд - приятный парень. Тебе надо с ним познакомиться, обязательно, - говорю я. - Я... я вас познакомлю.
- Правда? - говорит Шон, может, с надеждой, а может, и нет.
- Ну, разумеется.
Правда-правда.
Так, пока принесут чек... пока я расплачусь, пока поймаю такси, пока доеду до дома... будет уже почти полночь, а это значит, что я никак не успею вернуть в видеопрокат вчерашние кассеты, а если не заезжать домой, тогда я еще успеваю зайти в прокат и взять еще одну кассету, в членской карточке сказано, что можно брать не более трех кассет одновременно. А я вчера взял только две ("Двойное тело" и "Горячая, мертвая блондинка"), так что я могу взять еще одну, но я совершенно забыл, что участвую в их членской программе "Золотой круг", то есть, если я за полгода набираю кассет на тысячу долларов (минимум), тогда мне можно брать одновременно - за один раз - сколько хочешь кассет, но я не знаю, можно ли взять кассеты, если ты не вернул предыдущие, а две я уже взял вчера, так что...
- Дэмиен. Ты - Дэмиен, - слышу я бормотание Шона. Во всяком случае, мне так показалось.
- Что ты сказал? - я смотрю на него. - Я не расслышал.
- Хороший загар, - он вздыхает. - Я сказал, хороший у тебя загар.
- А, - я все еще пытаюсь сообразить, как быть с кассетами. Я опускаю глаза и смотрю... куда? Себе на колени?
- Спасибо.
- Рок-н-ролл, - он тушит сигарету в хрустальной пепельнице. Из пепельницы поднимается дым, но быстро рассеивается.
Шон знает, что я знаю, что он может меня провести в "Petty's", новый клуб Нормана Прейджера на Пятьдесят девятой, но я не буду его просить, а сам он не предложит. Я кладу поверх чека мою платиновую American Express. Шон таращится на смазливую девицу у барной стойки - платье из джерси от Thierry Mugler, шаль от Claude Montana, - она лениво потягивает шампанское из стакана без ножки. Когда официантка подходит, чтобы забрать чек и карточку, я отрицательно качаю головой, и Шон все-таки опускает глаза и видит мою AmEx, и тогда я делаю знак официантке, чтобы она подошла и взяла чек с карточкой.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-27; Просмотров: 320; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.019 сек.