Брет Истон Эллис американский психопат 10 страница

ПОКУПКИ

Вот список коллег, которым мне нужно купить подарки: Виктор Пауэлл, Пол Оуэн, Дэвид Ван Паттен, Крэйг Макдермотт, Луис Керрутерс, Престон Николс, Конноли О'Брайн, Рид Робинсон, Скотт Монтгомери, Тед Мэдисон, Джефф Дюваль, Борис Каннингхем, Джеми Конвей, Хью Тернболл, Фредерик Диббл, Тод Хэмлин, Малдвин Батнер, Рикки Хендрикс и Джордж Карпентер. Хотя я мог бы отправить Джин бегать по магазинам, вместо этого я усадил ее клеить марки и подписывать рождественские открытки - триста дизайнерских открыток от Марка Костаби. Потом ей нужно сходить их отправить, и еще я попросил ее разузнать все, что возможно, о счетах Фишера, которыми занимается Пол Оуэн. Сейчас я иду по Мэдисон-авеню, а до этого почти час простоял в ступоре возле лестницы в магазине Ralph Lauren на Семьдесят второй, глядя на шерстяные жилеты, - сбитый с толку, ошеломленный, голодный. И когда я наконец-то пришел в себя, после того, как не сумел выудить адресок у смазливой светловолосой продавщицы, строившей мне глазки, я выскочил из магазина с воплем: "Придите все верующие!"²⁷ Сейчас я хмуро пялюсь на нищего, который сидит у входа в магазин под названием EarKarma, сжимая в руках табличку: "ГОЛОДНЫЙ И БЕЗДОМНЫЙ... ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ, И БЛАГОСЛОВИ ВАС БОГ", а потом я, оказывается, иду вдоль по Пятой в направлении к Saks, пытаясь вспомнить, включил ли я запись на видео, и меня вдруг прошибает уверенность, что я забыл поменять кассету, и теперь что-то там записывается поверх "Тесной дырки Памелы". Ксанакс не унимает панику. А Saks ее только усиливает.
... ручки и фотоальбомы, подставки для книг и дорожные сумки, электрические щетки для обуви и нагреватели для полотенец, графины на серебряных подставках и портативные цветные телевизоры с наушниками, подсвечники и скворечники, коврики в прихожую, корзины для пикников и ведерки для льда, громадные льняные салфетки с кружевом, зонты, клюшки для гольфа с серебряными монограммами, уловители дыма с угольным фильтром, настольные лампы, фигурные парфюмерные флаконы, шкатулки для драгоценностей, свитера, корзины для журналов, наборы емкостей для хранения продуктов, офисные сумки, всевозможные канцелярские принадлежности, шарфы и кашне, папки, записные книжки, ежедневники...
До Рождества я должен сделать следующее: (1) заказать столик в "Дорсии" на пятницу на восемь, ужин с Кортни, (2) получить приглашение на рождественскую вечеринку на яхте у Трампов, (3) выяснить все, что удастся, о таинственных счетах Фишера, которыми занимается Пол Оуэн, (4) отпилить голову у какой-нибудь миловидной шлюхи и послать ее экспресс-почтой Робину Баркеру, тупой скотине из Salomon Brothers, и (5) извиниться перед Эвелин, но так, чтобы это не выглядело, будто я извиняюсь. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс рассказывали о женщинах, вышедших замуж за гомосексуалистов, и я хотел уже позвонить Кортни и предостеречь ее - шутки ради, - но потом передумал и удовольствовался тем, что живо представил себе, как Луис Керрутерс делает ей предложение, она стеснительно его принимает, и какой у них будет кошмарный медовый месяц. Я злобно пялюсь на очередного нищего, который ежится в зябкой измороси на углу Пятьдесят седьмой и Пятой, подхожу и треплю его за щеку. Потом громко смеюсь.
- Его глаза сияют, подобно звездам! Ямочки у него на щеках! - это хор Армии спасения нестройно выводит "Радость миру". Я машу рукой парню, очень похожему на Дункана Макдональда, и захожу в Bergdorf's.
... галстуки с узором пейсли, хрустальные кувшины, наборы стаканов и офисные часы с термометром, барометром и прибором для измерения влажности, электронные записные книжки с музыкой и фужеры для коктейля "маргарита", наборы десертных тарелок, вешалки, наборы писчей бумаги, зеркала и часы для душа, фартуки и свитера, спортивные сумки, шампанское, фарфоровые кашпо, банные полотенца с вышитыми монограммами, миникалькуляторы для расчета курса иностранных валют, записные книжки с серебряными уголками, пресс-папье с рыбой, канцелярские принадлежности, штопоры, компакт-диски, теннисные мячи, шагомеры и кофейные чашки...
Покупая лосьон для шеи в отделе Clinique, я смотрю на cвой Rolex, чтобы удостовериться, что мне хватит времени забежать еще в парочку магазинов до "Princeton Club", где в семь часов мы с Тимом Севертом собирались выпить. Утром, до того, как поехать в офис, я провел два часа в тренажерном зале, и вместо того, чтобы бегать по магазинам, я мог бы пойти на массаж (я сейчас занимаюсь по усиленной программе, и у меня болят мышцы) или к косметологу, хоть я и был у нее вчера. Но в ближайшие пару недель я просто обязан посетить столько коктейлей и вечеринок, что у меня просто не будет времени на магазины. А поскольку подарки покупать надо, то я решил сделать это сегодня. Потому что потом я уже не успею. На выходе из F.A.O.Schwarz я натыкаюсь на Бредли Симпсона из P&P. На нем - шерстяной пиджак в клетку с V-образными лацканами от Perry Ellis, поплиновая хлопчатобумажная рубашка от Gitman Brothers, шелковый галстук от Savoy, часы-хронограф Breil с ремешком из крокодиловой кожи, плащ от Paul Smith и фетровая шляпа от Paul Stuart. Он говорит:
- Привет, Дэвис.
Неожиданно для себя я начинаю перечислять имена всех восьми оленей Санта-Клауса в алфавитном порядке, и когда я умолкаю, он улыбается и говорит:
- В "Nekenieh" будет рождественская вечеринка, придешь?
Я уверяю, что приду обязательно, и иду себе дальше, кивая в пространство, а потом оборачиваюсь и ору:
- Ты урод, я очень хочу посмотреть, как ты сдохнешь, муди-и-ила, - и начинаю вопить, как баньши. Иду по Пятьдесят восьмой, колочу по стенам дорогим портфелем Bogetta Veneta. На Лексингтон еще один хор поет "Слушайте ангелов возвещающих", и я приплясываю перед ними, что-то мыча, потом я на автомате захожу в Bloomingdale's, направляюсь к первому же прилавку с галстуками, и говорю продавцу - молоденькому педику:
- Потрясающе, просто потрясающе, - поглаживая при этом шелковый галстук-шарф.
Он строит мне глазки и спрашивает, не фотомодель ли я.
- Да пошел ты к черту, - говорю я и ухожу.
...цветочные вазы и фетровые шляпы с пером, несессеры для туалетных принадлежностей из крокодиловой кожи, серебряные флаконы, щетки для волос и рожки для обуви за двести долларов, подсвечники и наволочки, перчатки и тапочки, пуховки для пудры и свитера ручной вязки, горнолыжные защитные очки от Porsche, антикварные аптекарские пузыречки, бриллиантовые сережки, шелковые галстуки, ботинки, парфюмерные флаконы, бриллиантовые сережки, ботинки, рюмки для водки, визитницы, фотоаппараты, лопаточки для салата из красного дерева, шарфы, лосьоны после бритья, фотоальбомы, наборы для соли и перца, формочки для выпечки, рожки для обуви за двести долларов, рюкзаки и наборы емкостей для хранения продуктов, наволочки...
Пока я рыскаю по Bloomingdale's, передо мной открывается экзистенциальная пропасть, что заставляет меня сначала найти телефон и проверить сообщения у меня на автоответчике, а потом - когда я уже близок к слезам и принял три гальциона (мой организм давно уже привык к таблеткам, так что они не вызывают у меня сонливости, а лишь отгоняют подступающее безумие), - броситься к стойке Clinique и купить шесть тюбиков крема для бритья. Я расплачиваюсь кредитной карточкой American Express, и попутно нервно флиртую с девушками-продавщицами, и прихожу к выводу, что причина этой страшной пустоты - во всяком случае, одна из причин, - мое поведение по отношению к Эвелин в "Баркадии" в тот вечер, хотя я вовсе не исключаю возможности, что дело в моем видеомагнитофоне, у которого барахлит запись, и я мысленно отмечаю, что мне надо бы появиться на рождественской вечеринке у Эвелин, и едва не поддаюсь искушению позвать с собой одну из девушек-продавщиц из Clinique. И надо бы почитать инструкцию и разобраться с записью на видеомагнитофоне. Я вижу девочку лет десяти; она стоит рядом с матерью, которая покупает шарф и какие-то украшения. Я смотрю на нее и думаю: "Очень даже неплохо". На мне кашемировое пальто, двубортный спортивный пиджак в клетку из альпаки, шерстяные брюки в складку, узорчатый шелковый галстук, все - от Valentino Couture, и кожаные ботинки от Allen-Edmonds.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ВЕЧЕРИНКА

Перед тем как пойти на рождественскую вечеринку к Эвелин, я зашел выпить с Чарльзом Мерфи в "Rusty's", чтобы собраться с духом. На мне двубортный четырехпуговичный костюм (шерсть с шелком), хлопчатобумажная рубашка с воротником на пуговичках от Valentino Couture, узорный шелковый галстук от Armani и кожаные туфли от Allen-Edmonds. Мерфи одет в двубортный шестипуговичный габардиновый костюм от Courreges, полосатую хлопчатобумажную рубашку и шелковый галстук-фуляр- и то, и другое от Hugo Boss. Мерфи разглагольствует о японцах.
- Они купили Эмпайр Стейт Билдинг и "Nell's". Представляешь себе, Бэйтмен? Даже "Nell's"! - восклицает он после второй порции Absolut со льдом, и это что-то пробуждает во мне. Покинув "Rusty's" и побродив по верхнему Вест Сайду, я обнаруживаю, что притаился в арке, ведущей к "Carly Simon's", - еще недавно это был модный ресторан Джи Экейла, закрывшийся прошлой осенью. Когда мимо проезжает на велосипеде курьер-японец, я сбиваю его с велосипеда и затаскиваю в арку, ноги его запутались в велосипеде Schwinn, что очень кстати, поскольку когда я перерезаю ему глотку (легко, без усилий), велосипед блокирует судороги, обычно сопровождающие эту процедуру, хоть парню и удается оторвать его от земли пять-шесть раз, пока он захлебывается собственной горячей кровью. Я открываю картонные коробки с японской едой и вываливаю их содержимое на парня, но, к моему удивлению, вместо суши и терияки, роллов и лапши соба на окровавленное, жадно глотающее воздух лицо падает курица с орехами кешью, говядина чау мейн и креветки с рисом, на вздымающуюся грудь шлепается свинина му-шу²⁸, и это неприятное открытие (под руку случайно попал не тот азиат) вынуждает меня посмотреть, кому был предназначен заказ: Салли Рубинштейн. На обратной стороне квитанции ручкой Mont Blanc я вывожу: " Я и до тебя доберусь, сука ", и кладу квитанцию парню на лицо. Виновато пожав плечами, бормочу: "Извини, что ли". Сегодня утром темой Шоу Патти Винтерс были Девочки-Подростки, Продающиеся За Крэк. Два часа я провел в спортзале и теперь могу сделать двести подъемов на пресс меньше чем за три минуты. Неподалеку от кирпичного особняка Эвелин я вручаю мерзнущему бомжу одно из печений с предсказанием, которые взял у разносчика, и нищий, засунув его в рот вместе с бумажкой, благодарно кивает.
- Мудак ебаный, - говорю я так, чтобы он слышал.
Свернув за угол и устремляясь к дому Эвелин, я вижу, что дом ее обезглавленной соседки Виктории Белл все еще оцеплен полицейскими лентами. Перед домом Эвелин четыре лимузина, один с работающим двигателем.
Я опоздал. В столовой и гостиной - толпы людей, желания беседовать с которыми у меня нет. По обе стороны камина стоят высокие, пышные, усыпанные мерцающими белыми огоньками ели. Играют старые рождественские песни шестидесятых в исполнении Ronettes. Бармен в смокинге разливает шампанское, глинтвейн и мартини, смешивает коктейли "Манхэттен" и мартини, открывает бутылки пино нуар Calera Jensen и шардоне Chappellet. Бутылки с портвейном двадцатилетней выдержки выстроились между вазами с пуансеттией. Длинный раздвижной стол покрыт красной скатертью и уставлен тарелками, блюдами и вазочками: жареные лесные орешки, омары, раковый суп, суп из сельдерея с яблоками, канапе с черной икрой, луковые кольца в сливочном соусе, жареный гусь с каштанами, икра в маленьких корзиночках из теста, овощные тарталетки с тапенадом, жареная утка, телячьи ребрышки с луком-шалот, гратен из ньоччи, овощной штрудель, вальдорфсский салат, гребешки, тосты с маскарпоне, суфле из белых трюфелей и зеленого чили, куропатки-гриль с луком, картофелем, шалфеем и клюквенным соусом, пирожки с изюмом и орехами, шоколадные трюфели, тарталетки с лимонным суфле и ореховый тарт-татэн. Повсюду горят свечи в серебряных подсвечниках Tiffany. И вокруг разгуливают одетые в красно-зеленые костюмы карлики с закусками на подносах (хотя я не уверен, что это не галлюцинация). Притворившись, что я их не заметил, я направляюсь прямиком в бар и одним махом выпиваю стакан неплохого шампанского, а потом иду к Дональду Петерсену, которому, как и большинству присутствующих мужчин, кто-то нацепил на голову бумажные оленьи рога. В другом конце комнаты - Дева Мария и пятилетняя дочь Дарвина Хаттона Кассандра, на которой семисотдолларовое бархатное платьице от Nancy Halser. После второго стакана шампанского я перехожу на мартини - с двойным Абсолютом, и, успокоившись, я внимательно рассматриваю комнату, но карлики никуда не исчезли.
- Слишком много красного, - бормочу я. - Это меня нервирует.
- Привет, Макклой, - восклицает Петерсен. - Что ты сказал?
Я прихожу в себя и спрашиваю на автомате:
- Это британское исполнение "Отверженных" или нет?
- Веселого тебе рождества, - пьяно тыкает он на меня пальцем.
- Так что это за музыка? - с раздражением переспрашиваю я. - И кстати, сэр, своими поздравлениями можете украсить холл.
- Это Билл Септор, - пожимает он плечами. - То ли Септор, то ли Скептор.
- И почему бы ей не поставить Talking Heads? - горько сетую я.
В другом конце комнаты стоит Кортни, в руках у нее стакан шампанского, и она полностью игнорирует меня.
- А может, это " Отверженные "? - предполагает он.
- Американское или британское исполнение? - мои глаза сужаются. Я проверяю его.
- М-м-м, британское, - мямлит он, и в этот момент карлик вручает нам тарелки с вальдорфсским салатом.
- Уж конечно, - бормочу я, глядя, как ковыляет прочь карлик.
Неожиданно к нам вихрем подлетает Эвелин. На ней - соболий жакет и бархатные брючки от Ralph Lauren, в одной руке - ветка омелы, которую она поднимает над моей головой, в другой - леденец на палочке.
- Осторожно, омела! - восклицает она, сухо целуя меня в щеку. - С Рождеством, Патрик. С Рождеством, Джимми.
- С... Рождеством, - говорю я, не имея возможности оттолкнуть ее - в одной руке у меня мартини, в другой - вальдорфсский салат.
- Опаздываешь, милый, - говорит она.
- Я не опаздываю, - открыто протестую я.
- Нет, опаздываешь, - нараспев произносит она.
- Я был здесь все это время, - осаживаю я ее. - Ты просто меня не видела.
- Ну, перестань хмуриться. Ты просто Мистер Гринч²⁹. - Она поворачивается к Петерсену. - Ты знаешь, что Патрик - Мистер Гринч?
- Глупости, - вздыхаю я, глядя на Кортни.
- Черт возьми, мы все знаем, что Макклой - это Гринч, - пьяно ревет Петерсен. - Как поживаете, мистер Гринч?
- А что мистер Гринч хочет на Рождество? - сюсюкает Эвелин. - Гринчик в этом году был хорошим мальчиком?
Я вздыхаю.
- Гринч хочет плащ от Burberry, кашемировый свитер Ralph от Lauren, новые часы Rolex, автомагнитолу...
Эвелин вынимает леденец изо рта.
- Но у тебя нет машины, милый.
- А я все равно хочу, - вновь вздыхаю я. - Гринч все равно хочет автомагнитолу.
- Как вальдорфсский салат? - озабоченно спрашивает Эвелин. - Как тебе кажется - вкусно?
- Восхитительно, - бормочу я, вытягивая шею. Я кое-кого заметил, и с уважением говорю: - А ты не говорила, что пригласила Лоуренса Тиша.
Она оборачивается.
- О ком ты говоришь?
- Ну, как же, это ведь Лоуренс Тиш разносит подносы с канапе? - спрашиваю я.
- Господи, Патрик, это не Лоуренс Тиш, - говорит она. - Это один из рождественских эльфов.
-Один из кого? Ты хочешь сказать - из карликов?
- Это эльфы, - подчеркивает она. - Маленькие помощники Санта-Клауса. Боже, какой ты ворчун! Они такие милые! Вот тот - Рудольф, леденцы разносит Блитцен, там Доннер...
- Постой, постой, Эвелин, - говорю я, прикрывая глаза рукой, в которой я держу вальдорфсский салат. Меня бросает в пот от какого-то странного дежавю. Разве эти эльфы мне встречались раньше? Надо не думать об этом.
- Так зовут оленей Санта Клауса. А не эльфов. Блитцен был оленем.
- Он - единственный еврей среди них, - напоминает нам Петерсен.
- О... - похоже, Эвелин озадачена этой информацией, она смотрит на Петерсена и ждет, что тот подтвердит ее. - Это правда?
Он пожимает плечами, задумывается, кажется, он смущен.
- Э, крошка - олени, эльфы, Гринчи, брокеры... Какая, к черту, разница, пока Cristal льется рекой? - Он причмокивает и пихает меня в бок. - Верно, мистер Гринч?
- Неужели тебе не кажется, что они такие... рождественские? - с надеждой спрашивает она.
- Да, Эвелин, - говорю я ей. - Они очень рождественские, честное слово.
- А мистер Ворчун опоздал, - дуется она, укоризненно тряся передо мной проклятой веткой омелы. - И ни словом не обмолвился о салате.
- Знаешь, Эвелин, в этом мегаполисе миллион вечеринок, которые я мог бы посетить, но я выбрал твою. Возможно, тебе интересно, почему? Я тоже спрашиваю себя, почему. И не нахожу ответа. Так или иначе, но я здесь, так что, знаешь, будь благодарна, крошка, - говорю я.
- Ах, вот что ты мне подарил на Рождество? - язвительно спрашивает она - Как это мило, Патрик, с твоей стороны.
- Нет, вот твой подарок, - протягиваю я ей нитку лапши, застрявшую, как я только что заметил, за манжетой.
- О, Патрик, я сейчас расплачусь, - говорит она, поднося лапшу к пламени свечи. - Это великолепно. Могу я ее надеть?
- Нет. Скорми ее кому-нибудь из эльфов. Вон у того особенно голодный вид. Прости меня, мне надо еще выпить.
Я вручаю Эвелин тарелку с вальдорфсским салатом, отрываю один рог у Петерсена и направляюсь в бар, мурлыча "Silent Night", Меня расстраивает, что большинство женщин одеты в пуловеры, кашемировые свитера, пиджаки, длинные шерстяные юбки, вельветовые платья. Холодная погода. Нет красивых тел.
Возле бара с узким стаканом шампанского в руках стоит Пол Оуэн и рассматривает свои антикварные серебряные карманные часы (из Hammacher Schlemmer), я уже собираюсь подойти и заговорить с ним об этих проклятых счетах Фишера, но на меня, налетает Хемфри Райнбек, который пытается не наступить на эльфа. Он еще не успел снять кашемировое пальто-честерфилд³⁰ дизайна Crombie от Lord & Taylor, а под ним - двубортный смокинг из шерсти с остроконечными лацканами, хлопчатобумажная рубашка от Perry Ellis, галстук-бабочка от Hugo Boss и бумажные рожки - он про них явно не знает, так криво они надеты, и ни с того ни с сего этот нахал говорит скороговоркой:
- Привет, Бэйтмен, на прошлой недели я отнес к своему портному новый твидовый пиджак "в елочку", чтобы кое-что подшить.
- Не могу не поздравить, - пожимаю я его руку. - Это шикарно.
- Спасибо, - краснеет он, опуская глаза. - В общем, портной заметил, что продавец заменил исходную бирку на свою собственную. Так вот я хочу узнать, не противозаконно ли это?
- Я понимаю, это вызывает сомнения, - говорю я, пробираясь сквозь толпу. - Как только партия одежды была приобретена у производителя, продавец абсолютно законно может поменять исходные бирки на свои собственные. Но он не может заменить их на бирки другого продавца.
- Подожди, но почему?
- Потому что информация, касающаяся состава ткани и страны происхождения или регистрационного номера производителя, должна оставаться неприкосновенной. Подделку ярлыков обнаружить крайне трудно, случаи подделки редко становятся известны, - ору я через плечо.
Кортни целует Пола Оуэна в щеку, они крепко держат друг друга за руки. На меня находит оцепенение, я останавливаюсь. Райнбек натыкается на меня. Но Кортни уже уходит, и на ходу машет кому-то рукой.
- Так что же делать? - кричит сзади Райнбек.
- Покупай одежду известных марок у продавцов, которых ты знаешь, и сними эти мудацкие рога со своей головы, Райнбек. Ты выглядишь, как идиот. Прошу прощения.
После того, как Хемфри нащупывает на своей голове рога и восклицает: "О боже!", я ухожу.
- Оуэн! - кричу я, радостно протягивая руку, а другой рукой хватаю мартини с подноса проходящего мимо эльфа.
- Маркус! С рождеством, - пожимает мою руку Оуэн. - Как дела? Все работаешь?
- Давненько тебя не видел, - говорю я, потом подмигиваю. - Все работаешь?
- Мы только что вернулись из клуба "Knickerbocker", - говорит он, здоровается с толкнувшим его человеком ("Привет, Кинсли"), потом снова поворачивается ко мне, - Мы едем в "Nell's". Лимузин у подъезда.
- Надо бы как-нибудь пообедать, - говорю я, пытаясь как-то тактично подвести разговор к счетам Фишера.
- Да, отличная мысль. Может, ты взял бы с собой...
- Сесилию? - гадаю я.
- Да, Сесилию, - отвечает он.
- О, Сесилия будет... в восторге, - говорю я.
- Ну, так давай так и сделаем, - улыбается он.
- Да, можно пойти в... "Le Bernardin", - говорю я, затем после паузы, - покушать... морепродуктов. А?
- В этом году "Le Bernardin" в первой десятке "Загата". - кивает он. - Ты в курсе?
- Можно там заказать... - я снова замолкаю, смотрю на него, потом более решительно продолжаю, - рыбу. А?
- Морских ежей, - говорит Оуэн, обводя взглядом комнату. - Мередит обожает тамошних ежей.
- Правда? - говорю я.
- Мередит, - зовет он, делая знаки кому-то за моей спиной. - Пойди сюда.
- Она здесь? - спрашиваю я.
- Она там разговаривает с Сесилией. Мередит, - кричит он, маша рукой. Я оборачиваюсь. Мередит и Эвелин пробираются к нам.
Я быстро поворачиваюсь обратно.
Мередит идет рядом с Эвелин. На ней габардиновое платье с бисером и болеро от Geoffrey Beene из Barney's, золотые сережки с бриллиантами от James Savitt ($13000), перчатки дизайна Geoffrey Beene для Portolano Products. Она говорит:
- Да, мальчики? О чем это вы тут болтаете? Обсуждаете планы на Рождество?
- О морских ежах в "Le Bernardin", дорогая, - говорит Оуэн.
- Моя любимая тема, - Мередит обвивает рукой мое плечо, доверительно шепча на ухо, - они восхитительны.
- Прелестно, - нервно откашливаюсь я.
- А что вы думаете о вальдорфсском салате? - спрашивает Эвелин. - Понравился?
- Сесилия, дорогая, я его еще не пробовал, - говорит Оуэн. Он видит знакомое лицо в другом конце комнаты:
- Но я хотел бы понять, почему Лоуренс Тиш разносит глинтвейн?
- Это не Лоуренс Тиш, - мямлит Эвелин, искренне расстроенная. - Это рождественский эльф. Патрик, что ты наговорил ему?
- Ничего, - отвечаю я. - Сесилия.
- А кроме того, Патрик, ты - Мистер Гринч.
При упоминании моего настоящего имени я тут же начинаю болтать, надеясь, что Оуэн ничего не заметил.
- Знаешь, Сесилия, я сказал ему, что по-моему, это как бы смесь из них обоих, вроде... - я замолкаю, кидаю на них быстрый взгляд и робко выдавливаю - рождественский Тиш.
Потом я нервно выдергиваю веточку петрушки из фазаньего паштета, которую проносит мимо эльф, и, не дав Эвелин опомниться, поднимаю веточку над ее головой.
- Осторожно, омела, - ору я.
Окружающие внезапно отшатываются от нас, я целую Эвелин в губы, не сводя глаз с Оуэна и Мередит, оба они как-то странно смотрят на меня, и краем глаза я замечаю Кортни, которая разговаривает с Райнбеком и отвечает мне ненавидящим взглядом.
- Парик, - начинает Эвелин.
- Сесилия! Пойди-ка быстренько сюда, - тяну я ее за руку, потом обращаясь к Оуэну и Мередит. - Извините нас. Мы должны поговорить с этим эльфом и, все выяснить.
- Простите меня, - говорит Эвелин, беспомощно пожимая плечами, пока я тащу ее за руку. - Патрик, в чем дело?
Лавируя между людьми, я увожу ее в кухню.
- Патрик? - спрашивает она. - Что нам делать на кухне?
- Послушай, - я крепко держу ее за плечи и смотрю прямо в глаза. - Поехали отсюда.
- Патрик, - вздыхает она. - Я не могу уйти. Разве тебе здесь плохо?
- Почему ты не можешь уйти? - спрашиваю я. - Какие доводы тебе нужны? Ты и так пробыла здесь слишком долго.
- Патрик, эта моя рождественская вечеринка, - говорит она, - и, кроме того, с минуту на минуту эльфы запоют "О, Таннембаум!"³¹.
- Ну же, Эвелин. Давай уйдем отсюда, - я на грани истерики, я паникую от того, что Пол Оуэн или, того хуже, Маркус Холберстам могут войти на кухню. - Я хочу увести тебя от всего этого.
- От всего чего? - спрашивает она, ее глаза сужаются. - Тебе не понравился вальдорфсский салат, так?
- Я хочу увести тебя от этого, - обвожу я жестом кухню. - От суши, эльфов... от всего.
Эльф входит в кухню, ставит поднос с грязными тарелками и за ним я вижу, как Пол Оуэн склонился к Мередит, которая что-то кричит ему на ухо, пытаясь перекрыть музыку, а он ищет взглядом кого-то, кивает, потом в поле зрения входит Кортни и я хватаю Эвелин и притягиваю ее к себе.
- Суши? Эльфы? Патрик, я ничего не понимаю, - говорит Эвелин. - Мне это не нравится.
- Пошли, - крепко сжав ее руку, я тащу Эвелин к выходу. - Ну хоть раз в жизни поступи безрассудно. Хотя бы раз в жизни, Эвелин!
Она останавливается, отказывается идти, потом вдруг начинает улыбаться, обдумывая мое предложение, и все же она только слегка заинтригована.
- Ну пожалуйста, - начинаю просить я. - Пусть это будет моим рождественским подарком.
- Но я уже была в Brooks Brothers и... - начинает она.
- Перестань. Ну пойдем, я прошу тебя, - говорю я и, наконец, в последней отчаянной попытке игриво улыбаюсь, легонько целую ее в губы и добавляю. - Миссис Бэйтмен?
- О, Патрик, - вздыхая, тает она. - А как же уборка?
- Карлики этим займутся, - уверяю я ее.
- Но кто-то должен руководить ими, милый.
- Ну выбери эльфа, и пусть он будет начальником над остальными, - говорю я. - Идем скорее!
Я снова тащу ее к заднему выходу, каблуки Эвелин скрипят на мраморном полу Muscoli.
Наконец-то мы на улице, быстро идем по аллее, я останавливаюсь и заглядываю за угол - посмотреть, есть ли кто-нибудь у парадного входа. Вообще-то мы бежим к лимузину, который я считаю машиной Оуэна, но, чтобы не вызывать подозрений у Эвелин, я просто подхожу к ближайшей машине, открываю дверь и вталкиваю ее внутрь.
- Па трик, - визжит она, довольная. - Это так неприлично. И лиму... Я захлопываю дверь, обхожу машину и стучу в окно водителя. Стекло опускается.
- Привет, - говорю я, протягивая руку. - Пат Бэйтмен. Водитель молча смотрит на меня, во рту зажата незажженная сигара, сначала он смотрит на протянутую руку, потом на мое лицо, потом на мою макушку.
- Пат Бэйтмен, - повторяю я. - В чем дело?
Он продолжает смотреть на меня. На всякий случай я трогаю свои волосы - вдруг они спутались, и к своему удивлению и стыду нащупываю две пары бумажных рогов. Блядь, на моей голове четыре рога. С криком "О боже" я срываю их, в ужасе смотрю на мятые рога, швыряю их на землю и вновь обращаюсь к шоферу.
- Ладно. Пат Бэйтмен, - говорю я, приглаживая рукой волосы.
- Ну, Сид, - пожимает он плечами.
- Послушай, Сид. Мистер Оуэн сказал, что мы можем взять эту машину, так что... - я замолкаю, в морозном воздухе мое дыхание превращается в пар.
- А кто такой мистер Оуэн? - спрашивает Сид.
- Пол Оуэн, как кто. Тот, кого ты возишь.
- Нет, это лимузин мистера Баркера, - говорит он. - А рожки-то были ничего.
- Черт, - говорю я, бегаю к дверце, чтобы успеть вытащить Эвелин, покуда чего не вышло, но уже поздно. В ту же секунду, когда я открываю дверь, Эвелин высовывает голову и визжит:
- Патрик, дорогой, мне так нравится. Шампанское, - в одной руке у нее бутылка Cristal, в другой - золотистая коробочка, - и трюфели.
Я хватаю ее за руку, вытаскиваю из машины, сбивчиво бормочу "Не тот лимузин, забери трюфели", - и мы направляемся к другому лимузину. Открыв дверь, я сажаю Эвелин, а потом иду вперед и стучу в окошко водителя.
Окошко опускается. На вид водитель точная копия предыдущего.
- Привет. Пат Бэйтмен, - произношу я, протягиваю руку.
- Да? Привет. Дональд Трамп. Моя жена Ивана сидит сзади, - язвительно произносит он, пожимая мою руку.
- Ты не слишком-то, - предупреждаю я. - Мистер Оуэн сказал, что мы можем взять его машину. Меня зовут... о черт. Маркус.
- Ты только что сказал, что тебя зовут Пат.
- Нет. Я ошибся, - суровым голосом говорю я, глядя шоферу прямо в глаза. - Я ошибался, сказав, что меня зовут Пат. Меня зовут Маркус. Маркус Холберстам.
- Ты уверен? - спрашивает он.
- Слушай, мистер Оуэн сказал, что я могу взять его машину на ночь, так что... - я делаю паузу, - так что давай не рассусоливать.
- Я думаю, что мне нужно переговорить с мистером Оуэном, - играя со мной, говорит довольный шофер.
- Нет, погоди, - говорю я, но потом успокаиваюсь. - Слушай, я... все нормально. - Я начинаю чертыхаться про себя. - Но у мистера Оуэна очень плохое настроение.
- Мне не разрешается делать этого, - не глядя на меня, произносит водитель. - Это абсолютно незаконно. Никоим образом. Так что и не надейся.
- Послушай, командир, - говорю я.
- Это противоречит правилам компании, - заявляет он.
- Да хуй с этими правилами компании, - рявкаю я.
- Хуй с этими правилами компании? - с улыбкой переспрашивает он.
- Мистер Оуэн сказал, что ничего страшного. Ты что, не слышал?
- Это невозможно, - качает он головой.
Я умолкаю, выпрямляюсь, провожу рукой по лицу, делаю вдох.
- Послушай меня... - я снова набираю полную грудь воздуха. - У них там карлики, - я показываю назад, в сторону особняка, - и они вот-вот собираются запеть "О Танненбаум..." - я смотрю на него умоляюще, с надеждой на сострадание и в то же время довольно испуганно. - Ты представляешь, как это ужасно? Эльфы, - сглатываю я, - поют хором... - и после короткой паузы говорю,. - ты только представь.
- Послушайте, мистер...
- Маркус, - напоминаю я ему.
- Ну пусть Маркус. Я не могу нарушать правила. Ничего не могу сделать. Таковы правила. Я не собираюсь их нарушать.
Мы оба погружаемся в молчание. Я вздыхаю, смотрю вокруг, размышляя, стоит ли тащить Эвелин к третьему лимузину, или лучше обратно к машине Баркера - он настоящий кретин, - но, черт возьми, я хочу лимузин Оуэна... Тем временем водитель тоже вздыхает:
- А если карликам охота петь, так пусть поют.
- Проклятье, - чертыхаюсь я, вынимая бумажник из газелевой кожи. - Здесь сто. - Я протягиваю ему два полтинника.
- Двести, - говорит он.
- Дерьмовый город, - бормочу я, передавая ему деньги.
- Куда хотите ехать? - со вздохом принимает он купюры, одновременно заводя машину.
- Клуб "Чернобыль", - говорю я, быстро открывая дверь и усаживаясь в машину.
- Слушаюсь, сэр, - кричит он.
Как только я захлопываю дверь, машина направляется в сторону Риверсайд Драйв. Я восстанавливаю дыхание и вытираю холодный пот со лба носовым платком от Armani, Эвелин сидит рядом. Повернувшись к ней, я вижу, что она вот-вот расплачется: губы у нее дрожат, она молчит.
- Не пугай меня. В чем дело? - Я испуган. - Что, ну что я сделал? Вальдорфсский салат был изумителен. Ну что с тобой?
- О Патрик, - вздыхает она. - Это... прекрасно. Я не знаю, что сказать.
- Ну... - осторожно произношу я. - Я тоже... не знаю.
- Вот, - говорит она, показывая бриллиантовое ожерелье от Tiffany, это подарок Оуэна Мередит. - Помоги мне надеть его, дорогой. Ты не Гринч, милый.
- Но Эвелин, - мямлю я, потом чертыхаюсь про себя, а Эвелин поворачивается ко мне спиной, чтобы я застегнул ожерелье. Лимузин рванул вперед, и Эвелин со смехом падает на меня, целуя в щеку.
- Какая красота, как мне нравится... Ой, от меня, наверное, пахнет, конфетами. Извини, милый. Налей мне шампанского, оно должно быть где-то здесь.
- Но... - я беспомощно смотрю на сверкающее ожерелье, - это не то.
- Что? - озираясь, спрашивает Эвелин. - Здесь есть стаканы? Что не то, милый?
- Это не то, - монотонно отвечаю я.
- Милый, - улыбается она. - У тебя есть еще что-то для меня?
- Нет, я имею в виду...
- Ну же, чертенок, - она шаловливо ощупывает карман моего пальто. - Что это?
- Что что это? - холодно, с раздражением спрашиваю я.
- Ты хочешь подарить мне что-то еще. Я сейчас угадаю. Кольцо, такое же, как ожерелье? - гадает она. - Браслет? Брошь? Вот оно что! - Она хлопает в ладоши. - Брошь к ожерелью!
Пока я пытаюсь оттолкнуть ее, завернув одну ее руку ей за спину, другая ее рука шарит за моей спиной и выхватывает что-то из моего кармана: это - еще одно печенье с предсказанием, которое я подобрал у мертвого китайчонка. Она озадаченно смотрит на меня и говорит:
- Патрик, ты такой... романтичный, - а потом, рассмотрев печенье, уже с меньшим энтузиазмом добавляет: - Такой... оригинальный.
Я тоже смотрю на это печенье. Оно все в крови, я пожимаю плечами и как можно беззаботнее отвечаю:
- Ну, ты знаешь меня.
- Но в чем это оно? - она подносит кусочек поближе к глазам - что это за... красный налет?
- Это... - я тоже рассматриваю печенье, как будто эти пятна и меня заинтересовали, потом делаю гримасу: - Это кисло-сладкий соус.
Она с воодушевлением разламывает печенье и недоуменно читает предсказание.
- Что там? - вздыхаю я, пытаясь настроить радио, потом ищу взглядом портфель Оуэна, соображаю, где же может быть шампанское, как вдруг вижу безнадежно пустую коробку из-под шампанского Tiffany на полу, и резко падаю духом.
- Тут написано... - она замолкает, потом, прищурившись, перечитывает записку, -...тут написано: "Свежеобжаренная фуа гра в "Le Cirque" превосходна, а вот крабовый салат - так себе".
- Это мило, - бормочу я, продолжая искать фужеры для шампанского, кассеты, хоть что-нибудь.
- Здесь действительно так написано, Патрик, - она передает мне записку, на ее лице проскальзывает легкая улыбка, которую можно различить даже в темноте. - Что бы это значило? - робко спрашивает она.
Я читаю записку, смотрю на Эвелин, потом снова на записку, потом в тонированное окно, в свете фонарей кружатся снежинки, люди на улицах ждут автобусов, по тротуарам бесцельно ковыляют нищие. Вслух я говорю:
- Все могло быть гораздо хуже. Гораздо.
- Милый, - она обнимает меня, гладит меня по голове, - обед в "Le Cirque"? Ты - самый лучший. Ты не Гринч. Беру свои слова обратно. Четверг? Четверг тебя устраивает? Ой, нет,. я не могу в четверг. у меня травяные обертывания. А как насчет пятницы? И мы действительно хотим в "Le Cirque"? Может быть...
Я отталкиваю Эвелин и стучу в разделительную перегородку, колочу по ней костяшками пальцев до тех пор, пока водитель не опускает ее.
- Сид, то есть Ерл, как там тебя, в "Чернобыль" - не сюда.
- Нет, мы правильно едем, мистер Бэйтмен.
- Эй!
- Я имею в виду, мистер Холберстам. Авеню С, верно? - он вежливо кашляет.
- Может быть, - говорю я, вглядываясь в окно. - Я не понимаю, где мы.
- Авеню С? - Эвелин поднимает взгляд от ожерелья, которое Оуэн купил для Мередит. - Что за Авеню С? С как в... Cartier, да?
- Там клево, - заверяю я ее. - Там очень клево.
- Ты там был? - спрашивает она.
- Тысячу раз, - бормочу я.
- "Чернобыль"? Нет, только не "Чернобыль", - ноет она. - Милый, сегодня же Рождество!
- Ну и что, черт возьми? - спрашиваю я.
- Водитель, а водитель, - Эвелин тянется вперед, балансируя на моих коленях. - Водитель, мы едем в "Rainbow Room". Водитель, в "Rainbow Room", пожалуйста.
Я усаживаю ее на место.
- Не обращай на нее внимания. "Чернобыль". И как можно скорее.
Я нажимаю на кнопку и перегородка поднимается.
- Ну Патрик! Сегодня же Рождество!
- Ты повторяешь это, как будто это что-то значит, - говорю я, не сводя с нее глаз.
- Но сегодня Рождество, - опять ноет она.
- Не выношу "Rainbow Room", - твердо говорю я.
- Но почему, Патрик? Там самый лучший вальдорфсский салат. Тебе понравился мой салат? Тебе понравился мой вальдорфсский салат, милый?
- О б,оже, - шепчу я, закрывая лицо обеими руками.
- Только честно. Понравился? - спрашивает она. - Это единственное, что меня волнует и еще фарш из каштанов... - она замолкает. - Потому что фарш был... густой, понимаешь...
- Я не хочу ехать в "Rainbow Room", - перебиваю я ее, все еще закрывая лицо руками, - потому что там я не смогу купить наркотиков.
- Вот как, - она неодобрительно смотрит на меня. - Так, так, так. Наркотики, Патрик? О каких это наркотиках идет речь?
- Речь идет о наркотиках, Эвелин. О кокаине. О наркотиках. Я хочу сегодня кокаину. Поняла? - я выпрямляюсь и в упор смотрю на нее.
- Патрик, - говорит она, качая головой так, словно утратила в меня веру.
- Я вижу, что ты смущена, - напираю я.
- Я просто не хочу иметь с этим ничего общего, - говорит она.
- А ты и не будешь иметь с этим ничего общего, - отвечаю я. - Тебе, может, ничего и не предложат.
- Я просто не понимаю, почему тебе обязательно надо испортить мне именно этот праздник.
- Представь, что кокаин - это иней. Рождественский иней. Дорогой рождественский иней, - говорю я.
- Ну, - произносит она, просветлев. - Ведь это так захватывающе - опуститься на дно, да?
- Ничего себе "дно" - тридцать долларов за вход с каждого, Эвелин. - Потом я с недоверием спрашиваю. - А почему Дональд Трамп не был приглашен на твою вечеринку?
- Опять Дональд Трамп, - стонет Эвелин. - О боже. Так вот почему ты все время ерничал? Это наваждение должно прекратиться! - почти кричит она. - Вот почему ты вел себя как полный кретин!
- Это из-за вальдорфсского салата, Эвелин, - говорю я, стиснув зубы. - Это из-за вальдорфсского салата я вел себя как полный кретин.
- О господи. Не может быть, - в отчаянии она закидывает назад голову. - Я так и знала. Так и знала.
- Но ведь ты даже его не готовила! - ору я. - Ты его купила, его привезли!
- О боже, - причитает она, - поверить не могу.
Лимузин останавливается перед входом в клуб "Чернобыль". Несколько человек томятся у входа. Выйдя из машины, я использую Эвелин в качестве тарана, к ее вящему неудовольствию. Проталкиваясь сквозь толпу, я, к счастью, замечаю, что перед входом стоит человек, очень похожий на Джонатана Лизердейла, и уже просто толкая вперед Эвелин, которая так и держит в руках "рождественский подарок", я кричу ему: "Джонатан, эй, Джонатан!". Как я и ожидал, толпа разом подхватывает крик. Обернувшись, Джонатан замечает меня и кричит в ответ: "Привет, Бакстер", - подмигивает, показывает большой палец, но не мне, а кому-то еще. Мы с Эвелин все равно делаем вид, что мы из его компании. Охранник опускает канат прямо перед нами и спрашивает:
- Это вы приехали в том лимузине? - мотнув головой в сторону бордюра.
- Да, - с готовностью киваем мы с Эвелин.
- Проходите, - произносит он, поднимая канат.
Мы входим и я выкладываю шестьдесят долларов, и не получаю ни единого талона на выпивку. В клубе, как и полагается, темно, только вспышки стробоскопа освещают зал, но даже в этих вспышках я вижу только, как дымит сухой лед, и еще одна симпатичная девка танцует под INXS, "New Sensation": музыка орет из динамиков с такой силой, что тело вибрирует. Я прошу Эвелин сходить в бар и принести два стакана шампанского.
- Конечно, - кричит она в ответ, наугад направляясь в сторону единственной светящейся полоски неона, - судя по этому свету, только там может продаваться алкоголь. Тем временем я покупаю грамм у человека, похожего на Майка Дональдсона, и через десять минут, пока я наблюдаю за танцующей девкой и взвешиваю "за" и "против" насчет того, а не стоит ли кинуть Эвелин, она возвращается с двумя наполовину наполненными фужерами. Судя по ее лицу, она негодует.
- Это Korbel, - кричит она. - Давай уйдем.
Я отрицательно качаю головой и тоже ору:
- Пойдем в туалет.
Эвелин идет за мной.
Единственный туалет в "Чернобыле" - общий. Там уже присутствуют две другие пары: одна пара заперлась в единственной кабинке, вторая пара с нетерпением ждет, когда кабинка освободится, - как и мы. На девушке топ на лямках из шелкового джерси, шифоновая юбка и шелковые туфли с завязками, все от Ralph Lauren. На парне костюм какой-то итальянской марки, то ли William Fioravanti, то ли Vincent Nicolosi, а, может, Scali. У обоих стаканы с шампанским: у него - полный, у нее - пустой. Тишина, только из кабинки доносится шмыганье и приглушенный смех. Дверь в туалет такая толстая, что музыки совершенно не слышно, только глухое буханье ударных. Парень нетерпеливо постукивает ногой. Девица все время вздыхает и странно взмахивает головой, отчего волосы соблазнительно струятся по ее плечам. Потом она смотрит на Эвелин и на меня, шепчет что-то своему парню, потом снова что-то шепчет, тот кивает и они уходят.
- Слава богу, - шепчу я, нащупывая грамм в своем кармане, потом обращаюсь к Эвелин:
- Ты почему притихла?
- Это все вальдорфсский салат, - бормочет она, не глядя на меня. - Черт побери.
Раздается щелчок, дверь кабинки открывается и оттуда выходит молодая пара: парень в двубортном костюме из шерстяной саржи, хлопчатобумажной рубашке и шелковом галстуке, все от Givenchy, на девушке - шелковое платье из тафты со страусиными перьями от Geoffrey Beene, серьги из позолоченного серебра от Stephen Dweck Moderne и бальные туфли от Chanel. Они незаметно вытирают носы, стоя перед зеркалом. Но как только мы с Эвелин собираемся войти в освободившуюся кабинку, как в туалет влетает первая пара и пытается занять ее.
- Прошу прощения, - говорю я, расставив руки и закрыв ими вход. - Вы ушли. Теперь наша очередь, знаете ли.
- Мне так не кажется, - мягко говорит парень.
- Па трик, - шепчет сзади Эвелин. - Ну пусти их...
- Нет. Теперь наша очередь, - отвечаю я.
- Да, но мы здесь ждали раньше.
- Послушай, я не хочу ссориться...
- А сам ссоришься, - замечает его скучающая подруга, умудрившись все-таки выдавить улыбку.
- О господи, - бормочет позади Эвелин, выглядывая из-за моего плеча.
- Послушай, давай прямо здесь, - предлагает девка, которой я не отказался бы засадить.
- Ну и сучка, - бормочу я, качая головой.
- Послушай, - смягчаясь, произносит парень. - Пока мы спорим, кто-то из нас уже мог бы быть там.
- Да, - отвечаю я. - Мы.
- Бог ты мой, - говорит девушка, уперев руки в бока и глядя на нас с Эвелин. - Кого они только сюда пускают!
- Вот сучка, - не верю я своим ушам. - Тебе известно, что ты ведешь себя мерзко?
Поперхнувшись, Эвелин сжимает мое плечо (" Патрик! ").
Парень, прислонившись к двери, уже начал нюхать свой кокаин, черпая порошок из коричневого пузырька и хихикая после каждой порции.
- Твоя подруга - законченная сука, - обращаюсь я к парню.
- Патрик, - говорит Эвелин. - Прекрати.
- Она сука, - говорю я, показывая на девушку.
- Патрик, извинись, - говорит Эвелин.
У парня начинается истерика, закинув назад голову, он громко шмыгает и пытается восстановить дыхание.
- О господи, - испуганно произносит Эвелин. - Почему ты смеешься? Защищай ее.
- Зачем? - пожимает плечами парень, обе его ноздри испачканы белым порошком. - Он прав.
- Я ухожу, Дэниэл, - едва не плачет девушка. - Это невыносимо. Я тебя ненавижу. И их ненавижу. Я предупреждала тебя еще в "Bice".
- Давай, - отвечает парень. - Уходи. Давай же. Вали. Мне плевать.
- Патрик, что за кашу ты заварил? Это никуда не годится. - Эвелин отступает от меня на несколько шагов, потом добавляет, глядя на флуоресцентные лампочки, - и этот свет... Я ухожу.
Но она остается, словно чего-то ожидая.
- Я ухожу, Дэниэл, - говорит девушка. - Ты слышал?
- Давай, - машет ей рукой Дэниэл, рассматривая в зеркало свой нос. - Я сказал, вали.
- Я занимаю кабинку, - обращаюсь я ко всем. - Ничего? Никто не возражает?
- Разве ты не собираешься защищать свою подругу? - спрашивает Эвелин Дэниэла.
- Господи, ну что ты от меня хочешь? - смотрит он на нее в зеркало, вытирая нос и снова шмыгая. - Я пригласил ее на ужин. Представил ее Ричарду Марксу. Господи, ну что еще ей нужно?
- Может, мне нужно, чтобы ты его как следует отлупил, - говорит девица, указывая на меня.
- Дорогая, - качаю я головой. - Если бы ты знала, что я могу с тобой сделать обыкновенной вешалкой.
- Прощай, Дэниэл, - после театральной паузы говорит девушка. - Я ухожу.
- Отлично, - отвечает Дениэл, вынимая пузырек. - Мне же больше достанется.
- И не звони мне, - кричит она, открывая дверь. -Мой автоответчик включен, и я вижу, кто мне звонит!
- Патрик, - натянутым тоном говорит Эвелин. - Я буду на улице.
Несколько мгновений я смотрю из кабинки на нее и на девушку, стоящую в дверях.
- И что теперь?
- Патрик, - предупреждает Эвелин. - Не говори того, о чем пожалеешь.
- Уходи. Просто уходи. Можешь взять лимузин.
- Патрик...
- Уходи, - рявкаю я. - Гринч сказал, уходи.
Я хлопаю дверцей кабинки и начинаю зачерпывать кокаин из конверта своей пластиковой карточкой AmEx. Между занюхиваниями я слышу, как Эвелин уходит и, всхлипывая, говорит девушке:
- Он заставил меня уйти с моей собственной рождественской вечеринки, ты представляешь? С моей собственной вечеринки?
Девушка ухмыляется:
- Ну ты даешь.
Я начинаю хрипло смеяться, стукаясь головой о стены кабинки. Я слышу, что парень, шмыгнув носом еще пару раз, сваливает. Прикончив почти весь грамм, я высовываюсь из кабины, чтобы проверить, не вертится ли где-нибудь поблизости обиженная Эвелин с закушенной губой (ай-яй-яй, детка), но она не вернулась, и я представляю себе Эвелин с подругой Дэниэла в постели, девушка раздвигает ноги Эвелин, Эвелин на четвереньках лижет ее анальное отверстие, пальцем массирует пизду, и от этого меня немного мутит. Возбужденный, я выхожу из туалета, чтобы найти себе кого-нибудь.
Но уже поздно и публика изменилась: теперь здесь больше панков, рокеров и черных, меньше парней с Уолл-стрит, слоняются богатые скучающие девчонки с Авеню А. Музыка тоже поменялась: вместо Белинды Карлайл, поющей "I Feel Free", черный рэппер выкрикивает: "Her Shit on His Dick", "ее дерьмо на его хуе", если мне слух не изменяет. Я подкатываю к двум симпатичным богатым девчонкам, обе одеты в уродские платья а-ля Бетси Джонсон, а я обдолбан по самое немогу, и начинаю с фразы типа: "Клевая музыка - мы не встречались в Salomon Brothers?" Одна их этих девок ухмыляется и говорит: "Катись на Уолл-стрит", а другая, с серьгой в носу, добавляет: "Яппи ебаный".
Они говорят это, несмотря на то, что во мраке мой костюм кажется черным, а галстук (пейсли, Armani, шелк) почти развязан.
- Слушайте, - отвечаю я, скрипя зубами. - Можете считать меня гадким яппи, но я, честное слово, не таков, - объясняю я им, быстро сглатывая. Крыша у меня совсем поехала.
Вместе с ними за столиком сидят двое черных. Оба в потертых джинсах, футболках и кожаных куртках. У одного отражающие темные очки, другой - с бритой головой. Оба смотрят на меня. Я вытягиваю согнутую руку, пытаясь изобразить рэппера.
- Эй, - говорю я. - Я свежак. Свежак как... глушак. Глушайший. - Я отхлебываю шампанское. - Глушак, короче.
В подтверждение этого я подхожу к чернокожему парню с дредами и восклицаю "Растаман!". Я протягиваю руку, ожидая, что он хлопнет своей пятерней о мою. Но ниггер стоит как вкопанный.
- Я имею в виду, - кашляю я - Mon³², - и потом с меньшим энтузиазмом, - может, устроим как-нибудь джем...
Он уносится прочь от меня, качая головой. Я смотрю на девушек: они тоже качают головой - знак, что мне не следует приближаться. Перевожу взгляд на симпатичную девку, танцующую сама с собой рядом с колонной, допиваю шампанское, подхожу к ней и спрашиваю ее номер телефона. Она улыбается. Выход.

Дата добавления: 2015-06-27