Цитаты и aфоризмы. 2 страница

B природе противоположные причины часто производят одинаковые действия: Лошадь равно падает на ноги от застоя и от излишней езды.

А что такое счастие? Насыщенная гордость.

Беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости, бросает нас от одной женщины к другой, пока мы найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается наше постоянство - истинная бесконечная страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки в пространство; секрет этой бесконечности - только в невозможности достигнуть цели, то есть конца.

Боюсь не смерти я. О нет!

Боюсь исчезнуть совершенно.

Была без радости любовь,

Разлука будет без печали.

Были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? Эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою…

Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, - не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость.

В сердцах простых чувство красоты и величия природы сильнее, живее во сто крат, чем в нас, восторженных рассказчиках на словах и на бумаге.

Вот люди! все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, - а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные!..

Все для нас в мире тайна, и тот, кто думает отгадать чужое сердце или знать все подробности жизни своего лучшего друга, горько ошибается. Во всяком сердце, во всякой жизни пробежало чувство, промелькнуло событие, которых никто никому не откроет, а они-то самые важные и есть, они-то обыкновенно дают тайное направление чувствам и поступкам.

Все почти страсти начинаются так, и мы часто себя очень обманываем, думая, что нас женщина любит за наши физические или нравственные достоинства; конечно, они приготовляют её сердце к принятию священного огня, а все-таки первое прикосновение решает дело.

Все хотят, чтобы другие были счастливы по их образу мыслей - и таким образом уязвляют сердце, не имея средств излечить.

Все это было бы смешно,

Когда бы не было так грустно.

Всё ясно ревности - а доказательств нет!

Где есть общество женщин - там сейчас явится высший и низший круг.

Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара.

Господа! когда-то русские будут русскими?

Грустно, а надо признаться, что самая чистейшая любовь наполовину перемешана с самолюбием.

Грусть - жестокий властелин.

Давно отверженный блуждал

В пустыне мира без приюта:

Во след за веком век бежал

Как за минутою минута

Однообразной чередой.

Ничтожной властвуя землёй,

Он сеял зло без наслажденья.

Нигде искусству своему

Он не встречал сопротивленья -

И зло наскучило ему.

Дайте волю - волю, волю -

И не надо счастья мне!

Делить веселье все готовы.

Никто не хочет грусть делить.

Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины.

Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе: иные не делают и этого. Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, возведут на мой счет бог знает какие небылицы; женщины, которые, обнимая другого, будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, - бог с ними! Из жизненной бури я вынес только несколько идей - и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия.

Душа или покоряется природным склонностям, или борется с ними, или побеждает их. От этого - злодей, толпа и люди высокой добродетели.

Если человек сам стал хуже, то все ему хуже кажется...

Женился и богат, стал человек солидный,

Глядит ягненочком, - а право, тот же зверь...

Мне скажут: можно отучиться,

Натуру победить. Дурак, кто говорит;

Пусть ангелом и притворится,

Да черт-то все в душе сидит.

Женщина, отказавшая миллиону, поздно или рано раскается, и горько раскается. Сколько прелестей в миллионе! наряды, подарки, вся утонченность роскоши, извинение всех слабостей, недостатков, уважение, любовь, дружба... вы скажете: это будет все один обман; но и без того мы вечно обмануты, так лучше быть обмануту с миллионом.

Женщины любят только тех, которых не знают.

Женщины! женщины! кто их поймет? Их улыбки противоречат их взорам, их слова обещают и манят, а звук их голоса отталкивает… То они в минуту постигают и угадывают самую потаенную нашу мысль, то не понимают самых ясных намеков…

Жизнь - вечность, смерть - лишь миг!

Жизнь - такая пустая и глупая шутка...

Жизнь лишь дорога, пока она прекрасна,

А долго ль!.. жизнь как бал -

Кружишься - весело, кругом все светло, ясно...

Вернулся лишь домой, наряд измятый снял -

И все забыл, и только что устал.

Но в юных летах лучше с ней проститься,

Пока душа привычкой не сроднится

С ее бездушной пустотой;

Мгновенно в мир перелететь другой,

Покуда ум былым еще не тяготится;

Покуда с смертию легка еще борьба -

Но это счастие не всем дает судьба.

Жизнь побежденным не награда.

Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить её к действительности.

И плоды любви нужно выращивать.

И скучно, и грустно, и некому руку подать...

В минуту душевной невзгоды!

Желанья...! Что польза напрасно и вечно желать,

А годы уходят, все лучшие годы!

Любить...!!! Но кого же?!! На время...? Не стоит труда...

А вечно любить невозможно!

В себя ли заглянешь... там прошлого нет и следа...

И радость, и муки, и все так ничтожно!

Что страсти...! Ведь рано иль поздно

Их сладкий недуг исчезнет при слове рассудка!

И жизнь, как посмотришь

С холодным вниманием вокруг...

Такая пустая и глупая шутка!

Идеи - создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.

Из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается.

Известно, что в природе противоположные причины часто производят одинакие действия: лошадь равно падает на ноги от застоя и от излишней езды.

Иногда чувствуешь отвращение к кому-нибудь, принудишь себя обойтись ласково, захочешь полюбить человека... а смотришь, он тебе плотит коварством и неблагодарностью!..

История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она - следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление.

Князь! и три тысячи душ! А есть ли у него своя в придачу?

Когда мы чего-нибудь желаем и желание наше исполнится, то нам всегда кажется, что оно исполнилось слишком скоро. Мы лучше любим видеть радость в будущем, нежели в минувшем.

Когда хвалят глаза, то это значит, что остальное никуда не годится.

Кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?.. и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!

Кто стремится стать философом, тот не должен пугаться первых печальных открытий на пути к познанию людей. Чтобы постичь человека до конца, нужно преодолеть ту неприязнь, которую он в нас вызывает: нельзя стать искусным анатомом, пока не научишься взирать без гадливости на человеческое тело и его органы.

Легко народом править, если он

Одною общей страстью увлечен.

Любовь, как огонь, без пищи гаснет.

Любовь, которую мы читаем в глазах, ни к чему женщину не обязывает, тогда как слова…

Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее, как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титулярными советниками?

Миллион, да тут не нужно ни лица, ни ума, ни души, ни имени - господин миллион - тут все.

Мир для меня - колода карт,

Жизнь - банк; рок мечет, я играю,

И правила игры я к людям применяю.

Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия: я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их радости и страданья - и никогда не мог насытиться.

Музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорово: следовательно, я люблю музыку в медицинском отношении.

Мы пьем из чаши бытия

С закрытыми очами,

Златые омочив края

Своими же слезами;

Когда же перед смертью с глаз

Завязка упадает

И все, что обольщало нас,

С завязкой упадает;

Тогда мы видим, что пуста

Была златая чаша,

Что в ней напиток был - мечта,

И что она - не наша!

На мысли, дышащие силой,

Kак жемчуг, нижутся слова.

Надо мною слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, - прости любовь! Мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту… но свободы моей не продам.

Надобно отдать справедливость женщинам: они имеют инстинкт красоты душевной.

Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, озаренных южным солнцем, при виде голубого неба или внимая шуму потока, падающего с утеса на утес.

Нет ничего парадоксальнее женского ума; женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтоб они убедили себя сами; порядок доказательств, которыми они уничтожают свои предубеждения, очень оригинален; чтоб выучиться их диалектике, надо опрокинуть в уме своем все школьные правила логики.

Никакая книга не может выучить быть счастливым. О, если б счастие была наука! дело другое!

Никогда не должно отвергать кающегося преступника: с отчаяния он может сделаться ещё вдвое преступнее… и тогда…

Но злобы мрачные забавы

Недолго нравилися мне!

В борьбе с могучим ураганом,

Как часто, подымая прах,

Одетый молньей и туманом,

Я шумно мчался в облаках,

Чтобы в толпе стихий мятежной

Сердечный ропот заглушить,

Спастись от думы неизбежной

И незабвенное забыть!

О самолюбие! Ты рычаг, которым Архимед хотел приподнять земной шар!

О! история у нас вещь ужасная; благородно или низко вы поступили, правы или нет, могли избежать или не могли, но ваше имя замешано в историю... все равно, вы теряете все: расположение общества, карьеру, уважение друзей... попасться в историю! ужаснее этого ничего не может быть, как бы эта история ни кончилась! Частная известность уж есть острый нож для общества, вы заставили об себе говорить два дня. Страдайте ж двадцать лет за это.

Об чем женщины не плачут: слезы их оружие нападательное и оборонительное. Досада, радость, бессильная ненависть, бессильная любовь имеют у них одно выражение.

Один раб человека, другой раб судьбы. Первый может ожидать хорошего господина или имеет выбор - второй никогда. Им играет слепой случай, и страсти его и бесчувственность других - все соединено к его гибели.

Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие - мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!

Она была в тех летах, когда еще волочиться за нею было не совестно, а влюбиться в нее стало трудно; в тех летах, когда какой-нибудь ветреный или беспечный франт не почитает уже за грех уверять шутя в глубокой страсти, чтобы после так, для смеху, скомпрометировать девушку в глазах подруг ее, думая этим придать себе более весу... уверить всех, что она от него без памяти и стараться показать, что он ее жалеет, что он не знает, как от нее отделаться... бедная, предчувствуя, что это ее последний обожатель, без любви, из одного самолюбия старается удержать шалуна как можно дольше у ног своих... напрасно: она более и более запутывается, - и наконец... увы... за этим периодом остаются только мечты о муже, каком-нибудь муже... одни мечты.

Первое страдание даёт понятие об удовольствии мучить другого.

По коренным законам общества в танцующем кавалере ума не полагается!

Поверь мне - счастье только там,

Где любят нас, где верят нам.

Под маской все чины равны,

У маски ни души, ни званья нет, - есть тело.

И если маскою черты утаены,

То маску с чувств снимают смело.

Порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело; это открытие принадлежит Юной Франции. Она, то есть порода, а не Юная Франция, большею частью изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно нос много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки.

Порой обманчива бывает седина:

Так мхом покрытая бутылка вековая

Хранит струю кипучего вина.

Посмотрите очень близко на картину, и вы ничего не различите, краски сольются перед глазами вашими: так точно люди, которые слишком близко взглянули на жизнь, ничего более не могут в ней разобрать, а если они еще сохраняют в себе что-нибудь от сей жизни, то это одна смутная память о прошедшем. Чувство настоящего и надежда для них не существуют. Такое состояние люди называют сумасшествием - и смеются над его жертвами.

Презрение! как оно похоже на участие, как эти два чувства близки друг другу! Как смерть и жизнь!

Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство.

Приятели в наш век - две струны, которые по воле музыканта издают согласные звуки, но содержат в себе столько же противных.

Радости забываются, а печали - никогда.

Русские барышни большею частью питаются только платонической любовью, не примешивая к ней мысли о замужестве; а платоническая любовь самая беспокойная.

Русский народ, этот сторукий исполин, скорее перенесёт жестокость и надменность своего повелителя, чем слабость его; он желает быть наказываем - по справедливости, он согласен служить - но хочет гордиться рабством, хочет поднимать голову, чтобы смотреть на своего господина, и простит в нем скорее излишество пороков, чем недостаток добродетелей.

С тех пор, как поэты пишут и женщины их читают (за что им глубочайшая благодарность), их столько раз называли ангелами, что они в самом деле, в простоте душевной, поверили этому комплименту, забывая, что те же поэты за деньги величали Нерона полубогом.

Самолюбие, а не сердце, самая слабая часть мужчины, подобная пятке Ахиллеса.

Слава - удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким.

Совесть вернее памяти.

Справедливо ли описано у меня общество? - не знаю! По крайней мере, оно всегда останется для меня собранием людей бесчувственных, самолюбивых в высшей степени и полных зависти к тем, в душе которых сохраняется хотя малейшая искра небесного огня!..

Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!

Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежат юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна из них не скачет и не пенится до самого моря.

Стыдить лжеца, шутить над дураком

И спорить с женщиной - все то же,

Что черпать воду решетом:

От сих троих избавь нас, Боже!..

Суд общего мнения, везде ошибочный, происходит, однако, у нас совсем на других основаниях, чем в остальной Европе; в Англии, например, банкрутство - бесчестие неизгладимое, - достаточная причина для самоубийства. Развратная шалость в Германии закрывает навсегда двери хорошего общества (о Франции я не говорю: в одном Париже больше разных общих мнений, чем в целом свете) - а у нас?.. объявленный взяточник принимается везде очень хорошо: его оправдывают фразою: и! кто этого не делает!.. Трус обласкан везде, потому что он смирный малый, а замешанный в историю! - о! ему нет пощады: маменьки говорят об нем: "Бог его знает, какой он человек", - и папеньки прибавляют: "Мерзавец!.."

Судить о душе и уме женщины, протанцевав с нею мазурку, все равно что судить о мнении и чувствах журналиста, прочитав одну его статью.

Такова была моя участь со дня рождения... все читали на моем лице какие-то признаки дурных свойств, которых не было... но их предполагали - и они родились. Я был скромен, меня бранили за лукавство - я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло - никто меня не ласкал - все оскорбляли - я стал злопамятен. Я был угрюм - брат весел и открытен - я чувствовал себя выше его - меня ставили ниже - я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир - меня никто не любил - и я выучился ненавидеть... Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца... они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго... меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни - а видел, как другие, без искусства счастливы: в груди моей возникло отчаянье, - не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни.

Теперь жалеют! К погибшим люди справедливы! Но что в этом сожаленье? Одна слеза дружбы стоит всех восклицаний толпы!

Тот самый пустой человек, кто наполнен собою.

Тут, тут сквозь душу переходит

Страстей и ощущений тьма,

И часто мысль гигантская заводит

Пружину пылкого ума...

И если победишь противника уменьем,

Судьбу заставишь пасть к ногам твоим с смиреньем -

Тогда и сам Наполеон

Тебе покажется и жалок и смешон.

Ты любишь женщину... ты жертвуешь ей честью,

Богатством, дружбою и жизнью, может быть;

Ты окружил ее забавами и лестью,

Но ей за что тебя благодарить?

Ты это сделал все из страсти

И самолюбия, отчасти, -

Чтоб ею обладать, пожертвовал ты все,

А не для счастия ее.

Да, - пораздумай-ка об этом хладнокровно

И скажешь сам, что в мире все условно.

Ты слушать исповедь мою

Сюда пришёл, благодарю.

Всё лучше перед кем-нибудь

Словами облегчить мне грудь;

Но людям я не делал зла,

И потому мои дела

Немного пользы вам узнать,

А душу можно ль рассказать?

Я мало жил, и жил в плену.

Таких две жизни за одну,

Но только полную тревог,

Я променял бы, если б мог.

Я знал одной лишь думы власть,

Одну - но пламенную страсть:

Она, как червь, во мне жила,

Изгрызла душу и сожгла.

Она мечты мои звала

От келий душных и молитв

В тот чудный мир тревог и битв,

Где в тучах прячутся скалы,

Где люди вольны, как орлы.

Я эту страсть во тьме ночной

Вскормил слезами и тоской;

Её пред небом и землей

Я ныне громко признаю

И о прощенье не молю.

У уважения есть границы, в то время как у любви таковых не имеется.

Удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда, и, верно, будет когда-нибудь опять.

Уж эта мне Азия! что люди, что речки - никак нельзя положиться!

Умереть так умереть! потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно. Я - как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова... прощайте!

Хуже смерти ничего не случается - а смерти не минешь.

Человек, который непременно хочет чего-нибудь, принуждает судьбу сдаться: судьба - женщина!

Честолюбие есть не что иное как жажда власти, а первое мое удовольствие - подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха - не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?

Что женщине в любви?

Победы новые ей нужны ежедневно.

Пожалуй, плачь, терзайся и моли -

Смешон ей вид и голос твой плачевный,

Ты прав - глупец, кто в женщине одной

Мечтал найти свой рай земной.

Что ныне женщина? создание без воли,

Игрушка для страстей иль прихотей других!

Имея свет судей и без защиты в свете,

Она должна таить весь пламень чувств своих

Иль удушить их в полном цвете:

Что женщина? Ее от юности самой

В продажу выгодам, как жертву, убирают,

Винят в любви к себе одной,

Любить других не позволяют.

Что слезы женские? вода!

Я ж плакал! я, мужчина!

От злобы, ревности, мученья и стыда

Я плакал - да!

А ты не знаешь, что такое значит,

Когда мужчина - плачет!

О! в этот миг к нему не подходи:

Смерть у него в руках - и ад в его груди.

Что такое жизнь? жизнь вещь пустая.

Покуда в сердце быстро льется кровь,

Все в мире нам и радость и отрада.

Пройдут года желаний и страстей,

И все вокруг темней, темней!

Что жизнь? давно известная шарада

Для упражнения детей;

Где первое - рожденье! где второе -

Ужасный ряд забот и муки тайных ран,

Где смерть - последнее, а целое - обман!

Я думаю, мой друг,

Что благодарность - вещь, которая тем боле

Зависит от цены услуг,

Что не всегда добро бывает в нашей воле!

Я женился потому, что надо было жениться... люблю ее потому, что надобно любить жену, чтоб быть счастливу!

Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, - вот что я называю жизнью.

Я не сотворен для людей теперешнего века и нашей страны; у них каждый обязан жертвовать толпе своими чувствами и мыслями.

Я не хочу, чтоб свет узнал

Мою таинственную повесть,

Как я любил, за что страдал.

Тому судья лишь Бог да совесть.

Я уже прошел тот период жизни душевной, когда ищут только счастия, когда сердце чувствует необходимость любить сильно и страстно кого-нибудь, - теперь я только хочу быть любимым, и то очень немногими; даже мне кажется, одной постоянной привязанности мне было бы довольно: жалкая привычка сердца!..

Язык и золото - вот наш кинжал и яд.

Дата добавления: 2015-06-27