На Тихом океане 1 страница

— Товарищ капитан первого ранга, по вашему приказанию прибыл,— перед начальником разведотдела стоял командир Отряда особого назначения старший лейтенант Леонов.

— Присаживайся, Виктор Николаевич, есть дело,— Бекренев указал на стул возле себя.

Леонов сел. Почувствовал волнение. Не от того, что его вызвали. Перед погонами с большими звездами не тушевался. Солидные кабинеты тоже не смущали. Просто не мог понять, о чем будет разговор. Походов и операций не было давно, они и не предвиделись. В отряде все было в порядке. Но он был уверен, что разговор состоится важный. Поэтому и волновался.

— Война подходит к концу, бои уже за Берлин идут,— начал Бекренев.— Не засиделся на базе, не приелось безделье?

— А что делать? Немцы ушли из Северной Норвегии, не догнать. Король норвежский в гости не приглашает...

Бекренев улыбнулся, а потом как-то сразу посерьезнел и сухо сказал:

— И тем не менее, появилась в тебе новая нужда.

— Какая? — удивился Леонов, живо прикинув в голове, что куда отряд ни направь, в любое место не успеет, даже на Балтику. Война-то кончается! Поэтому добавил: — Разве есть куда нас посылать?

— Ты географию не забыл?

— И за Берлин посматриваю...

— Теперь надо смотреть в другую сторону, на восток. Из Главного управления сообщили: нарком приказал откомандировать тебя на Тихоокеанский флот. Там будешь командовать отрядом.

— А отряд там есть?

— Говорят, есть. Но из первогодков. Учить надо, готовить к делу.

— К какому?

— В Китае, Корее полно японцев, возле наших границ стоит огромная Квантунская армия. Не просто так ее поставили. Надо быть начеку. Оттого и запросили тебя туда. По той же нужде и ребят твоих недавно на Амур отправили.

— Мне одному ехать нет смысла. Я без нашего отряда буду ноль. Никакая выучка не заменит боевого опыта. Бросать в бой или пускать в разведку одних необстрелянных — рисковать и делом, и людьми. Прошу направить меня хотя бы с частью отряда.

— Хорошо, я доложу наркому о твоем желании. Сколько разведчиков хотел бы взять с собой?

— Забрать все боевое ядро — командиров взводов и отделений, самых опытных разведчиков.

Донесли предложение в наркомат. Оттуда ответили согласием.

Леонову приказали, чтобы об этом разговоре и новом назначении не было ни слуху ни духу. Почти месяц в отряде никто ничего не знал, все шло по-старому. А в середине мая неожиданно был объявлен отъезд, и отряд распрощался с Полярным.

После Беломорска поезд повернул на восток, колеса застучали по новой дороге, построенной перед войной.

— Сеня, может, домой сбегаешь? — ковырнул какой-то шутник Агафонова.

— Я те сбегаю, будешь ребра щупать, отучу скрести душу.— Семен потряс кулаком-свинчаткой.

— Ты что кулаками размахиваешь? Я от чистого сердца советую, тут до твоей промоклой Пушлахты рукой подать.

— Лучше твоего знаю, рукой ли подать, ногой ли ступить. Без советчиков обойдусь. Отпуск домой не дали, теперь всю дорогу тебя, зубоскала, возле себя терпеть.

Агафонов свесил ноги с полки, чтобы спуститься и проучить шутника. Тот не стал ждать, шмыгнул в другое купе.

...Въехали на землю вологодскую. И с этой древнерусской стороны немало разведчиков в отряде.

— Ну вот, мичман, доехали и до твоей родины. Где тут деревня Устье? — спросил Александра Никандрова замполит отряда Иван Иванович Гузненков и мягко пошутил: — Очень уж ты хвалил свою вологодчину, а на вид она — не ахти какая.

Никандров не Агафонов, его и крепкой шуткой из равновесия не выведешь. Посмотрев в вагонное окно, спокойно ответил:

— Отсюда не много высмотришь... Хочешь узнать вологодчину — поживи тут, походи по земле. Какие леса! А озер сколько! Есть у нас озеро Белое. Море целое — не озеро. В тишину серебрится, красками играет. Блеск по нему идет. И монастырь Кирилло-Белозерский на берегу, отражается в воде, как в зеркале. И округа вся от озера — Белозерская, и район наш Белозерский.

Никандроо почти самый старший из разведчиков — ему тридцать три. Волосы на его голове уже редеют, он старательно причесывает их волосок к волоску. Но зато, несмотря на годы, по-юношески легок на ногу. Наверное, от того, что сухопар, жилист, смолоду привык и на охоте, и на работе в леспромхозе отмерять в день ногами не один десяток километров. Как истинный северянин, не боится ни холода, ни дождя, простуда его не берет. Выдержкой и нервами наделен завидными. Удивляется, когда друзья-сослуживцы потешаются над своими сновидениями, говорит, не представляет, что это такое, никогда снов не видел.

...С любопытством смотрели северяне на Владивосток. Город, как и Мурманск, раскинулся на сопках. Но обликом своим совсем не похож на северного собрата. Уже хотя бы потому, что не разрушен и не сожжен, как Мурманск. Дома здесь целые, добротные, улицы широкие, трамваи ходят, звенят на поворотах. Большой мирный город. Зато в порту теснее. Бухта Золотой Рог — не чета Кольскому заливу.

Теплынь в Приморье была такая, что северянам казалось — не только солнце, но и сопки источают жару. К тому же воздух насыщен влагой, словно какой-то исполин подкидывает шайками воду на гигантскую каменку.

В первые дни разведчики жили в том же доме, где помещался разведотдел. (Теперь этого дома нет, на его месте построено здание крайкома партии и крайисполкома.)

Начальник разведотдела поздравил командира отряда и замполита с прибытием, расспросил, как доехали, как настроение, и сказал:

— Принимайте под свою команду отряд.

— Где он размещен, когда можно посмотреть?

— Вам все покажет и расскажет его «крестный отец». Он подбирал людей, расписывал их по взводам и отделениям. Вы его хорошо знаете... — И начальник разведотдела пригласил к себе подполковника Инзарцева.

Леонов и Гузненков по-братски обнялись с Инзарцевым. Николай Аркадьевич в начале войны набирал моряков в разведчики, год командовал отрядом. Потом его направили на академические курсы. И вот встретились на Дальнем Востоке.

— Где будем жить, довольствоваться, товарищ полковник? — спросил Леонов у начальника разведотдела.

— Квартировать будете на острове Русском, там есть казармы, построены еще до русско-японской войны. Правда, они четыре года пустовали, дух в них не жилой, но что делать?.. Другого предложить не можем... Сами видите, не только вы сюда приехали. Занимаем все мало-мальски пригодное. Приведете в порядок, вымоете, побелите. Что касается довольствия, то тыл флота получил приказ обеспечивать вас напрямую.

— Плавсредства дадите?

— Пока нет. Для учений и тренировок будем выделять их каждый раз по особому распоряжению. Для хозяйственных надобностей получите два автомобиля.

— Разрешается ли мне перетасовать взводы и отделения? Или надо сохранить подразделения северян и дальнёвбсточников?

— А как, по-вашему, лучше?

— Считаю, что следует к каждому из северян прикрепить по два-три новичка.

— Я придерживаюсь такой же точки зрения,— поддержал Леонова Инзарцев.

— Разумно. Так и поступайте. В этом и был замысел, когда мы просили у наркомата перевести сюда ваш отряд.

Через несколько дней отряд был переведен на остров Русский. Выделенные для разведчиков казармы были построены на совесть, но из-за того, что в них долго никто не жил, пришли в запустение. Сырость, казалось, пропитала толстые стены насквозь.

Без промедления взялись за учебу. Нуждались в ней не только дальневосточники, но и северяне, не знавшие тихоокеанского побережья, его населенных пунктов.

Разведотдел снабдил ценнейшими пособиями — описаниями берегов, бухт, фарватеров, фотоснимками, а то и целыми панорамами городов и селений. Вооружившись лупой, вглядывались в сетки из улиц и площадей. Можно было прочесть, кто в каком доме живет, каковы убеждения жильцов, к кому без опаски можно обратиться за содействием, а кому нельзя довериться. На севере в начале войны ничего подобного в отряде не было, разведчики сами добывали эти сведения.

Приходилось и учиться ходить по здешним сопкам. Они не голые, как северные. Тут надо пробираться через густые лесные заросли, через высокую, плотной стеной стоящую траву.

9 августа 1945 года началась Маньчжурская операция Советских Вооруженных Сил и войск Монгольской народно-революционной армии с целью разгрома японской Квантунской армии, освобождения от японских захватчиков Маньчжурии и Северной Кореи.

...Леонов и Гузненков, возвратившись из разведотдела, приказали привести в готовность имущество и оружие, сообщили, что в штабе флота отряд назвали впередсмотрящим, подчеркнули, что решения штаба во многом будут диктоваться сведениями, которые станут поступать от разведчиков.

...Быстроходные торпедные катера мчали отряд почти строго на юг. Полный штиль. Жара с неба льется нестерпимая. Даже стремительная скорость не освежает. Такое солнышко в северных краях, возле Мурманска, ни в каких мечтах не представишь. Оно тут стоит чуть ли не над головой и жжет так, что даже к деревянной обшивке палубы рукой не притронешься.

Куда катера должны доставить десант, разведчики не знают. Закон конспирации! Им сообщили только одно: поход боевой, высадка — на чужой берег. Правда, они догадываются, что высадят их в Корее, которая является протекторатом Японии и через порты которой снабжается Квантунская армия.

Во время морского перехода командир отряда раскрыл задачу. Катерам предстоит днем прорваться в бухту, отряду — высадиться на берег, занять причалы, овладеть портом, захватить пленных и допросить их, узнать, что делается в городе, и донести командованию обо всем. Что предпринимать дальше — покажет обстановка на берегу. Но что бы ни случилось — держаться, пока не придет подкрепление с моря или суши.

Катера повернули к западу. Показался и стал приближаться берег. Все выше и выше поднимались из воды сопки, сплошь, без прогалин, покрытые лесом.

Разведчики напрасно стараются скрыть волнение. Ведь впервые предстоит встреча с врагом, которого совсем не знают.

Катера вошли в бухту. Из воды торчат полузатопленные суда, в порту полыхают пожары: это поработала наша авиация. На воде и берегу полное безмолвие — ни одного выстрела, ни одного сигнала.

Скорость почти погашена. Катера подобрались и привалились к причалам. Вокруг по-прежнему тишина и безлюдье. Тревожит мысль: не ловушка ли это, не расстреляли бы в упор, молчание хуже встречной стрельбы... Позже разведчики узнали, что пришли они в корейский город Унги (в то время на картах и в справочниках он обозначался японским именем Юки). Он из всех корейских городов — ближайший к нашей границе.

Как только разведчики оказались на причале, сразу же побежали к ближайшим постройкам, сараям, домам, высматривая укрытия, опасности, неприятеля. На причалах ни единой живой души. Отряд втянулся в город. Держимся ближе к домам на абсолютно пустых, безлюдных улицах. Ни японцев, ни корейцев. Никого... Дома невысокие, одно- или двухэтажные, больше каменные, некоторые облицованы глазурной плиткой. Крыши широкие, причудливо изогнуты вверх. Двери и окна раздвижные, решетчатые.

Пришли на железнодорожную станцию. И там никого. Отправил командиров отделений в разные стороны, велел им хоть из-под земли выкопать, но доставить если не японских военных, то хотя бы корейцев-горожан.

Группа, которую водил в поиск Агафонов, привела троих местных жителей. Все они в черных хлопчатобумажных куртках, наглухо застегнутых до ворота, в такого же цвета штанах чуть ниже колен. У двоих на ногах плетеные сандалии, у одного тапочки из широкой крепкой тесьмы, приделанные к деревянной подошве. Обуты на босу ногу. Головы не покрыты, широкополые соломенные шляпы держат в руках, то и дело прижимая их к груди. С каждым шагом кланяясь в пояс и с почтением прижимая руку к сердцу, они приблизились вплотную.

Спрашиваем через прибывших с нами на катере корейцев, где японцы, почему их не видно в городе, много ли их тут было.

Старший из горожан, опять поклонившись и растянув рот в вежливой, но застывшей улыбке, отвечает, что японские солдаты жили тут до позавчерашнего дня. Располагались в двух военных городках. В каждом проживало, как они считают, по тысяче человек. Как только была объявлена война, солдаты покинули казармы, рассредоточились по городу, порту. Часть из них ушла походной колонной к границе. Сегодня утром колонна вернулась. После этого все солдаты,— и те, что возвратились от границы, и остававшиеся в городе,— взяли в казармах оружие и имущество, сели в автомашины и на подводы и поехали в южном направлении. С тех пор прошло всего два-три часа.

Интересуемся, где горожане, почему пусты дома и безлюдно на улицах. Или людей угнали японцы? Нет, отвечают, японцы очень торопились, им было не до корейцев. Это из-за русских самолетов. Как только они прилетели и стали бомбить порт и железнодорожную станцию, жители кинулись из города в сопки.

Так мы получили первое важное сведение — японцы от границы и из города отступили на юг. А вот куда и Далеко ли ушли, остановятся ли на каком-то заранее подготовленном рубеже — нам еще пока не было ясно. За ответом на этот вопрос придется идти вдогонку. Поскольку все оставлено в целости и сохранности, резонно считать, что японцы отошли южнее на короткое время, рассчитывают скоро вернуться. Не исключено и другое; возле границы остались еще войска, которые будут отходить через город позднее.

Когда до черноты стемнело, на северной окраине, возле выдвинутых вперед постов, завязалась редкая перестрелка. Отряд мгновенно изготовился к бою. Стрельба продолжалась минут пятнадцать-двадцать, потом стала стихать и вовсе прекратилась. Японские дозоры, сунувшиеся в город, чтобы разузнать ситуацию и провести отступающие с севера части, откатились назад. Неприятель не полез в город силой, не стал пробиваться напролом, отходящая японская часть обошла Унги стороной и убралась на юг.

Забрезжил рассвет. Повеяло прохладой. Тишина, спокойствие, ничто не шелохнется. Недаром Корея издревле называется Чосон — Страна утренней свежести.

Разведчикам наслаждаться этим покоем пришлось недолго. Утром в Унги по сухопутью подошли передовые батальоны 393-й стрелковой дивизии, а с катеров высадилась рота автоматчиков. Миссия отряда завершилась. Он погрузился на катера, и те взяли курс на юг, к следующему корейскому порту.

Во время морского перехода нам поставили очередную задачу. Начали изучать карту другого корейского города, обговаривать действия взводов.

Остался по правому борту гористый полуостров. Катера ворвались в бухту. Перед глазами — горящий порт, дымная темень над ним.

Вокруг катеров стали рваться снаряды. Наши орудия тоже ответили огнем.

Вид пожарищ, затопленных судов, разрывы снарядов взвинтили нервы. Руки впились в оружие, пальцы машинально нащупывают спусковые крючки.

Катера, не стопоря моторы, только на мгновение привалили к причальной стенке. Мы мигом высаживаемся. Нас сразу окутывает смрадной непроницаемой тучей чад от горящего зерна и других грузов. В горле запершило, глаза заслезились. Ничего не видя перед собой идем словно незрячие. Рядом то прогремит выстрел, то просвистит пуля.

Прошли через порт благополучно. Дыма теперь меньше, впереди видны дома городских кварталов. Выстрелы доносятся откуда-то из центра и с юго-запада.

Никандров, как это было обговорено еще на катере, уходит со своим взводом в северо-западную часть города — там железнодорожная станция, военный городок, какие-то заводики, мастерские.

Мой взвод должен обследовать прибрежные улицы вдоль бухты до оконечности полуострова.

Развернувшись цепью, пошли обследовать городок. Справа и слева — небольшие домики, сарайчики, припортовые склады. Потом асфальтированная дорога поворачивает по изгибу бухты вправо, и мы попадаем в богатый и уютный район состоятельных людей. Разделив с Агафоновым взвод пополам, проверяем ближайшие дома и улицы. Дома тут каменные, сделаны добротно и изящно. Во дворах и возле домов — высокие деревья, подстриженный кустарник, яркие цветы. Журчит вода в искусственных ручейках, в фонтанчиках. Но улицы и дворы безлюдны.

Никандров по пути к центру города и железнодорожной станции тоже никого не встретил.

Только когда стали возвращаться жители, покинувшие город во время бомбежки советскими самолетами порта и железнодорожной станции, мы узнали, что японский гарнизон покинул Наджин (Расин) еще до воздушного налета. Вместе с ним уехали японские предприниматели, торговцы, чиновники. Нам в порту оказали некоторое сопротивление подразделения, накануне отступившие из Унги. Теперь и они за пределами города — удирают в южном направлении.

Когда мы вернулись на причал, то увидели, что к нам приближается десяток горожан, идущих маленькой колонной. Возглавлял ее плотный, широкоплечий кореец. На длинном бамбуковом шесте он нес большой шелковый красный флаг.

Поздоровались с делегатами за руки, а потом, в душевном порыве, по-братски обнялись.

Прикладывая руку к сердцу и низко кланяясь, кореец, несший знамя, стал сердечно благодарить нас за изгнание с их земли японских колонизаторов, хозяйничавших здесь сорок лет.

Разговор переключается на то, кому управлять городом. Японцы умчались на юг. Корейского правления давным-давно не существует. Посланцы горожан стали просить нас побыть какое-то время у них, помочь навести порядок.

Командир отряда поясняет делегатам, что нам пора возвращаться обратно, но скоро в город будет высажен новый десант, он и поможет горожанам потушить пожары, организовать охрану общественного порядка. А власть в городе корейским товарищам надо самим брать в руки.

Только к полуночи добрались до острова Русского. Некоторые из разведчиков до казармы не дошли. Изнеможение и сон свалили их на причале.

Долго спать нам не пришлось. В пять часов утра 13 августа отряд был поднят по тревоге. Вскочили вялые, полусонные, толком не отдохнувшие. Услышали приказ» немедленно собираться в следующую боевую операцию — ни минуты не мешкая бежать на склад получать новое оружие, боеприпасы, походный паек.

Чертом понеслись выполнять приказание. Хлопот полон рот, сделать все надо пулей — до выхода в море осталось менее двух часов.

В семь часов утра шесть торпедных катеров отошли от пирсов: на двух головных — наш отряд, следом на четырех — рота автоматчиков морской пехоты.

Снова во время морского перехода нам поставили боевую задачу. Высадиться во вражеский порт Чхонджин (Сейсин), захватить плацдарм и удерживать его до прихода первого эшелона крупного десанта. И узнать как можно больше о японском гарнизоне: много ли там войск, какие у них планы, кто командует.

Третья подряд операция, и все резко отличаются от заполярных. Там мы тайком, ночами, в пургу и в туманы проникали в маленькие рыбацкие поселки или скрытно наведывались в город с числом жителей как в небольшом нашем райцентре. В Корее все высадки — а дневное время, при ярком солнце, высаживаемся прямо на причалы в городах, в которых десятки тысяч жителей. Первые два-три часа морского пути ушли на хлопоты с оружием. Вычистили автоматы, пулеметы, постреляли из них в воздух и по морской глади, заполнили патронами диски и магазины. Потом, несмотря на нещадно палящее солнце, постарались хоть немного отдохнуть.

На подходах к Чхонджину нас встретили четыре торпедных катера. Они уже разведали окрестности бухты и повели десант до причалов.

Отряд приготовился к прыжку на берег. Надели рюкзаки, закрепили сумки с гранатами, дисками, пристегнули фляги, оружие — в руках.

Около часу дня десять торпедных катеров, развернувшись веером, на полной скорости ворвались в бухту Чхонджина. Сразу же вражеские снаряды подняли тут и там водяные столбы, В воздухе засвистели осколки, стала рваться шрапнель. Батареи стреляют с полуострова, словно клешня обнявшего залив с востока, и из города. Катера закладывают крутые виражи, отвечают беспрерывным огнем.

Сердце гулко стучит в груди, рвется наружу. Берег быстро вырастает, так и кажется, что он сейчас набросится на тебя и поглотит своей разверстой пастью. Глаза выискивают на нем места, откуда стреляют орудия и пулеметы, высматривают спасительные закоулки. Как и раньше, стоило только катерам бортом прикоснуться к причальной стенке, как разведчики уже были на берегу. Катера, тут же набрав скорость, отошли на середину бухты и, маневрируя вместе с эскортными, стали палить по берегу.

Не мешкая на причале, бегом устремляемся через простреливаемую зону. Пули пощелкивают поблизости, выковыривают асфальт, отскакивают рикошетом от причальных тумб. Кого-то из бежавших зацепило, кто-то охнул, наткнувшись на невидимый раскаленный свинец, стал клониться, оседать... Но в эти секунды не до них, скорее вперед от воды, скорее пересечь насыщенную огнем и свинцом полосу.

Огневые точки возле причалов забросали гранатами, выскочили на городские улицы. Впереди — убегающие японцы. Время от времени оборачиваются, стреляют и бегут дальше. Преследуем их по пятам, метр за метром удаляясь от бухты. По сторонам и впереди — сплошные ряды домов. Отделения друг от друга отрываются — улицы и переулки навязывают направление. Правее нашего взвода сначала был виден командир отряда со своей группой управления, но потом он пропал за домами. На севере скрылся в сетке улиц Никандров со своим взводом. Лишь слышно, как там все время тарахтят пулеметы и автоматы.

Позади осталось несколько улиц с небольшими, основном одноэтажными, домиками. Открылось широкое поле, потом канал, а за дамбой — река Сусончхон, которая отделяет северную, портовую, часть города от южной — промышленной. Пересекли по мостикам канал, вдоль дамбы бежим вдогонку за отходящими вражескими солдатами. Они достигли железнодорожного моста, но возле него не задержались, перескочили рельсы, устремились дальше. Теперь японцев заметно прибавилось, к ним присоединились солдаты, выбежавшие с других улиц. Наконец-то стало ясно, куда спешат японцы. Они бегут к шоссейному мосту через Сусончхон. К нему же из города несется на большой скорости колонна автомобилей.

Перед мостом взвод залег. Три пулемета притиснули нас к земле. Велел Агафонову с двумя отделениями ползком подбираться к шоссе, огня не прекращать. Остальные разведчики рывком пересекли дамбу, кинулись под ее прикрытием к шоссе.

Японцев у моста накопилось изрядно, не меньше, чем нас. Они отчаянно отстреливаются, стараются удержать мост, чтобы пропустить по нему приближающиеся машины.

Отделения Агафонова прорвались в непростреливаемую пулеметами зону. Под этой огневой крышей подползли ближе к шоссе и лежа кинули на дорогу десятка полтора гранат. Не успели утихнуть взрывы — разведчики поднялись в атаку. Атака удалась: вырвались на дорогу, из автоматов полоснули по бегущим и лежащим японцам, подъезд к мосту перекрыли — залегли по обочинам. Машины, едущие из города, скорости не сбавляли, водители не поняли, что дорога перерезана. Как только автомобили приблизились, отделения Агафонова встретили их огнем из пулеметов, забросали гранатами. Остановилась головная машина, вторая, третья... Одна загорелась.

Японские солдаты попрыгали из кузовов и бросились врассыпную — кто по дороге обратно в город, кто в стороны от шоссе. Некоторые отстреливались. Их догоняли длинные очереди из автоматов.

Метр за метром продвигаются разведчики от моста по шоссе. Схватились с японцами врукопашную, дерутся на асфальте, в кузовах автомобилей. Последняя горсточка японцев с задних машин, прикрываясь поочередно огнем, сумела все же оторваться от нас, добралась до крайних домиков, укрылась за ними.

Бой утих. На шоссе все машины — исковерканные, обугленные.

Сносим в одно место раненых, погибших. Эмоциональный подъем, захлестнувший два часа назад, когда катера ворвались в бухту, спадает. На смену возбуждению и неуемной энергии приходит безмерная усталость. Хочется присесть, а лучше — лечь. На все глядишь не столь быстро и остро. Взгляд вяло, неторопливо переходит от одного к другому, порой бездумно останавливается. В такие минуты — не лезь, не спорь, не приказывай. Человек отходит от колоссального нервного и физического напряжения.

Все как-то разом, не сговариваясь, закурили.

Но долго расслабляться нельзя, мы — в чужом городе, вдали от своих. Возле нас множество хорошо вооруженных японцев. Мы влезли в муравейник и лишь разворошили его.

После перекура ребята без прыти, без огонька расходятся возводить оборону, строить для каждого укрытия. Нисколько не сомневаемся, что бой этот — не последний.

Вскоре у шоссе собрался весь отряд и рота автоматчиков. Командир отряда с группой управления расположился на поляне. Поодаль особняком на коленях сидят, понурив головы, пленные.

Выясняется, что японцы были предупреждены о возможной высадке русского десанта. Но его сегодня никак не ожидали. Поэтому большая часть войск расположилась в северной части города и на подступах к нему, ждала приближения русских по сухопутью. Теперь вышедшие за город части возвращаются обратно. Из Панама в Чхонджин идет колонна походным порядком. Сколько в ней людей — пленные точно не знают, но думают, что батальон или два. К гарнизону на внешнем оборонительном рубеже Чхонджина приближаются японские части, отошедшие от границы, из Унги и Наджина.

Подсчет показывал, что к завтрашнему дню в Чхон-джине соберется не менее четырех-пяти тысяч японских солдат. Для полутора сотен десантников такое сопоставление никак нельзя признать выгодным...

Мы присели с Никандровым в сторонке, разговорились. Его взвод сначала гнался за японцами по городским улицам, а потом, боясь потерять отряд из виду, тоже повернул к южной окраине.

Теперь взвод Никандрова располагался между группой командира отряда и ротой автоматчиков, которой достался берег Сусончхона ближе к устью. В этой роте много потерь, ранен ее командир.

Докурив, Никандров поднялся и сказал, что пойдет к своему взводу, попробует пощипать отошедших за дома японцев, отогнать их к ночи подальше.

...Крадучись, навострив уши и просверливая глазами темноту, пробирались никандровские ребята по улицам. Вывернувшийся неосторожно из-за угла солдат попал под автомат Никандрова, мигом упал как подкошенный. Затем мичман толкнул калитку во двор дома и лоб в лоб столкнулся с двумя офицерами. Растеряйся он хоть на миг, худо бы обернулось. Но он даже быстрее, чем подумал, крикнул: «Руки вверх!» и нацелил на них автомат. Один тут же вскинул руки над головой, а второй бросился с саблей. Никандров защитился автоматом, сталь звякнула о сталь, враг занес саблю снова, но подоспевший разведчик выручил командира. Еще один враг как куль осел на землю. Сдавшегося японца отвели в общую группу пленных.

Из штаба на донесение отряда пришел неутешительный ответ: первый эшелон большого десанта можно ждать в лучшем случае завтра утром, то есть через полсуток. Отряду приказывалось остаться в городе, держаться любой ценой, пока не придет десант, непременно сохранить плацдарм в порту.

Нелегкое испытание отряду. На каждого десантника — по два-три десятка вражеских солдат.

Затишье длилось часа четыре. Около десяти вечера японцы под колпаком южной непроглядной темени пошли на прорыв. Сначала поискали слабое место во взводе Никандрова, чтобы прорваться к железнодорожному мосту, потом сунулись на нас — к шоссейному. С полчаса тарахтели из пулеметов и винтовок, подкрадывались для атаки, но мы залегли, как камень. И они смирились на время, отошли в город.

Подобралась ночь, теплая, душная. Не видно ни зги. На небе ни пятнышка, ни звездочки. Бойцы устали, вымотались. Прошел по отделениям, приказал, чтобы половина людей отдыхала, отправил спать и Агафонова, сам остался на вахте. Часа через два Семен пришел, доложил, что отдохнул, сменил меня. Я улегся на теплую землю, положив под голову рюкзак. Голова болела, рана ныла...

Подступил рассвет. Корейцы бы сказали: «На востоке пропел золотой петух».

В пять часов утра японцы стали переходить реку выше шоссейного моста, примерно в полукилометре от нас. Мы с ними ничего не могли поделать, автоматы с такого расстояния не достают. Японцы выбрались на левый берег и скрылись в густых зарослях.

Мы рассчитывали, что японцы полезут из города, с севера, но никак не из-за реки. Теперь пришлось развернуться, занять другие позиции. Мой взвод — почти на вчерашнем месте, на стыке с взводом Никандрова.

По кукурузе японцы подкрались чуть не к самой дороге, с кромки поля зачастили из карабинов и винтовок по всей цепочке отряда.

Позади нашей жидкой обороны стали рваться мины, снаряды. Это из-за реки открыла огонь минометная батарея и несколько малокалиберных орудий, типа противотанковых. На насыпь перед мостом на том берегу въехала автомашина со счетверенной пулеметной установкой — пули зацокали по асфальту, по скатам дорожной насыпи.

Огневой налет прижал отряд к дорожной насыпи, не дает поднять голову. Хочется втиснуться в землю, упрятаться в ней от пуль и осколков. Но покрытие насыпи столь твердое, что окопаться нельзя — будь у нас саперные лопатки, и они бы не помогли. Так и лежим под шквальным обстрелом, прикрытые сверху только небом.

Полчаса сыпались возле нас пули, снаряды и осколки. Убитых пока нет, но огонь этот все равно опасен: мы не можем отвечать японцам — от земли опасно приподнять голову, и они подползли совсем близко, могут вот-вот подняться в атаку. За флангом взвода Никандрова примерно полувзвод пересек шоссе и стал обтекать отряд с тыла. Вблизи моего взвода перебрела через реку еще рота японцев. Ясно, что нас собираются окружить и тут, у моста, раздавить. Командир отряда и начальник раз-, ведотдела приняли решение увести десантников из ловушки.

Отползаем от дороги, уходим из-под обстрела. Японцы следом по пятам не кидаются, боятся попасть под свой же огонь. Хорошую пользу сослужила нам их огневая завеса. Благополучно добежали до домов и стали осторожно отходить к центру города. Японцы бросились, наконец, вдогонку, но близко не подходят, перестреливаемся издалека. Несколько раз натыкались на патрульные посты, но расправились с ними без особого труда. Через связного спросил командира отряда, куда дальше подаваться. Леонов передал, что на городских улицах оставаться опасно, в их сплетении отделения отсекут друг от друга и побьют поодиночке, приказал отходить на северную окраину города, где начинались сопки, собраться на одной из них.

Дата добавления: 2015-06-27