На Тихом океане 2 страница

С перестрелками, с короткими стычками отделения отряда добрались до назначенного места. Здесь зарядили патронами диски и магазины, почистили оружие, поели, переобулись. Радисты тем временем получили радиограмму, что вчера вечером в порт нам в поддержку высажена рота пулеметчиков, а в пять часов утра на полуостров Комалсандан — батальон морской пехоты. Нам приказано войти с ними в контакт.

Вышли на прямую радиосвязь с батальоном морской пехоты. Оказалось, он — не в городе и даже не на его окраинах. Десантные суда в бухту не пробились, батальон высадился на восточном, морском побережье полуострова Комалсандан, двинулся к городу, но в пути наткнулся на большой японский заслон, ведет бой, может прислать только минометный взвод. Но мы и этому были рады. Кроме минометчиков, к отряду подошло около двух взводов из нашей роты автоматчиков, а отправившиеся в район порта разведчики разыскали и привели около взвода пулеметчиков — все, что осталось от подброшенной нам на подмогу роты. Выяснилось, что после выброски пулеметчики в темноте наткнулись на японский заслон, много бойцов погибло.

Командир устроил короткое совещание. Решили не сидеть здесь, на окраине, не ждать, пока вокруг, накопятся японцы.

Во второй половине дня сводный десантный отряд спустился в город. До центра дошли беспрепятственно, потом то в одном месте, то в другом стали натыкаться на японцев. Очень пригодились минометы. Ими выгоняли самураев из-за заборов и укрытий, гнали от себя подальше. Приноровились также вышибать их из домов и дворов гранатами. Через пару часов снова добрались до реки, опять заняли ее берег от шоссейного моста до устья.

Около пяти часов вечера возле нас снова стали рваться вражеские мины и снаряды. Нам отвечать было нечем, мины — на исходе. На Комалсандане тоже грохотала орудийная канонада.

На этот раз японцы стали обходить отряд со стороны городских улиц, пытаясь прижать его к реке. Уже в сумерках пришлось отойти от реки, во второй раз бросить дважды завоеванные позиции. Кровью они нам достались. Но неприятель пересиливает огнем, минами и снарядами.

Наш утренний путь через город на этот раз японцы перекрыли. Пытались прорваться еще в нескольких местах — тоже безуспешно. По песчаной косе у залива побежали к месту вчерашней высадки, вырвались из-под обстрела.

На море нерадостная для нас картина: два наших корабля, обстреливавшие позиции японцев на Комалсандане, уходят от его оконечности в море... Мы опять одни, без корабельной поддержки...

Пробились в порт. Полуостров Комалсандан охватывает бухту с востока. Там, где полуостров отрастает от материка, его пересекает узкая лощина от западного берега до восточного. Она вся застроена домами.

Огляделись. Горы подступают к порту совсем близко. На их склонах — японцы. На южной оконечности Комалсандана — вражеские батареи, с другой стороны от нас — неприятельские солдаты, которые пришли следом за нами из города. Где-то за хребтом полуострова, на восточном, обращенном к морю склоне,— батальон морской пехоты.

Мой взвод занял позицию вдоль причалов, взвод Никандрова — перед полуостровом Комалсандан. За ним — бойцы из роты автоматчиков, пулеметчики и минометчики. Если сосчитать всех — чуть более сотни.

Каждый про себя, не вслух, смекает: это место — последний рубеж. Отходить некуда, за спиной — море. Через город на материк, в крайнем случае, можно попробовать прорваться, но выйдут немногие.

Из грузов, балок и прочего выкладываем себе укрытия от пуль и мин.

Отделения Агафонова—рядом со взводом Никандрова. Его задача — не сводить глаз с лощины полуострова, не позволить, чтобы японцы просочились в стык между взводами. Семен ответил, что живым его с места не сдвинут.

Часам к десяти вечера противник подошел вплотную, опоясал отряд дугой. Концы этой дуги уперлись справа и слева в бухту, середина нависла с высот. Сначала стреляли сверху, потом пулеметный огонь стал спускаться все ниже по склону, прижимая нас к портовым постройкам. Мы отстреливаемся одиночными выстрелами, патронов у нас кот наплакал, надо беречь.

Внизу на склоне накопилось уже немало японцев, а к ним сверху еще ползут. И вот уже три цепи вражеских солдат готовятся к рывку.

Почти без пауз тарахтят наши автоматы и пулеметы, держимся только благодаря их огневому щиту. Нам ни в коем случае нельзя ни подниматься, ни атаковать — иначе всех перебьют. Наше спасение — огнем с места не давать японцам подняться, пойти на нас в атаку. В голове только одна мысль — стреляй, вернее выискивай, куда целиться. Разложили под руками гранаты — отбиваться, если японцы решатся на атаку.

Внезапно, без долгих сборов, хлынул теплый ливень. Неба не видно, из него хлещет будто из решета. Мгновенно всех промочило до нитки. Потоки воды льются не только сверху, она ручьями хлынула со склонов, течет по асфальту, завихряется возле нас и стекает в бухту. Ополаскивает отовсюду — и сверху, и снизу.

А японцы все стреляют, хотя и заметно реже. Но больше не ползут, вспышки замерли на одном месте, дождь и им — не мед...

Дождь поливал почти до часу ночи. Потом стал затихать и наконец утихомирился совсем. Осаждающие опять осмелели, стрелять принялись чаще, кучнее. Сгруппировавшись, кое-где стали соваться вперед. Мы стреляем очередями, а сами все чаще поглядываем на пустеющие диски, на отброшенные в сторону патронные магазины. Руки нет-нет да и сами собой непроизвольно тянутся к гранатам...

Японцы подползли метров на семьдесят. В атаку не поднимаются. Видно, не хватает духу, а может быть, рассчитывают на то, что запасы сил и патронов у нас не беспредельны. Стреляют лежа и что-то истошно кричат.

Это не команды, не воинственный «банзай», скорее всего, предлагают сдаваться. Только бы не бросились в атаку...

У нас по последнему диску или магазину. В ход пошли гранаты. Бережем только противотанковые, на крайний случай. Вынули и положили под руку ножи пистолеты. Светает...

Почему-то с вражеской стороны стрельба поутихла, хотя мы огня не прибавили. Вспышки удаляются. С чего бы это противнику отходить? И тут разнеслась весть, что у входа в бухту показались два наших корабля.

Японцы все шустрее удаляются, из автоматов их уже не достанешь. Мы за ними не гонимся — нет сил. Да и боеприпасы кончились, К тому же, как увидели свои корабли — злость на самураев пропала, на смену ей подкатили вялость, апатия. Черт с ними, пусть улепетывают, далеко не удерут. Отдохнем — настигнем.

Подошли фрегат и тральщик. Встали у стенки, ошвартовались. Командиры спустились по сходням, на пирсе поздоровались с разведчиками. Леонов подозвал меня, велел прислать к нему Агафонова. Я кликнул Семена, тот вырос мигом, как из-под земли.

Семен с командиром корабля поднялся на борт. Вижу, как он объясняет корректировщикам огня, где японцы, куда они откатываются. Корабли развернули орудия и начали стрелять вслед отходящим.

Взошло солнце. Солнце нашей победы, нашего выигрыша в операции. На исходе вторые сутки, как мы в Чхонджине. Нас изрядно погоняли по городу, мы вдоволь побегали и поползали, в боях и перестрелках потеряли немало своих товарищей. Но силы врага разведали, порт удержали. В бухту входят десантные суда — целый отряд кораблей. Захвачен еще один порт, через который осуществлялась связь Квантунской армии с Японией.

Отряду предоставили трехдневный отдых. На острове Русском отоспались, побрились, привели в порядок одежду, оружие. Диски опять заполнены патронами, гранаты — в сумках. Провели взыскательный разбор операций в корейские порты.

Радио сообщило о том, что император заявил о капитуляции Японии. Нам отбоя боевой готовности не объявляют.

19 августа 1945 года отряд отплыл в новый поход, Конечную цель не назвали, но сказали, что сделаем на сутки промежуточную остановку в Чхонджине.

Пострадал Чхонджин от боев и пожаров весьма основательно. Торчат остовы сгоревших зданий, стены уцелевших домов испещрены выбоинами от осколков. Улицы завалены битым кирпичом, стеклом, разным хламом. Нет электричества, не подается вода, ее доставляют в бункерах кораблей и судов и раздают по строгому лимиту. Но горожане толпами возвращаются к своим очагам. Каждый день на расчистку города выходит все больше и больше людей.

Жизнь входит в мирную колею, но она ставит множество вопросов. Корейцы спрашивают, можно ли им безбоязненно поселяться в своих жилищах или лучше пока отсиживаться в горах. Они хотят знать, взыщет ли советское командование с тех, кто в сумятице боев взял кое-что из японского имущества. Запасались корейцы в основном рисом, фасолью и другими продуктами. Объясняют, что изголодались за долгие годы, чашка риса им дороже любых шелков, Приводят пословицу: «Алмазные горы хороши, когда сыт».

Волнуют корейцев многие проблемы. Власть в их стране несколько десятилетий принадлежала японцам, теперь им надо брать ее в свои руки. Уже созданы городское самоуправление, народная милиция, но трудностей пока не убавляется.

Каждый день по многу часов длятся демонстрации и митинги горожан.

Развеваются красные флаги, висят лозунги, играет музыка. Люди словно сбросили оковы. И в то же время нас смущает, когда видим, как при встрече с советскими воинами мужчины и женщины издали начинают кланяться в пояс. Мы еще не разобрались, что это такое — традиционная восточная почтительность или последствие долгого колониального ига японцев.

На этот раз свою задачу отряд узнал еще в Чхонджине, до выхода в море.

Нам предстояло утром 21 августа высадиться на причалы порта Вонсан, крепко уцепиться за берег. Постараться взять в плен старший командный состав гарнизона, не удастся — изолировать его. Сложится обстановка благоприятно — на берег высадится большой десант. Если японцы вознамерятся дать ему бой в море или на берегу, большой десант в бой не станет ввязываться, повернет обратно. Командование десанта будет принимать решение о высадке или возвращении назад в зависимости от того, что сообщит об обстановке в городе наш отряд.

Вонсан — самый крупный город восточного побережья Кореи, в нем полтораста тысяч жителей, много заводов, здесь сходятся железные и шоссейные дороги, морские пути. Всякого военного люду, по данным разведотдела, до восьми тысяч. В порту базируются большие и малые военные корабли, на окраине города находится военный аэродром. Подступы с моря стерегут тяжелые береговые батареи.

От Чхонджина до Вонсана 350 миль — путь не близкий. Пока катера мчались к цели, разведчикам разрешили отдыхать. Расположились — кто в кубриках, кто на палубе.

На рассвете в море стали попадаться рыбацкие суденышки. С каждой милей их становилось все больше и больше. На парусах, сплетенных из соломки, нарисованы яркие цветы, драконы, фантастические ящеры. Рыбаки приветливо машут руками, что-то радостно кричат, улыбаются.

Подошли к заливу Ионхынман. В узкой его горловине — острова, утыканные батареями. Моторы тихонько проворачивают винты, катера крадучись проходят мимо. Комендоры и пулеметчики приникли к прицелам.

Прошли горловину, и моторы взревели на полных оборотах, помчались к причалу.

Привалили. Поблизости пришвартованы три транспорта, много шхун и джонок. Военных кораблей не видно. Отработанным приемом отряд мигом высадился на берег, бегом устремился в город. Кругом все тихо. Разведчики не услышали ни одного выстрела.

В припортовой части города расспросили первых же встретившихся нам жителей, где японские штабы.

Корейцы вели себя настороженно, боязливо, но ответили. Сверились с планами-картами. Многое совпадало.

Взвод Никандрова повернул в северную часть города, командир отряда с двумя отделениями и группой управления пошел к почте и телеграфу, а по двум соседним параллельным улицам — мой взвод.

На городских улицах народу было больше, люди вели себя смелее и приветливее. Через два-три квартала Леонов через посыльного позвал мой взвод к себе.

Подошли к комендатуре. Вышедшим представителям заявили, что вблизи города в море стоит отряд советских кораблей с десантом, что гарнизону предлагается сложить оружие. Из дома вынесли стол, стулья. Пришлось сесть за стол напротив японцев. Снова предъявили требование о капитуляции. Японцы ответили, что они подчиниться не могут. На это им без особых церемоний и посольских учтивостей сказали: их император заявил о капитуляции Японии, наше дело — не уговаривать, а принять сдачу оружия и пленение. Иначе будет применена сила. Тогда японский офицер объяснил, что он представляет лишь комендатуру, власть его на гарнизон не распространяется. Вести переговоры о капитуляции могут только командир военно-морской базы и начальник сухопутной обороны.

...К командованию гарнизона направились участвовавший в операции подполковник Инзарцев и взвод Никандрова. Шли по асфальтированной дороге к вершине холма, где за укреплениями обосновался штаб. Разведчикам было приказано утроить внимание, оружие держать наготове, но слишком его не выпячивать, первым огня не открывать.

На перекрестке, широко расставив ноги и держа в опущенных вниз руках винтовку, застыл японский солдат. Его обошли с двух сторон, не сказав ни слова, будто это манекен или статуя.

Через полсотни шагов дорогу преградили два станковых пулемета. Солдаты припали к прицелам, а офицеры присели в кюветах. По спинам у разведчиков забегали мурашки. Нажмут японцы на гашетки — глазом не моргнешь, как расстреляют в упор. Ни обсуждать, ни командовать некогда. Только привычка понимать командира без слов подсказала, как действовать. Не останавливаясь, не замедлив даже шага, не обращая на пулеметчиков никакого внимания, прошли вперед.

Приблизились к запертым воротам, у которых стояли двое солдат с винтовками. И с ними не обмолвились ни словом, лишь остановились на несколько мгновений, подождали, пока подойдут остальные.

Ворота распахнулись, показался офицер, спросил, что нужно. Ему ответили, что надо видеть командование гарнизона. Он безмолвно повернулся и ушел докладывать. Ждали минут двадцать. Смутная тревога шевелилась в груди.

Ворота отворились снова. За ними стояло несколько офицеров, впереди — полковник. Он отрекомендовался комендантом крепости. Адъютант поставил позади него раскладное креслице, полковник чинно, неторопливо сел, поставил между ног шашку, оперся руками на ее эфес и сказал, что готов слушать.

Ситуация, в понимании дипломатов, острая: японец сидит, а победители, требующие капитуляции, стоят перед ним.

Инзарцев, как старший по званию и положению, хотя и был, подобно всем разведчикам, не в военной форме, а в полуспортивной, полуштатской одежде, заявил, что он и его спутники представляют здесь десант Тихоокеанского флота, что он уполномочен принять от японского гарнизона капитуляцию. Командованию гарнизона предлагается прибыть на советский корабль для ведения переговоров: где и в какой очередности сдаваться, куда складывать оружие.

Слегка кивнув головой в знак понимания, японский полковник сказал, что о требовании советских представителей будет немедленно доложено начальнику гарнизона, затем встал и прямой, важный, напыщенный зашагал в штаб. За полковником последовал адъютант со стулом, за ними — остальные офицеры.

Разведчики повернули обратно. От штаба к порту пошли группами по два-три человека по узким боковым аллеям, а затем по разным улицам. Сделано это было для того, чтобы их трудно было сосчитать.

Когда Никандров с несколькими разведчиками шли по набережной канала, с мостика им навстречу ступил взвод солдат. Японцы от неожиданности так опешили, что в первые мгновения не нашлись, что делать. Воспользовавшись замешательством, разведчики отобрали у них оружие и побросали в воду. Пока разоружали, место этой забавной и рискованной сцены окружили горожане. Видя, как бесцеремонно обращаются русские с их недавними повелителями, корейцы от души смеялись, потешаясь над обескураженными вояками.

...Время повернуло за полдень. Солнце нещадно печет, прожаривает через пилотку. Отряд, разбившись на крохотные группки, все еще один в большом городе со многими тысячами японцев. Городские жители приветливы, стараются заговорить, с готовностью отвечают на вопросы. Но улицы немноголюдны, двери, калитки, ворота затворены, магазины закрыты. Лишь изредка проедет одиночная машина или продребезжит повозка.

Когда попадаются безоружные японские военнослужащие поодиночке и группами, проходим мимо них молча, как бы не заметив.

В третьем часу дня в порт вошел тральщик, встал у причала. На нем прибыли командир отряда кораблей, командир десантного отряда, один из старших офицеров разведотдела, два взвода морских пехотинцев. Командование сошло на берег, а матросы и десантники остались на корабле.

Разведчики к этому времени собрались в порту. Доложили командованию десанта, что делается в городе, как проходили переговоры с японцами. Было решено: до пяти часов вечера — времени, назначенного для прибытия в порт командования японского гарнизона,— десант на берег не высаживать, но корабли с ним подтянуть к городу.

Корабли еще не причалили, а из города потоками хлынули в порт колонны людей. В руках — белые полотнища с иероглифами, красные флаги. Толпа заполнила причалы, припортовые улицы. Люди взобрались на, изгороди, крыши, штабеля грузов. Начались митинги. Ораторы о чем-то горячо говорили. Переводчики объяснили, что они благодарят Красную Армию за освобождение.

...Время явки командования японского гарнизона для переговоров истекло. Оно в порт не явилось.

Узел связи десанта, находившийся на эсминце «Войков», принял из штаба флота радиограмму. Десанту было приказано проявить твердость, ни на какие уступки не соглашаться, требовать незамедлительной и полной капитуляции со сдачей всего оружия. Гарнизон разоружить, всех военнослужащих взять в плен.

Разведчики снова были направлены в штаб гарнизона с заданием: доставить японское командование в порт. Выполнять задание отправились командир отряда и его замполит, взяв из каждого взвода по отделению. Н«этот раз разведчиков провели в здание штаба. Но командир военно-морской базы и начальник сухопутной обороны капитулировать не соглашались, придумывая все новые и новые уловки. Неизвестно, чем закончились бы эти переговоры, если бы японское командование неожиданно не известили, что в порт высаживается десант.

Только тогда они стали послушнее, согласились немедленно отправиться на переговоры. Шли неторопливо, пытаясь сохранить на лице маску спокойствия и достоинства. Переводчик по этому поводу заметил: «Когда быка ведут на убой, он не торопится».

Возле корабля оказалась всего одна рота морской пехоты. Это о ней, когда она спускалась по трапам на пирс, доложили в японский штаб. Весь остальной десант все еще оставался на кораблях.

Стемнело. В городе стали зажигаться огни. Корейцы разошлись по домам.

А на эсминце японцы по-прежнему изощрялись в хитростях. Их цель была очевидна: как можно дольше тянуть волынку, выиграть время, мало ли что изменится: может быть, союзники договорятся отпустить их домой или от их начальства поступит приказ капитулировать — тогда позор пленения ляжет не на их головы, а на тех, кто им приказал это сделать.

Приближалась ночь. Чтобы обезопасить корабли от нападения с берега, был высажен весь десант. На порт и город корабли направили прожекторы, орудия.

Через некоторое время наблюдатели доложили, что к десанту стягиваются японские солдаты. Наш отряд и роту автоматчиков направили в южную часть порта. Мы увидели, как японцы плотными цепями, с оружием в руках, спускаются к стоянке кораблей. Вместе с автоматчиками взяли оружие на изготовку.

К этому времени на эсминце командира морской базы, начальника сухопутной обороны и их высоких соратников предупредили, что при малейшей попытке нападения на десант они будут немедленно расстреляны, а корабли обрушат всю мощь артиллерии на японские войска. За гибель людей и разрушения в ответе перед народом будут они. Японский адмирал сначала заметался, а потом направил через своего офицера связи приказ войскам остановиться, не допускать кровопролития. Японцы замерли на месте, с десантом больше не сближаются, но и обратно не отходят. На нескольких припортовых улицах на тротуарах с одной стороны застыли с оружием на изготовку десантники, а с другой в такой же позе — японцы. Оружие направлено друг на друга. Пока оно не стреляет. Ведется тягостная психологическая война... У кого окажутся крепче нервы... Так стоим час, второй, третий...

Японские командиры сидят под охраной в салоне и в каютах, офицеры связи — тоже на корабле. Их контакты с японскими подразделениями возможны только через советских офицеров и переводчиков.

В тишине ночи раздались гудки паровозов, перестук колес. Заподозрили, что это не случайно. Выделили из отряда группу подрывников, доставили их на катерах к южному берегу бухты. Там они высадились, пробрались к железной дороге, взорвали два небольших моста, отрезав составам путь на юг.

Кончилась ночь, стало светать. А на припортовых улицах по-прежнему напротив друг друга стояли десантники и японцы. Ноги и руки затекли, все тело налилось свинцом от многочасовой неподвижности. Японцы тоже устали, в нескольких местах они больше не стояли цепью, сбились кучками.

В порту оживление. Десятки джонок, подняв паруса, выходят на лов. Пусть русские и японцы разбираются, воевать или не воевать, а корейцам надо ловить рыбу, кормить себя и детей.

Командир десанта приказал прекратить неподвижное стояние, оттеснить противника в город и на окраины. Десантники сделали вперед шаг, другой, третий... Японцы стоят на месте. Еще несколько шагов... Корабельные орудия шевелятся, наводят... Шеренги противника попятились. Моряки опять приблизились к ним. Японцы снова отошли. Так шаг за шагом, с улицы на улицу, вытеснили их через центр города на окраину.

Отряд разведчиков затребовали обратно в порт, к стоянке кораблей. Нашлось новое срочное дело: отправиться на аэродром, захватить самолеты, заставить капитулировать военно-воздушную базу.

На катерах перешли к берегу полуострова Кальма. Бегом проскочили на взлетную полосу, залегли в траве, в низкорослом кустарнике. В разные стороны нацелили пулеметы и автоматы. Пара отделений побежала осматривать капониры и ангары. Исправных самолетов там не оказалось.

Офицеры направились к штабу военно-воздушной базы. Раскурили свои трубки — волнение все же пробирает, мало ли чем может обернуться это шествие по аэродрому.

Навстречу подъехал японский офицер на велосипеде.

— Приказываю всем покинуть аэродром. Иначе будет открыт огонь,— говорит он по-русски.

— Приказываем теперь мы. Вы должны исполнять наши приказы,— ответил на ходу командир.

Японец поплелся следом, придерживая рукой велосипед. Возле штаба его послали вызвать на улицу для переговоров командира базы. На исполнение дали двадцать минут.

С десяток разведчиков встали вокруг командиров — и для представительности, и для охраны. Затянулись трубками и матросы. Часы отстукивают тягостные, тревожные минуты. Но надо держаться уверенно, невозмутимо.

Минут через пятнадцать из штаба появился его начальник в сопровождении двух младших офицеров. Потребовали от него капитуляции военно-воздушной базы, сдачи в плен ее личного состава, передачи десанту самолетов, техники, имущества. Полковник тоже попытался устроить жвачку из переговоров, но ему дали тридцать минут и посоветовали не тратить их попусту.

Назначенный срок еще не истек — из штаба вышел офицер и пригласил наших командиров к полковнику. Пришлось идти. Перед уходом Леонов предупредил командиров взводов: если прозвучит хотя бы один выстрел, немедленно уводить отряд с аэродрома, постараться присоединиться к десанту.

В штабе полковник заявил, что офицерская честь не позволяет ему капитулировать перед младшими по званию. Ему ответили, что он капитулирует не перед сидящими здесь офицерами, а перед Советскими Вооруженными Силами. И тут случилось совершенно непредвиденное: над базой просвистело звено советских истребителей. Как потом выяснилось, они вели разведку и тут оказались случайно. Но их появление было удивительно кстати. Оно так подействовало на полковника, что он сразу обмяк, заплетающимся от волнения языком ответил, что подпишет акт о капитуляции. Его приказ передали по радио по всей базе.

На летном поле первыми выложили пистолеты офицеры штаба, за ними потянулись остальные. Гора винтовок, карабинов, пистолетов, шашек стала расти. Сдавшие оружие отходили в сторону и становились в строй. Когда стало заметно, что пленные устали стоять, им разрешили сесть.

В плен сдалось более тысячи двухсот человек. Оружие сложили в машины, отправили в порт. Туда же направились колонны сдавшихся.

А в городе все оставалось по-прежнему. Около пяти часов вечера возле железнодорожной станции несколько сот японцев попытались пробиться к путям и захватить эшелоны, чтобы прорваться на юг, а оттуда переправиться в Японию. Но им не дали осуществить этот замысел. В шесть часов вечера командование японского гарнизона все же подписало акт о капитуляции.

Еще три дня разведчики вместе с остальным десантом разоружали гарнизон. Восьмитысячное войско превратилось в скопище пленных. Около четырехсот офицеров сложили оружие. Более пяти тысяч винтовок, свыше трехсот пулеметов, почти тридцать береговых орудий и десять батарей полевой артиллерии стали трофеями.

Наш Отряд особого назначения был только частицей тех сил, которые обеспечили победу над милитаристской Японией, разгромили ее войска на территории Манчжурии и Северной Кореи. А ведь считалось, что японцы достаточно сильны, чтобы защитить захваченные материковые территории. И людей, и техники было с лихвой. Но события сразу стали развиваться столь стремительно, прорывы советских войск в Манчжурию были столь глубоки, что спутали все ожидания японского командования, которое рассчитывало вести бои в приграничных районах. А тут еще как гром среди ясного неба обрушились донесения о высадке морских десантов на Сахалине и Курильских островах, в Корее, воздушного — в Пхеньяне.

За особую воинскую доблесть, смелость и решительность в разведке, за боевое мастерство наш отряд преобразовали в гвардейский. Он стал именоваться гвардейским Отрядом особого назначения. Его дважды упомянули в приказах Верховного Главнокомандующего в числе наиболее отличившихся в войне на Дальнем Востоке частей и кораблей. Для такого небольшого отряда — это наивысшая честь.

Всех участников разведывательных операций заслуженно отметили самыми высокими наградами. Виктор Леонов удостоился второй Золотой Звезды Героя Советского Союза. Получил звание Героя Советского Союза Александр Никандров. К боевым наградам Семена Агафонова после этих операций прибавился третий орден Красного Знамени.

...Родился Семен Агафонов на берегу Белого моря. Служил на Баренцевом, на Японском. Последние годы провел на Черном, в Евпатории.

Александр Никандров после войны долго жил в приглянувшемся ему в молодости Мончегорске, а потом вдруг сменил Север на Сибирь, обосновался в Омске. Работал на заводе. Нет-нет да и навещал Мурманск, другие дорогие ему места Заполярья.

Больше четырех десятков лет после войны проскочили как мгновение. Мы не заметили, как состарились, стали пенсионерами. Давно уже никто из моих соратников не служит на флоте. Трижды провели большой сбор, прошли по местам боевых походов, погоревали над могилами друзей.

Год от года когорта наша все больше редеет. На последнюю встречу, приуроченную к пятидесятилетию Северного флота, нас не собралось и полтора десятка.

Пробежавшие годы изменили все вокруг. Совсем другой стала Северная Корея, куда мы ходили в разведку. Она просто неузнаваема. Только сопки, реки, береговые очертания остались прежними. Все остальное несравнимо с тогдашним. Мне пришлось побывать в этой стране через тридцать и через сорок лет после наших походов. Поразился тому, что успели сделать за эти годы трудолюбивые корейцы.

На горе Моранбон в Пхеньяне установлен монумент. На нем слова: «Великий советский народ разгромил японских империалистов и освободил корейский народ». В этих словах признательность и Александру Никандрову, и Семену Агафонову, и остальным разведчикам гвардейского Отряда особого назначения, а также всем тем советским людям, которые держали оружие в годы борьбы с фашизмом и японским милитаризмом, работали не покладая рук в тылу.

Дата добавления: 2015-06-27