Мифы древнего Китая 2 страница

1. Миф о творении Пань-гу

В «Сань-у ли-цзи» («Записи циклов по третьим и пятым»), маловразумительном сочинении III столетия н. э., ныне известном только по извлечениям в позднейших энциклопедиях, имеется следующая история (приводимая здесь в пересказе).

Небо и Земля были некогда слиты воедино (хунь-дунь), как куриное яйцо, внутри которого был порожден Пань-гу (имя, которое, может быть, означает «свернувшаяся [в кольцо] древность»). Через 18 тысяч лет изначальная масса разделилась пополам на светлое, из чего образовались Небеса, и на темное и тяжелое, образовавшее Землю. После этого в течение еще 18 тысяч лет Небеса ежедневно увеличивались в высоту на десять футов, Земля — на десять футов в толщину, а Пань-гу — на десять футов в длину. Вот как Земля и Небо пришли к разделению на нынешнее расстояние, составляющее 90 тысяч ли (приблизительно 30 тысяч миль).

Другие тексты, по-видимому несколько более поздние, добавляют к предыдущей информации, что Пань-гу умер, его дыхание превратилось в ветер и облака, голос — в гром, левый и правый глаза соответственно в солнце и луну, четыре конечности и пять «тел» (пальцев?) — в четыре страны света и пять великих гор, кровь — в реки, мускулы и вены — в слои земли, плоть — в почву, волосы и борода — в созвездия, кожа и волосы на теле — в растения и деревья, зубы и кости — в металлы и камни, костный мозг — в золото и драгоценные камни, а пот — в дождь. Паразиты на его теле, оплодотворенные ветром, стали человеческими существами. В графических его изображениях, относящихся ко много более позднему времени, он обычно предстает как рогатый творец, который высекает вселенную с помощью молотка и тесла.

В этих сочинениях, относящихся к III столетию и к еще более поздним временам, мы обнаруживаем единственный миф, который может быть четко определен как миф о творении. Большинство китайских ученых полагают, что он некитайского происхождения, и связывают его с мифом о предках племен мяо и яо, народов Южного Китая (также впервые упоминаемых в III столетии), в котором эти племена возводят свое происхождение к собаке, именуемой Пань-ху. Этот пес, любимец китайского легендарного правителя Ди-ку (по традиции, правил около 2400 г. до н. э.), добился успеха, принеся своему августейшему хозяину голову беспокойного варварского полководца, и согласно предварительной договоренности получил за свои заслуги в жены дочь своего императора. Потом пес отнес свою супругу в горные укрепления на юге Китая, где их потомки стали предками современных племен мяо и яо. Однако кроме фонетического сходства имен Пань-гу и Пань-ху и того факта, что оба культа вроде бы имели центр на юге Китая, где их нередко смешивали между собой, никакого другого видимого сходства между этими двумя мифами нет.

К тому же, если мы взглянем на более отдаленные места, на Индию или древний Шумер, то схождения можно найти и там. Так, «Ригведа» рассказывает нам, что космические воды были сперва ограничены скорлупой, но что кроивший вселенную бог Тваштри сотворил Небеса и Землю, а потом, в свою очередь, породил Индру. Напившись сомы, Индра стал таким сильным, что заставил Небеса и Землю расстаться, а сам заполнил пространство между ними. Он также разрезал покрытие, в котором покоились космические воды, и выпустил их наружу¹². Другая, более поздняя история из «Ригведы» повествует, как Пуруша был принесен богами в жертву и части его разрубленного тела превратились в солнце, небо, атмосферу, землю, четыре стороны света, четыре социальных класса человечества и т. п.

Сходным образом в Шумере полагали, что в начале всего существовало первобытное море, которое породило космическую гору, содержащую в неразделенном виде Небеса и Землю. Те, в свою очередь, произвели на свет бога воздуха Энлиля, который отделил Небеса от Земли, унес Землю к себе и, заключив союз со своей матерью Землей, заложил основание для устройства вселенной¹³.

Хотя в самом Китае миф о Пань-гу не появляется ранее III столетия, Эберхард (в его «Местных культурах», т. II, с. 467 и далее) предположительно соотносит его с идеей, которую он считает для Китая наиболее ранней: идеей первобытного яйца или мешка, расщепление которого дает возможность его неразделенному ранее содержимому обрести форму в виде организованной вселенной. В своей усложненной версии эта концепция может служить хорошей основой для астрономической теории, имевшей хождение при династии Хань, согласно которой Небеса и Земля оформлены наподобие яйца, причем Земля покрыта сферой Небес, совсем как яичный желток покрыт скорлупой.

Нужно вспомнить, что первый из наших текстов говорит о Небесах и Земле, слитых воедино (хунь-дунь), подобно куриному яйцу. При Поздней Чжоу и Хань в философских текстах тот же самый звукоподражательный термин хунь-дунь употребляется для обозначения недифференцированного хаоса, бывшего до того, как вселенная обрела свое существование. Очень любопытно, что этот термин возродился в современном китайском обиходе для маленьких пельменей, похожих на мешочек (тонкая оболочка из теста с рубленым мясом внутри), которые являются основным ингредиентом популярного супа хунь-дунь, подаваемого в китайских ресторанах.

В «Шань-хай цзине», или «Книге гор и морей» (кн. 5), относящейся ко времени Хань, Хунь-дунь персонифицирован как существо, проживающее на юго-запад от Небесной горы (Тяньшань). Существо это ростом шесть футов, с четырьмя крыльями имеет цвет огня, у него отсутствует то ли голова, то ли глаза, а по форме оно напоминает мешочек. Среди же текстов династии Чжоу в «Цзо чжуань»¹⁴ (IV в. до н. э. с позднейшими добавлениями) под 618 г. до н. э. Хунь-дунь эвгемеризирован в виде злого сына одного из ранних мудрых правителей. Описывая его отрицательные свойства, текст среди всего прочего называет и то, что он «утаил («закрыл собою» или «скрыл от глаз») справедливость». Но наиболее известное чжоуское сообщение о Хунь-дуне — это очаровательная притча в седьмой главе даосского произведения «Чжуан цзы» (III в. до н. э.). Там мы читаем, что Хунь-дунь, или Хаос, был правителем Середины и что он был лишен обычных семи отверстий, присущих людям (глаза, уши, ноздри, рот). По этой причине его друзья Шу и Ху из добрых к нему чувств решили просверлить ему эти отверстия. Каждый день они просверливали по одной дыре, но на седьмой день Хунь-дунь умер.

Таковы отрывочные сведения, по которым нам предлагают решить, восходит ли космогоническая концепция, лежащая в основе мифа о Пань-гу, к ранним временам (хорошо еще, что не определить это для самого мифа!). Марсель Гране (в его книге «Танцы и легенды древнего Китая», 1926, с. 540 и далее) готов связать идею хунь-дунь с другой мифологической темой, в которой термин хунь-дунь, правда, не появляется, а центральную роль играет кожаный мешок. Этот рассказ связан с царем У-и (правил, по традиции, в 1198 — 1195 гг. до н. э.), одним из последних злых правителей династии Шан, который изготовил человеческую фигуру и назвал ее Духом небес (Тянь-шэнь), а потом сыграл с ним партию в шашки и выиграл ее. Чтобы выказать свое презрение к нему, царь подвесил кожаный мешок, наполненный кровью, и пускал в него стрелы, приговаривая, что расстреливает Небеса. Вскоре после этого царь был убит молнией на охоте. Та же самая тема повторяется вновь спустя целое тысячелетие в связи с последним царем государства Сун, которое при Чжоу управлялось потомками дома, царствовавшего при Шан. Этот царь тоже подвесил кожаный мешок, полный крови, и тоже стрелял в него, приговаривая, что расстреливает Небо. Вскоре после этого, в 282 г. до н. э., он подвергся нападению со стороны коалиции других государств, был убит, а государство — уничтожено.

Может быть, Гране и прав, полагая, что этот сюжет имеет отношение к концепции хунь-дунь. Но, с другой стороны, была предложена и иная параллель: между ним и темой стрелка И, расстреливающего солнце (см. далее, разд. 4).

2. Божество-устроительница Нюй-гуа ¹⁵

Нюй-гуа — Женщина Гуа, хотя она и достаточно заметна во время Хань, в более ранней литературе появляется только дважды. Пол ее, несмотря на ее имя, определяется только в I столетии н. э. Около этого же времени она начинает определяться как сестра или супруга гораздо более прославленного Фу-си (Покоритель Зверей), мудреца (по традиции, жившего около 2800 г. до н. э.), которому приписывается обучение людей охоте и приготовлению пищи, изготовлению сетей и т. п.

На каменных рельефах алтарей при гробнице У Ляна (ок. 150 г. н. э.) Фу-си и Нюй-гуа предстают вместе; человеческие у них только верхние части тела, нижние же переходят в змеиные хвосты, свивающиеся между собой. Фу-си держит в руке плотничий угольник, а Нюй-гуа — компас — по-видимому, это символы их созидательной деятельности. Нам, однако, неизвестны сведения о созидающих трудах Фу-си (если не считать того, что он выступает как изобретатель и правитель), и мы можем усомниться, восходит ли на самом деле отмеченное соотношение между ним и богиней-устроительницей Нюй-гуа ко времени более раннему, чем Хань.

Наилучшее описание деятельности последней имеется в шестой главе ханьского произведении «Хуайнань-цзы»¹⁶ (II в. до н. э.) — сочинения, богатого мифологическими материалами.

«В очень древние времена четыре столба [по четырем странам света] были низвергнуты, девять областей [обитаемого мира] раскололись на части, Небеса не покрывали всего [мира], а Земля не поддерживала полностью [Небеса]. Огонь бушевал — и никто его не тушил, воды разливались — и никто их не сдерживал. Лютые звери пожирали людей, хищные птицы терзали старых и слабых своими когтями. Вот почему Нюй-гуа сплавила вместе камни пяти цветов и залатала ими лазурное Небо. Она отрезала ноги у черепахи и укрепила ими четыре столба. Она заколола Черного Дракона, чтобы спасти область Цзи [нынешние провинции Хэбэй и Шаньси в Северном Китае]; она собрала тростниковую золу, чтобы запрудить непокорные воды».

Далее текст продолжает, что после этого установилась всеобщая гармония: сезоны сменяли друг друга в установленном порядке, животные спрятали свои когти и зубы, а змеи укрыли в себе свой яд, люди жили, полные сил, не восстанавливая их сном и бесконечно бодрствуя.

Упоминаемые в этом мифе «четыре столба» относятся, конечно, к существующим во многих культурах космологическим верованиям, гласящим, что Небеса подперты столбами или покоятся на каких-то других основах. В Китае (где столбы мыслятся как горы) наиболее ранние упоминания встречаются в поэме «Тянь вэнь» (IV в. до н. э.), где, впрочем, говорится не о четырех, а о восьми столбах. В той же поэме, так же как и в истории Гун-гуна, о которой будет сказано ниже (и так же как и других текстах), говорится сверх того о вэй, или о «связях Земли». Как технический термин вэй означает веревку, которой тент над повозкой крепится к ее корпусу. Отсюда по аналогии вэй Земли (иногда с указанием числа четыре) служит для того, чтобы крепить к Земле, лежащей внизу, тент Небес (сравнение Земли с корпусом повозки, а Небес с ее тентом обычно в различных текстах). Остается невыясненным, однако, какую нагрузку несут вэй в отношении небесных столбов (все равно — четырех или восьми).

Историю Нюй-гуа некоторые ханьские писатели связывают с космической битвой между Чжуань-сюем (легендарный правитель, живший, по традиции, в XXV в. до н. э.) и Гун-гуном (он эвгемеризирован в чжоуских сочинениях в качестве «разбойника» в человеческом облике, но в позднеханьское время описывается как рогатое чудовище с телом змеи). Ван Чун (27 — ок. 100 г. н. э.), например, в своем сочинении «Лунь хэн» («Критические рассуждения»), в главах 31 и 46 говорит, что в древности, когда Гун-гун безуспешно боролся за власть с Чжуань-сюем, он споткнулся в ярости о гору Бучжоу (на северо-западе), отчего в этом месте рухнул небесный столб и порвалась небесная веревка. Поэтому Нюй-гуа и пришлось латать Небо сплавленными вместе камнями и отрубать ноги у черепахи, чтобы его подпереть. И все-таки Небо и Земля с тех пор на северо-западе наклонены друг к другу, а в противоположном конце друг от друга отдалены. Вот почему небесные тела до сих пор продолжают двигаться по Небу в северо-западном направлении, в то время как реки (в Китае, конечно) текут по Земле в океан (на восток). Уже в «Тянь вэнь» были упоминания о бреши между Небом и Землей в юго-восточной стороне, из чего можно заключить, что во время написания этой поэмы история Гун-гуна уже была в обращении.

Однако мы можем задать вопрос: был ли миф о Нюй-гуа продолжением этой истории? В «Хуайнань-цзы» (гл. 3), к примеру, рассказ о Гун-гуне излагается сам по себе, и Нюй-гуа в нем даже не упоминается, а в пятой главе «Ле цзы»¹⁷ (даосское сочинение, традиционно относимое к эпохе Чжоу, но, вероятно, составленное при Хань) хотя они и связаны, их истории расположены в обратном порядке (первым идет рассказ о Нюй-гуа, а потом — о Гун-гуне). Это, конечно, разрушает логическую связь между ними.

В эпизоде из «Фэн-су тун-и» («Общий смысл обычаев»), сочинения Ин Шао (между 140 и 206 гг.), известного ныне только в цитатах, приводимых в позднейших произведениях, Нюй-гуа предстает еще и как создательница рода человеческого: «В народе рассказывают, что, когда Небеса и Земля уже отделились друг от друга, но еще до того, как появились люди, Нюй-гуа творила людей, сбивая в ком желтую землю. Но работа эта сильно утомляла ее, и у нее не оставалось свободного времени. И тогда она протянула через ил шнур и собрала ил так, чтобы можно было из него лепить людей. Вот почему богатые и знатные — это люди, изготовленные из желтой земли, в то время как бедные и ничтожные, все обычные люди, — это люди, изготовленные с помощью шнура».

Другой эпизод из того же сочинения (как и предыдущий, известный только в позднейших цитатах) прибавляет, что Нюй-гуа почиталась богиней брака, так как она первая установила брачные отношения (другими словами, сотворив людей, она обучила их продолжению рода).

Наконец, «Шань-хай цзин» (кн. 16) сообщает нам, что по ту сторону юго-западного моря обитают десять духов, носящих имя «внутренности Нюй-гуа», потому что ее внутренности (после ее смерти) превратились в этих духов.

Является ли Нюй-гуа как создательница рода человеческого простым народным добавлением к первоначальной теме Нюй-гуа, чинившей и приводившей в порядок мир, или же нет, все равно очевидно, что никакого сюжета, образующего настоящий миф о творении, в Китае нет, включая и миф о Пань-гу, так как оба они, и Нюй-гуа и Пань-гу, появляются в уже существующей вселенной. Мы могли бы полагать, что миф о Нюй-гуа — это целиком создание эпохи Хань, если бы не два упоминания ее имени, обнаруженные в чжоуской литературе. Важнейшее из них — одна из загадок в «Тянь вэнь»:

Нюй-гуа имеет тело —

кто же слепил и скроил его?

Возможно, этот вопрос свидетельствует о том, что устроительная деятельность Нюй-гуа была уже известна при династии Чжоу, если, конечно, основательно толкование отрывка в следующем смысле: Нюй-гуа скроила и слепила все остальные предметы. Кто же скроил ее саму?

3. Разделение Неба и Земли

Мы уже встречались с этой темой в мифе о Пань-гу. Теперь она всплывает снова, хотя и в совсем ином контексте, в двух сочинениях времени Чжоу. Первое из них — это одна из главных классических книг, «Шу цзин», или «Книга истории» (по традиции относящаяся к X в. до н. э., но, возможно, составленная на несколько веков позднее), раздел «Люй син». Там говорится о том, как племя мяо (или союз племен, описываемый как сеятель беспокойства во время правления Яо и Шуня, отнесенного традицией к XXIV — ХХIII вв. до н. э.) совершало сокрушительные набеги, которые ввергали народ в пучину беспорядков. Шан-ди, «Высочайший Повелитель» (имя наиболее известного божества древности)¹⁸, обозрел свой народ и нашел, что ему не хватает добродетели. Исполненный жалости к тем, кто страдал невинно, Августейший Правитель (возможно, что это другое имя Шан-ди, хотя эвгемеризирующие комментаторы и истолковывают его как титул Яо или Шуня) истребил мяо. «И тогда он поручил Чуну и Ли прервать сообщение между Небом и Землей, чтобы не было больше нисхождений и восхождений [людей и духов друг к другу]». После того как это было сделано, порядок был восстановлен и добродетель вернулась к народу.

Второе упоминание, гораздо более подробное, — фактически это раннее толкование вышеприведенного отрывка — находится в «Го юй», или «Речах царств» (IV в. до н. э. с позднейшими добавлениями; раздел «Чу юй»¹⁹, II, 1). В этом тексте Чжао, царь Чу (515 — 489 гг. до н. э.), затрудняется при истолковании утверждения «Щу цзина» о разделении Неба и Земли и спрашивает своего советника: «Если бы этого не было, имели бы люди возможность восходить на Небеса?» На это советник отвечает отрицательно и добавляет собственное иносказательное разъяснение: в древности люди и духи не смешивались между собой. Но в те времена некоторые из людей были весьма проницательны, прямодушны и почтительны, их просветленность позволяла им устанавливать путем сравнения, что расположено сверху и снизу, а их премудрость освещала им все вдали и в глубине. Вот почему в них нисходили духи. Носители такой силы, если они были мужчинами, звались си (шаманы), а если женщинами — у (шаманки). Это они заменяли духов на церемониях, где духам приносились жертвы или же совершались религиозные отправления иным способом. В результате всего этого сферы божественного и мирского были разделены. Духи посылали людям благословения и принимали от них пожертвования. Тогда не случалось стихийных бедствий.

Однако во времена упадка при Шао-хао (по традиции, в XXVI в. до н. э.) Девять Ли (беспокойное племя, подобное мяо) привели добродетель в беспорядок. Люди и духи стали смешиваться между собой, и каждая семья сама для себя совершала беспорядочные религиозные отправления, которые до того были в руках шаманов. Последствием этого было то, что люди потеряли уважение к духам, духи стали нарушать установления людей и возникли стихийные бедствия. И так было, пока Чжуань-сюй, преемник Шао-хао, не поручил правителю Юга Чуну взять в свои руки дела Небес, а правителю Огня Ли взять в свои руки дела Земли, чтобы определить место, подобающее людям. «Вот что значат слова: прервать сообщение между Небом и Землей».

Впоследствии, однако, мяо, подобно тому как ранее Девять Ли, ввергли страну в новую смуту, чем принудили правителя Яо отдать приказ потомкам Чуна и Ли возобновить, деяния предшественников. С той поры представители все тех же двух домов продолжают наблюдать за должным разделением Небес и Земли. Во времена царя Сюаня (827 — 782 гг. до н. э.) один из них вспомнил об этих двух предках: «Чун поднял вверх Небо, а Ли придавил книзу Землю».

Нет необходимости в детальном сопоставлении этих двух текстов; достаточно сказать, что первый из них объединяет события, в то время как второй разделяет их по двум различным периодам (беспорядки, произведенные Девятью Ли во время царствования Шао-хао и Чжуань-сюя, и подобные же действия, сотворенные мяо при правителе Яо); что оба описания частично эвгемеризированы, но что особенно это заметно во втором тексте, добавляющем «человеческие» подробности и объяснение как иносказания слов, которые в первом тексте могли быть понятны буквально в смысле отделения Неба от Земли. Тем не менее многозначительная последняя тирада второго текста: «Чун поднял вверх Небо, а Ли придавил книзу землю», выдает, каково было реальное положение дел.

Понятие о том, что Небо и Земля некогда были соединены и потому было возможно сообщение между людьми и божественными силами, но что позднее произошло их разделение, чрезвычайно широко распространено в различных культурах. Эта и другие связанные с ней концепции были блестяще анализированы Мирча Элиаде в двух его книгах: «Миф о возвращении в вечное» (1954; первое издание во Франции в 1949 г.) и «Шаманизм и архаическая техника экстаза» (1951). В первой книге (с. 12 и далее) он обсуждает концепцию axis mundi*. Этот космический символ, постоянно встречающийся у азиатских народов, может принимать форму горы, священного храма, дворца или города, дерева или виноградной лозы. Отличительными его чертами считаются расположение в центре вселенной и связующая роль между Небом и Землей. В связи с понятиями, лежащими в основе этих представлений, Элиаде далее пишет (с. 91): «...мифы многих народов отсылают нас к той весьма отдаленной эпохе, когда люди не знали ни смерти, ни трудов, ни страданий и достаточно обильно снабжены были пищей — нужно было ее только взять. In illo tempore** боги нисходили на землю и смешивались с людьми, а люди, со своей стороны, могли свободно восходить на Небеса. Вследствие нарушений в ритуале сообщение между Небом и Землей было прервано, и боги удалились на высочайшие из Небес. С той поры люди должны трудиться ради пищи и больше уже не бессмертны».

* Ось мира, центр мира (лат.). — Прим. пер.

** В те времена (лат.). — Прим. пер.

В своем «Шаманизме» Элиаде также пространно обсуждает вопрос, что побуждает шамана входить в экстатический транс. Таким побуждением служит его желание получить возможность восхождения на Небеса и таким образом на миг возродить в себе самом тот контакт между Небом и Землей, который был гораздо более обычным до «падения» рода человеческого.

Вряд ли можно сомневаться, что оба китайских текста являются отражением этих широко распространенных воззрений. В них также прекращение сообщения между Небом и Землей следует за «нарушениями ритуала», в особенности во втором тексте, описывающем некоторые подробности контакта с духами, осуществляемого шаманами и шаманками.

И все-таки здесь есть определенное смещение акцентов: факт остается фактом — в китайском рассказе только одни шаманы, а не весь народ в целом с самого начала осуществляют сношения с духами, а узурпация их прерогатив другими лицами определяется как «нарушение ритуала», которое и приводит к нарушению сообщения между Небом и Землей. Полагают, что это смещение акцентов в конце концов не так уж значительно, что это, скорее всего, результат попытки автора (или того советника, чья речь, как можно думать, записана в сочинении) повысить престиж шаманов, подчеркнув их ведущую роль в ранние времена. Но реально мы этого знать не можем. (Элиаде в его «Шаманизме», с. 396 — 397, также обсуждает второй из текстов, но основывается при этом на неточном переводе, который приводит его к различным недоразумениям.)

Нужно вспомнить, что в обоих текстах упоминается племя мяо как одна из двух групп, ответственных за беспорядки в ритуале. Масперо (в «Мифологических преданиях», с. 97 — 98) уже указывал, что в «Шань-хай цзине» (кн. 17) эти мяо описаны как крылатые человекообразные существа, живущие на краю северо-западного угла мира, и что в более поздних текстах они хотя и имеют крылья, но летать не могут. Может быть, это обстоятельство есть символическое обозначение «падения»: того, что мяо некогда имели возможность сообщаться с Небесами, но потеряли свою мощь после «нарушения ритуала». А Высочайший Повелитель сослал их в отдаленную область и повелел (шаманам) Чуну и Ли прекратить сношения между Небом и Землей.

Есть и другие эпизоды в китайской литературе, посвященные райской эре, вслед за которой приходит «падение». Даосы часто говорят о невинном состоянии людей до того, как возникли общественные учреждения. Но трудно установить, есть ли это просто даосская философская абстракция или же это могло быть вызвано к жизни, хотя бы частично, народными преданиями, связанными с изначальным раем. Впрочем, последняя гипотеза представляется более логичной.

Среди подобных эпизодов один из самых живых находится в восьмой главе «Хуайнань-цзы». Он описывает эру Великой Чистоты, когда люди были искренними и простыми, умеренными в речах и непосредственными в общении. «Они были слиты с телом Небес и Земли, объединены с началами инь и ян (космические силы или космические основы — отрицательная и положительная) и гармонически едины с четырьмя временами года». В те времена ветер и дождь не приносили никаких бедствий, солнце и луна всем поровну дарили свой свет, планеты не отклонялись от своего пути. Но потом наступила эра нарушений: люди начали углубляться в недра гор для добычи минералов, добывать огонь при помощи огнива, валить деревья для постройки жилищ, охотиться и рыбачить — и делать еще многое другое, что разрушило их первоначальную чистоту.

Последующий эпизод из той же самой главы еще более ясно указывает на существование китайских садов Эдема. В древние времена люди клали своих детей в птичьи гнезда, а зерно оставляли на полях. Без страха за свою жизнь они могли хватать за хвосты тигров и пантер и наступать на змей. Но дотом наступил неизбежный упадок. Замечательно, что ни здесь, ни в каком-либо другом месте даосы не прибегают к мифологическому объяснению «падения» людей: для них это просто неумолимое следствие развития человеческой цивилизации.

4. Солнечные мифы

В древности существовало не одно, а десять солнц, каждое из которых появлялось последовательно в один из дней китайской десятидневной недели. Но однажды, во время, относимое обычно к правлению Яо, все десять солнц из-за какой-то путаницы появились одновременно, так что казалось — весь мир будет ими сожжен. Это климатическое обстоятельство отсутствует в раннечжоуских текстах («Чжуан цзы», гл. 2; «Люй-ши чунь-цю», XII, 5; и др.); чтобы отыскать его, мы должны обратиться к «Хуайнань-цзы» (гл. 8). Там сказано, что, когда солнца появились все вместе, некий И (или Хоу И), прославленный стрелок, сбил стрелами их все, кроме одного. Так мир был спасен, а оставшееся единственное солнце до сих пор движется по небу. По поручению Яо он убил еще множество вредных чудищ (описанных с устрашающими деталями в сочинениях типа «Шань-хай цзин»). Народ предался такому ликованию после столь счастливого конца, что (хотя и несколько непоследовательно, как мы могли бы сказать) сделал за это Яо своим правителем.

В «Тянь вэнь» есть одно загадочное место, которое в переводе обычно читается так: «Зачем И стрелами сбивал солнца? Почему вороны потеряли свои крылья?» Это самое раннее упоминание о веровании, согласно которому на солнце (или на каждом отдельном солнце) есть ворон. (В «Хуайнань-цзы», гл. 7, говорится, что у него три ноги.) Из этой строки можно заключить, что рассказ о стрелке И, стрелявшем в десять солнц, восходит самое меньшее к IV в. до н. э.

Карлгрен полагает, что этот рассказ возник только во времена Хань, и потому, как мы уже видели (см. выше, гл. II; разд. 2), предлагает переводить строку в единственном числе: «Зачем И стрелял в солнце? Почему ворон потерял свои перья?» Главный его довод заключается в трудностях установления хронологии. В других чжоуских текстах И является великим, но высокомерным охотником, который жил в начальный период династии Ся (на целое столетие или даже более позже Яо) и который после узурпации трона кончил скверно. Стреляет И в единственное солнце (а не в десять) — и это, по истолкованию Карлгрена, было просто-напросто «святотатственное действие», говорящее о присущей И гордыне, но не имеющее никакого отношения к угрозе сожжения земли. Он сравнивает деяния И с тем, как два царя (см. выше, гл. III, разд. 1) стреляли в кожаный мешок, наполненный кровью, и называли его Небом.

Тем не менее есть доводы, которые — по крайней мере автору данных строк — подсказывают более обычное истолкование. Прежде всего, если И стреляет в десять солнц, то это приводит к необходимому завершению мифа, который в противном случае оставил бы десять солнц буквально повисшими в воздухе. Во-вторых, можно ли серьезно искать строгую хронологическую и сюжетную последовательность в том, что в конце концов является не историей, а мифом? Рассказ об И представляется сочетанием нескольких циклов рассказов, собранных воедино. По этой причине нет ни малейшего основания удивляться, когда в одном цикле стрелок И появляется в качестве героя, а в другом — как негодяй.

Третий, и, может быть, самый важный, довод состоит в том, что сюжет спасения мира от множественных солнц, вне всякого сомнения, не является исключительно китайским. Напротив, как указывает Эдуард Эркес в книге «Китайско-американские мифологические параллели» (1926), по обеим сторонам Тихого океана есть много его параллелей. К примеру, батаки на Суматре и семанги в Малайе полагают, что солнце было родителем нескольких детей-солнц, но луна хитростью заставила солнце поглотить их, как раз когда они собирались сжечь землю. У индейцев шаста в Калифорнии девять братьев-солнц убиты койотом (отметим точное совпадение числа солнц в китайском мифе). А у гольдов в Восточной Сибири есть даже национальный герой, который тем же манером, что и в китайском повествовании, сбивает два из трех солнц, когда в мире становится невыносимо жарко.

Но вернемся к Китаю. Тут мы находим важные сведения, касающиеся ежедневного пути солнца (или солнц) по небу. По-видимому, самый ранний источник этого — вводная глава «Шу цзина» («Книга истории»), которая значительно эвгемеризирована, что обычно для данного произведения: «Он [мудрый Яо] велел Си и Хэ, в уважительном согласии с Высочайшим Небом, рассчитать и составить план для солнца, луны, звезд и созвездий и почтительно представить народу [порядок] времен года. Отдельно он повелел младшему Си поселиться среди варваров Юй [в месте], называемом Долина Света (Янгу), чтобы там принимать как гостя восходящее солнце и упорядочивать его действия на востоке... Далее он повелел старшему Си поселиться в южном Цзяо... чтобы там упорядочивать склонение к югу... Отдельно он повелел младшему Хэ поселиться на западе [в местности], называемой Долина Тьмы (Мэйгу), чтобы уважительно провожать садящееся солнце и упорядочивать завершение его трудов на западе... Он далее повелел старшему Хэ поселиться в Северной Стороне (Шофан) [в местности], именуемой Город Сокровенного (Юду), чтобы надзирать за превращениями на севере».

Дата добавления: 2015-06-27