Эта уверенность сметает все 3 страница

У. Г.: А что, если я вам скажу, что эта бессмысленность – все, что у вас есть, и все, что у вас когда‑либо будет? Что тогда вы будете делать? Неудовлетворенность и ощущение бессмысленности возникают из‑за того, что вы ставите перед собой ложную и абсурдную цель.

Вы думаете, что жизнь имеет какой‑то смысл? Очевидно же, вы так не думаете. Вам говорили, что в жизни есть смысл, что он должен быть. Ваше представление об «осмысленности» не дает вам поставить вопрос таким образом, и из‑за этого вам кажется, что жизнь бессмысленна. Если это представление об осмысленности жизни отпадет, вы увидите смысл во всем, что вы делаете в вашей обычной жизни.

В.: Но у всех должно быть представление о лучшей, более духовной жизни.

У. Г.: Все, чего вы хотите, даже так называемые духовные цели, материалистичны по своей сути. Что же в них, позвольте спросить, такого духовного? Если вы хотите достичь духовных целей, вы при этом используете тот же инструмент, что и при достижении материальных целей, а именно мысль. Вы на самом деле ничего для этого не делаете, вы просто думаете. Значит, вы просто думаете, что в жизни должна быть какая‑то цель, какой‑то смысл. И, поскольку мысль материальна, ее предмет – духовная или осмысленная жизнь – тоже материален. Духовность – это материализм. В любом случае вы не действуете, а просто думаете, а значит – откладываете на потом.

А дело в том, что мысль ни на что больше просто не способна. Этот инструмент под названием «мысль», которым вы пытаетесь достичь своих так называемых духовных целей, – результат прошлого. Мысль рождается во времени, действует во времени и любые результаты, которые ей нужны, также должны быть во времени и из времени. А время – это откладывание на потом, на завтра.

Возьмем для примера эгоизм. Его все отвергают, в то время как положено добиваться альтруизма (который является чистым творением мышления). Однако его реализация всегда лежит в будущем, завтра. Вы станете альтруистичными, но только завтра, или послезавтра, или в следующей жизни (если она есть). Но почему нельзя быть абсолютно свободным от эгоизма прямо сейчас, сегодня? И действительно ли вы хотите избавиться от эгоизма? Нет, вы этого не хотите, и поэтому вы придумали то, что называете альтруизмом, оставаясь в то же время эгоистичными. Итак, вы никогда не станете альтруистичными, потому что инструмент, который вы используете для того, чтобы добиться состояния альтруистичности или покоя ума, материалистичен по своей сути. Что бы вы ни использовали, чтобы избавиться от эгоизма, это будет только усиливать его. Я не говорю, что вы должны быть эгоистичными, я только говорю, что бесполезно думать об этой абстрактной противоположности эгоизма, которую вы называете «альтруизмом».

А еще вам говорили, что при помощи медитации вы можете перестать быть эгоистичными. На самом деле вы не медитируете, а просто думаете об альтруизме, и ничего не делаете для того, чтобы стать альтруистичными. Я взял эгоизм как пример, во всех остальных ситуациях действует тот же механизм. Что бы вы ни делали по этому образцу – механизм один и тот же. Вы должны признать тот простой факт, что вы не хотите избавляться от эгоизма.

В.: Мне нужно прилагать усилия, чтобы это понять…

У. Г.: Вы прилагаете усилия для того, чтобы быть в состоянии, когда все происходит без усилий. Так какого черта вы прилагаете усилия? Вы думаете, что можно прожить жизнь, в которой все происходит без усилий, борясь, преодолевая препятствия и прилагая усилия. К несчастью, это все, что вы можете. Усилие – это все, что вы знаете. То, что вы называете «я», и все, чего это «я» достигло, является результатом усилий. Безусильность через усилие это все равно что мир через войну. Как может быть мир, когда ты воюешь?

«Покой ума», которого вы добиваетесь, это продолжение этой войны, борьбы и усилий. Так же и медитация – война.

Вы сидите и медитируете, в то время как внутри вас идет яростная битва. Результат этой битвы – жестокость, злые мысли, которые поднимаются в вас. А потом вы пытаетесь контролировать или направлять эти воинственные мысли, прилагая еще больше усилий и применяя к себе еще более насильственные методы.

В.: Но есть же что‑то вроде покоя ума, когда покончено со всеми молитвами и медитациями. Как вы это объясните?

У. Г.: Это просто результат усталости, вот и все. Ваши попытки подавлять или контролировать свои мысли изматывают вас, как на войне. Вот и вся ваша безусильность и покой ума, которые вы испытываете. Это не покой. Если вы хотите узнать техники для контроля за своими мыслями, вы зря пришли ко мне.

В.: Нет, сэр, я чувствую, что разговор с вами мне на пользу. Вы говорите, что ни религиозное посвящение, ни духовный путь, ни садхана не нужны?

У. Г.: Да, я говорю, что не нужны. Кто‑то другой говорит, что нужны. Ну и что дальше? Самое главное – понимать, какова ваша цель. Чтобы достичь этой цели, вам нужно бороться, вести битву, прилагать усилия, волю – и что дальше? Нет никаких гарантий, что вы достигнете своей цели. Вы принимаете на веру, что цель есть. Вы придумали цель, чтобы дать себе надежду. Но надежда означает завтра. Надежда – она всегда на «завтра», а не на «сегодня».

Вы хотите больше знаний, поэтому вы придумываете все лучшие и лучшие методы для достижения своих целей. Вы знаете, что нет никаких гарантий того, что больше опыта, больше знаний, больше систем и техник помогут вам достичь своей цели. И все равно вы упорствуете, потому что это все знание «как», которое у вас есть. Видение сегодняшнего предполагает действие. Видение завтрашнего предполагает только надежду.

В.: Что же это такое, что мы пытаемся увидеть при помощи техник?

У. Г.: Вы хотите увидеть смысл своей жизни. И пока вы упорно ищете цель и смысл жизни, все, что вы делаете, будет казаться вам бесцельным и бессмысленным. Надежда найти смысл как раз и вызывает ваше ощущение бессмысленности. Никакого другого смысла, помимо этого, нет.

В.: Но когда люди ищут смысл жизни, это можно понять, так ведь?

У. Г.: Вкладывая энергию в поиск, в техники, в свою сад – хану или как вы там это называете, вы забираете у себя ту самую энергию, которая вам необходима для жизни. Вы одержимы поиском смысла жизни, и это забирает у вас большое количество энергии. Если освободить эту энергию, которую вы тратите на поиск смысла, с ее помощью можно увидеть бессмысленность любого поиска. Тогда ваша жизнь наполнится смыслом и можно будет направить энергию на что‑нибудь полезное. Жизнь, так называемая материальная жизнь, имеет свой собственный смысл. Но вам говорили, что она не имеет смысла, и наложили на нее фальшивый слой «духовного» смысла.

Почему у жизни должен быть смысл? Почему у жизни должна быть цель? Жизнь сама по себе – это все, что есть. Ваш поиск духовного смысла превратил жизнь в проблему. Вас кормили всяким вздором об идеальной, совершенной, осмысленной жизни и душевном покое, и теперь вы тратите свою энергию на думанье обо всем этом, вместо того чтобы жить полной жизнью. В любом случае вы живете независимо от того, что вы об этом думаете. Жизнь должна продолжаться.

В.: Но разве это не цель культуры и образования – учить нас жить?

У. Г.: Вы уже живете. Как только вы задаете себе вопрос «как жить?», вы превращаете свою жизнь в проблему. Вопрос «как жить?» сделал жизнь бессмысленной. Как только вы спрашиваете «как?», вы обращаетесь к кому‑то за ответом и становитесь зависимым. А потом он вас дурит.

В.: Вы хотите сказать, что любой поиск обречен на неудачу, потому что нечего достигать и нечего понимать?

У. Г.: Нечего достигать и делать тоже нечего. Поскольку вы придумали себе цель – скажем, альтруизм, – вы застреваете в эгоизме. Если нет такой цели, как альтруизм, разве вы эгоистичны? Вы придумали альтруизм как объект для достижения, в то же время оставаясь эгоистичными. Как вы можете перестать быть эгоистичными, стремясь к альтруизму? Некоторое количество здорового эгоизма, конечно, необходимо для выживания, но для вас это стало огромной неразрешимой проблемой.

Здесь нет нужды сидеть в особой позе и контролировать свое дыхание. Даже когда мои глаза открыты и независимо от того, что я делаю, я в состоянии самадхи. То, что вы знаете о самадхи, как раз отдаляет вас от него. Самадхи приходит тогда, когда уходит все, что вы когда‑либо знали, – в смерти. Тело должно стать как труп, перед тем как уйдет это знание, заключенное в каждой клетке тела.

В.: Получается, что необходимо порвать со своим прошлым раз и навсегда, если хочешь выйти за пределы господствующей повсюду посредственности и жить творчески. Но есть огромное количество умных, изобретательных людей, которые не проходили через смерть или, как вы говорите, физиологическую «катастрофу».

У. Г.: Ваша хваленая изобретательность возникает из думанья, которое является по большей части защитным механизмом. Ум изобрел и религию, и динамит для защиты того, что он считает своими интересами. В этом смысле нет ничего хорошего и ничего плохого. Все эти плохие, злые, ужасные люди, которые давно должны были быть истреблены, живут и процветают. Не думайте, что, раз вы притворяетесь, что обладаете духовным превосходством, вы избегаете соучастия. Вы есть мир, вы есть то. Вот и все, на что я указываю.

В.: Вы также отбрасываете любое беспокойство о том, что может произойти в будущей жизни? Если в будущей жизни я пожну то, что посеял, разве мне не следует беспокоиться о том, как быть нравственным?

У. Г.: Прошлые жизни, будущие жизни, карма – всему этому уделяется так много внимания в так называемой «духовной» стране. Это большая ошибка! Говорят, что они будут страдать за свои плохие поступки в будущем, завтра, а как насчет сейчас? Почему сейчас им это сходит с рук? Почему прямо сейчас они добиваются успеха?

В.: Несмотря на очевидный хаос и зло в мире, большинство из нас считают, что надежда умирает последней и любовь в конечном итоге будет править миром…

У. Г.: В мире нет любви. Все хотят одного и того же. И это всегда достается самому безжалостному – если только он сможет схватить это и смыться. Получить то, что хочешь, – сравнительно легко, если вы достаточно безжалостны.

У меня было все, чего только может хотеть человек, все переживания, которые он только может пожелать, – и все это только обмануло мои ожидания. Поэтому я никогда не рекомендую никому свой «путь», потому что я сам в конечном итоге столкнулся с ложностью этого пути и отверг его. Я бы никогда в жизни даже не заикнулся о том, что во всех этих переживаниях и практиках есть какой‑то смысл.

В.: В противоположность тому, что вы сейчас сказали, великие спасители и учителя человечества сходились на том, что…

У. Г.: Святые, спасители, священники, гуру, бхагаваны, видящие, пророки и философы все были не правы, насколько я знаю. Пока вы лелеете хоть какую‑то надежду или веру в эти авторитеты, живые они или мертвые, эта уверенность не будет вам передана. Эта уверенность каким‑то образом нисходит на вас, когда вы сами видите, что все они были не правы.

Когда вы сами увидите это в первый раз, вы взорветесь. Этот взрыв высветит область вашей жизни, которая никогда раньше не была затронута. Это абсолютно уникально. Поэтому, что бы я ни говорил, это не может быть для вас истиной. Как только вы увидите это сами, все, что я вам говорил, станет устаревшим и ложным. Все, что было до этого, уничтожается в этом огне. Вы не можете прийти к своей уникальности, пока весь человеческий опыт не будет выброшен из вашей системы. Это невозможно сделать никаким усилием воли или с помощью чего бы то ни было. Значит, вы остались без всякой помощи.

В.: Мне кажется, для того, что вы описываете, необходим некий особый род храбрости: Так ли это?

У. Г.: Да. Но это не смелость в обычном смысле слова. Это не та смелость, которая у вас ассоциируется с борьбой или преодолением. Смелость, о которой я говорю, – это та смелость, которая приходит сама, когда все эти авторитеты и весь этот страх выброшены из системы. Смелость – это не инструмент или качество, которое вы можете использовать для того, чтобы прийти куда‑то. Прекратить делать – вот смелость. Покончить с традицией – вот смелость.

В.: Даже если есть смелость, нет никаких гарантий, что человек не заблуждается относительно жизни, что у него правильное мнение о важных вещах.

У. Г.: Когда однажды вы освободитесь от противоположностей – правильного и неправильного, хорошего и плохого, – вы никогда не будете не правы. Но до того момента проблема останется.

В.: Если покончить со всеми противоположностями, это чревато довольно пугающими последствиями…

У. Г.: Это все равно что случайно дотронуться до провода под напряжением. Вам слишком страшно, чтобы вы могли дотронуться до него по своей собственной воле. Вы можете прикоснуться к нему лишь по случайности, и тогда все сгорает…

В.: Включая поиски Бога и свободы?

У. Г.: Сгорает весь этот поиск, сгорает голод. Голод исчезает не потому, что он утоляется. Голод никогда не может быть утолен, особенно традиционной пищей, которая вам предлагается. Когда сгорает этот голод, двойственность исчезает. Вот и все.

В.: Когда я вас слушаю, мне как‑то неуютно…

У. Г.: Вы неспособны никого слушать. Вы лишь канал моего выражения. Я отвечаю на ваши вопросы; у меня нет ничего своего. Выражение того, что есть здесь, осуществляется благодаря вам, а не мне. Этот канал (вы) искажен, поэтому и все, что я говорю, искажено. Канал заинтересован только в своей непрерывности. И поэтому все, что в нем происходит, уже мертво.

В.: Похоже, что вы стремитесь разрушить то, чему учили другие учителя…

У. Г.: Мой интерес не в том, чтобы перечеркнуть то, что говорили другие (это было бы слишком легко), но в том, чтобы перечеркнуть то, что говорю я сам. А точнее, я стараюсь остановить то, что вы делаете из моих слов. Потому – то мои слова звучат так, как будто я опровергаю других. Я вынужден, из‑за самой специфики того, как вы меня слушаете, отрицать первое утверждение вторым утверждением. Затем второе опровергается третьим и так далее. Моя цель – не какое‑нибудь удобное диалектическое утверждение, а тотальное отрицание всего, что может быть выражено.

Вы чувствуете свежесть, жизнь в том, что здесь было сказано. Это так, но это нельзя ни для чего использовать. Это невозможно повторить. Бесполезно. Все, что вы можете сделать с этим, – попытаться организовать это, создать организации, открыть школы, опубликовать священные книги, праздновать даты рождения, освящать храмы и все такое прочее, этим самым разрушая жизнь, которая в этом была. Такие вещи не могут помочь ни одному человеку. Они помогают только тем, кто наживается на чужой доверчивости.

В.: Как именно в вашем случае система освободилась от традиции?

У. Г.: Мое объяснение заключается в том, что произошел выброс энергии, совершенно иной, нежели энергия, которая рождается в результате мышления. Весь духовный и мистический опыт порождается мыслью. Это все состояния, вызванные мыслью, и ничего более. Энергия здесь, которая сжигает любую мысль, как только она появляется, имеет свойство накапливаться. В конце концов она должна вырваться. Физические ограничения тела служат препятствиями для выхода этой уникальной энергии.

Когда она вырывается, она идет вверх, никогда вниз, и никогда не возвращается. Когда эта необыкновенная энергия – атомная энергия – вырывается, это вызывает страшную боль. Это не та боль, которая вам привычна. Она не имеет с ней ничего общего. Если бы она была похожа на обычную боль, тело было бы разрушено. Это не материя, которая превращается в энергию. Это атомная энергия.

Этот процесс все продолжается и продолжается, в то время как боль приходит и уходит. Это похоже на огромное облегчение, когда вырывают зуб. Примерно такое ощущается облегчение, не духовное. Представлять это как блаженство или благословение – большое заблуждение. Каждый может создать такие переживания при помощи мысли, но это не настоящее блаженство. Настоящее – это не то, что можно испытать. Все, что вы можете испытать, – старо. Это означает, что все, что вы испытываете или понимаете, есть традиция.

Иными словами, я пытаюсь освободить вас не от прошлого, не от обусловленности, но скорее оттого, что я вам говорю. Я не предлагаю никакого выхода, потому что выхода нет. Я сам наткнулся на это и освободился от чужих путей. Я не могу совершить ту же ошибку, что и они. И я никогда не предложу никому использовать меня как образец или идти по моим стопам. Мой путь никогда не станет вашим. Если вы попытаетесь сделать его своим путем, вы попадете в колею. И не важно, даст ли она вам надежду, будет ли она захватывающей или революционной, – все равно это будет колея, копия, нечто вторичное. Я и сам не знаю, как я наткнулся на это, как же вы можете ожидать, что я передам это кому‑то еще? Моя миссия (если она есть) с этого момента должна заключаться в том, чтобы развенчать каждое свое утверждение, которое я когда‑либо сделал. Если вы принимаете всерьез и пытаетесь применить то, что я сказал, вы в опасности.

В.: Великие учителя и видящие в восточной традиции как минимум попытались донести до других идею о «высшем состоянии», а вы настаиваете на том, что это не может быть передано, что оно непреложно. Почему?

У. Г.: Вы принимаете на веру то, что они говорят о себе. Я же говорю, что это не может быть передано другому человеку, потому что нечего передавать. И отказываться тоже не от чего. От чего эти учителя предлагают вам отказаться? Даже, ваше писание, Катха Упанишада, говорит, что вы должны отказаться от самого поиска. Отказ происходит не благодаря практике, рассуждениям, деньгам или интеллекту. Это самые мелкие из вещей. Близкий к тексту перевод санскритского оригинала звучит так: «Кого он выберет, тому он и откроется», и если это так, то разве остается место для практик, садханы и волевых усилий? Это приходит случайно, а не потому, что вы этого заслуживаете.

Если вам повезло и это снизошло на вас, вы умрете. Умирает непрерывность мысли. Тело не умирает, оно просто меняет форму. Прекращение мысли – это начало физической смерти. То, что вы испытываете, – это пустота пустоты. Но для тела никакой смерти нет. Однако я уверен, что это слабое утешение для вас. Недостаточно просто хотеть освободиться от эгоизма; чтобы освободиться от мыслей и эгоизма, вы должны пройти через клиническую смерть. Тело одеревенеет, пульс замедлится, и вы станете похожим на труп.

В.: Теория реинкарнации также отрицает смерть, но по‑другому. Говорят о вечной атме или о душе, которая переживает физическую смерть…

У. Г.: Какие бы ответы вам ни давали относительно смерти, вы не будете удовлетворены, вам нужно придумывать теории реинкарнации. А что это такое, что перевоплощается? Даже пока вы живы, что это такое? Есть ли что‑то за пределами всего этого знания, которое сейчас существует внутри вас? Так есть ли смерть вообще, и если она есть, можно ли ее пережить?

В.: Значит, вы просто подтверждаете то, что есть естественное состояние, да?

У. Г.: Представления, которые у вас есть об этом естественном состоянии, не имеют никакого отношения к тому, что есть на самом деле. Вы пытаетесь ухватить и выразить то, что, как вы надеетесь, является этим состоянием. Абсурдное упражнение. Нечего хватать, есть только движение, и больше ничего. Все остальное – спекуляции ума.

Дата добавления: 2015-06-27