ПРОЩАНИЕ. Блестящие ходят персоны,

МЕНУЭТ

ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ

ОПАЛА

ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ

Посвящается А. А. Блоку

Блестящие ходят персоны,

повсюду фаянс и фарфор,

расписаны нежно плафоны,

музыка приветствует с хор.

А в окнах для взора угодный,

прилежно разбитый цветник.

В своем кабинете дородный

и статный сидит временщик.

В расшитом камзоле, при шпаге,

в андреевском ордене он.

Придворный, принесший бумаги,

отвесил глубокий поклон,—

Приветливый, ясный, речистый,

отдавшийся важным делам.

Сановник платочек душистый

кусает, прижавши к устам.

Докладам внимает он мудро,

Вдруг перстнем ударил о стол.

И с буклей посыпалась пудра

на золотом шитый камзол.

«Для вас, государь мой, не тайна,

что можете вы пострадать:

и вот я прошу чрезвычайно

сию неисправность изъять…»

Лицо утонуло средь кружев.

Кричит, раскрасневшись: «Ну что ж!..

Татищев, Шувалов, Бестужев —

у нас есть немало вельмож —

Коль вы не исправны, законы

блюсти я доверю другим…

Повсюду, повсюду препоны

моим начинаньям благим!..»

И, гневно поднявшись, отваги

исполненный, быстро исчез.

Блеснул его перстень и шпаги

украшенный пышно эфес.

Идет побледневший придворный…

Напудренный щеголь в лорнет

глядит — любопытный, притворный:

«Что с вами? Лица на вас нет…

В опале?.. Назначен Бестужев?»

Главу опустил — и молчит.

Вкруг море камзолов и кружев,

волнуясь, докучно шумит.

Блестящие ходят персоны,

музыка приветствует с хор,

окраскою нежной плафоны

ласкают пресыщенный взор.

Апрель 1903

Москва

Посвящается дорогой матери

Сияет роса на листочках.

И солнце над прудом горит.

Красавица с мушкой на щечках,

как пышная роза, сидит.

Любезная сердцу картина!

Вся в белых, сквозных кружевах,

мечтает под звук клавесина…

Горит в золотистых лучах

под вешнею лаской фортуны

и хмелью обвитый карниз,

и стены. Прекрасный и юный,

пред нею склонился маркиз

в привычно заученной роли,

в волнисто-седом парике,

в лазурно-атласном камзоле,

с малиновой розой в руке.

«Я вас обожаю, кузина!

Извольте цветок сей принять…»

Смеется под звук клавесина

и хочет кузину обнять.

Уже вдоль газонов росистых

туман бледно-белый ползет.

В волнах фиолетово-мглистых

луна золотая плывет.

Март 1903

Москва

Вельможа встречает гостью.

Он рад соседке.

Вертя драгоценною тростью,

стоит у беседки.

На белом атласе сапфиры.

На дочках — кисейные шарфы.

Подули зефиры —

воздушный аккорд

Эоловой арфы.

Любезен, но горд,

готовит изящный сонет

старик.

Глядит в глубь аллеи, приставив лорнет,

надев треуголку на белый парик.

Вот… негры вдали показались —

все в красном — лакеи…

Идет в глубь аллеи

по старому парку.

Под шепот алмазных фонтанов

проходят сквозь арку.

Вельможа идет для встречи.

Он снял треуголку.

Готовит любезные речи.

Шуршит от шелку.

Март 1903

Москва

Посвящается Эллису

Красавец Огюст,

на стол уронив табакерку,

задев этажерку,

обнявши подругу за талью, склонился

на бюст.

«Вы — радости, кои

Фортуна несла — далеки!..»

На клумбах левкои.

Над ними кружат мотыльки.

«Прости, мое щастье:

уйдет твой Огюст…»

Взирает на них без участья

холодный и мраморный бюст.

На бюсте сем глянец…

«Ах, щастье верну!..

Коль будет противник, его, как гишпанец,

с отвагою, шпагой проткну…

Ответишь в день оный,

коль, сердце, забудешь меня».

Сверкают попоны

лихого коня.

Вот свистнул по воздуху хлыстик.

Помчался

и вдаль улетел.

И к листику листик

прижался:

то хладный зефир прошумел.

«Ах, где ты, гишпанец мой храбрый?

Ах, где ты, Огюст?»

Забыта лежит табакерка…

Приходят зажечь канделябры…

В огнях этажерка

и мраморный бюст.

Апрель 1903

Москва

Дата добавления: 2015-06-28