Часть третья: истоки славянской мифологии 7 страница

слишком широко распространена она (от Карпат до Белого моря); в

таких масштабах крестьянство восточнославянских земель не жило

единой культурной жизнью в феодальную эпоху. Да и героем тогда

должен был бы быть сын поварихи, простой служанки, а не Сучич, по

своей архаичности близкий к Медведке.

Очень важно наблюдение Н. В. Новикова над географическим

распространением разных вариантов звериного имени главного богатыря:

"Герои с такими именами (Иван-Кобылин-Сын, Иван-Коровий-Сын, Иван

Быкович) встречаются преимущественно в русских и очень редко в

украинских и белорусских сказках. Локализация же сказок с именем

Ивана Быковича идет еще дальше: они, по всей видимости, бытуют

только в пределах северных областей России" 102.

В Белоруссии и в Северной Украине господствует имя Сучича,

Сученко (хотя доходит оно и до Севера). С некоторой натяжкой для

объяснения собачьего имени богатыря может быть привлечен

упоминавшийся выше геродотовский рассказ о неврах, которые "ежегодно

на несколько дней обращаются в волка, а затем снова принимают

человеческий облик"103.

102 Новиков Н. В. Образы..., с. 65.

103 Геродот. История. М., 1972, IV -- 105, с. 213.

Скрупулезная точность Геродота подтверждается значительным по

широте и хронологической глубине славянским этнографическим

материалом. Время зимнего солнцестояния определяется как "волчьи

праздники" (коляда, зимние святки); в это время рядятся в волчьи

шкуры, ходят колядовать с чучелом волка. В Польше волчьи карнавалы

проводились не только в зимнее, но и в летнее солнцестояние, на

Ивана Купалу. Вот это и есть геродотовские "несколько дней", после

которых "оборотни"-ряженые вновь становятся людьми.

С волками связаны поверья о том, что мифический небесный волк

заглатывает солнце (затмение). Особенно интересны широко

распространенные легенды о волкодлаках (вовкулаках, вурдалаках и

др.) -- людях с волчьей шерстью или одетых в волчью шкуру. Помимо

славянского (а также греческого и румынского) этнографического

материала, о волкодлаках говорит и старинная Кормчая:

"Облакыгонештеи от селян влъкодлаци нарицаються: егда убо

погыбнеть луна или слънце -- глаголють: влъкодлаци луну изъедоша или

слънце. Си же вься басни и лъжа суть" 104.

104 Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян... 1865 --

1869. М., т. 1, с. 736 -- 765; Кулишиh Ш., Петровиh П. Ж., Пантелиh

Н. Српска митолошки речник. Београд, 1970, с. 81 -- 84.

Ежегодные волчьи праздники были связаны с ежегодными

солнечными фазами (особенно зимними), а солнечные затмения

расценивались как зловредные действия колдунов-волхвов

("облакопрогонителей"), названных волкодлаками. Геродотовский

рассказ о неврах полностью подтвержден славянской этнографией.

Право на привлечение этого рассказа к вопросу о собачьем

имени богатыря дает, во-первых, географическое распространение

сказок о богатыре, носящем собачье имя: геродотовские невры жили в

Северной Украине и в Юго-Восточной Белоруссии (милоградская

археологическая культура) 105, т. е. именно в области сплошного

распространения сказок о Сучиче. К фольклорным материалам следует

добавить археологические данные, близкие к эпохе Геродота. Это

ритуальные погребения собак у алтарей под зольниками, указанные

выше, и культ собак у западных прасла-вян, отмеченный В. Гензелем

106. Во-вторых, нам следует учесть, что и собака и волк в некоторых

русских диалектах называются одинаково -- "хорт". Для собак это

слово обычно обозначает охотничьего пса, борзую 107, а в значении

волка оно встречено в Брянской обл., в заговорах, т. е. в весьма

архаичном материале. Слова "волку с волченятами" заменяются в

вариантах: "хорту с хортенятами" l08. На Украине и в Литве волков

называют или "хортами святого Юра", или "Юровыми собаками" 109.

При наличии общего слова, обозначающего и волка и собаку,

можно допустить, что ряд положительных, вероятно, тотемических

волчьих черт впоследствии закрепился за собакой. Впрочем, сказки

знают и положительного волка, волка-помощника, выручающего

Ивана-Царевича.

Знаем мы и случаи, когда один из богатырей-помощников --

Вертодуб в других вариантах (украинских) заменялся волком и своим

хвостом вырывал дубы 110.

105 Мельниковская О. Н. Племена юго-восточной Белоруссии в

железном веке. М., 1967.

106 Hensel W. Polska Starozytna. Warsza\va, 1973, с. 247.

107 Даль В. И. Толковый словарь..., т. IV, с. 562.

108 Записано мною в с. Вщиже Жуковского района Брянской обл.

в 1949 г.

109 Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян..., т. 1, с.

763.

110 Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян..., т. 1, с.

765.

Однако при всей возможности видеть в Иване Сучиче нечто вроде

славянского Ромула, воспитанного волчицей, ясных доводов в пользу

этого нет, и высказанная догадка остается без обоснования.

В устойчивой схеме имен трех богатырей, происшедших от рыбы,

съеденной царицей, служанкой и собакой (коровой, лошадью), есть два

очень интересных отклонения. В некоторых сказках вместо Ивана Сучича

появляется Таратурок-Собачий-Сын; это имя, искаженное сказочниками

разных мест, все же сохранило свою общую основу, не поддающуюся

этимологическому разбору, но допускающую исторические сближения.

Второе отклонение представляет очень значительный интерес.

Место Сучича в ряде сказок занимает герой с именем Иван Попялов,

Запечный Искр, Искорка Парубок, Матюша Пепельной 111. Я объединяю

эти имена в силу того, что все они отражают идею огня домашнего

очага. В славянском быту искры огня обязательно сохранялись до

следующего дня в пепле ("попеле" -- отсюда Попялов) на запечке, в

углу печи. Хозяйка дома, протопив печь и изготовив еду, загребала

остатки жара в угол и засыпала их золой; утром, разгребая пепел, она

находила тлевшие искры и "вздувала", "вздымала" огонь. Таким

образом, имя богатыря было связано с новым огнем, с огнем среди

утренней тьмы.

Эта светоносная роль Ивана Попялова хорошо отражена в сказке,

записанной в Брянской обл.:

"В том царстве, где жил Иван, не было дня, а все ночь. Это

зробил Змей..." Когда "убили того Змея, взяли змееву голову и

пришовши к его [Ивана Попялова] хате, они разломили голову -- и став

белый свет по всему царству" 112.

111 Новиков Н. В. Образы..., с. 61, 69, 163, 164.

112 Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян..., т. 1, с.

264 -- 265. Сказка №135.

Богатырь Искорка, Запечный Искр -- источник и причина огня и

света. На языке средневековых русских людей его нужно было бы

назвать Сварожичем, огнем, внуком небесного Сварога, и, может быть,

сыном Солнца-Дажьбога, который приходится сыном Сварогу.

По своему смысловому значению имя этого богатыря ближе всего

к Светозару, Ивану Зорькину и, возможно, первоначально входило в

богатырские сказания "О трех царствах", но в дальнейшем вплелось в

комплекс мотивов, объединенных вокруг Сучича и Змея со Змеихой.

*

БАБА-ЯГА-ВСАДНИЦА. ЖЕНЩИНЫ-ЗМЕИХИ. Совершенно исключительный

исторический интерес представляют сказки, в которых врагами русского

богатыря являются не Змеи, а змеихи, жены и сестры убитых змеев, или

Баба-Яга, ездящая верхом на коне во главе своего воинства. Есть

некоторые различия в облике женоподобных врагов богатыря в группе

сказок "О трех царствах" и в группе "Бой со Змеем на калиновом

мосту".

Рассмотрим первую группу ("О трех царствах"). В отличие от

Змея, который выступает единолично, без сопровождающего его войска,

являясь благодаря своей многоголовости как бы символом

множественности нападающих, Баба-Яга располагает "ратью-силой

несметной". Ее многочисленное войско "как бы оболок катится по краю

неба". Богатыри побеждают войско Яги, и она проваливается в

подземелье, куда за ней следует и герой сказки.

В подземелье кузнецы, швеи и ткачихи готовят войско для

Бабы-Яги. Богатырь убивает всех изготовителей ягиных воинов и

побеждает саму Бабу-Ягу. которая иногда обороняется кузнечным

молотом 113.

В своем подземном царстве Баба-Яга обладает стадами скота и

враждует с каким-то старым богатырем, которого она ослепила за

потраву ее полей.

Слепой богатырь по имени Тарх Тарахович живет во дворце на

высокой Сиянской горе 114. Совместно с Бабой-Ягой действуют и ее

дочери. Мужских враждебных персонажей сказки с участием Бабы-Яги не

знают. Сама Яга ездит верхом на коне.

113 Новиков Н. В. Образы..., с. 159 -- 161.

114 Новиков Н. В. Образы..., с. 161.

Эти описания "подземного" царства, среди которого нередко

возвышаются горы, навеяны, очевидно, какими-то областями,

расположенными за горами, с которых нужно спуститься (как в

подземелье) вниз, в долину. Долины эти населены воинственными и

многочисленными женщинами-всадницами, образ которых нередко замещает

традиционный образ Змея.

Несколько по-иному выглядят женщины-враги в сказках "Бой па

калиновом мосту". В осиротевшей после гибели Змея змеиной земле

змеиная мать и змеиные жены и сестры замышляют расправу с

богатырями-победителями. Жены-змеихи превращаются в различные

привлекательные предметы: в яблоневый сад с "духовитыми" яблоками,

в колодец с ключевой водой, в кровать с пуховой периной и "одеялком

соболиным". Пользование всеми этими благами для усталых от похода

богатырей должно кончиться их погибелью, но сказка избавляет их от

соблазнов для того, чтобы устрашить главной опасностью -- местью

Змеихи-матери. Змеиха-мать обрисована космическими чертами: она

обращается то в тучу, то в гору с пещерой, то в бесконечную стену и

поджидает богатырей. Иногда, "раззявив рот так, що одна губа по-пид

облаками, а друга по земли волочется", она проглатывает богатырей с

их конями. Иван Сучич освобождается от Змеихи и часто ищет защиты у

ковалей Кузьм л и Демьяна 115.

115 Новиков Н. В. Образы..., с. 64.

В ряде сказок, где происходит бой на мосту, место

Змеихи-матери занимает Баба-Яга, уже известная нам по вариантам

сказок "о трех царствах". Баба-Яга гонится за богатырем, но ему

удается задержать ее, бросая ей в огромную пасть то пять пудов соли,

то стог сена, то поленницу дров.

Иногда против Яги выступают быки и кони, пасущиеся в поле.

Во всех сказках, где существует мотив преследования героя

Бабой-Ягой. убежищем героя является кузница. Спаситель-кузнец не

всегда носит традиционное имя Кузьмодемьяна, но весь ход событий

одинаков с легендами о Кузьме и Демьяне (или Кузьмодемьяне):

Баба-Яга в погоне:за героем прилетает к железной кузнице (иногда

огороженной тыном) и должна пролизать дверь. Кузнец хватает ее за

язык клещами и бьет молотом. Различна судьба побежденного врага.

Если Змея обязательно впрягали в плуг, то Бабу-Ягу кузнецы обычно

перековывают на кобылу, но иногда тоже впрягают и пропахивают

борозду "аж на сажень у вышли" 116. Яга-кобылица не удерживается у

своего хозяина и скоро гибнет.

Связь Бабы-Яги с конями прослеживается в ряде сказок, где

герою необходимо найти себе волшебного коня. Живет эта Яга "за

тридевять земель в тридесятом царстве", "за степной [огненной]

рекой". Дворец ее огорожен тыном, на котором торчат человеческие

головы 117.

116 Новиков Н. Б. Образы..., с. 164 -- 165.

117 Новиков Н. В. Образы..., с. 166.

Своих дочерей, числом до 12, она превращает в кобыл, а героя,

ищущего коня, заставляет в порядке испытания пасти этот табунок

Ягишен-кобылиц. Искомым волшебным конем для богатыря является

невзрачный конек, сын Бабы-Яги. Герой иногда крадет коня и спасается

бегством, а Яга преследует его только до пограничной реки, перейти

которую она не может.

Конная Баба-Яга, или Яга-кобылица, мать оборотней-кобылиц, --

это, конечно, не та традиционная русская Баба-Яга, которая живет в

избушке на курьих ножках в дремучем непроходимом лесу. Эта живет за

степной рекой среди шелковых трав, у криничной воды возле моря, что

неизбежно наводит на мысль об амазонках, живших у Меотиды.

*

ДЕВИЧЬЕ ЦАРСТВО. Непосредственно к этой теме степных всадниц

примыкают сказки "Девичье царство" и сказки о Царь-Девице 118.

Девичье царство находится далеко, "за тридевять земель, за

тридевять морей", за "огненным морем"; его называют "Подсолнечным".

Ясно, что речь идет о южных приморских областях. Есть в этом

полуденном царстве и город, окруженный каменной стеной или железным

тыном; высота стены 12 саженей. Подступы к городу охраняют Ягишны

или сестра Царь Девицы.

Ивана-Царевича, пытающегося проникнуть к Царь-Девице,

предупреждают: "Много туда ехало разных богатырей, а ни один оттуда

не вернулся. Все-то головушки ихни на тычинушках, а только одна

тычинка стоит порозна -- не твоей ли головушки быть?" 119.

У Царь-Девицы иногда оказывается целое войско девиц, удалых

полениц, с которыми она тешится в зеленых лугах.

Ездит Царь-Девица верхом на богатырском коне, под которым

гнутся мосты, а в его "ископыти" увязают обычные кони. Царь-Девица

(Белая Лебедь, Настасья-Прекрасна, Девица-Красавица) является

обладательницей живой и мертвой воды, молодильных яблок, "кувшина о

двенадцати рыльцах". За этими чудесами и посылает старый царь своих

сыновей в "Девичье царство". Поездка эта мирная, не носит характера

военного похода. Герой (обычно Иван-Царевич) добирается до

Царь-Девицы, и, застав ее спящей в шатре, овладевает ею.

Богатырша рождает сыновей и заставляет Ивана жениться на ней,

угрожая его отцу: "Я все царство побью, попленю, головнёй покачу".

Сказочное "Девичье царство", очевидно, отразило реальное

пребывание на юге тех или иных "женоуправляемых" кочевников, будут

ли это сарматы или давние киммерийцы, с которыми тоже связывали

легенды об амазонках.

Крепости с высокими каменными стенами также указывают на

южные причерноморские земли, где были десятки хорошо укрепленных

греческих городов, завоеванных в конце их исторического пути

кочевниками-сарматами.

О человеческих головах на "тычинах" сообщает Геродот,

описывая быт тавров Крымского полуострова:

"У тавров существуют такие обычаи: они приносят в жертву Деве

потерпевших крушение мореходов... тело жертвы сбрасывают с утеса в

море... голову же прибивают к столбу...

...С захваченными в плен врагами тавры поступают так:

отрубленные головы пленников относят в дом, а затем, воткнув их на

длинный шест, выставляют высоко над домом" 120.

Спустя почти тысячу лет после Геродота Аммиан Марцеллин писал

об этом же (может быть, по Геродоту), но уже в прошедшем времени:

"Умилостивляя богов человеческими жертвами и закалывая

пришельцев в жертву Диане, которая у них называется Орсилохой, они

укрепляли на стенах капища головы зарезанных..." 121.

Такая деталь, как "головушки на тычинках", не является

доказательной, но и без этого сопоставления ясно, что сказки о

Яге-всаднице и о девицах-поленицах в Подсолнечном приморском царстве

связаны с южными народами, последней волной которых до появления

тюрок были "женоуправляемые" сарматы. Однако следует сказать, что

греческие авторы в своих сказаниях об амазонках нередко путали

амазонок с киммерийцами. "Вполне вероятно, -- пишет Б. Н. Граков, --

что в легендах об амазонках отразились древнейшие походы племен,

обитавших у Меотиды, в Европу и Малую Азию, и в том числе

киммерийцев" 122.

118 Новиков Н. В. Образы..., с. 70 -- 75.

119 Новиков Н. В. Образы..., с. 72.

120 Геродот. История, IV -- 103, с. 213.

121 Вестник древней истории, 1949, № 3, с. 288.

122 Граков Б. Н. Ранний железный век, с. 103.

*

Краткий обзор восточнославянских волшебных богатырских сказок

сразу вводит нас в определенную историческую обстановку. Прежде чем

располагать сказочные сюжеты в том или ином хронологическом порядке

и искать им историческое объяснение, нам нужно уяснить себе общее

впечатление от всего сказочного комплекса и определить, что в них

отразилось и что не отразилось.

Поскольку основное содержание рассмотренных сказок -- это

борьба славян (символизированных одним или тремя героями) со

степными кочевниками (символ -- Змей, змеихи), то нам предстоит

определить, какой именно период их трехтысячелетнего противостояния

степнякам отражен (или в большей степени отражен) в русских,

украинских и белорусских богатырских сказках.

Прежде всего необходимо сличение всего сказочного комплекса

с русским богатырским былинным эпосом X -- XIV вв. Сличение дает

отрицательный результат: в сказках нет тех исторических лиц, которые

отражены в былинах (Владимир, Добрыня, Олег Святославич,

Апракса-королевична, Шарукан, Отрак, Кончак, Роман Мстиславич и др.)

123.

123 Рыбаков Б. А. Древняя Русь. М., 1963.

В сказках нет былинной географии, нет Поля Половецкого,

"несметной силушки" татарской, нет самого стольного Киева.

Самым главным отличием является почти полное отсутствие в

былинах женщин-врагов. Несколько сюжетов, где выступает

дева-поленица, всегда казались исследователям архаичными,

привнесенными из другого, более древнего добылинного жанра.

Наличие женского воинства является главной отличительной

чертой богатырских сказок от богатырских былин. Противниками

былинных богатырей были воины-тюрки -- печенеги, половцы (потом

наслоилось имя татар), народы вполне патриархальные, у которых не

было, как правило, женщин-воительниц.

А в сказках нас прежде всего поражает обилие женских

воинственных персонажей: Баба-Яга верхом на коне во главе полчищ,

застилающих горизонт "как облак", Ягишины-кобылицы, змеиная мать,

змеиные сестры и постоянные упоминания о скоте, о пастбищах, о

табунах превосходных коней. Все это находится у каких-то гор с

ущельями и пропастями, близ моря или за морями.

Это, очевидно, иной, дотюркский степной мир "амазонок"

киммерий-ско-сарматского происхождения.

Амазонки упоминаются в связи с ранними эпизодами греческой

мифологизированной истории: троянская война, поход аргонавтов,

вторжение амазонок на Балканский полуостров, и в них справедливо

видят киммерийцев, которые могли быть такими же "женоуправляемыми",

как и сарматы, к которым прочно прикрепился этот эпитет.

Географически амазонки приурочивались к побережью Меотиды --

Азовского моря.

Хронологический диапазон действий киммерийцев и сарматов --

целое тысячелетие (I тысячелетие до н. э.) с интервалом в VII -- III

вв., когда соседями праславян были скифы. Уловить в сказках что-либо

специфически скифское (не киммерийское и не сарматское) трудно.

Плохо помогает нам здесь и история: мы не знаем точно,

входила ли земледельческая страна сколотов в Большую Скифию, которая

охватывала бы в политическом единстве все разнородные части

условного скифского пространства. Вероятно, временами входила

(например, во время вторжения Дария в 512 г.), но обращает на себя

внимание, что на южной границе сколотской земли в момент

соприкосновения со скифами возникает ряд новых (по сравнению с

черполесскими) укреплений: пахари оборонялись от появившихся новых

кочевников -- скифов, во всяком случае, от первых скифских наездов.

И в одной группе сказок бой со Змеем всегда происходит на

рубеже, на пограничье. Богатыри не пускают Змея в глубь Руси.

Итак, при взгляде на богатырские сказки, так сказать, с

птичьего полета намечаются три периода "богатырской ситуации":

киммерийский, скифский и сарматский. Разберем их по отдельности.

В древнейший период следует отнести сказки о Котигорохе,

легенды о Кузьмодемьяне и сказки "О трех царствах".

Покати-Горох -- пахарь, рожденный в большой семье; ему и его

братьям приходится пахать на себе, без коня или волов (архаизм):

"сами запряглись и поехали орать". Действует богатырь после

успешного нападения Змея, пленившего братьев и сестер богатыря. Его

оружие выковано из разной железной мелочи, чуть ли не из фибул

("шпулек"). Он пешим бьется с конным врагом. Сквозь сказку проходит

противопоставление медных вещей железным. Все архаичное -- медное,

все новое -- железное. И у Змея, владельца конных табунов, есть

большие запасы железа. Напоминаю: "Киммерийцы сыграли главную роль

в распространении железа не только в Восточной, но отчасти и в

Центральной Европе" 124.

124 Тереножкин А. И. Киммерийцы, с. 20.

Богатырь-Горох похож на племенного вождя: испытания, которым

он подвергается, засвидетельствованы для народов Европы; он,

например, должен объездить коня, перепрыгнуть через 12 коней. Таким

испытаниям подвергались раннесредневековые конунги.

Время Царя-Гороха -- это, очевидно, время первых киммерийских

наездов, когда не укрепленные еще поселения чернолесских племен были

сожжены первыми нападениями степняков около X в. до н. э.

Любопытна география распространения сказок с этим героем,

носящим не очень богатырское имя: они преимущественно встречены на

Украине, но в XII в. н. э., судя по хронике Галла Анонима, легенда

о Котышке легла в основу генеалогии польских Пястов.

Близко по времени, но чуть позже мы должны расположить в

нашем хронологическом перечне миф о Свароге-кузнеце, о Свароге --

покровителе брака. Вполне вероятно, что сложился этот миф о

культурном герое и вместе с тем о боге неба значительно раньше, в

энеолите, в связи с первой ковкой меди и первыми пахотными орудиями.

Вспомним, что в легендах о Кузьме и Демьяне эти божественные кузнецы

не только выковывают сорокапудовый плуг, но и учат людей земледелию:

они "були пaxapi адамовськi", "першi на землi були орачi"; "вони i

видумали перше рало" (Петров, с. 231).

Очевидно, в героическое чернолесское время, когда появились

"кузнецы железу", в богатырские сказания о первых победах над

киммерийцами и о постройке первых мощных городищ вплелись и

реминисценции тысячелетней давности о первых пахарях и первом

знакомстве с металлом. Посредниками между трипольцами и праславянами

могли быть жители отдельных земледельческих поселков, не принявшие

участия в общем продвижении на восток и оставшиеся на месте, между

Днестром и Днепром. Археологически такие исключения неуловимы.

Сказка "О трех царствах" сразу приводит нам на память запись

Геродота о царе Таргитае, у которого тоже было три сына. Именно в

этом комплексе сказок встречается имя, которое можно сближать с

Таргитаем. Носитель его -- старый богатырь, давний враг Бабы-Яги,

война с которой велась из-за стад и потравы полей. Он был побежден

Ягой и ослеплен, но потом жил во дворце на Сиянской горе и помогал

советами богатырю. Имя старого богатыря -- Тарх Тарахович 125.

Временная отдаленность молодого богатыря от Тарха Тараховича

подчеркнута как возрастом старика, так и превращением времени в

пространство: старый богатырь находится где-то в подземном царстве,

и туда нужно лететь, падая сквозь землю 12 дней и 12 ночей.

125 Новиков Н. В. Образы..., с. 161.

В других сказочных комплексах имени Тарха Тараховича нет. В

сказках "О трех царствах", он, правда, не отец троих сыновей, но он

-- царь, живущий во дворце, и союзник богатыря.

Как я уже писал, образ Таргитая-Таргелия-Траетаоны должен был

возникнуть задолго до праславянского-киммерийского времени и

впоследствии мог оторваться от своей первичной мифической основы. Во

времена Геродота еще четко представляли, что Таргитай -- первый

человек, родоначальник сколотских "царей", но в дальнейшем этот

древний мифический образ, с которым не было связано никаких

героических дел, отделился от активного богатырства и уцелел лишь

как дополнительный персонаж -- старый богатырь Тарх Тарахович.

Действия и судьба трех братьев из сказки "О трех царствах"

чрезвычайно схожи с тем, что написано о трех сыновьях Таргитая и

Траетаоны. В сказках братья различными способами состязаются

(двигают камень, подбрасывают палицу и т. п.), и всегда побеждает

младший, становящийся после состязания главным богатырем. Здесь

полное совпадение с Геродотом.

В сказках говорится о трех царствах -- медном, серебряном и

золотом; золотое, наилучшее царство достается всегда младшему брату.

В геродотовской записи каждый из трех братьев владеет своим

царством, но священное золото, добытое младшим из братьев,

Колаксаем, хранится только в одном, "обширнейшем", надо полагать, в

колаксаевом золотом царстве.

Но этим сходство сказок с древними записями не

ограничивается. Иранский миф о двойнике Таргитая -- Траетаоне

(Феридуне) знает вражду братьев: после раздела отцовского царства

старшие братья, недовольные решением отца, убивают младшего, что

отразилось в "Шах-намэ" 126.

126 Шах-намэ. М., 1957, строки 3309 -- 3402.

В сказках мотив вражды между братьями прослеживается еще в

комплексе Покати-Гороха, но особенно ярко и образно он показан в

сказке "О трех царствах". Когда братья под водительством младшего

побеждают Змея или Ягу, освобождают трех царевен и начинают по

веревке выбираться из глубин подземного царства, старшие братья

решают покончить с удачливым младшим. Сами они, находясь уже

наверху, на земле, обрезают веревку, по которой взбирается младший.

Чудесные силы спасают героя, и он царствует в своем золотом царстве.

Сходство сколото-иранских древних записей со сказками

несомненно, и, возможно, оно тоже восходит к более отдаленным

временам, о чем и было дано знать Геродоту, когда информаторы

сказали, что действие мифа происходило около тысячи лет тому назад.

В ряде вариантов сказки "О трех царствах" сохранился

необычайно архаичный мотив первобытности каменного века: богатырь

Светозар рождается в лесу, одевается в звериные шкуры, живет охотой,

стреляя зверей из самодельного лука.

К далекой архаике ведут нас и титаны, помогавшие богатырю:

Дубыня (Дубодер, Вертодуб), Горыня (Верни-Гора, Вертогор) и Усыня

(Верни-Вода. Запри-Вода). Они чаще всего встречаются в этом

комплексе, хотя присоединяются и к другим сказкам.

К Геродоту ведет и еще один мотив в сказках "О трех

царствах": мать трех богатырей становится беременной или от

съеденной горошины (это сближает с циклом Гороха), или же от

чудесной золотой рыбки. Матерью Таргитая, как мы помним, была дочь

речного потока Борисфена. Следовательно, волшебная рыба вполне могла

Дата добавления: 2015-06-28