Литературно-художественное издание 16 страница

Пока трудно доказательно утверждать, предшествовали расплывчатые представления о нечистой силе конкретным или нет. Важно, что и те и другие воззрения сосуществуют от XI до XX в.

Само название нечистая сила искони обозначало, по-видимому, сверхъестественную силу расплывчатой формы, лесную, водяную и т.п., понятия о которой оформились в конкретные образы лешего, водяного. Типологически лешему, водяному предшествует именно лешая сила, водяная сила (упоминаемая в русских заговорах XVII в.) [Черепанова, 1983].

Необходимо отметить, что несколько неопределенное представление о нечистой силе в полной мере сохраняется и у крестьян XIX-XX вв. С одной стороны, эта «сила» в поверьях порою трудно поддается описанию (таковы, например, образы буки, встречника, мана, памхи и т.п.), а иногда и вообще никак конкретно не именуется. В повествовании, записанном на Терском Берегу Белого моря, встреча с нечистыми описывается так: «Олень все тянул путника в лес. А там куст березовый, а в кусту женская голова, и волосы долгие по ветру развеваются» (путник падает в обморок).

Действия подобных неясно характеризуемых персонажей (нечистой силы) в поверьях XIX в. часто описываются в безличной форме: с каменки «разит каменьями»; «стукочет, кричит» на вышке (Новг.); «бросает» на пол ночующего в лесной избе (Олон.). Такая тенденция к неопределенности усиливается в повествованиях XX в.: караулящего трактор мужика «дергает» за одеяло (Новг.); в сумерки на сенокосе «ляскает» (Новг.); в лесу «поет», «чудит», «шумит», «свистит, кидается головнями» (Мурм.) и т.д. Установить, какое именно существо производит все эти действия, возможно далеко не всегда, по крайней мере, без насилия над традицией, верованиями в их конкретном бытовании: это именно нечистая сила, таинственная, опасная, иногда и благодетельная.

Неопределенность понятий о нечистой силе обнаруживается и в представлениях о конкретных мифологических персонажах, объединяемых этим названием: нередко, будучи формально разными, они смешиваются, именуются и действуют одинаково. Например, шишига – и нечистая сила вообще, и черт, чертовка, домовой, лешачиха, русалка. «Шишок» может обозначать и лешего, и банника, и овинника, и черта, а чертом часто называют водяного. И водяные, и лешие могут обитать в болоте [Ушаков, 1896]; болотные демоны смешиваются с водяными и лешими и называются при этом чертями [Толстой, 1976].

Нечистой силой в разнообразных формах насыщен, по поверьям, не только окружающий крестьян мир природы: она постоянно присутствует в доме, в любой момент готова войти в оставленную непокрытой кадку с водой, в зевающий и не перекрещенный рот. Вообще, как полагали жители Вологодчины, «у каждой хаты, то есть у каждого строения, как и у каждого человека, есть свой нечистый – хозяин», По мнению многих крестьян, нечистый дух, черт всегда сопровождает человека, незримо находясь за его левым плечом (ангел-хранитель – за правым).

Представления о нечистых в доме, о «нечистом-хозяине», по-видимому, отразили двойственные, дохристианские понятия о сверхъестественной силе как о неизбежно и необходимо сопутствующей жизни человека. Существенно, что нечистые, обитающие в избе, могут, по поверьям, не только вредить, но и следить за поведением людей, направлять его.

Так, необходимо «вымыть руки перед едой. Если же кто, говорят крестьяне, не будет мыть рук перед едой, то за столом с тем человеком будет сидеть сам нечистый и помогать ему в еде». Если же воды поблизости нет, то народный обычай повелевает «вместо умывания трижды подуть на руки, чтобы согнать нечистых с рук». Во время еды нечистая сила, по верованиям крестьян, находится под полатями, «но если кто-нибудь из присутствующих за столом будет ругаться или сквернословить, то нечистые подходят к столу, плюют в блюдо и подменивают на место хозяйского хлеба свой – «неблагословленный» (Волог.).

Обычно крестьяне не просто «открещивались» от двойственной в своих проявлениях нечистой силы, но помнили о ее постоянном присутствии, стремились вести себя так, чтобы не раздражать ее, не привлекать лишний раз, а порою старались и заслужить расположение домовых, леших, водяных «хозяев-нечистых», заручиться их помощью. Об этом же свидетельствует одна из распространенных в XIX в. поговорок: «Богу молись, а черта не гневи».

Расплывчатость понятий о нечистой силе, предполагающая открытость для разнообразных трактовок, отсутствие ясных научных ответов на многие тревожащие людей вопросы способствовали сохранению представлений о сверхъестественных силах и существах как о неизменно присутствующих в мире, влияющих на человеческое бытие, несмотря на изменение социально-исторических условий, уклада жизни людей. В повествованиях середины и конца XX в. нечистая сила может принять облик избачихи и председателя колхоза, неожиданно появиться в пальто и шляпе (подобно грозному представителю власти), «увести» гудком машины; порчу «притягивают» телеграфные провода и т.п.

НЕЧИСТИКИ, НЕЧИСТЫЕ, НЕЧИСТЫЕ ДУХИ, НЕЧИСТЬ – нечистая сила; лешие, водяные, домовые и прочие духи; черти, бесы.

«Ко всякому человеку приставлен нечистик» (Пек.); «В четвертый пар в баню не ходи: там нечистики моются» (Калин.); «Нечистый в образе свиньи прибежит с хрюканьем, или вообще скотская душа встанет, словно живая, и начнет ходить по амбару» (Сургут.); «Произносить слово «черт» считается грехом, особенно ночью, в лесе, потому и заменяется оно словами «нечистый», «рогатый»«(Волог.); «Есть особые колдуны, которые знаются с нечистым духом» (Волог.).

НосАк – огненный змей; нечистый, оборачивающийся змеем.

Носак прилетает по ночам в избы своих избранников, приносит им хлеб и все, что необходимо в хозяйстве (Петерб.) (см. ЗМЕЙ).

НОЧНАЯ, НОЧНИЦА, НОЧНИЦА-ПЕРЕНОЧНИЦА – бессонница; детская болезнь; персонификация ночной бессонницы у детей.

«Ребенок лишится сна или на него нападут «криксы», «ночница», и он может заболеть и умереть» (Арх.); «Доченька, не ложись спать, когда заря; может ночница пристать!» (Лен.); «Из-под кровати как бы женщина поднялась и в дверь ушла. Это, говорит, ночная ушла. Ребенок сразу спать стал» (Мурм.).

Детская болезнь, сопровождающаяся бессонницей и плачем, могла представляться живым существом, женщиной, которая нападает на ребенка ночью и мучает его.

Женщина-болезнь, ночница, в поверьях схожа с полуночницей (см. ПОЛУНОЧНИК, ПОЛУНОЧНИЦА). Однако, согласно верованиям ряда районов России, она особенно опасна не в полночь, а на закате солнца, может «пристать» к спящему в это время человеку. Спать на закате считалось во многих районах России вредным; по поверьям, «перелом времени», когда угасает солнце и день сменяется ночью, сопровождается появлением и активизацией «сумеречных», «ночных» существ, угрожающих людям.

Детскую болезнь ночницу лечили в том числе с помощью заговоров, порою обращаясь в них к заре с просьбой забрать, «увести» порожденную ею ночницу: «Заря-заряница, возьми свою ночницу на сей время, на сей час, на сию минуту!» (Лен.).

НОЧНОЙ ПЕРЕПОЛОХ – испуг ночью во сне от дурного глаза или нечистой силы (см. ИСПОЛОХ).

«Навстречу Марье и Маремьяне нечистые духи, и переполохи и родимцы» [из заговора] (Арх.).

ОБДЕРИХА, ОДЕРЫШЕК – дух бани в облике женщины.

«Обдериха – она в бане живет, задирает человека» (Арх.); «Обдериха виновата, коли после бани прикинется болячка» (Арх.).

Как и байниха, байница, обдериха – «хозяйка» бани, но почти всегда опасная для находящихся в бане людей. Она душит, «задирает» моющихся: «Сидим, тетка-то не идет из байны. Говорю, винно, обдериха задрала» (Арх.).

Облик обдерихи подробно не описан. По поверьям Русского Севера (в основном Пинежского района Архангельской области и Печорского края), обдериха обитает под банным полком. В полночь она может «кошкой повидеться, глаза широкие» [Черепанова, 1983]. Как и другие банные «хозяева», обдериха подменивает детей, которые оставлены без присмотра (см. ОБМЕН).

В одной из севернорусских быличек обдериха схожа с проклятой: когда на нее накидывают крест, она обращается в девушку. В другом рассказе, также записанном на Русском Севере, обдериха спасает девушку: «Шли девки по малину, проходили погост. Увидали – лежат кости. А одна озорная и говорит: «Кости-кости, приходите к нам в гости!» Ну на вечер в избу, где девки шили, и пришли парни. Незнакомые, неведомые и откуда незнамо. А все веселые, пряниками кормят, играют, дролятся. Вот одна девка в красный угол отошла, под икону стала и видит, что зубы у них железны, а в сапогах кости. Она и говорит:

– Девушки, я до ветра пойду.

А парни ее не пущают. Она и говорит:

– Хоть косу дверьми прищемите, да пустите.

Они ей косу дверьми прищемили, а она косу срезала да бежать. А за нею уже догоня. Кости догоняют, съесть хотят. Забежала она в байню, заплакала, замолилася:

– Обдериха-матушка, спрячь меня.

Обдериха ее и спрятала, камышком прикрыла, паром запарила. Кости в байню вбежали – ан нет ничего. Тут петух запел, они и рассыпались» (Арх.).

Оговорим, однако, что упоминания о таких благодетельных действиях обдерихи единичны.

Опасаясь обдерихи, крестьяне старались не мыться в одиночку, поздно вечером, соблюдали определенные правила поведения в бане (см. БАННИК). Однако, по имеющимся пока материалам, появление обдерихи может быть и ничем не мотивировано: она персонифицированная опасность, подстерегающая людей в жарко натопленной, душной бане.

ОБМЕН, ОБМЕНЕК, ОБМЕНЕННИК, ОБМЕНЕННИК, ОБМЕНЕННЫЙ, ОБМЕНЕНОК, ОБМЕНЕНЫШ, ОБМЕНОК, ОБМЕНЫШ – ребенок нечистого духа, подмененный на человеческое дитя.

«Занесешь ребенка в байну, так одного не оставляй, а то робенок обмененный стане» (Арх.); «В бане одного оставляли, так лешаки и обменяли» (Арх.); «Подвернул ему обменка черт. Етот обменок топерече, не могут ничем ни накормить, ни напоить» (Вятск.).

По общераспространенным представлениям, почти все нечистые духи (домовой, банник, обдериха, леший, черт) могут подменять и похищать детей. Такое подменяющее детей существо иногда именуется «обмениха» (Онеж.). Поскольку крестьянки нередко рожали в бане, банные «хозяева» (а также домовой, черт) считались особенно опасными для младенцев. Они всеми силами старались залучить малыша к себе, тем более пока он не был окрещен, В баню для родильницы приносили образ. «Если крайняя нужда заставляла бабку отлучиться, то она ставила, благословясь, в угол голик или посох, заставляя его беречь родильницу и ребенка» [Авдеева, 1842].

Нечистая сила, домовой, леший могли похитить, подменить и ребенка постарше, которого не перекрестили на ночь или не сказали «Будь здоров» при чихании, а также детей, проклятых, обруганных матерью под горячую руку.

Крестьянских ребят нечистики уносили без следа или подкладывали на их место своих детей. Такой обмененок был уродлив, плохо рос, не говорил до семи лет, или «не обнаруживал признаков разума» до одиннадцати лет, беспрерывно требовал есть, кричал, «имел одну голову без тулова, ел по крынке молока и по житнику в час» (Сев.). Но при этом нередко отличался устрашающей силой, «был силен как конь» (Арх.). (Ругаясь, крестьяне называли обменятами и обычных, но шумных, непослушных детей, а также ленивых, неуклюжих людей.) Нередко обмененок представлял собой полено, чурку или головешку, обращенную нечистой силой в младенца. Обменята жили недолго, старались убежать в лес, но иногда годами оставались в зыбке, вконец измучив обмороченных нечистой силой крестьян.

По поверьям некоторых районов России, обмененок мог расти почти неотличимым от обычных детей. В Вятской губернии, например, считали, что обмененок лешего от рождения наделен колдовскими способностями. Он вырастает очень деятельным человеком, приносит родным достаток, но при этом мало бывает дома. Такой обмененок стремится умереть скоропостижно, чтобы избежать церковного напутствия. По смерти он становится еретиком, то есть не находит успокоения, «пока не истлеют его кости».

Унесенные нечистой силой крестьянские дети продолжали, по поверьям, жить и воспитываться у домового или лешего (см. ПРОКЛЯТЫЕ). Они пополняли их семьи, попадали к ним «в присягу», в подчинение.

Чтобы избежать подмены, роженицу и ребенка первое время после родов старались не оставлять одних. Младенца стремились побыстрее окрестить, а до крещения в избе все время горела свеча. Но и позже, если малыша приходилось оставлять одного, принимали меры предосторожности – втыкали в притолоку у двери нож, а у порога или под зыбкой оставляли «веник-сторож», клали под зыбку топор и т.п.

Некоторые крестьянки считали предосудительным грубо ругать, тем более проклинать детей (особенно вечером), однако часть матерей все же не придерживалась такого правила.

Есть и способы вернуть обмененного нечистой силе, получив обратно свое дитя. Одни из них – бить обмененыша прутьями ольхи перед горящей печью. Тогда невидимая «хозяйка» дома (печи?) сжалится над своим ребенком и отдаст украденного [Харузина, 1906].

Однако, прежде чем возвратить обменыша нечистой силе, нужно обнаружить пропажу «настоящего» ребенка. В многочисленных рассказах о проклятых, похищенных и обмененных детях глаза их родителей словно бы застилает колдовская пелена. Так, на Русском Севере популярен сюжет, в котором унесенная и воспитанная лешим проклятая дочь вырастает, выходит замуж, возвращается домой и лишь тогда выбрасывает из зыбки своего голосящего двойника – младенец оказывается куском дерева.

ОБМЕНИ, ОБМЕНКИ – оборотни.

Обмени и обменки в поверьях Русского Севера сходны с оборотнями. Обмени – существа, обращенные ведьмами или колдунами в людей, а также ведьмы и колдуны, превратившиеся в животных, кусты, камни. Обменки – те люди, которые превращены ведьмами или колдунами в русалок (Сев.).

ОБОРОТЕНЬ, ОБВЕРТЕНЬ, ОБВОРОТЕНЬ, ОБВОРОТЕНЬ, ОБВОРОТЕНЬ, ОБЕРТЕНЬ, ОБЕРТНОЙ, ОБЕРТУН, ОБЕРТЫШ, ОБЕРТЫШ, ОВЕРТЫШ – предмет, существо, обернувшееся (обернутое) человеком или, наоборот, человек, обратившийся, обращенный в кого-либо, во что-либо; колдун.

ОБЕРТИХА, ОБОРОТКА – ведьма, колдунья; оборотень.

«Овертыш был ворон» [из сказки] (Мурм.); «Тут мужик понял, что перед ним оборотень» (Сургут.); «Ведьма тот же оборотень»; «Оборотнем через дорогу мечется»; «Над пьяным и оборотень потешается» [Даль, 1881]; «Оборотка будто бы бегает ночью по дворам, выдаивает коров» (Перм.).

Способностями к оборотничеству в поверьях наделены лешие и водяные, черт, но чаще всего оборотнями именуются колдуны и ведьмы, а также люди, обернутые колдунами и ведьмами в животных (см. ВОЛКОДЛАК). Оборотни – -те же колдуны (иногда – нечистая сила), которые обращаются в разных животных (собак, свиней, кошек и т.п.). «В проточных водах и особенно часто «на омутах» (глубокие места) встречаются оборотни в виде рыбы; при этом они обыкновенно «по воде стоят», т. е. хвостом встречу воды» (Яросл.); «Оборотни – особая порода людей. Мужики чаще оборачиваются в медведя, а женщины – в свинью» (Сургут.); оборотень подкатывается клубком, клочком сена, комом снега, овчиной, обращается в камень, клубок ниток, кучу пакли, в собаку, сову, петуха, ежа [Даль, 1880].

Вера в оборотней и оборотничество была сильна и в древней, средневековой Руси, и в России XVIII-XIX вв. В XVIII в. Татищев отмечал, что вера в превращения человека в медведя, сороку, дым «твердо удерживается» и «между подлостью, и между нерассудными дворянами». «Случаи обращения людей в животных и в деревья до сих пор считаются у вологодского народа вполне возможными и нередкими, – писал в конце XIX в. Н. Иваницкий. – Лягушки повсюду признаются обращенными людьми, во многих местах и медведи. Всего же чаще люди обращаются в волков» (Волог.) [Иваницкий, 1891].

«Оборотиться», «обвернуться» (превратиться) нередко буквально означало «перевернугься», то есть перекувырнуться через условную границу: по поверьям, перескочив через нож (двенадцать ножей), веревку, коромысло, ветку дерева, огонь на печном шестке, человек мог стать зверем, птицей.

«Оборачиваясь», колдун и ведьма как бы переворачивались той стороной своего существа, которая приобщена к высшим силам мира, к почитаемым зверям, птицам, рыбам – «предкам, родственникам и покровителям» человека. В повествованиях об оборотнях грань между человеком и зверем – узенькая полоска ножа, веревки, ветки, в сущности, она проходит через самого оборотня: он и человек, и животное, птица одновременно.

Особо склонна к оборотничеству, метаморфозам ведьма, которая легко превращается не только в птиц и зверей, но и в различные предметы, стихии, становящиеся при этом «живыми» (правда, обычно это определенные предметы, значимые для крестьянского хозяйства, – игла, клубок, копна сена и т.п.).

Такая способность к почти универсальному оборотничеству, видимо, отражает давнее представление о мире как об арене вечной метаморфозы, превращения одной формы в другую [Штернберг, 1936], где даже неодушевленные предметы – «живые», могут стать людьми (и наоборот), а смерть не уничтожение, но «переход», превращение человека в растение, зверя: «Мертвецы обладают способностью оборачиваться и благодаря этой способности преодолевают затруднения, которые ставит могильная насыпь». «С тех пор как в уме первобытного человека сложился смысл, что подобный ему человек может обращаться в различные предметы и существа, для него были разрешены главнейшие вопросы, которые ставили жизнь и природа. Он понял жизнь природы, генезис вещей и тайну загробного существования человека» [Смирнов, 1890].

Вера в оборотничество отразила представления о единстве мира, взаимозависимости всего сущего, которые (естественно, не в форме стройной теории) прослеживаются и в обрядах, и в сказках, и в поверьях русских крестьян.

Наиболее распространенные формы превращений «собственно оборотней» – волк, медведь (колдуны); свинья, лошадь, птица, дым, колесо, копна сена (ведьмы), а также волк, медведь, лошадь (для тех, кто обернут колдунами) (в центральных, северо-западных и северо-восточных районах России оборотнем часто именуется «человек-волк») (см. ВОЛКОДЛАК). Отличали животных, птиц – оборотней по необычному поведению, реже – по каким-то чертам в их облике (белая полоса на шее волка, отсутствие хвоста у сороки). Обезопасить себя от оборотня можно было, ударив его «наотмашь», покалечив, отрезав ухо свинье-оборотню, подковав ведьму-лошадь. От оборотней защищал «змеиный топор» [топор, которым убили змею].

Оборачивание – само по себе колдовское действие. В рассказах об оборотнях они часто просто рыщут зверем или летают птицей, иногда, правда, и с определенными целями: испортить человека, посторожить скот, разведать места промыслов. В повествовании из Вологодской губернии колдунья оборачивается через коромысло, чтобы прогнать овец. В рассказе, записанном в Сургутском крае, оборотень-купец «ходит налимом», отыскивая в реке рыбу. Налима вылавливают, но благодаря жене рыбака ему удается ускользнуть назад, в реку. Вскоре после этого рыбак, приехавший в город, встречается на базаре с незнакомым купцом, который зовет его в гости, угощает и просит передать жене подарки: «...купец и говорит мужику: «Отвези, брат, пожалуйста, от меня своей жене подарочек, что я тебе дам». И начал он тут откладывать мужику разные материи – и шелковы, и атласны, и гарусны, и разные ожерелья, и серьги, и кольца... Тут мужик не вытерпел и спрашивает купца: «Скажите же, пожалуйста, кто вы такой будете и за что вы дарите жену мою?» – «Вот за что я ее дарю, – отвечал купец. – Помнишь ты, как раз зимой добыл ты матерого налима и приказал жене сварить из него уху, а она не послушалась тебя?.. Вот этот налим и был я, и за то твою жену дарю, что она не убила меня. Я ходил допоздна в реке, отстал от товарищей и наткнулся на уду, и спасибо жене твоей, а то быть бы мне в ухе, и вот за это ей и подарочек...» После этого мужик спрашивает: «Для чего же вы ходите налимом?» – «А видишь ли, братец, мы промышляем на песках рыбу, вот и ходим узнавать, где рыбы останавливается больше, там и делаем промысел...» Тогда мужик понял, что перед ним оборотень, взял поскорей подарки и домой».

Среди русских крестьян XX в. вера в оборотничество, в общем, угасает, хотя рассказы об оборотнях – медведях и волках до сих пор популярны в некоторых районах России, Интересная трансформация темы оборотничества обнаруживается в записанном И. В. Карнауховой на Русском Севере повествовании об одном из героев гражданской войны, «прославившемся» своей жестокостью: в этом рассказе партизанский командир выступает как волк-оборотень, вурдалак, губящий людей [Карнаухова, 1934].

ОВИННИК (ПОДОВИННИК), ОВИННЫЙ, ОВИННЫЙ БАТЮШКО, ОВИННЫЙ ЖИХАРЬ, ЦАРЬ ОВИННЫЙ, ДЕДУШКО ОВИННЫЙ, ОВИНУШКО, ОВИНЯННИК – дух, живущий в овине; «хозяин» овина.

ОВИННИЦА, ОВИННИЧИХА – дух овина в женском облике. «Овинушко под покров день отдыхает: огня не раскладывай» (Калуж.); «Овинянник покойником из пазухи овина кажется, часто его бороться охотка берет: Давай и обратаемся! – предлагает» (Костр.); «Овинные, речные, водяные, банные! Скажите, не утаите – выдадут ли замуж?» [из гадания] (Костр.); «Не ходи, овинница схватит!» (Арх.).

Описания овинного духа немногочисленны и вполне определенны: как и другие духи – обитатели крестьянского подворья, он чаще слышим, чем видим.

Овинник (подовинник) может быть громадным черным котом «с глазами как угли» (Яросл.); он появляется в облике собаки (Новг.); темен, лохмат, мохнат, оборачивается медведем (Влад.). Однако чаще всего овинный – человек: он обычного роста, но с всклокоченными, «дымными» волосами (Волог.); (так же описывали Архангельские крестьяне и овин-ницу); очень высокий (Олон.); овинный «хозяин» старик или покойник, а также может принять облик кого-то из членов семьи. «Молотили мы в усадьбе на Пулове. Вечером, когда уже совсем посадили овин, затеплили теплинку, сели все в подовине, разговариваем, кто что рассказывает. Как вдруг рявкнет наверху, да таково толстым голосом, да как ударит в дверцу; мы тут все испугались и притихли, потому что знали, что наверху никого нет... Значит, это был не кто иной, как он. Выйти из подовина боимся, но я был посмелее других. «Братцы! – говорю. – Я пойду вперед, а вы сзади!» Вышел этто и вижу, как старик прошел мимо и прямо опять прошел наверх. Мы туда за ним, нас было шестеро. Поискали, поискали да никого так и не нашли» (Новг.),

На традиционное местообитание овинника указывает одно из его имен: подовинник. По поверьям, он сидит в нижней части строения, где разводится огонь, в яме под сушилом. Говорят, что он «следит за работой»; иногда овинный сам трудится в овине, приняв облик крестьянина (Новг.). Овинник – полновластный «хозяин» овина, но он не любит не только когда его видят, но и упоминают попусту: «Лет восемь тому назад молотили мы [..,] последний овин да вечером легли в подовине спать. Нас в овине было пять человек. Один из мужиков, Егор, и говорит: «Ну и подовиннику теперь весело, ишь как нас много!» Скоро все уснули. А я с Егором лег рядом, лежим, не спим. Вдруг слышим, что кто-то сверху снопы перекладывает. Егор меня спрашивает: «Неужели уж Анисим пришел и сваливать начал?» Сами испугались. Потом опять затихло. Вдруг стукнуло в ворота. Мы думали, что и вправду Анисим идет. Потом и начало молотилами да граблями кидать, только стукотня идет; так и не спали до утра. Утром нашли все разбросанным: грабли, молотила – все раскидано по гумну. С тех пор полно под-овинника поминать на ночь в овине» (Новг.).

Овинный «хозяин» гневается, когда к нему относятся без должного уважения, мешают, пытаются выжить с его любимого места у огня: «В овинах живут овинники, которые имеют вид старика. Однажды крестьянин деревни Острова пришел сушить овин, видит – у теплины сидит овинник и печет картофель! Мужик сотворил молитву и ожигом (палкой, которою шевелят огонь в теплине) хватил нечистого наотмашь. Овинник побежал и с угрозою произнес: «Я тебе припомню!» На другой день овин и сгорел» (Волог.).

Овинный ревностно следит за тем, чтобы овин не топили в неустановленные, праздничные дни. Согласно обычаям, овины начинали топить приблизительно со дня Феклы Заревницы (7 октября). Этот день, а также Воздвиженье (27 сентября) и Покров (14 октября) считались «овинными именинами»: овин «отдыхал», а молотильщиков, овинного «хозяина» или даже сам овин угощали, чаще всего кашей, пирогами. Приносили в овин и петуха (Костр.). Тех, кто нарушал праздники, овинник наказывал. По рассказу из Калужской губернии, он согнул в дугу силача, топившего овин в день Феклы Заревницы. Он мог сжечь овин, погубить находящихся в нем людей.

Время окончания работ в овине – также праздник, «овинные именины». В Московской губернии овину в этот день приносили угощения; на Вологодчине низко кланялись и говорили: «Спасибо, батюшко-овинник, послужил ты нынче верой и правдой!»; в Новгородской губернии овинного благодарили: «Спасибо, хозяинушко батюшко, что подсобил обмолотиться!» (а при начале обмолота просили у «хозяина» разрешения топить овин). В Сибири после завершения работ в овине оставляли гостинцы и необмолоченный сноп «суседку-овинному». Чествовали овин и овинника и в день Кузьмы и Демьяна, 14 ноября, когда несли в овин кашу и ходили «проздравлять» (Волог.).

И овин, и овинный «хозяин» во всех этих поверьях и обычаях предстают живыми существами, обращаться с которыми нужно с почтением и опаской. В овине сушатся и обмолачиваются снопы, приумножается достаток семьи, в то же время в нем легко возникают пожары, которые во многих губерниях России приписывались гневу или причудам овинного «хозяина».

Бережное и суеверное отношение к овину, стремление умилостивить его очень давнее: «В летописи мы встречаем точные и определенные указания на то, что овины служили у наших предков-язычников местом поклонения огню... «и огневи молятся под овином», – говорит летописец. Сам овинник – дух, охраняющий овин, есть, по всей вероятности, не что иное, как олицетворение овинного огня» [Балов, 1901А].

Тем не менее считать овинника лишь олицетворением огня нельзя. Он полновластный «хозяин» всей постройки, связан с хлебом, растительностью, плодородием, с благополучием семьи. Овинник (иногда смешиваемый с покойниками), возможно, и предок, покровитель семьи.

Облик овинника сложен, двойствен и вызывает у крестьян противоречивые чувства: связанный с огнем, жестокий и своенравный овинный может «запихать в печь», сжечь, убить; на Вологодчине крестьяне старались не топить овин поодиночке. Тем более опасались ночевать в овине. С другой стороны, овинный «хозяин» мог дать хороший примолот (Волог.), он покровитель семьи, «милостивый», он «чужому не выдаст», надо только помолиться ему. Можно и безопасно ночевать в овине, если сказать: «Овинный батюшко, побереги, постереги от всякого супостата» (Олон.). В рассказе из той же Олонецкой губернии овинянник спасает парня от преследующей его покойницы.

Овинный знает и предсказывает будущее; он участвует в святочных гаданиях (гладит мохнатой лапой «к добру», а «голой» – «к худу»). Он может одарить заслужившую его расположение девушку. «Девка кладет ночью руку в овинное окно: коли никто не тронет, в девках сидеть; голой рукой погладит – за бедным быть; мохнатою – за богатым» [Даль, 1881].

Увидеть овинного можно было на Пасху, но вообще видеть его считали нежелательным: овин и его «хозяин» вызывали и чувство почитания, и чувство суеверного страха.

ОГНЕВИЦА, ОГНЕВИЦА, ОГНЕННАЯ, ОГНЕЯ – лихорадка.

Огневица – одна из двенадцати сестер-лихорадок; болезнь в облике женщины, «жгущей и палящей» тело страждущего (см. ЛИХОРАДКА).

ОГНЕННЫЙ БЕС (ДРАКОН, ЗМЕЙ, ШАР) – фантастическое существо; светящееся, как огонь, и сжигающее, как пламя; нечистый дух в облике огненного дракона, шара; змей (см. ЗМЕЙ).

«Схватил – по она превратилась в огненного дракона» [из сказки] (Перм.); «Огненный змей – нечистый дух в виде крылатого змея, светящегося, как огонь» (Орл., Нижегор.); «Огненный шар или огненный змей, метеор, огненное явленье в мироколице нашей» [Даль, 1881].

В поверьях жителей Терского Берега Белого моря огненные шары – вид свадебной порчи. Такие шары, переливающиеся всеми цветами радуги, колдуны «спускают на определенную букву», то есть насылают на человека, имя которого начинается с выбранной ими буквы. «Рассыпавшись» о свою жертву, шары вызывают опасные заболевания: «...По горам-то как шары огня катятся, катятся дак. Сам за сам. Зеленый огонь, красный огонь, синий огонь, желтый огонь... Это колдовство пускали колдуны. Если свадьба – вот это колдовство пускают. А я выходила замуж, дак сделано было на «МЫ» букву – Максим у меня был. А в Максима не попало, попало в другого, в Михаила... На крыльци вышел – весь в огни оказался! Шар в него огня раскатился. И вот на второй день он заболел. И весь высох. Как щепина стал. Надо было на торос ехать... Куда поедет он, дак! Тоже бабка-колдунья вылечила... Раньше ведь, андел, скоко этого колдовства было!»

ОМУТНИК, ОМУТНОЙ – дух, обитающий в речных и озерных омутах; водяной.

«В водах есть у них избы. Смутной кажется [показывается] часто в виде утопленника» (Костр.); «Не купайся здесь: смутной утопит!» (Пенз.).

Согласно поверьям многих районов России, водяной любит селиться в самых глубоких и опасных местах реки, озера, в том числе в омутах «с черной, стоячей водой» и особенно у мельниц, что отразилось и в поговорках: «В тихом омуте черти водятся» [Даль, 1881]. Такой водяной «хозяин» или водяной черт может именоваться омутником (см. ВОДЯНОЙ).

ОН, ЕН, ОНА – человек или существо, главенствующее, владычествующее где-либо (например, хозяин-богач, медведь, домовой, леший); табуистические наименования черта, дьявола, домового; нечистый дух в облике женщины; лихорадка.

«Пошел к ону!» (Яросл.); «Видела ты сегодня, моя кумушка, ее!» (Смол.).

Почтительным и иносказательным он, она называют почти всех нечистых, особенно тех, кто владычествует где-либо и одновременно опасен. Упоминать лишний раз истинные имена таких существ нежелательно. Соответственно, «они» – это нечистые духи: «...ежели человек удавится или утопится, то на нем ездят по ночам они (т.е. нечистые)» (Сарат.).

Дата добавления: 2015-06-28