Выбор Артура. 3 страница

Домой идти не хотелось. Хотелось нажраться до поросячьего визга. Купив литровую бутылку «Горилки», я двинул к Костику. Ольга открыла мне дверь, и тут же захлопнула ее у меня перед носом. Я со всей дури налег на звонок. Мне нужен Костя, мне срочно нужна была его жилетка. И я не собирался отступать. За дверью послышался Костин слонячий топот. А от его рыка «А ну отойди от двери!» я чуть было не отошел, но вовремя понял, что это не мне.

Светка была у них. Сидела зареванная и тихая, какой я сроду ее не видел. Шмыгая носом, смерила меня «таким» взглядом! Я почувствовал себя гвоздем под ударом молотка.

Ну и хрен с ней. Мне с ней не жить и детей не крестить. Пусть ненавидит меня, по крайней мере, хоть не презирает.

Когда мы на кухне с Костей, не разговаривая, выпили полпузыря, явились Светка с Ольгой. Как-будто их кто-то звал. Ольга молча достала две рюмки, налила по полной, и они со Светкой залпом их глыкнули.

– Как долго вы с Артуром? – Светка сверлит меня взглядом.

– Не бойся, когда ты с ним жила, у нас ничего не было. Ты сама его бросила в конце-концов.

– А ты подобрать решил?

– Ну хватит! – Костя вдруг треснул кулаком по столу так, что и тарелки, и мы подпрыгнули.

– Задолбали на хрен. Чего ты до него доколупалась? Что у вас, у баб, за привычка: сначала проебете, а потом ляжки обоссываете. Любят они друг друга – все!

Ольга, всегда спокойная, вдруг взвилась.

– А тебе, муженек, не западло с пидорасом водку жрать? Может, у тебя тоже рыльце в пушку?

Я видел, как Костя сжал кулаки. Я испугался, Светка, по-видимому, тоже: что он сейчас ударит Ольгу. Мы со Светкой с обоих сторон схватили его за руки.

Костя выдернул руки, разлил горилку, мне и себе.

–Олеж, давай на брудершафт. Мне не западло выпить с моим лучшим другом, пусть он хоть черта лысого любит. Поняла? А вот то, что твоя любимая сестричка жизни чужие, как спички ломает, по-твоему, нормально?

Светка, не выдержав, разревелась:

–Дура я, ненавижу себя. Если Софья не отойдет, никогда не прощу себе этого.

Я ее приобнял, и сам не знаю зачем, сказал, что Артур выгнал меня из больницы, что он не хочет меня больше видеть.

Она подняла на меня заплаканные глаза:

– Олеж, ты действительно его любишь?

У меня ком в горле встал, я понимал, что своим ответом раню ее, но не сказать не мог:

– Люблю, больше жизни люблю. Никого так не любил, как его. Прости, Светик.

За столом повисло тяжелое молчание. Костя разлил остатки «Горилки», и достал самогон. Мы пили всю ночь – и «ни в одном глазу». Костя травил анекдоты про голубых, но никто не смеялся, а он все равно травил. И я был ему благодарен за это, лучшего друга – просто не найти.

Утром я позвонил Артуру. Телефон все еще был отключен. Наверное, он у него сел, а зарядки нет. И голодом в больнице сидит, поди… Я купил продукты, соку. Взял его запасной зарядник, полотенце, мыло. И на свой страх и риск пошел в больницу.

Он спал на соседней кровати, свернувшись калачиком на голом клеенчатом матрасе. У меня сжалось сердце. Софья Владимировна лежала под капельницей. Глаза закрыты, кожа мертвенно-бледная, одна половина лица как-будто выдвинута. Медсестра подошла ко мне и, молча тронув за рукав, поманила за собой.

– Вы родственник?

Я замялся, не зная, что сказать.

– Не близкий, но родственник.

– Не переживайте, она поправится, все будет хорошо. Она уже разговаривать начала. Правда плохо еще, но будем надеяться, речь выправится. А ходить пока с палочкой придется, но дай бог отойдет. Вы ее сейчас покормите, потом протрите спиртом, чтоб пролежней не было. Артура можете не будить, он уже вторые сутки без сна, пусть спит. Я вам сейчас одеяло дам, укроете его.

Софья Владимировна внимательно, молча смотрела на меня, пока я ее кормил с ложечки бульоном. Я был ей благодарен, что она позволяла мне это делать. Когда я поправил ей подушки, и хотел перевернуть, чтобы протереть ей спину спиртом, она слабо сжала мою руку. Я со слезами на глазах смотрел на нее. Ее губы с трудом выдавили:

– Это ты?

Я кивнул, и поцеловал ей руку. Уголки ее губ дернулись:

– Умеешь подмазаться.

Она говорила вполне понятно. Потом тихонько погладила меня по руке:

– Не обижай его. Он мой единственный, все, что есть.

– Мой тоже, единственный, все что есть, – я встал перед ней на колени, и положил голову к ней на живот. Она потихоньку гладила мои волосы.

– Мама, – Артур стоял над нами и плакал. А я и не заметил, как он проснулся. Потом опустился рядом со мной и, уткнувшись в мать, совсем разрыдался. Она уже гладила нас обоих, одной рукой, вторая еще не работала, приговаривая:

– Глупенький, надо было мне рассказать.

Через неделю мы забрали маму из больницы. Я жил у Артура. Взял отпуск, не позволив бросить ему учебу, а Софья Владимировна меня поддержала. Еще пошутила:

– Артур, не лишай мать внимания такого красавчика. Пусть поухаживает за мной, все бабы от зависти на работе полопаются.

Еще через два месяца мать Артура вышла на работу. И гордо заявила сотрудникам, что ее сын ТАКОГО парня отхватил – у самой Светки отбил. Светка не стала уточнять, что вообще-то все было наоборот. Они помирились, и она часто передавала Артуру какую-нибудь работенку через мать. Когда мама Артура поправилась окончательно, мы с Артуром переехали ко мне. И первым делом, что я сделал – устроил настоящую брачную ночь.

Часть 2. Первый снег.

Сегодня выпал первый снег. Это первая наша общая зима. Артур радуется этому первому снегопаду как маленький. Подставил лицо под летающие, серебристые от лунного света, снежинки, и они, как брильянтовая крошка, переливаются в его волосах. Тают на горячих губах, дрожат на длинных ресницах – и я готов его съесть. Боже, как же это сексуально! Я даже представить раньше не мог, что простые снежинки могут так украшать.

А он кружится, смеется, ловит их языком. Я не выдерживаю и валю его на это белоснежное девственное покрывало. Его губы такие горячие, а щеки холодные и раскрасневшиеся. Впиваюсь в сладкие губы, зарываюсь рукой в его волосы. Но он выворачивается из-под меня, и вот уже я в сугробе, а он верхом на мне. Я только хотел возмутиться, а он уже накормил меня снегом. Снег везде: за шиворотом, в рукавах, в волосах, во рту, на лице. Артурчик заливается ручейком и все больше норовит искупать меня в снежной ванной.

Наконец мне удалось поменяться ролями, и теперь он весь в снегу. Я подал ему руку, приводя его в вертикальное положение. Обнял и крепко прижал к себе. Он тяжело дышит, весь как ледышка, холодный. Я накрываю его руки своими, дышу на них, пытаясь согреть.

Целую каждый его пальчик, и ловлю его взгляд. Он смотрит на меня с такой безграничной нежностью, что я таю, как снеговик под лучами солнца. Осыпаю его лицо поцелуями, губами прихватываю его пушистые ресницы, и он все теснее прижимается ко мне.

– Боже, как я люблю тебя, малыш. Как же я жил без тебя все это время?

Он прижимает свои губы к моему уху и шепчет:

– Пойдем в дом, покажешь, как ты меня любишь. Отогреешь, отымеешь.

Все. Финиш, добежать бы до дому.

Мы с ним на Костиной даче. Они завтра должны приехать сюда с ребятишками, и мы топим печку, прогревая дом. Завтра к их приезду затопим баню. В прихожей я срываю с него и с себя мокрую одежду. Снега мы нанесли в дом – мама не горюй. Сейчас лужи потекут, но нам не до этого. В доме тепло, потрескивают березовые дрова в печке, потихоньку кипит чайник. И так все уютно: по-деревенски расстелены самотканые половички, на стенах развешаны травы, и запах от них одуренный.

Кровать стоит старая, сетчатая полуторка, застеленная огромной периной. И мы проваливаемся в нее, как в громадный сугроб. Я покрываю плечи, грудь, живот Артура горячими поцелуями. Щекочу языком его соски, от чего он стонет и подставляет мне шею для поцелуев. Вот мои губы впились в нежную кожу под его подбородком, и он выгибается подо мной – это его эрогенная зона.

Чудо, мое любимое чудо – такое сладкое, такое красивое. Я схожу с ума по тебе, я схожу с ума от тебя. И уж точно я сойду с ума, если вдруг тебя – не будет у меня.

От этой мысли, я со всей силы прижимаю его к себе:

– Никому не отдам, никому.

Артур поддается бедрами мне на встречу, и я сжимаю его ягодицы. Такая страсть охватывает меня, что я готов зубами впиться в это податливое тело. Я сдерживаю звериный рык, рвущийся из меня, и впиваюсь губами в его горячий, напряженный орган. Его пальцы тут же вцепились мне в волосы. Он весь выгибается навстречу моему жаркому рту, мечется и стонет подо мной. Я не выдерживаю такой пытки, развожу его ноги в стороны, немного слюны – и я уже в нем. Отрываю его от кровати, подхватив руками за ягодицы. Его тело в моих руках, глаза закрыты, он стонет, всхлипывает от наслаждения, а я не могу больше сдерживать себя. Мои движения становятся все жестче, мне хочется быть в нем всему, раствориться в нем, достать до самого сердца. О, господи, так не может быть хорошо, так не бывает – когда у тебя мозги на вылет, когда тебя рвет и плющит, когда ты кричишь как раненый зверь.

Вспышка в мозгу, судорога по всему телу, кажется, что ты умер, и душа твоя улетает в рай. Его сердце рвется в твои ребра, а твое отвечает тем же. Ты сжимаешь из последних сил это бьющееся под тобой тело, и наступает смерть. Ты умираешь, чтоб возродиться снова.

Он гладит твои волосы обессиленной рукой, а ты смотришь в его затуманенные глаза, и не веришь, что он твой, что ты так богат.

А на улице снег – мягкий, пушистый снег. И это ваша первая зима и ты надеешься, что она не будет последней.

Часть 3. Новый год.

Город весь в огнях. Всюду развешаны гирлянды – на киосках, у входа магазинчиков, на столбах. Даже на деревьях. Дух захватывает от такой красоты. На крышах мелких магазинов установлены небольшие крутящиеся елочки, которые сверкают на радость малышне. В общем, Новогоднее настроение горожанам обеспечено. У меня тоже оно приподнято, даже больше – у меня предновогодний мандраж. Это наш с Артурчиком первый Новый год. Я очень хочу, чтобы он был особенный. Чтоб запомнился нам обоим на всю жизнь.

Я ехал с работы к матери Артура: он приболел и был у нее. Она его отпаивала травяным чаем с медом и малиновым вареньем. И еще пыталась, уже который день, накормить нас обоих перекрученным лимоном. При этом воспоминании меня передернуло – терпеть не могу лимон. Голова моя была забита самой главной проблемой – что подарить Артурчику. Как назло, я ничего не мог придумать. Набрал Костин номер, попросил что-нибудь посоветовать. У него же на все случаи любых торжеств был один ответ:

– Купи что-нибудь из золота.

И тут меня осенило. Сердце подпрыгнуло и сладко замерло.

Зайдя в магазин, я направился к прилавку с обручальными кольцами. И теперь красивая коробочка с двумя колечками, лежавшая во внутреннем кармане, грела мне сердце. Всю оставшуюся дорогу до дома Софьи Владимировны я улыбался, как самый настоящий придурок. Теперь мне нужно выдержать эти три дня, и не проговориться Артуру про подарок. Он что-то совсем разболелся. Голос пропал, и он смешно сипел, пытаясь говорить. Нос был красный и натертый. Мама укутала Артурика в два одеяла, насыпала ему в носки горчицы, а горло обернула водочным компрессом. Он был похож на маленького, и вызывал этим своим видом такое умиление, что я еле сдержался, чтобы не зачмокать его насупленную мордаху.

– Ну что, больной, какие прогнозы на Новый год? Носом будешь шмыгать, или все-таки поправишься?

Он что-то просипел, и мне стало его так жалко, что я не удержался и все-таки прильнул к его губкам. Софья Владимировна улыбнулась, а больной стал как бордовая свеколка.

Дома я не хуже заботливой мамочки носился вокруг Артурчика. Разогревал ему молоко, заставляя пить его с медом, через каждые пятнадцать минут совал ему градусник в подмышку, и, помимо этого, льнул к его лбу губами, не доверяя градуснику. Если бы Артур мог говорить, давно бы послал меня, наверное, с моей чересчур навязчивой заботой.

Наконец он не выдержал моей суеты, и, когда я в очередной раз полез к его лбу, он дернул меня на себя. Я тут же со лба переключился на шею, подбородок, грудь, живот и … Все было горячее, температура была везде. А как было горячо внутри …– это не описать. Зато после того, как я вытащил из Артура свой «градусник», он, весь вспотевший, тут же уснул. Я – счастливый и удовлетворённый – тоже.

На следующий день я перед работой увез Артура к матери. Она взяла на работе отпуск, собиралась в деревню к своей сестре на Новый год. Я сегодня тоже работал последний день, и уходил на заслуженный отдых без содержания. На работе я то и дело, доставал коробочку с кольцами, любовался ими и представлял, как я делаю Артурчику предложение. От этих представлений меня разбирал смех, и я весь день просидел с улыбкой до ушей, весь в мечтах. Сотрудники на меня махнули рукой, и оставили в покое после того, как я, не глядя, подписал очередную бумажку, качая головой в такт говорившему, словно китайский болванчик.

В себя меня привел телефонный междугородний звонок. Еще не взяв трубку, я уже знал, кто звонит. Мои предки уже пять лет жили в Германии. Приезжали ко мне только на свадьбу. Звали нас со Светланой с собой, но я не захотел, мой дом был здесь. Узнав о нашем со Светой разводе, они приняли его довольно спокойно. Мама лишь глубокомысленно изрекла: «Слава богу, хоть детей не успели нажить». Звонили они мне так же, как и приезжали – по великим праздникам. Поэтому про Артурчика они ничего не знали. Помня реакцию Софьи Владимировны, я не торопился их ставить в известность. И когда, взяв трубку, я услышал от своей маман, что на Новый год они приезжают, у меня был шок. Конечно же я соскучился по родителям, и хотел их увидеть. Но Новый год – я планировал его справлять только с Артуром. Я хотел, чтобы эта ночь была только наша, я мечтал заниматься любовью под наряженной нами елкой. Пить шампанское с его рта, брать шоколад из его губ. Я мечтал сделать ему предложение, надеть на его тонкий пальчик кольцо, и чтобы он надел такое же на мой палец. Я не ПЛАНИРОВАЛ объясняться на Новый год с предками, я не хотел держаться от Артура на пионерском расстоянии. ЧЕРТ, ЧЕРТ, ЧЕРТ!!!!

Все планы коту под хвост.

Приехав к матери Артура, я не знал, как ему сказать о том, что приезжают мои предки, и Новый год придется справлять с ними. Он притянул меня к себе и, заглянув в глаза, прошептал осипшим голосом:

– Олеж, ты чего такой? На работе что-нибудь случилось?

Я рассказал о приезде родителей и затаил дыхание, ожидая его реакцию. Я готов был его утешать, обещать, что Рождество будет только нашим, целовать его и умолять, чтобы он не расстраивался. Но я совсем был не готов услышать, как он обрадовано скажет:

– Олежь, так это же здорово! Моя мама тогда тоже будет с нами справлять Новый год. Ты не возражаешь?

Софью Владимировну перспектива познакомиться с моими родителями очень даже вдохновила. И она сразу начала думать, что же им такого приготовить – того, чего они в своей Германии не едали. Получалось, что один я был не в восторге от прибытия собственных предков…

Собрав семейный совет, состоящий из Артура, меня, Софьи Владимировны, Светки, Ольги ну и, конечно, Костика, мы решили, что Новый год будем справлять все вместе. Увидев Светку, мои будут думать, что мы с ней опять вместе. Ну а нам с Артурчиком было приказано потерпеть, и не доводить до больницы бедных родителей. Мы обреченно согласились, решив восполнить все на Рождество.

Стол ломился – наши женщины постарались на славу. Костик нагнал натурпродукта, не доверяя государственному алкоголю. Самогон был пяти видов: на кедровых орешках, на цитрусовых корках, на вишневых косточках, на дубовой коре и на корне женьшеня. Ольга добавила сюда еще домашние вишневую и смородинную наливки.

Отмечать решили у матери Артура.

Я как на иголках стоял в аэропорту, весь издергался, ожидая родителей. Мне предстояло убедить их принять приглашение, и отправиться встречать Новый год к Софье Владимировне. Но мои, как ни странно, с радостью согласились. Они, видите ли, не собираются разрушать мои планы. Они прекрасно понимают, что я не собирался сидеть дома один, если бы они не приехали. Поэтому они с радостью познакомятся с моими друзьями. А наговориться мы еще успеем. Они будут гостить у меня до самого Старого Нового года. От этих слов у меня случилась слабость в ногах, и отцу пришлось подхватить меня под локоток. Я чуть не плакал, и все время нащупывал коробочку с кольцами, сжимая ее в кармане.

Приняв душ, отдохнув, мы к десяти вечера приехали к Софье Владимировне. Артур открыл дверь, и, бледный как стенка, протянул моему отцу дрожащую руку. Тот ее радостно пожал, не дав Артурчику опомниться, и насовал ему полные руки гостинцев из Германии. Увидев Светку, мои немного удивились. Но с теплотой ее обняли и поцеловали. Костю и Ольгу они тоже знали. Как-никак с Костей мы дружили с самого детства, и мои родители были у него на свадьбе. Поэтому обнимали его как родного. Наши с Артуриком мамки спелись через пять минут.

Извинившись, я утащил Артурку в спальню, сказав, что мне с хозяином пошептаться надо. Зажав его в угол, я присосался к нему, как пиявка. Его всего трясло от волнения. Губы были холодными, руки тоже. Я со всей страстью пытался вдохнуть в него жар. И он с благодарностью его принимал. В дверь постучали, я неохотно от него отстранился. Софья Владимировна зашла в комнату и потрепала меня по голове.

– Олежка, родители у тебя супер, такие простые. Я как-будто их всю жизнь знала. Держитесь, мальчики. Ведите себя прилично.

Она чмокнула нас и потянула в зал. А я так и не сказал Артуру, что с Рождеством у нас тоже облом.

Посидев за столом и проводив Старый год, мы с удовольствием слушали рассказы моего отца о жизни в Германии. Но вот уже поднял в телевизоре бокал с шампанским наш дорогой президент. Костя лихорадочно начал разливать шампусик, девчонки жгли какие-то записки и, побросав их в бокалы, довольные, повизгивали. Наши с Артуром мамки умиленно на них смотрели, приговаривая:

– Как дети, честное слово.

Я не выдержал, сжал руку Артура под столом, и посмотрел ему прямо в глаза, передавая во взгляде всю свою любовь. Он ответил мне таким же взглядом. Не знаю, сколько бы мы пялились друг на друга, но Костя, гад, пнул меня по ноге, скорчив страшную мину. И тут забили куранты. Все наперебой начали поздравлять друг друга, и целоваться. Мать с отцом прижали меня с двух сторон. Мамка заплакала, у меня тоже слезы навернулись на глаза. Я почувствовал угрызения совести, что так встретил их, почувствовал, как я по ним соскучился, как сильно я их люблю. Потом я обнял и поцеловал Софью Владимировну, и поймал благодарный взгляд Артура. Костя сграбастал и расцеловал Артурку и меня, прижав нас друг к другу. Молодчина Костя, знает, что нужно делать.

Пьянка была, как говорится, в самом разгаре. Костькин самогон, не смотря на хорошую закусь, действовал сногсшибательно. А пьяному, как известно, море по колено. Думая, что нас никто не видит, я снова утащил Артурчика в спальню. Я целовал его шею и губы с таким упоением, что если бы кто-нибудь зашел, я бы не смог оторваться. Но Артурчик сам меня от себя кое-как оторвал, причем мои губы никак не хотели отпускать его кожу на шее.

– Олежек, я тебе подарок приготовил, но я тебе его потом подарю, ладно?

– Я тебе тоже кое-что приготовил, радость ты моя. Мы с тобой обязательно завтра что-нибудь придумаем и выкроем часик для нас. Угу?

– Угу, – и опять его губы в моих.

Костя нас чуть ли не силой вытащил на свет божий. Все танцевали. Родичи не отставали от «молодежи». Отец как-то странно посмотрел на нас с Артуром. Особенно на Артура. И тут я понял, куда он смотрит. У Артурки на шее красовался огромный свежий засос. А губы были, как пельмешки. Мы с ним спалились. Вляпались так не хило, по самые помидоры.

Я готов был провалиться сквозь землю. Артур засоса и своих губ не видел, поэтому просто смущенно покраснел от взгляда моего отца. Батя мой, не долго думая, схватил нас под руки и весело сказав:

– Пойдем-ка, парни, покурим, – поволок нас на площадку в подъезд.

Софья Владимировна тоже заметила отметину на шее Артура, и, схватившись за сердце, села на диван. Моя маман, подумав, что ей просто плохо, побежала на кухню за водой – все засуетились. Отец, видя все это, пожал руку матери Артура.

– Все хорошо, мы просто поговорим. Я не враг им, поверьте.

Она, сглотнув слезы, кивнула. Музыка орала во всю, но весело никому уже не было. Костя, Ольга и Света все прекрасно поняли. И только моя мама стояла со стаканом воды и недоуменно на всех смотрела.

В подъезде отец закурил. Артур почти вжался в стену, его трясло, и я, наплевав на все, подошел к нему и обнял. Отец посмотрел на нас в упор, покачал головой и, наконец, заговорил:

– Олег, вы из-за этого со Светой расстались? Давно это у тебя? Почему ты молчал? Почему ничего не сказал, прежде чем идти к твоему…– он запнулся, не зная как назвать Артура.

– К моему любимому, отец. К моей второй половинке. Со Светой мы расстались раньше, чем я Артура встретил. До этого я на парней не смотрел вообще. Если ты об этом спрашиваешь. Артура я люблю. И с этим – вам с мамой – придется или смириться, или отказаться от меня.

– Господи, как тебе такое в голову только пришло? Как можно от своего ребенка отказаться? И потом, не забывай, где мы с мамой живем. Там такие пары, как вы, в обнимку, не стесняясь, ходят. Так что мы с твоей матерью не такие уж и консерваторы, думаю, постараемся переварить все это. Ну, невестушка, иди я тебя обниму.

Батя мой улыбался Артуру во весь рот. А Артурчик чуть ли не повис у меня на руках. Я думал, еще чуть-чуть, и он в обморок хлопнется. Но ничего, он от меня отстранился и подошел к отцу. Прошептав «Спасибо», упал в его объятья и разревелся.

– Ну, все, чего ты? Перепугались, да? Ну все, тихо, тихо. Это не ты, это самогонка плачет.

Успокойся, все хорошо будет. А внуков мы Светлану попросим родить, она вроде же как нам сноха тоже.

–Батя!

–Тьфу ты. Да не от тебя конечно, придурок. Выйдет же она потом за кого-нибудь. Вот мы и будем их деткам вроде бабушки с дедушкой. Бабки с дедками никогда лишними не бывают. Тем более заграничные. Ну, все, пойдемте, мамок успокоим. А то они извелись, наверное, уже. Да, кстати! Я так понимаю, все остальные в курсе ваших амуров? Артур, твоя мама знает?

–Знает, батя, знает. Все знают. Любовь, ее не скроешь.

– Это точно, – отец кивнул на засос на Артуркиной шее. – Так, значит, Софьюшка нам сватьей приходится?

Артурово сиплое, тихое: – Наверное, – довело батю до слез. Он смеялся и не мог остановиться.

В подъезд стали потихоньку выползать все домочадцы, с беспокойством поглядывая на отца. А он, все еще смеясь, обнял Артура и подтолкнул его к моей матери:

– Ну, принимай, мать, второго сына, куда от них теперь. Ой, сватья, выдрать бы их обоих, да поздно уже.

Мама моя, как и Артурова, была заплаканной. Ей, наверное, все уже рассказали. Она молча обняла Артурку, а потом и Софью Владимировну. А я сгреб их всех, вместе с батей. Мне тоже хотелось плакать, но я держался. Зато все остальные, включая Костю, вовсю шмыгали носами. У Светки с Ольгой самогон так и лил из глаз. Во дают, прямо как в мелодраме со счастливым концом.

На следующий день, опохмелившись, наши родители свалили в деревню к Артуровой тетке. А мы с Артурчиком остались наводить порядок. Батя нам наказал, что если они приедут, и дома будет бардак, намылит нам шеи. Уже вечером, управившись и приняв душ, мы, наконец, дорвались друг до друга. Оторвавшись от Артуровых губ, я встал перед ним на колено.

–Артур, малыш, я люблю тебя. И жизнь без тебя не имеет смысла. Я хочу предложить тебе свое сердце и свою руку, скрепить этими кольцами наши жизни. Ты согласен взять мое сердце?

Он опустился на колени рядом со мной, протянул руку и положил мне её на грудь, туда, где стучало мое сердце.

– Я отдаю тебе свое, а взамен забираю твое. Я согласен принять и твою руку тоже.

Мы одели друг другу кольца, и я прильнул к его сладким губам. И никакая сила не могла оторвать нас друг от друга.

Я целовал его под елкой, слизывал с его губ шоколад. А когда стянул с него майку, обомлел: на левом соске Артура красовалось маленькое золотое колечко.

–_Нравится? Это мой подарок тебе.

Я готов был кончить еще ничего не начиная. От одного вида этого пирсинга, у меня в паху начался такой пожар, что я чуть ли не разорвал джинсы на этом сексуальном засранце.

Я вошел в него, как варвар-завоеватель, сорвав с его губ вскрик, кусая его соски, прихватив зубами золотое колечко. Захватив его бедра в железные тиски, я готов был рычать, как животное, двигаясь в нем все быстрее, насаживая его на себя со всей силы. Я обезумел от этой страсти, от его стонов и криков. От его выгибающегося тела. От боли впившихся в мою спину ногтей. От хриплого – «Ещё, сильнее, Олежек, миленький!!». Я сходил с ума в этом безумном танце безумных тел. Его крик, последний рывок, и мы падаем, падаем, падаем….

Или летим, как летают только во сне.

Часть 4. БОЛЬ.

Я еще раз окинул взглядом все свои приготовления. Встроенные в потолок разноцветные лампочки – не яркие, а так, создающие атмосферу интима, рассеянным светом освещали круглый стеклянный столик. Ваза с фруктами, высокие десертные бокалы с клубникой и взбитыми сливками. Вазочка с шоколадными конфетами и пирожными. Бутылка вина, фужеры в виде сердец, плавающие свечи – стол смотрелся вполне. В холодильнике несколько салатов, в духовке запеченное мясо с картофелем. Окинул взглядом комнату – новые тяжелые шторы и легкая воздушная тюль, диван современного дизайна, огромный телевизор на стене. Ремонт, который я сделал своими руками – все должно удивить, ну и, надеюсь, понравиться Артурчику. Пока он был месяц на практике в Новосибирске, я полностью видоизменил нашу квартиру.

Этот месяц прошел быстро, я торопился все сделать до приезда Артура, поэтому после работы сразу принимался за ремонт. Но скучал по нему – не передать словами. Сердце грело в этой вынужденной разлуке только желание сделать сюрприз любимому человеку. Возился каждый день чуть ли не до утра, притупляя работой желание видеть свое чудо. И вот сегодня он приезжает. Через два месяца у него защита. Слава богу, хоть с армией проблема решилась, я так боялся, что Артурку после института загребут служить отечеству. Я, конечно, не против службы в армии, но мысль, что я не буду видеть своего любимого полтора года, меня приводила в ужас.

В аэропорту еле сдержался, чтобы не сграбастать и не впиться в губы, не сдавить в железные тески объятий. Артур был каким-то заторможенным, неохотно отвечал на мои расспросы, пока мы ехали домой. Я списал это на усталость. Когда он вошел в квартиру, то восторженно ахнул.

– Нравится? – я, наконец, впился ему в губы, прижимая к стене в прихожей.

– Да, очень. Когда ты только успел? – он как-то мягко выворачивается из моих объятий. Проходит в комнату и с каким-то отрешенным и, как мне показалось, виноватым видом плюхается на диван. Меня это насторожило, но особо я значения его поведению не придал.

– Давай, прими душ и за стол. Я романтический ужин сообразил по поводу твоего приезда. Как же я соскучился, – не удержавшись, валю его на диван и начинаю целовать.

– Олежь, я пойду все-таки душ приму. Ты грей пока свой ужин, – он вывернулся из-под меня.

Я растерялся. Не так я представлял нашу встречу. У меня внутри все кипело от нетерпения – зацеловать его, затискать. Я думал, что и Артур должен чувствовать то же самое. Но что-то было не так. Страх холодной змейкой стал заползать и сворачиваться в сжавшемся от нехорошего предчувствия сердце.

Ужин прошел как-то вяло. Он с неохотой рассказывал о своей поездке, я буквально вытягивал у него все клещами. Артур был всегда словоохотлив, мне иногда приходилось останавливать его болтовню поцелуем. Что-то случилось, я это чувствовал, но до смерти боялся спросить у него. Вернее, боялся услышать ответ. Взял самую крупную клубнику, опустился перед ним на колени и провел сливками по его губам. Он поддался мне на встречу, прихватил ягоду губами и она исчезла у него во рту.

Я тут же приник своим ртом к его, и мой язык последовал за клубникой. Его язык ответил, сплетаясь с моим, губы открылись на встречу поцелую, руки зарылись в мои волосы и он опустился на пол рядом. Мое сердце подпрыгнуло от радости, все страхи улетучились, как выпущенный на свободу пар. Желание, сдерживаемое целый месяц, расплавляло мозг, жарило необъятным пламенем всё нутро. Руки лихорадочно ласкали любимую кожу, губы и язык не могли насытиться поцелуями. Страсть диким зверем рвалась наружу. От его запаха, от разгоряченного желанного тела я сходил с ума, проваливался в какой-то запредельный круговорот. Хотелось только одного – не разжимать объятий, слиться в единое существо, раствориться в этом водовороте и не возвращаться в реальность. Стоны Артура, мое учащенное хриплое дыхание, пульсирующий от желания член, рвущийся в его плоть. Волна сжигающего как огонь наслаждения, туман в голове, слабость враз обессиленного тела.

Дата добавления: 2015-06-28